Читать книгу Лиловая тетрадь. Первый дневник - Ольга Евгеньевна Шорина - Страница 10

Вчерашний день оказался очень насыщенным.

Мне же по-прежнему надо безжалостно убивать время! Я очень часто сижу в скверике у нашего Дворца культуры, где такой трогательный памятник А. С.Пушкину работы самого Вячеслава Клыкова!

Я читала «Московский комсомолец», который мы много лет выписываем, о буднях института Склифосовского, как одной девушке, пытавшейся покончить жизнь самоубийством, «удалось убедить врачей», что она ничего такого не хотела, иначе её отправили бы в психушку. Ветер совершенно измял газету, превратив её в безобразный ком.

На мне брюки-стрейч, края штанин я уже совершенно изорвала своими огромными толстыми каблуками, и прошлогодняя кофточка цвета фуксии, очень оживляющая.

Коротая время в пушкинском скверике, я мечтала о какой-нибудь удивительной встрече. И, как говорится, ни одно наше даже самое бесплодное ожидание, не пропадёт даром. Справа ко мне подкрались и спросили:

– Девушка, вы читаете? Я не помешаю?

– Нет.

Это был тип, наверное, уже сорока лет, если не больше. А может, и двадцати девяти, – я плохо определяю возраст. Толстенький, смуглокожий, со взъерошенными, потными волосами, ужасно некрасивый, в поношенной клетчатой рубашке. Не везёт, так не везёт!

– А можно, я с вами сяду?

– Пожалуйста!

– Вы не закурите? Не курите? А я тогда закурю, позволите?

– Пожалуйста!

– А пиво не пьёте?

– Нет.

Не буду врать, что никогда не пробовала лёгкого и тяжёлого алкоголя, но у меня не было друзей, с которыми я могла бы предаваться сим модным занятиям.

– А ведь я к вам пристаю!

– Ну и что? Я ведь уйти могу.

– И правда… – словно сделал великое открытие мой собеседник. – А можно с вами познакомиться?

– А зачем?

Я же нахожусь в очень опасном «изголодавшемся» состоянии, когда на безрыбье и рак – рыба. Хотя рак – очень дорогой и ценный продукт, чего не скажешь о моём новом знакомом.

– Да такая девушка интересная… А мы ничего, мы трахаться сразу не пойдём.

Я, конечно же, испугалась. Но сбежать от него, обнаружив свой страх, я посчитала ниже своего достоинства. Нас же учили ещё в советской школе, что бояться – позор!

– А как вас зовут? – не отставал он.

– Афина!

– Ну, надо же, богиня войны! А я – Аркадий.

Никого ещё не встречала в реальной жизни с таким именем. Да у меня и вообще всегда было очень мало знакомых.

– А кто вы по знаку Зодиака?

– Скорпион.

– Ну, надо же! Роковая женщина!

Говорить с ним было абсолютно не о чем, разговор не клеился.

– И как же нам дальше встречаться?

Я пожала плечами.

– А пойдём сейчас в парк, покурим, выпьем пива!

Я со страху вжалась в ажурную красную скамейку.

– Нет, я не хочу никуда идти. Мне жарко очень.

– Мне тоже жарко.

Тогда я спросила его, чем он по жизни занимается.

– Да вот работаю, – гордо сказал Аркадий.

Тут я не выдержала и сбивчиво, хватаясь то за одно, то за другое, выложила этому типу всю правду о своей работе. Потому что больше же мы не увидимся!

– Так почему же ты работаешь без денег?!! – поразился Аркадий.

– Потому что мне обещают заплатить!

– Запомни: там, где тебе обещают, никогда не заплатят! – грозно сказал он.

– Хорошо, я запомню.

– Так ты что, вообще без денег сидишь? Может быть, тебе одолжить?

Соблазн весьма велик, но я сказала:

– Нет, не нужно.

Опустив низко голову и уставившись в утоптанную, мёртвую землю, Аркаша произнёс таинственно и торжественно, как в театре:

– Афина, ты… ты всё можешь переварить?

– Всё! – тоже как-то ненатурально заверила я его.

– Ведь лучше же сразу всё узнать?

– Да, лучше сразу.

– Афина, ты будешь трахаться?

– Нет.

Мне уже стало смешно.

– А ты когда-нибудь пробовала?

– Нет.

– И неужели тебе не хочется?!!

– Нет.

Просто как в кино на допросе. Будто анкету какую заполняю.

– Не пьёшь и не куришь… Значит, ты – человек одушевлённый?

Наверное, он хотел сказать – «духовный», но вспомнил школьную грамматику: предмет одушевлённый и неодушевлённый.

– Получается, так.

– Но, я же не такой, как другие!

– Мы все – индивидуальные…

Вздох. Аркадий протягивает мне свою противно потную руку, пожимает кончики пальцев:

– Афиночка, всех тебе благ. Я пошёл.

И он скрылся за розовым домом, на пересечении улиц Пушкина и Парковой.

Я посидела ещё немного, чтобы Аркадий меня не выследил. Меня всю трясло.

Мама с детства боялась отпускать меня на улицу, чтобы я ни с кем никуда «не пошла». Я её не понимала. Теперь понимаю. Но я уже столько месяцев провожу на улице, и такое «заманчивое» предложение получаю впервые!

А у входа в сквер ко мне подскочил низенький, с гладким и вытянутым, как кабачок, черепом, мужичок, с маленькими глазками, и похвастался, радуясь, как ребёнок:

– Вот здесь вчера представление пушкинское было, – «Руслан и Людмила». Героев отгадывали. Наину, колдунью, никто не мог угадать, а я подсуетился, и коробку шоколадных конфет выиграл, и мамке отвёз! Здорово?

– Ну да! – поддержала его я.

В подъезде, где партштаб, я уткнулась в закрытую дверь. Приходит Володя Подосиновиков.

– Слушай, возьми анкеты, я спешу.

Это тебе не сегодняшний Аркаша-таракаша из сквера. Высокий, могучий, русоголовый, на машине и при должности. Он проводил опрос на заводе во Фрязино, где работал.

Но…

– У него есть маленький ребёнок! – с восторгом шепчет опоздавшая, как всегда, Коломейцева.

В наше же время это подвиг! Только вот что из них вырастет, этих святых младенцев «переходного периода»?

Подтягиваются Симаков, девки с Сиреневой, и другой Володя, Кучкин. Все делятся впечатлениями и, конечно, верят, что сделали большое и нужное народное дело. И никто не хочет думать, что нас просто отымели по полной программе.

– Я во Фрянове опросил одного фээсбэшника, – хвалится Володя. – Он видит президентом Жириновского. Наверное, просто слышал, что он тоже военный, а о других ничего не знает.