Читать книгу Рассказы о любви - ОЛЬГА Геннадьевна ГАИНУТ - Страница 4

Фёдоровна и Петровна – закадычные подруги. Их дружбе без малого 50 лет, и их дома – соседние. Фёдоровна живёт в своей двухкомнатной квартире вместе с дочерью сорока лет и внучкой, которой уже девятнадцать. Но они находятся в абсолютно враждебных отношениях: не разговаривают, питаются отдельно, продукты покупают сами себе и хранят их врозь.

Уже пять последних лет, после своего восьмидесятилетия, Фёдоровна почти не может ходить. Поэтому продукты ей покупает и приносит домой Петровна, как-никак, она на десять лет моложе, ей всего 75.

Частенько утро для Петровны начинается со звонка Фёдоровны, которая очень любит поговорить, но со стенами, за которыми сидят дочь и внучка, не очень удобно, ещё подумают, что ума лишилась:

– Подруженька, что будешь готовить сегодня?

– Да вот всё купила на «рыбу в шубе», сейчас отварю картошечку со свёклой, открою новую банку майонеза и займусь селёдочкой. Полину побалую. Она так много работает, что про еду иногда забывает.

У Федоровны даже мутнеет в глазах от желания попробовать это.

– Ты уж принеси мне немножко, ты же знаешь, что это моё самое любимое блюдо.

И так чуть не каждый день, с той лишь разницей, что селёдка меняется на окрошку или курочку. И все блюда – самые любимые. Если Фёдоровне изменяют ноги, то аппетит остался ей верным.

Как-то зимним вечерком Петровна звонит подруге и выражает желание прогулять её по морозцу. Та в восторге:

– Ты ж моя ясная! Я уже два месяца не выходила на улицу! Как же я соскучилась по свежему воздуху! Сей же час оденусь потеплее и спущусь, чего бы мне это ни стоило!

И вот они тихонько, шажок за шажочком, идут по улице, поддерживая друг друга.

– Слушай, Петровна, что я надумала, – начинает Фёдоровна, а в голосе и неуверенность, и сомнение. – Я же вижу, как тебе не сладко возиться со мной. Пенсия у меня хорошая. Уйду-ка я в дом престарелых! Там за мои деньги будет мне уход и питание, чем плохо! Да и дочь с внучкой вздохнут свободнее. Они уж ждут, не дождутся остаться без меня в квартире.

– Ну, подруга, я буду думать. А пока смотри, какой снежок кружится! Да и мы с тобой ещё ого-го! Помирать нам рановато!

На другой день Петровна пришла домой к подруге серьёзная и озабоченная.

– Я всю ночь думала, и вот такой мой ответ, – она переводит дыхание. – Давай-ка мы вместе переберёмся в тот дом престарелых. Во-первых, куда мы друг без дружки, а во-вторых, надо мне оставить Полину одну в квартире, – Петровна ловит удивлённый взгляд подруги. – Пойми, ей уже 25 лет, никакой личной жизни у неё нет. И не будет, пока я с ней в этой однокомнатной квартире, это я точно знаю! Девушке нужна хоть какая-то степень свободы. А вдвоём нам с тобой не будет там хуже, я так думаю.

Ты вспомни, как я её родила в 50-то лет! – улыбается воспоминаниям Петровна. – Все врачи в штыки! Опасно, рискованно! А то не понимали, что я на крыльях счастья, и нет мне преград! Я думала родить её на радость. Так и вышло! Это моя умница! Но вот теперь я понимаю, что должна устраниться и не мешать ей. Давай договоримся не рассказывать Полине того, что я сейчас поведала. Будем стоять на своём и всё тут! Жаль, что муж не дожил и не увидел, какая ягодка стала Полина! – в голосе Петровны нотки гордости за дочь, смешанные с печалью о муже.

Эти слова болью отозвались в Фёдоровне, у неё-то ситуация совсем иная:

– Наверно, хорошо, что мой Иван погиб, когда дочери было 15, иначе бы не вынес того, что у нас теперь. О-хо-хо, тяжело мне!

Полина, услышав слова матери о доме престарелых, не знала, смеяться или плакать. Ни одной клеткой своего существа она не могла этого допустить.

– Мамуля, когда это нам было тесно вместе? Мне всегда будет хорошо с тобой!

Петровна, убеждённая в том, что действует для счастья дочери, была неумолима, делая упор на Фёдоровну.

– Дочка, ну ты же посуди, как я брошу на произвол судьбы свою давнюю подругу! Ну, кому она там будет нужна? – убеждает дочку Петровна. – Ты же у меня девочка душевная! Видишь, как жизнь закрутила. Но мы же будем видеться, общаться. Ты не бери в голову!

Полина была так расстроена, что пыталась найти поддержку у сослуживцев. Кто-то подмигивал и советовал на радостях собрать вечеринку. Этих она от возмущения даже не удостоила ответом. Другие вполне допускали такой вариант и убеждали её, что маме действительно не будет хуже. Кто-то завидовал: одна в квартире!

Таким образом, вся контора оказалась вовлеченной в эти разговоры.

В тот первый день без мамы Полина не могла найти себе места. Она буквально физически страдала! Но, навестив на второй же день, немного успокоилась: подруги разместились в одной комнате, где было уютно, почти, как дома. Висела программа активного досуга.

Тем не менее, Полина не перестала страдать. И хоть она гордилась своей мамой, её верностью подруге, чувство вины не покидало её, и душевное спокойствие не приходило. Прошли уже месяцы, а боль не оставляла. Она ходила на работу, смотрела передачи по телевизору, посещала фитнес центр, а боль была с ней.

Примерно в то время в соседний отдел устроился на работу новый сотрудник по имени Николай. Он был среднего роста, с копной светлых волос, с глазами серьёзными, но добрыми. И пошла о нём молва из отдела в отдел, поскольку он сразу проявился, как дельный, знающий сотрудник. Правильно мыслил, принимал достойные решения, при необходимости разруливал трудные ситуации. И при этом не зазнавался, не ставил себя выше других. Был вежлив, спокоен. И скоро стал любимцем в коллективе.

Но было одно «но»: в 30 лет он не был женат. Это было его осознанное решение, о котором он никому не рассказывал.

Уже со школы Николай мечтал стать программистом, а потому должен был уехать из родного города сразу после выпускных экзаменов. На каникулы он не приезжал, потому что не мог позволить себе жить на деньги матери. Он всегда находил работу и пытался жить на эти средства.

Но тесная, крепкая, добрая связь с мамой поддерживалась письмами.

– Дорогой сынок, сегодня ко мне приходили ученики заниматься литературой. Такие смышлёные ребята! Я очень рада общению с ними! Приятно, что мои знания им нужны. И всегда вспоминаю, как мы с тобой читали и разбирали произведения классиков. Ты отличался оригинальным мышлением. Ну, не буду, не буду! Я знаю, как тебе не нравятся похвалы. И твою критическую самооценку тоже помню.

– Сегодня был праздник города. Мы с тётей Ниной и тётей Дашей (помнишь наших соседок по квартире?) ходили на площадь смотреть концерт. Замечательно там танцевали и пели! Это были самодеятельные коллективы. Какие молодцы: не пинают жизнь ногами, а в свободное время танцуют! Очень достойно!

– Ты береги себя, сынок! Зимой всегда одевай шарф. Тёплая шея удерживает тепло во всём теле. И питайся хорошо. Я тебе скопила немного денег, отделяя постепенно от пенсии. Купи на них новое пальто. И старайся не всё время корпеть над учебниками, отдыхать тоже нужно. Как же я хочу увидеть тебя! Мой же ты сладенький мальчик! Ну, не буду, забылась немного.

Николай хранил все письма, которые получил от мамы за пять лет учёбы. Правда, за месяц до защиты дипломной работы письма перестали приходить. Но в том напряжённом ритме он не сразу осознал это.

В день вручения дипломов наконец-то пришло долгожданное письмо. Но на конверте Николай увидел чужой почерк и чужой обратный адрес. Нетерпеливо разорвав, прочитал:

– Коля, ты меня не знаешь, меня зовут Мария Петровна, я соседка твоей мамы по комнате. Прожив вместе в доме престарелых уже четыре года, мы неизбежно подружились, а потому я воспринимаю тебя, как своего собственного сына.

Николай пошатнулся: какой дом престарелых? У его мамы своя двухкомнатная квартира. Ещё отец, когда был жив, получил её. Старшая сестра живет отдельно. Правда, письмами она его не баловала. Присылала открытку раз в год, из чего он мог узнать, что у неё всё хорошо и что мама не болеет.

– Сообщаю тебе, что твоя мама долго болела и три дня назад умерла, хотя так мечтала увидеться с тобой. При встрече я тебе всё подробно расскажу и передам от неё подарки, которые она бережно собирала для тебя.

Николай побелел. Новость выбила почву у него из-под ног. Скорее лететь домой! Как он собрал чемодан и что делал потом, он помнил с трудом.

И вот он примчался к сестре. Она давно отвыкла от него, да и не ожидала скорой встречи, надеясь, что брат после получения диплома останется работать там, где учился.

– Что это?!– он тряс перед ней письмом Марии Петровны.

– Это было решением мамы: чтобы я продала её квартиру и купила своей семье большой дом, а ты, она сказала, не пропадёшь в жизни. Она добровольно ушла в дом престарелых.

– А про то, что мамы уже нет, ты и не думала мне сообщить? У тебя в мыслях только квартиры да вещи?

Глаза сестры забегали по сторонам. Она не приготовилась к такому разговору. Николай смерил её презрительным взглядом.

И вот он сидит на скамейке в тихом сквере рядом с Марией Петровной. Открывается, что сестра, от просьб переходя чуть не к угрозам, принудила мать отдать ей квартиру. А мама, интеллигентная и добрая, не захотела ей перечить.

Вот тогда Николай произнёс слова:

– Раз родная сестра оказалась способна на такое, значит все они, женщины, такие! Никогда женщина не войдёт в моё сердце!

Такой большой коллектив, как тот, в котором работала Полина, похож на пульт управления атомным реактором, где всё на виду, и все кнопки «живые» и тесно связаны между собой, потому что иначе никак нельзя.

Николай не раз видел Полину. И то, что у неё были большие серые глаза и красивые губы, только ещё больше отталкивало его от неё.

Полина, конечно, тоже была наслышана о новом сотруднике и о его, как передают, высоких деловых и человеческих качествах.

В тот день Полина взяла нужную документацию и пошла в отдел, где работал Николай. Все четверо, сидя на стульях, расслабленно беседовали во время десятиминутного перерыва. Трое парней при появлении Полины встали, а Николай и не подумал. Те были удивлены безмерно. Как? Их обходительный, культурный, воспитанный Николай, который служил им примером эти три месяца и которого, чего скрывать, они уже уважали, не встал для приветствия женщины?!

Полина женским чутьём оценила всю ситуацию в доли мгновения. Она моментально мысленно выстроила логическую цепочку, следуя дедуктивному методу Шерлока Холмса:

– только мне он демонстрирует пренебрежение – что у меня может быть такое, чего нет у других? – а, эти слухи про дом престарелых – почему он на это так остро реагирует? – у него было что-то похожее – он сильно страдает от этого – потому и осуждает и таким способом умышленно выказывает мне, как мало он меня уважает.

На это хватило двух секунд. Ей было обидно: «Не знает реального положения дел, а судит по сплетням!». После чего она подошла к нему вплотную и громко отчеканила:

– Что, прошлое не даёт покоя? Я за всё заплатила, самой высокой ценой! И не тебе меня судить!

Он был поражён. По его волнению она поняла, что попала в десятку. Он попытался приподняться, но Полина не дала ему такой возможности:

– Поздно строить из себя культурного. Вот так и смотри на меня снизу вверх всегда!

Оставив документы, при полной тишине она вышла из комнаты.

Николай ничего не стал объяснять, а сам задумался. Он полагал, что прав на 100%, но оказался проигравшим. И он решил сначала извиниться перед девушкой, а потом узнать о ней больше, чтобы понять её правду.

После рабочего дня он зашёл к ней.

– Полина, я вёл себя некрасиво. Ты уж не сердись, пожалуйста. Дай мне возможность реабилитироваться. Прошу тебя! Пойдём сегодня с работы пешком?

Он говорил мягко, деликатно. И Полина не захотела обидеть его отказом. Вечер был тёплый и приятный. Сначала они нащупывали тональность для общения. Всё, что она слышала о Николае, реально было. Но она чувствовала, что полностью он не раскрывается перед ней. Она же не могла притворяться, изображать из себя что-то. Та обида уже не сидела в ней занозой. И Полина перестала быть скованной и замкнутой. Её обычное доброе расположение духа вернулось к ней, а с ним и свойственная ей открытость и желание деятельности, созидательной и полезной.

– Знаешь, общаюсь в интернете с подругами по школе и даже по институту и выясняется, что они не помнят и десятой доли тех событий, что помню я. И черты лица людей, которые прошли через нашу жизнь, я помню во всех подробностях, а многие и сами лица этих людей ни за что не вспомнят. Почему так?

– Память у тебя лучше.

Она внимательно смотрит ему в глаза.

– Я не стала бы спрашивать, будь истина так близко на поверхности! По-моему, это слишком тривиальное объяснение. Разве можно скинуть со счета душу индивидуума! Мне кажется, дело не столько в памяти, сколько в способе восприятия мира, в эмоциональности. Меня глубоко трогало, живо интересовало, а потому глубже входило в сердце и надолго оставалось. Чем более поверхностно впитывать информацию, ощущения, чувства, тем быстрее их не останется

в тебе. У всех художников прекрасная память на лица, потому

что они пристально всматриваются, чтобы потом по памяти нарисовать.

Наверно, можно сравнить с закрытой дверью. Постучись чуть-чуть. Не открывают? Если сразу уходишь, то тут же и забываешь. А если долго бился, может, кричал или писал и вталкивал записку, то это станет маленьким событием и запомнится.

Николай был приятно удивлён тем, как неординарно она мыслит. Он вдумывался в её сравнения, размышления, предположения и находил в них много рационального. Но и её лёгкая поэтичность не могла пройти незамеченной. Николай понимал, что, хоть она и владеет технической специальностью, душу художника не спрячешь за формулами.

На второй день они снова гуляли после работы. Полина уже не чувствовала Николая чужим. И он заметно изменился, как будто скинул тот внешний слой, через который к телу не проходил воздух.

– Как-то соседка попросила посидеть три-четыре часа с её сыновьями трёх и пяти лет, а, уходя, указала на полку с книгами, мол, не скучай, если что. Мальчики хорошо играли сами, и я действительно стала выбирать книгу. Но там оказались низкопробные романчики, и в одном даже писались нецензурные слова! Знаешь, я с трудом поверила своим глазам! Как обидно, что почти пропала серьёзная государственная книжная индустрия с отделами корректоров, со штатом высокообразованных сотрудников, когда было невозможным купить книгу с сомнительным содержанием и прочитать площадную брань, как что-то само собой разумеющееся!

Хотя, с другой стороны, ведь наша реальная жизнь вся замешана на этом, от школьников младших классов до стариков. А искусство должно отражать жизнь! Коля, я чего-то не понимаю?

Николай поражался тому, как глубоко она вникает в жизнь. Откуда у молодой девушки такое острое восприятие окружающей действительности?

– Хотя, помнишь, как Куприн в рассказе «Груня» отобразил это самое: «Поднялась знаменитая, изощрённая волжская и приволжская ругань». Но он же не стал писать все слова этой ругани, как пишут в книгах теперь! А вспомни, как Василий Аксёнов в первой своей повести «Звёздный билет» впервые в нашей литературе открыто написал слово «конь», которым подростки тогда, в 1959 году, называли отца. И какие после этого поднялись споры! А теперь спокойно издают такие книги на потребу дня!

На третий вечер они оказались на городской площади в то время, когда там проходило праздничное мероприятие. Громко играла музыка, и всех приглашали на танцы. Полина мгновенно зарядилась азартом обстановки и просто не могла устоять, её ноги и вообще всё существо погрузились в музыку и танец.

– Коля, я схожу с ума от музыки! Мне даже страшно иногда от этой зависимости, потому что в такие минуты я боюсь потерять контроль над собой, и кто-то сможет воспользоваться этим. Но как же хорошо!

Полина танцевала вдохновенно, без стеснения, не оглядываясь на окружающих, не думая о глазах, которые могут быть устремлены на неё. А глаза были. Это были глаза Николая. В них непроизвольно отражался восторг, они ласкали, светились, посылали ей нежность. Николаю было очень приятно обнаружить, что Полина хорошо танцует и так глубоко чувствует музыку!

Отдышавшись, Полина приблизилась к нему и даже слегка опёрлась о его руку. Как будто ток пронзил Николая! Что-то случилось с ним! То ли это музыка так подействовала, то ли лучистые глаза Полины, открыто и весело смотрящие на него! Нет, было прикосновение! Он ощутил тепло её тела! И отчётливо понял, что это то, о чём он давно мечтал и что запретил себе. А глаза Полины блестят совсем рядом:

– Цыганок у Горького в «Детстве» не имел голоса, чтобы выразить миру все свои чувства, тем яростнее он выражал себя в пляске. Колька, это про меня! Это мой способ самовыражения! Ты теперь знаешь мой секрет!

Не имея сил удержаться и противостоять музыке, Полина снова закружилась в танце.

А в Николае рушились его установки. В нём шла переоценка ценностей. И стрелка уверенно и неотвратимо склонялась в ту сторону, на которой была Полина.

Иногда он даже думал, что его мама слушает их разговоры. Он начал воспринимать Полину, как часть себя. А потому однажды стал рассказывать ей свои глубоко запрятанные чувства:

– Как-то в седьмом классе всем ученикам шестых и седьмых классов сказали идти в спортивный зал со стульями. Там оказалась актриса театра, которая стала читать наизусть стихи, подобранные для того возраста. Я был удивлён. Минут десять я просто слушал. А потом она представила: Константин Ваншенкин «Мальчишка» Она читала очень выразительно, поставленным голосом, с правильной жестикуляцией. Это само по себе было замечательно! Это было чуть ли не первое близкое общение учеников с таким жанром в искусстве. Да что говорить, первое! Но, когда она произнесла последние слова этого стихотворения, меня пригвоздило к стулу! Разбередились такие чувства и ощущения, что я не мог с ними справиться. Так значит, не я один думаю об этом, пытаюсь понять, окунаюсь в эти вопросы и чувства! Какая великая задумка, не знаю школы ли или театра – прийти к детям и открыть им глаза на поэзию и любовь, как прекрасную составляющую жизни! Конечно же, оно со мной навсегда, это стихотворение.

Полина глазами просит его: «Прочитай мне».

Он был грозою нашего района

Мальчишка из соседнего двора.

И на него с опаской, но влюблённо

Окрестная смотрела детвора.

Она к нему пристрастие имела,

Поскольку он командовал везде.

И плоский камень так бросал умело,

Что тот, как мячик, прыгал по воде.

В дождливую и ясную погоду

Он шёл, бесстрашный, как всегда,

И посторонним не было прохода,

Едва он появлялся у пруда.

В сопровожденье преданных матросов,

Коварный, как пиратский адмирал,

Мальчишек бил, девчат таскал за косы

И чистые тетрадки отбирал.

В густом саду устраивал засады.

Играя там с ребятами в войну.

И как-то раз увидел он из сада

Девчонку незнакомую одну.

Забор вкруг сада был довольно ветхий –

Любой мальчишка в дырки проходил –

Но он, как кошка, прыгнул прямо с ветки

И девочке дорогу преградил.

Она пред ним в нарядном платье белом

Стояла на весеннем ветерке

С коричневым клеёнчатым портфелем

И маленькой чернильницей в руке.

Сейчас мелькнут разбросанные книжки,

Не зря ж его боятся, как огня…

И вдруг она сказала: «Там мальчишки.

Ты проводи, пожалуйста, меня.

И он, от изумления немея,

Совсем забыв, насколько страшен он,

Шагнул вперёд и замер перед нею,

Её наивной смелостью сражён.

А на заборе дряхлом повисая,

Грозя сломать немедленно его,

Ватага адмиральская босая

Глядела на героя своего.

…Легли на землю солнечные пятна.

Ушёл с девчонкой рядом командир.

И подчинённым было непонятно,

Что это он из детства уходил.

(Константин Ваншенкин)

Много позже я нашёл у Куприна точное описание, подходящее к тем эмоциям, которые бурлили во мне тогда:

«А вечером, в спальной, Казаков долго не спит, лёжа в своей кровати. Он прижимает крепко руки к груди и жарко и благодарно шепчет: «Господи! Господи!..» И в этих словах наивное, но великое благословение всему: земле, водам, деревьям, цветам, небесам, запахам, людям, зверям, и вечной благости, и вечной красоте, заключённой в женщине… И потом он плачет долгими, радостными, светлыми слезами, которые никогда уже не повторятся в его жизни».

Николай взволнован, он снова окунулся в те минуты, когда он только начинал открывать и формулировать для себя мир.

Полина с ним на одной волне: «Он говорит именно то и так, как я сама понимаю и чувствую».

– Представь, я тоже в седьмом классе испытала потрясение, подобное твоему. Летом около кинотеатра построили сцену, на которой разместились музыканты. Вокруг собрался чуть ли не весь город. И вот солист стал петь:

Никто не приглашает на танцы,

Никто не провожает до дома

Смешную угловатую девчонку

Тихоню и не модную совсем.

Ну как вам не понятно, ребята,

Что красота лишь внешне приятна.

Не могут быть на свете все красивыми

А счастье почему-то нужно всем.

Не заменит внешность губ неярких нежность

Маленького сердца большую доброту.

Преданность и верность не заменит внешность,

Только вот не каждый видит эту, эту красоту.

(Слова М. Рябинина)

Ведь я могла не оказаться там! Это была бы потеря на всю жизнь! Я стояла, как ударенная чем-то по голове, потрясённая.

Таких ярких моментов не много. Но как они важны! Это бесценные кирпичики в фундаменте нашего бытия, без них что можно возводить?!

Николай кожей ощущал своё новое состояние. Он стал другой. Что-то совсем изменилось.

Да что же это?! Он чувствует, что уже не может без встреч, без разговоров, размышлений, без искренних, честных глаз этой девушки.

– От неё исходит музыка и чистота. Чистота мыслей и поступков. Она не такая, как все! Неужели это возможно? Для него встреча с не такой, как тысячи, – это подарок? А, может, это…? Нет, моё сердце закрыто!

Но теперь он уже не в силах смотреть на неё без восхищения. Он внимательно следит за каждым её движением, провожая глазами, полными заботы и даже… Нет, нет!

Взгляды Николая, устремлённые на Полину, утопающие в ласке и нежности, не могли не замечать сослуживцы. Всем ясно, что он влюблён бесповоротно. Только он сам боится признаться себе в этом.

Полина уже доверяла Николаю. Она интуитивно чувствовала, что он не принесёт в её жизнь плохое. И потому, она познакомила его с мамой. Он увидел атмосферу тепла и уважения. Увидел своими глазами, как высоко ценит Полина душевные качества матери, как они дружны. Сам он, лишённый такой гармонии, млел в их обществе, расслаблялся душой и сердцем. И Фёдоровне хватало погреться от этих лучей. Он видел, что они настоящие, не пропитаны жадными интересами, и помыслы их чисты.

В то воскресенье они договорились о встрече рано утром, чтобы поехать на электричке в соседний город, где открыли после реставрации знаменитый музей. Николай позвонил в дверь её однокомнатной квартиры и не услышал ни звука. Он позвонил ещё раз. Опять тишина. Плохие мысли обдали его холодом и понеслись, одна хуже другой. Тогда он громко постучал. И тут дверь распахнулась. Полина, заспанная, протирая глаза, в короткой ночной сорочке старалась совместить реальность с только что прерванным сном. Но тут же она вспомнила и о поездке, и о запланированной ранней встрече и, испугавшись, что проспала, залепетала, скрестив на груди руки:

– Колька, я проспала? Да? Уже не сможем уехать? Ой, как же так получилось? Иногда сон приходит под утро и тогда он очень крепкий. Что же делать?

Волна нежности, жалости и любви накрыла Николая. Он, не контролируя себя, обнял Полину и ощутил запах и тепло её тела. Он утонул в распущенных после сна волосах и задохнулся от блаженства.

– Полюшка, я был страшно неправ, осуждая тебя! Я был просто чурбан! Ты растопила моё сердце! Ты не можешь не видеть, что я…

Она быстро закрыла его рот ладошкой. Он стал целовать её маленькие, тонкие пальцы и понял, что все преграды, которые он выстроил для себя, рухнули.

– Почему ты не даешь мне сказать, что я люблю тебя? Я люблю тебя!

И светлый, яркий, радостный, божественный поток захватил их. Он стал покрывать её лицо поцелуями, а потом нашёл те тёплые, трепетные, ждущие, созданные для любви губы!

«На его долю выпало редкое счастье испытать хоть на мгновение ту истинную любовь, в которой заключено всё: целомудрие, поэзия, красота и молодость». (А.И. Куприн «Фиалки»)