Читать книгу Мелодия древнего камня - Ольга Геттман - Страница 2

Нашу жизнь можно сравнить с тайнописью, созданной Посвящённым, разгадывать всю жизнь, но она так и останется вечной тайной, в которой каждое событие предопределено, а мы лишь участники большого театрального действа с ролями, полученными во время рождения. Каждое событие жизни, несомненно, имеет причину, которую очень заманчиво попытаться разгадать.

Существует красивая персидская легенда о драгоценных камнях, в которой говорится: «В начале творения Бог – Творец всего сущего, создал прекрасный, чистый, гармоничный мир для первых людей. И для его сохранения поставил божественную защиту – Твердь небесную. Но коварный Дух разрушения и обмана проник в этот совершенный мир, осквернил его и разрушил, а осколки упали на землю, превратившись в драгоценные камни, но не потеряли присущей им божественной энергии защиты и помощи. И с тех пор они служат напоминанием о совершенном мире и являются проводником к нему. Каждый кристалл представляет собой определенную систему расширения сознания. Концентрируя великую божественную энергию, он способен помочь человеку через очищение прийти к совершенству». Вероятно, у камней существует своя душа, своя воля – она копилась тысячи лет их существования, прежде чем попала к нам.

Веками ученые спорят, от кого произошел человек – эволюционировал ли от обезьяны, прилетел ли из Космоса, слеплен ли из глины некоей Божественной дланью.

Существует и еще одна любопытная теория – что человеческая цивилизация на Земле отнюдь не первая, и что несколько миллионов лет назад бок о бок с пещерными людьми существовала иная цивилизация – северная страна. Гиперборея, простирающаяся от современного северного полюса до Уральских гор. Населяли её создания, совершенные в своей красоте и мудрости. Мифы о ней сохранились в памяти многих народов. Давным-давно страна, эта была уничтожена сильнейшими природными катаклизмами, но остатки ее населения смешались с людьми и принесли им новые знания. Именно гиперборейцы, согласно одной из легенд, впервые явили людям красоту удивительного камня, переливающегося всеми цветами радуги. Правы ли старинные предания и ученые, изучающие паранормальные явления, неизвестно. Одна/ко достаточно взглянуть на. удивительный камень лабрадор, чтобы почувствовать, насколько отличается он от прочих самоцветов. Необычно свойство его – иризация, или способность переливаться под разными углами зрения различными цветами. Такие минералы в природе встречаются редко и никогда, не проявляются ярко и четко. Основной цвет лабрадора, как правило, белый, серым или коричнево-желтый, но на поверхности камня он отливает холодными зелеными, синими, голубыми и фиолетовыми тонами. То вспыхивая, словно огнем, то растворяясь в непрозрачной черной мгле сапфировыми проблесками – не зря в Индии его называли павлиньим камнем за. сходство с красочным нарядом павлина.

Бывают лабрадоры и молочно-белые, и огненно-красные, и зеленые – однако всех их объединяет красивое радужное мерцание, сопровождаемое перламутровым блеском, отчего создается впечатление, будто камень светится изнутри.

Магическая сила самоцвета не раскрыта до конца, однако, достоверно известно, что он как ника/кой другой усиливает предвидение и способность к мистическому осознанию мира, помогает развить экстрасенсорные способности и издавна, считается талисманом целителей и чародеев. Лабрадор пробуждает в человеке скрытые таланты, дарует яркие мечты и заставляет своего владельца попытаться совершить то, что казалось недостижимым. Он считается амулетом людей творческих – писателей, поэтов, музыкантов, художников. Им он приносит вдохновение и признание.

Камень очень «привязывается» к своему владельцу и оберегает его от неприятных ситуаций. Этот минерал условно разделяют на мужской и женский: более прозрачные, с золотисто-голубым отливом, считаются мужскими. Перламутровые, отливающие всеми цветами радуги – женскими.

Женский и мужской лунный камень в старинных перстнях

Свою силу минерал черпает у Луны, недаром его называют ещё и Лунным камнем. Если в полнолуние положить его под серебристый Лунный свет, то он, впитав лучи, «молодеет», становясь более переливчатым, живым, игривым.

Этот удивительный камень, с первого взгляда, невзрачный, очаровывает глубокой игрой света, и складывается впечатление, что всполохи золота и лазури живут собственной жизнью, пытаясь открыть нам какую-то ведомую лишь им тайну – тайну рождения красоты, которую мы, несмотря на всю свою просвещенность, так и не сумели разгадать.

Говорят, что мудр тот, кто признается в своем незнании. Сегодня мы недалеко ушли от наших предков, которые искали на звездном небе летопись своей судьбы, и часто оказывались гораздо прозорливее нас.

На поверхности загадочного камня вспыхивают цветные блики, похожие на свет вечерних звезд, и можно лишь по чувствовать сердцем, видел ли действительно таинственный радужный камень за-кат иной, великой цивилизации.

* * *

Густая, насыщенная запахами южная ночь опустилась на старый город. Над крышами спящих домов в сизых облаках по бархату чёрного неба плыла голубая полная Луна. Казалось, что она внимательно разглядывает уснувший город, словно ищет в нём свою давнюю знакомую, осторожно заглядывая в комнаты, тихо проплывая мимо.

Николь стояла у раскрытого настежь окна, чувствуя приближение своей старинной приятельницы. Камень на тонком пальце начал оживать, теплеть, становясь всё ярче, напиваясь волшебным лунным светом. В его переменчивой, мерцающей всеми цветами радуги сердцевине таилась жизнь целой вселенной, ожившая в ласковом, переливчатом лунном свете, просочившемся в окно.

Сердце Николь пульсировало в такт камню, от вибрации которого по комнате разлилась возвышенная, небесная мелодия любви. Мелодия знакомая и неизвестная одновременно, чарующая, волнующая душу и сердце, заставляющая забыть обо всём на свете, кроме него – возлюбленного, у которого на пальце такой же камень, наполняющийся лунным светом и поющий под её еле слышные вздохи.

Мелодия покинутой любви оборвалась на самой высокой ноте. Звук ещё вибрировал в ночном воздухе, затухая, гипнотизируя и уводя за собой от реального мира, когда раздался пронзительный, дерзкий звонок телефона, возвративший Николь в опостылевшую реальность. Она, нехотя, словно раздумывая, подняла трубку.

– Это Никкаль Радаева? С вами говорит частный детектив Андрей Ильин, здравствуйте! Извините за поздний звонок, у меня хорошие новости для вас. Похоже, я напал на след вашего пропавшего брата – Эмиля Радаева. Он находится в больнице Нижнереченска в тяжёлом состоянии…

Николь медленно по стенке сползла на пол, теряя сознание. Луна не торопилась покидать её. Она пронизывала голубоватыми лучами и мелодичной вибрацией тело девушки, словно для того, чтобы оживить, как оживила волшебный камень на её руке.

* * *

Эмиль родился в самом красивом и гостеприимном городе Азербайджана – Баку, самобытном и поражающем своим спокойствием, с многовековой историей, европейскими устоями и восточным гостеприимством. Название его переводится, как «место Бога», что, вероятно, связано с горящими фонтанами нефти и газа. Чтобы понять или хотя бы прикоснуться к древнему городу, нужно его прочувствовать, слиться, ощутить на себе его эмоции и колорит.

Ближе познакомиться с древним и вечно молодым Баку поможет путешествие во времени, на несколько веков назад.

«Городом вечных огней» называют этот благословенный уголок Кавказа, из-за бьющей из-под разломов подводных скал лавы. До наших дней сохранились поистине величественные старинные постройки, свидетельствующие о величии и славе города.

Первые воспоминания о Баку можно найти в летописях девятого века нашей эры, но это не значит, что до этого его не было. Вероятно, он назывался по-другому, но люди здесь жили всегда. Удобное географическое положение, а также стратегическое назначение города, подвергало его завоеванию другими народами. Климат, перекрестные торговые пути, плодородная земля, Каспийское море, богатая нефтью земля – все это делало значимым город и территорию вокруг него.

Пытались завоевать город монголы. Жители сражались долго, за за это Баку был разграблен и разрушен. На долгие годы город пришел в упадок, торговля не велась, добыча нефти прекратилась. Оживать Баку начал к началу 14 века.

Такова доля богатых природными ресурсами территорий – их никогда, не оставляют в покое. Так и в начале 18 века русский царь Петр Первый решил стать единовластным хозяином Каспия и вытеснить как можно дальше турок и персов. По русским Баку был недолго и уже в 1730 году вновь перешел под власть Ирана. После этого Азербайджан был на долгие годы подвержен междоусобным войнам из-за торговли нефтью, что уже тогда, приносила, большие прибыли.

Род Радаевых был старинным – ещё в семнадцатом веке, когда предки жили в Иране, их любили и уважали за доброжелательное отношение к соотечественникам, кристальную порядочность, музыкальность и мастерство в ювелирном деле. Эти качества передавались из поколения в поколение, совершенствуясь.

Эмиля назвали в честь деда, который умер за три года до рождения внука. Эмиль всегда интересовался его жизнью и творчеством – читал письма, слушал музыку, считая, что должен повторить его путь, непременно связанный с музыкой.

Дед Эмиля вырос в семье музыкантов и ювелиров. Эмиль Радаев-старший рано начал играть на рояле, а во время учебы в Бакинской школе освоил скрипку, играя в оркестре, музыка стала главным делом его жизни.

Отец Эмиля, Давид, был очень одаренным человеком. Талантливый театральный художник, он оформлял спектакли в родном городе, играл на многих инструментах. Мать Эмиля Галина Исаева с будущим супругом встретилась у общих знакомых в Баку, где жила с родителями. А вскоре приняла предложение от влюбившегося в неё с первого взгляда Давида. Они поженились, через год у них родился сын, которого назвали Эмилем.

Галина служила актрисой, у неё был хороший голос, музыкальность была прекрасным дополнением к драматическим способностям. На сцене Галина была очень эффектна – броская внешность и одаренность, видимо, в большой степени произошли от смешения кровей: ее отец был наполовину украинцем, наполовину евреем, а мать – русской. Пленяли её зелёные, скорее, изумрудные глаза, в обрамлении чёрных ресниц и бровей, и пышные волосы цвета морозного каштана. Галина родилась в Москве, там и получила театральное образование.

У Давида была единственная родная сестра с красивым именем Айсель, что означает «Лунный свет». Она была младше брата на пятнадцать лет, и он относился к ней как к дочери – родители умерли, когда девочке исполнилось шесть лет. Он оформил опекунство, следил за её успехами в общеобразовательной, а потом и в музыкальной школе. Очень помогала няня – Стефания Фёдоровна Беломестнова, которая была знакома с погибшими родителями, когда же родился Давид, а потом Айсель, стала их любимой нянюшкой. Имея высшее филологическое образование, она преподавала в Ленинградском университете, а выйдя замуж за военного, переехала с мужем и маленьким сыном в Баку Любимые мужчины погибли при пожаре в собственном доме – Стефания была в это время на родине, в Ленинграде. Сыну Серёже только что исполнилось пять лет. Она овдовела в тридцать пять и больше замуж не выходила.

Старшие Радаевы, узнав о трагедии Стефании, пригласили её няней и воспитателем для маленького Давида, а зная, что она лишилась жилья, предложили две комнаты в своём доме. В одной был её кабинет, обставленный по периметру книжными шкафами с многочисленными книгами, с большим письменным столом, покрытым зелёным бархатом, и настольной лампой в обрамлении зелёного полупрозрачного плафона. На окне всегда стояли свежие ирисы – любимые цветы Стефании. Во второй комнате располагалась аскетично обставленная спальня: старинная кровать с плетёным из белого металла изголовьем, торшер, светящий уютным, тёплым оранжевым светом и прикроватная тумбочка, на которой всегда лежала книга. На стене висели фотографии сына и мужа в бронзовых рамочках.

Постепенно к этим фотографиям стали добавляться фотографии Давида и Айсель, а позже и Эмиля с Никой. И запах… горьковато-пряный, волшебный, заставляющий задержаться у Стефании ещё хотя бы на пять минут! Чистота в её комнатах была абсолютной – она не доверяла уборку помощницам по хозяйству, делая всё сама и, видимо, получала удовольствие от этого процесса. «Порядок – основа стабильности и гармонии человека», – любила напоминать Стефания, неназойливо приучая детей содержать свои комнаты в чистоте и, непременно, собственными руками.

Родители Давида знали эту молодую интеллигентную женщину не один год – встречались у общих знакомых и слушали её увлекательные рассказы о русских писателях и поэтах. Она была из старинного княжеского рода Беломестновых. Врождённый аристократизм проявлялся в каждом движении, слове, интонации. И, конечно, в поступках. Живя в Баку, Стефания помогала «особенным» детям – занималась с ними бесплатно, подтягивая каким-то невероятным образом до уровня обычных школьников, делая их раскованными и уверенными в себе. В дальнейшем её воспитанники добивались успехов в разных специальностях, но многие, как и она, посвятили жизнь филологии и педагогике.

Она была красива необычной красотой. Седые волосы, уложенные в замысловатую причёску, лишённое возраста лицо аристократки, взгляд серых глаз пристально-внимательный, очень добрый. Длинные пальцы со старинным перстнем на левой руке, и улыбка – настоящая, широкая и открытая, делающая её лицо молодым и лучезарным. А может быть, она и в самом деле была молодой?

Стефания приняла маленького Давида, как родного, он смог отвлечь женщину от гнетущих воспоминаний. Время течёт быстро, особенно в ежедневных заботах и обязанностях, которые няня взяла на себя. Часто на праздники готовила блюда не только азербайджанской, но и русской кухни, хотя супруги Радаевы старались как можно меньше занимать интеллигентную женщину домашними делами.

Мальчик вырос и уже не нуждался в опеке няни, но Стефания настолько органично влилась в азербайджанскую семью, приняв традиции и обычаи, что стала её уважаемым и любимым членом.

Рождение маленькой Айсель была большой радостью для семьи. Но особенно была счастлива Стефания. Она помолодела, похорошела и с радостью взяла на себя все обязанности по уходу за малышкой.

У Айсель рано обнаружился музыкальный дар, девочка не только чувствовала музыку, имела абсолютный слух, но и обладала чудесным голосом, который к шестнадцати годам под руководством опытных педагогов превратился в чистейшее колоратурное сопрано. Айсель была необычной девочкой. Часто её можно было застать в раздумьях и мечтаньях. Она очень любила смотреть на Луну и в дни полнолуния заворожено наблюдала за таинственной подругой. Порой Давиду казалась, что между ними происходит молчаливый диалог. А когда Айсель ложилась спать, с ней случались приступы сомнамбулизма, как правило, это совпадало с полнолунием.

Однажды няня Стефа, как называли её дети, обнаружила пятилетнюю Айсель, разгуливающую в ночной рубашке по карнизу второго этажа. После этого случая Давид поставил на окна решётки, а дверь спальни стал запирать на ключ. Даже отвёл её к знакомому психиатру на консультацию. Тот уверил, что девочка здорова и скоро перерастёт свою «странность». Так и произошло, к пятнадцати годам эта детская проблема забылась.

Айсель училась по классу вокала. Ей только исполнилось восемнадцать лет, когда в Филармонии состоялся концерт молодого русского певца с красивым баритоном – Николая Введенского. Он был другом детства брата Айсель Давида. До семнадцати лет Николай с родителями жил в Баку, недалеко от дома Радаевых. Много времени мальчишки проводили вместе, да и музыкой начали заниматься одновременно. Давид каждый год приезжал в Москву по приглашению Николая на его концерты, часто брал с собой сестру. Николай стал для неё кумиром с самого первого его сольного концерта. Когда друг приезжал на гастроли в Баку, то останавливался в гостеприимном доме Радаевых.

Введенский не обращал внимания на Айсель, а она мужественно переживала его равнодушное отношение, не делясь своими чувствами даже с лучшими подругами. Другое дело – Луна! Она всё видит, понимает, наблюдая сверху за влюблёнными. Порой девочке казалось, что лунный облик менялся, когда Луна «смотрела» на неё, становился приветливым и добрым. «Наверное, такое лицо было бы у моей мамы, если бы она видела меня», – думала грустившая Айсель. Родители Давида и Айсель погибли, когда девочке только исполнилось шесть лет.

После концерта Введенского на очередных гастролях в Баку он, как всегда, пришёл в дом к Давиду и был покорён красотой восемнадцатилетней сестры друга.

Николай слыл прирождённым Дон Жуаном с большим опытом. Наличие жены и детей не мешало ему черпать вдохновение в непродолжительных романах с молодыми и не очень молодыми девушками. Его фигура была высокой, чуть сутулой, но при этом удивительно складной. Лицо скорее можно было назвать некрасивым, но при этом оно казалось необыкновенно выразительным и мужественным – чуть тяжеловатый подбородок, жестковатая линия рта, нос с благородной горбинкой. Глубоко посаженные глаза такого редкого цвета, будто море во время шторма – сине-серые, переменчивые в обрамлении густых чёрных ресниц пленяли сердца девушек. И брови чуть изогнутые, чёрные, а волосы светлые с непокорной, словно летящей волной прекрасно дополняли образ влюбчивого человека.

– Айсель, какой же красавицей ты стала! – густым, глубоким голосом произнёс Николай, разглядывая девушку с бесцеремонностью давнего знакомого. Глаза его были полны неподдельным восторгом.

Айсель смущённо улыбалась, смотрела на своего кумира сквозь густые полуопущенные ресницы. Платье цвета фиалок удивительно шло ей, подчёркивая лёгкую смуглость кожи и фиалковые, влюблённые глаза.

Николай коснулся ладони Айсель так осторожно, словно это не ладонь, а хрустальный цветок. Сначала кончиками длинных аристократических пальцев, потом губами. Долго, казалось, бесконечно долго она чувствовала его горячие губы на своих пальцах, отчего Айсель вздрогнула всем телом и ощутила, как ладонь её стала влажной от волнения.

«А в волосах у него серебряные нити, как я раньше не заметила? – подумала Айсель, – да и как я могла увидеть, если никогда с ним не находилась так близко!».

– Давид, признайся, ты специально скрывал от меня такой дивный цветок? – спросил Николай у друга.

Его ухаживания стали настолько изысканны, неназойливы, что девушка не в силах была отказаться от них. Ну, а для него ухаживать за неопытной, доверчивой, влюблённой девочкой – особый, необходимый для жизни драйв.

«У него мягкие волосы с ароматом полевых трав и горьковатым запахом полыни, а кожа пахнет морским солёным ветром!» – задыхаясь от счастья в объятьях Николая, думала Айсель. Губам было больно от жадных поцелуев мужчины, но, упиваясь блаженством от близости с кумиром детства, девушка была безумно рада и душой, и телом быть в его власти.

Они гуляли по прекрасному вечернему городу. Николай рассказывал Айсель историю Баку, водил по красивейшим местам и пел романсы на набережной, которая называется Приморским бульваром. Отреставрированные и обновленные кафе, аттракционы – везде побывали влюблённые.

Система прогулочных каналов «Венеция» – стало их любимым местом, они совершали прогулки на гондоле, ужинали в уютном ресторане на берегу Каспийского моря, находясь в плену своих чувств.

В последний день гастролей после концерта Николай привёл юную Айсель к Девичьей башне, рассказал легенду, с которой девушка, конечно, была знакома, но с большим вниманием слушала скорее не рассказ, а любимый голос Николая.

– Дата постройки Девичьей Башни – XII век, – рассказывал он, – одна из легенд гласит, что шах решил выдать свою дочь за нелюбимого человека. Пытаясь избавить себя от такой участи и отговорить отца, девушка попросила шаха построить башню и подождать, пока строительство не будет завершено. К моменту окончания строительства царь не изменил своего решения, и тогда девушка взошла на башню и оттуда бросилась в море. После этого камень, о который царевна разбилась, назвали «Камнем девственницы». Современные девушки, став невестами, приносят к нему цветы.

У подножия башни Николай признался Айсель, как был невероятно счастлив с ней и подарил колечко на память о волшебных днях. Она запрокинула голову к небу, туда, где розовая закатная полоса становилась ярче и шире, долго всматриваясь во что-то ей одной видимое, и тихо произнесла: «Сегодня наша последняя встреча. Мы больше никогда не увидимся. Вспоминай обо мне, когда будешь в Баку. И, пожалуйста, не провожай».

Николай стоял, привалившись спиной к старой башне, и наблюдал, как в сгущавшихся сумерках медленно тает тонкая девичья фигурка. Только когда Айсель полностью исчезла из виду, бодрым шагам направился к своему аккомпаниатору – полногрудой Наталье. На следующий день Введенский вернулся в Москву.

Через месяц после его отъезда Айсель поняла, что ждёт ребёнка. По традициям Кавказа беременность без мужа – позор для всего рода. Николай в свои тридцать три года был дважды женат и имел троих детей. Рассчитывать, что он женится на Айсель, не приходилось. Тем не менее, брат не позволил ей делать аборт. Посовещавшись с женой и со Стефанией, они придумали план, который позволил бы спасти честь старинного рода и ребёнка Айсель. На последних месяцах беременности Айсель не будет выходить на улицу – решили родственники.

Вместо неё с подкладным животом станет демонстрировать свою ложную беременность жена Давида – Галина.

Чем ближе подходил срок родов, тем печальнее, молчаливей и задумчивей становилась Айсель, словно предчувствовала неотвратимость близкой гибели. Ощущала приближающуюся трагедию и няня Стефа, она старалась больше находиться со своей любимицей, отвлекая её интересными рассказами от тяжёлых мыслей. А ночью, у себя в комнате тихо плакала и молилась за Айсель и ребёнка, которого девушка носила под сердцем.

Однажды Айсель вошла в комнату брата, по привычке села на подоконник распахнутого окна и обратилась к нему с просьбой, чтобы он позаботился о её ребёнке.

– Ты молода и красива, Айсель! В твоей жизни обязательно появится достойный мужчина, который полюбит тебя и твоего малыша. То, что случилось с тобой – это моя вина. Мне надо было вмешаться в ваши отношения с Николаем, не считаясь с тем, что он был моим другом.

– Что же, теперь ты не считаешь его другом? Неужели из-за меня? – удивилась Айсель.

– Он перестал быть в моих глазах не только другом, но и мужчиной. Прости меня, моя девочка! Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

– Похорони меня рядом с мамой и папой. И не перебивай, пожалуйста! Я чувствую, что родится девочка. Назовите её Никкаль, а когда ей исполнится пятнадцать лет, расскажите обо мне, о том, как я была счастлива всю свою недолгую жизнь, потому что любила её отца.

– Когда же ты полюбила Николая?

– Мне кажется, когда первый раз услышала его голос, сначала я влюбилась в его пение.

– Но тебе тогда было лет пять-шесть.

– Значит, я любила его почти пятнадцать лет, и все эти годы была счастлива!

– Скажи, сестричка, почему ты хочешь назвать ребёнка таким необычным именем?

– Так звали Богиню Луны, которой поклонялись в Месопотамии. Богиня Никкаль была призвана обеспечить гармонию не только в супружеских парах, но и в космосе, а также возрождение месяца и плодородие.

– И всё же я не верю, что с тобой может случится непоправимое, – находясь под впечатлением сказанного сестрой, произнёс Давид, – и приложу все усилия возможные и невозможные, чтобы ты и ребёнок были не только живы, но и счастливы.

– Не переживай, Давид, может быть, это всего лишь мои страхи, – попыталась успокоить брата Айсель.

– Мне стыдно, сестричка, но я очень смутно представляю, где находится Месопотамия. Это что-то из древней истории?

– Пока по территории древней Европы бродили дикие кочевники, на Востоке происходили очень интересные события, – рассказала Айсель. – О них красочно написано в Ветхом Завете и в других исторических источниках. Например, такие известные библейские истории, как Вавилонская Башня и Всемирный Потоп, случились как раз на территории Месопотамии. Это историко-географическая территория, расположенная между реками Тигр и Евфрат. Месопотамию можно назвать колыбелью цивилизации. Сейчас на этой земле находятся три государства: Ирак, Сирия и Турция. Ты, конечно, помнишь, что наш род из этих мест, как и рождённый древней землёй миф о прекрасной, мудрой и справедливой Богине Никкаль.

После разговора с сестрой Давида не покидало беспокойство за её жизнь. Чтобы подстраховаться, он полетел в Израиль для заключения договора с лучшими акушерами Тель-Авива. За месяц до родов Айсель, Галина и Стефания прибыли в столицу Израиля. Женщины лежали в отдельной трёхкомнатной палате, гуляли вечерами по живописному, ухоженному парку, откуда можно было видеть такое притягательное, изменчивое и манящее море.

Когда у Айсель начались схватки, она позвала Галину и Стефанию, обняла их и сказала: «Будьте для моей девочки самыми близкими людьми! Берегите её! И, пожалуйста, отдайте дочке, когда ей исполнится пятнадцать лет, кольцо моей матери. Пусть моя Никкаль будет счастлива!».

Айсель умерла в конце первых суток после родов от внезапно возникшего поздним вечером в полнолуние сильного кровотечения, успев взглянуть на свою дочку. Её тело было доставлено в родной город, где по просьбе Давида ждал знаменитый итальянский скульптор. Он сделал многочисленные эскизы, чтобы потом изваять скульптуру погибшей от своей чистой и непорочной любви прекрасной юной девушки.

На похороны пришли, казалось, все жители города. Мужчины стояли молча, низко склонив головы, женщины всхлипывали, а некоторые голосили на всю округу. От этих скорбных причитаний воздух на кладбище сгустился, стал таким вязким, что трудно было дышать.

Давид смотрел на свежую могилу и думал, как несправедливо устроен мир – эта чудная, талантливая девочка умерла в расцвете лет, а другие проживают пустую, серую жизнь до глубокой старости. Рядом стояла Стефания, как каменное изваяние – на её застывшем лице не было эмоций. Давид знал, как глубоко переживает эта выдержанная, сильная женщина уход своей любимой Лунной девочки-так она называла Айсель.

Изумительную скульптуру Давид через год после смерти сестры поставил на её могиле. Молодая женщина была прекрасна какой-то особой, не присущей обычному смертному, красотой. Тонкие черты лица, благородный, точёный профиль Богини, ямочка на правой щеке, распущенные, стекающие потоком по плечам длинные волосы, наклон головы – словно она хотела обернуться, но никак не решалась. Вытянутые вперёд в молчаливой мольбе руки, струящееся плотно облегающее тонкую девичью фигуру платье, босые ноги с маленькими, детскими ступнями. И печальный взгляд из-под полуопущенных век.

* * *

Дом дяди Давида превратился для Никкаль в родной, сам дядя заменил ей отца, а вот Галина матерью для девочки так и не смогла стать, хоть и старалась. Зато от нянюшки Стефы исходило столько материнской любви, нежности и заботы, что Ника (так звали ребёнка окружающие) даже не догадывалась, что её растят неродные родители. Особенно девочка любила Давида, и он отвечал тем же, балуя и оберегая свою маленькую принцессу, как называл он приёмную дочку. Галина даже начала ревновать мужа к ребёнку, но Давид так мягко пристыдил её, что попытки ревности были пресечены, едва возникнув. Такое у него было сердце – все там умещалось – и сила, и слабость, а строгость была прикрытием доброты. Инженер по образованию, он, унаследовав от отца музыкальность, играл на рояле. Давид превыше всего ценил порядочность не только в действиях, но и в мыслях, в словах.

Маленькая Никкаль появилась на свет, когда Эмилю исполнилось семь лет. Она была необыкновенной с первого дня жизни. Впервые в семье Радаевых родился ребёнок со светлыми волосами и необыкновенными светлыми глазами, которые меняли цвет в зависимости от освещения, настроения девочки и фазы Луны. Когда малышка радовалась, они переливались всеми цветами радуги. Наблюдательный Эмиль старался как можно больше веселить сестричку, чтобы смотреть в её радужные, смеющиеся глаза, забывая обо всём на свете, даже о любимой музыке.

Няня Стефа часто водила Эмиля и Нику гулять. Они ходили в православную церковь, дети навсегда запомнили запах ладана, мерцание свечей, пышность православного храма, русская церковь казалась сказочным теремом. А ещё они заходили на старое кладбище, где рядом с могилой родителей была похоронена Айсель. Няня Стефа рассказала детям, что Айсель – любимая сестра их отца, погибшая от тяжёлой болезни в расцвете своих двадцати лет и что Айсель очень любила музыку и имела удивительно красивый голос.

Как любила Ника смотреть на прекрасную, юную девушку, превратившуюся талантливыми руками и чуткой душой мастера в скульптуру! Она, казалось, оживает при появлении на кладбище маленькой Ники. Девочка представляла, что статуя следит за каждым её движением, а ещё, что мраморная молодая женщина улыбается загадочно и грустно и что от неё исходит серебристый свет. Только не тот, что заметен, а особенный, таинственный, прозрачный, льющийся мягким потоком. Ника смотрела на статую, а видела живую девушку с фиалковыми, блестящими не от радости, а от непролитых слёз глазами. Однажды, когда Ника случайно коснулась мраморной руки, сердце бешено застучало – на ощупь мрамор оказался тёплым! Будто в таинственной статуе, как взмах крыльев невесомой бабочки, теплилась еле заметная жизнь. В ней что-то было живое, беспокойное, трепещущее, частичка души, не сумевшая покинуть мраморный плен, а, может быть, пожелавшая остаться в нём, чтобы иногда видеть свою дочку.

На ночь няня рассказывала детям добрые сказки. Когда Эмиль подрос, сам стал читать младшей сестре сказки Пушкина, а потом и романы Жюля Верна. Эмиля очень интересовало все, что было связано с морем, и это началось со знакомства с капитаном Немо, его «Наутилусом». Эту книгу они читали вместе, дофантазировав то, чего не было в тексте, устроили собственный «Наутилус» – целый уголок в комнате, где мастерили корабли. А ещё их любимыми книгами были «Аленький цветочек» Сергея Аксакова, «Алые паруса» Александра Грина, «Русалочка» и «Снежная королева» Ганса Христиана Андерсена.

В то время, когда сверстники Эмиля и Ники играли машинками и куклами, Эмиль ставил дедовский пюпитр, брал в руки карандаш и руководил воображаемым оркестром, а единственным членом оркестра была маленькая Никкаль.

* * *

Сначала Эмиля хотели научить играть на скрипке. Как многие дети, он был очень любопытен: ломал игрушки, чтобы узнать, как они устроены. От детского любопытства Эмиля пострадала дедушкина скрипка: мальчик решил посмотреть, что находится внутри. Путь Эмиля на планету Музыки решили начать с рояля. Рояль был огромный по сравнению с пятилетним мальчиком, но они нашли общий язык. Эмиль рано начал сочинять мелодии, ещё до поступления в музыкальную школу, куда он пошёл в шесть лет. Его отдали в музыкальную школу-десятилетку при Бакинской консерватории. Впервые о его уникальном голосе заговорили, когда ему исполнилось восемь – вместе с хором он пел колыбельную. Когда учительница попросила закончить, мальчик продолжал петь, не слыша своего голоса – еще детского, но необыкновенно чистого и сильного. Тогда никто и не предполагал, что это соло – дорога к огромному успеху. А пока пел колыбельную своей маленькой сестричке – укладывал девочку спать всегда Эмиль, это у него получалось гораздо лучше, чем у родителей или няни.

Эмилю исполнилось десять лет, а Нике – три года, когда мать забрала их в Торжок, небольшой провинциальный городок в центре России, куда её направили для помощи в восстановлении театра. С ними поехала и няня Стефа, без которой Галина не могла обходиться. Дети навсегда полюбили этот неброский, уютный русский городок, его простых, доверчивых людей. Здесь мальчик впервые узнал, что такое русская душа.

Кроме школы Галина работала в городском драматическом театре музыкальным оформителем, подбирала и обрабатывала музыку для спектаклей и руководила хором в одном из учебных заведений. Когда она оформляла музыкальный спектакль, Эмиль со своей постоянной спутницей – маленькой Никкаль и доброй нянюшкой сидели рядом с роялем и замирали от счастья – оттого, что любят музыку, театр с его особым пыльносладким запахом, с шорохами и суетой за кулисами, нескончаемыми репетициями.

Дети прожили в Торжке около года и вернулись в Баку для продолжения музыкального образования. Галина так и не смогла оставить сцену и посвятить себя семье – творческая натура, живущая в ней, требовала аплодисментов, восхищения поклонников. Стефания смогла заменить талантливую и востребованную маму уже второму поколению Радаевых. Но вскоре и такое праздное существование в семье – без обязанностей жены и матери – перестало устраивать темпераментную женщину. Ей нужна была полная свобода для творческого полёта. Галина влюбилась в мужчину, который был младше её на восемь лет. Образовав новую семью, актриса больше не заводила детей, несмотря на просьбу мужа. Их брак просуществовал чуть больше года, после чего пришла новая любовь и новая семья, в которой ей всё же пришлось родить сына. С детьми от первого брака Галина встречалась на их Днях рожденья, и всегда на выступлениях. Гордость за них переполняла женщину, она каждому старалась рассказать, что это ею воспитанные дети. Услышав это беспочвенное хвастовство, дети ещё больше отдалились от матери. Её уход никак не сказался на семье – разрыв между родителями произошёл уже давно, а детям она не уделяла внимания, переложив обязанности по воспитанию на безотказную Стефанию.

* * *

Детство проходило не только весело, но и содержательно. Эмиль продолжил учебу в музыкальной школе, его увлечением стало пение. Примеру брата подражала боготворившая его Никкаль, которая оказалась необыкновенно музыкальна. Она начала осознавать себя годам к четырём. Девочка слышала, что родителей постоянно спрашивают знакомые – на кого из родственников она похожа. И родители, улыбаясь, отвечали – «На дедушку по линии мамы, он русский со светлыми волосами и глазами». На самом деле она была копией матери Айсель – тот же благородный профиль Богини, смуглый цвет лица. От своего отца она унаследовала цвет волос и глаз. Проблемы возникли у Ники, когда она пошла в школу и увидела, насколько отличается от всех детей внешне. А одноклассники стали обзывать её белобрысой уродиной. Ника никому не жаловалась, просто перестала ходить в школу, а время уроков проводила на кладбище, где ждала красивая мраморная девушка, встречающая девочку еле заметной улыбкой.

Как-то раз Ника посмотрела на дату жизни и смерти мраморной девушки и вдруг внезапно поняла, что дата смерти тёти Айсель (как называли родители) совпадает со Днём её рожденья!

Придя вечером в комнату няни, Ника спросила, не виновна ли она в смерти своей красивой молодой тёти – ведь она родилась в день её гибели. Няня сначала была в замешательстве, но на выручку пришёл Эмиль, вбежавший к Стефании, чтобы пригласить сестру на вечернее чтение интересной книги.

Ника была печальна, Эмиль сразу заметил это, спросив, что её волнует. И девочка рассказала, как она общается с кажущейся живой статуей тёти Айсель, дата смерти которой так странно совпадает с Днём её рождения. Эмиль обещал узнать у отца и няни о невероятном совпадении дат рождения и смерти, сказав, что это, наверняка, случайность и отвлёк впечатлительную сестру новой интересной книгой, называвшейся «Дети капитана Гранта» Жюля Верна.

Давида вызвали в школу. Придя домой, родители спросили, почему дочь перестала посещать занятия в общеобразовательной школе, и при этом не пропускала ни одного урока в музыкальной?

– Мне там неинтересно, – тихо произнесла Ника и заплакала такими горькими слезами, что вопросов больше не последовало. В это время вошёл взволнованный плачем сестры Эмиль и, взяв сестру за руку, увёл в свою комнату, где она призналась брату, что некрасивая и за это её не любят в школе. Возмущённый Эмиль, на следующий день пришёл в класс, где училась сестра и, предварительно попросив разрешения у учителя, потребовал, чтобы ребята перестали обижать сестру. Он сказал это с такой грозной интонацией, что проблем в школе у Ники больше не было.

Вечером, как всегда, они сидели в комнате Ники и разговаривали. Слушать сказки девочке больше не хотелось. Эмиль предложил сестре укрепить их дружбу и родство. Но как это сделать он не знал. Пришлось обратиться к книгам индейцев, чтобы отыскать решение. «Подношение какого-либо священного предмета в подарок подтверждает связь душ», – нашли они на одной из страниц. На торжественной церемонии, во время которой прозвучали заклинания ирокезов и сиу, дети обменялись своими крестильными медальонами. С тех пор они никогда с ними не расставались.

– Медальоны станут нашими талисманами и будут хранить нас в самые тяжёлые моменты жизни, – произнёс с горящими глазами Эмиль.

– Потому что мы любим друг друга, а любовь способна совершать чудеса, – продолжила Ника.

Крестильные медальона Ники и Эмиля

* * *

Ника не могла точно сказать, когда это началось. Любого человека она видела в ауре – тонкой, прозрачной, нежной, различимой по многоцветной дымке. В детстве она понимала значение каждого облачка вокруг человека интуитивно. Бордовый цвет гордости окутывал одноклассников, когда они хвастались новым телефоном или достижениями в спорте. Ядовито-жёлтый возникал, когда их поглощала зависть. Правда, иногда у некоторых из них вспыхивало пламя искренней апельсиново-яркой радости. Болотная дымка обнимала обиженную девочку, рыдающую в школьной раздевалке. В любой момент дымка могла меняться – светлеть или темнеть, менять цвет или оттенок. Ника была уверена, что все люди видят мир так же, как она.

Однажды она увидела в окно свою любимую учительницу, сидящую на лавочке перед школой. Вокруг неё сгустилась дымка грязно-синего, тяжёлого цвета. Вскоре появились всполохи багрово-красного цвета на фоне тёмно-серого, учительница вскочила с лавочки и, вытирая слёзы, резко сняла обручальное кольцо и забросила его в кусты.

А как менялась сероватая аура безразличия мальчишек в классе на нежно-розовый цвет, когда в класс входила красавица и отличница Айгуль, не обращающая внимание на одноклассников, в ореоле бордового цвета гордости с золотистыми лучиками целеустремлённости и уверенности в себе.

Делясь своими ощущениями мира с Эмилем и будучи наблюдательной от природы, Ника поняла, что другие люди не видят человеческую ауру, которая помогает ей разбираться в нюансах их эмоций. Она смущалась обречённости замечать у людей то, что они не хотели бы показывать. С взрослением девочка научилась не обращать внимания на настроение людей, выплёскивающееся в разнообразных оттенках и красках. Она старалась смотреть мельком, вскользь, приглушать цвета ореолов. Это требовало огромных усилий, от которых болела голова и тошнило. Ника часто не понимала, почему люди ведут себя так нелогично – имея серую с грязно-синими вкраплениями ауру, шутят и улыбаются. Ей становилось неловко, она не знала, как себя вести, видя такое несовпадение в собеседнике. Нику пугало желание людей лицемерить, говорить неправду. Но постепенно жизнь примирила её с этим. Тем более, что она видела, как много вокруг прозрачного чистейшего белого света, так похожего на ореол вокруг солнца. Он был такой же непостоянный и часто загрязнённый другими эмоциями, но всё же его было гораздо больше всех остальных. Этот свет озарял родителей, встречающих из школы своих детей, влюблённых, бредущих в обнимку по парку, охваченных одной общей светящейся бледно-розовой аурой.

В чистейшую белую дымку, прозрачную, еле заметную была окутана статуя Айсель. Казалась, что девушка, застывшая в мраморе, покрыта прозрачной мерцающей накидкой, небрежно наброшенной на голову и доходящей до ног.

Ника любила смотреть на здание роддома, которое находилось рядом с их домом. Когда ночью город засыпал и там гас свет, сквозь тёмные стёкла были видны мерцающие белые огоньки. Осознание того, что в мире есть это белое чистое сияние, и его намного больше остальных цветов, делало Нику уверенней и спокойней. Она начала различать оттенки, придумывая им названия. Оттенков было гораздо больше, чем их названий. Чтобы получить информацию о цветах и происхождении их названий, Ника обратилась за помощью к Стефании. Филолог с энциклопедическими знаниями, Стефа рассказывала своей любимице, что брусничный цвет давным-давно означал оттенок не красного, а зелёного – по цвету листьев брусничных кустиков. Цвет «аврора» – светлый с оранжево-розовым или жёлтый с красным отливом – часто использовался в восемнадцатом веке. Его ещё называли цветом «бедра испуганной нимфы». От земноводных произошли такие названия цвета, как «лягушка в обмороке», обозначающий серый и цвет «влюблённой жабы» – нежно-зеленоватый.

Ника не любила с самого раннего детства приходить в поликлинику. Когда она была крошкой, то рыдала без остановки всё время, пока была там. Повзрослев, поняла, что видит страх и боль людей, пришедших на приём к врачу. Страх имел тёмно-серебристый, мерцающий цвет, был распределён по их телу неравномерно, словно вихрь закручивался вокруг человека, мелькал, как помехи в старом телевизоре. Ника подумала о том, что собаки, наверное, тоже видят нервные вибрации страха и, пугаясь его, становятся агрессивными. Она и фильмы с насилием не могла смотреть – они вызывали в ней неприятный дискомфорт, желание быстрей выскочить из комнаты, зажмуриться, закрыть уши.

* * *

Их дуэт отец впервые услышал, когда вернулся домой раньше обычного времени. Он стоял под дверью комнаты сына и старался не дышать, чтобы не прервать необыкновенное, возвышенное пение AveMaria Шуберта в два чистейших голоса, слившихся в один. Эта мольба, обращённая к небу, неслась завораживающим, серебристым потоком, проникая в самое сердце.

Стефания была посвящена во все увлечения детей. Она, любя классическую музыку, всегда, когда позволяло время, слушала их пение и игру на фортепьяно, получая громадное удовольствие, заряд энергии, и гордясь своими воспитанниками.

Их совместный репертуар стал расширяться, удивляя и радуя близких не только чистыми красивыми голосами, звучащими в унисон, но и тем вдохновением, которое они вкладывали в каждое исполнение. Сначала они пели в домашнем кругу на праздниках, когда собирались многочисленные гости. Потом выступления стали проходить в клубах, концертных залах Баку под овации восхищённого зала. Их объединяла не только любовь к музыке, но и любовь друг к другу. Она выплёскивалась в чарующем пении, делая его необыкновенно возвышенным.

На День рождения Ники во время цветущего мая, когда ей исполнилось десять лет, собрались близкие друзья. Дети подготовили небольшой концерт, в нём были произведения, которые они должны были исполнять в Филармонии на День города.

Перед выступлением Эмиль подарил Нике диадему с изумрудными камнями и сам надел её на головку сестры.

– Боже, Эмиль, эта диадема стоит целое состояние! – воскликнула Ника.

– Она тебе нравиться?

– Да, очень! Но где ты взял столько денег?

– Все гонорары за выступления я два года откладывал, чтобы на твоё десятилетие сделать подарок, который бы подчеркнул твои русалочьи глаза, сделав их ещё прекрасней. И мне это удалось! – любуясь сестрой, сказал очарованный её красотой Эмиль.

Когда они пели, Ника обратила внимание, и уже не впервые, что семейный перстень с волшебным камнем на руке Эмиля, подаренный отцом на его шестнадцатилетние, начинает светиться всеми цветами радуги. Это было так красиво, что девочка, словно загипнотизированная, не отрывала от камня взгляда. Но вскоре почувствовала, что ступня Эмиля мягко, но настойчиво давит на её туфельку. Она тут же пришла в себя и стала смотреть в глаза Эмиля при исполнении очередного произведения.

Постепенно имя Никкаль превратилось в Николь, а девочка за свою доброту и миролюбие стала любимицей класса.

* * *

Первый раз с сольным номером Николь выступила в Бакинской Филармонии в десятилетнем возрасте, её выступление открывало концерт, а завершал его Эмиль. Это был праздник, посвящённый юбилею города с приглашением самых почётных жителей Баку.

Когда семья Радаевых подъезжала к Филармонии на машине, то увидела живое море людей, всколыхнувшееся при подъезде очередного автомобиля к парадному подъезду. Первым вышел Давид, галантно подав руку Стефании. Затем Эмиль, предложив руку Нике, чтобы помочь выйти из машины. Защёлкали вспышки фотокамер, Ника зажмурилась, её сковал такой ужас, что невозможно было сдвинуться с места. На помощь пришёл Эмиль, он взял нежно, но достаточно крепко сестру за руку и сказал:

– Забудь о них. Есть только ты и я. Не смотри ни на кого, просто иди рядом. Войдя в Филармонию, мы будем в безопасности.

Миновав кордоны охраны, Радаевы оказались в спасительном полумраке коридора, ведущего в гримёрные.

В фойе, обычно ярко освещённом электрическим светом, горели свечи в старинных канделябрах, живые тени от пламени свеч образовывали на стенах причудливый узор, от которого Ника несколько мгновений не могла оторвать восхищённого взгляда.

Когда пришло время выходить на сцену, Эмиль понял, что сестра не может сделать и шага от безумного страха перед огромным залом.

– Я проведу тебя на сцену и буду рядом – в тени занавеса. Не смотри в зал, твой взгляд должен витать выше глаз зрителей. Главное начни петь, а дальше твоей поддержкой и защитой будет музыка. И помни – я рядом!

Высокий худощавый молодой человек вывел на сцену маленького худенького ангела. Ника, облачённая в невесомое, воздушное, белоснежное платье с крылышками, выглядела, как ангелочек. Она исполняла знаменитый «Requviem» Эндрю Уэббера, написанный для его жены, знаменитой Сары Брайтман. В исполнении маленькой Ники произведение звучало необычно. Невероятный тембр голоса Ники загипнотизировал зал так, что никто из зрителей не заметил, как молодой человек, сопровождавший её, исчез, оставив девочку одну в свете софитов. Ника молитвенно сложила руки, блики света делали её светлые распущенные длинные волосы похожими на серебристый струящийся поток, образуя что-то похожее на нимб, словно вырисовывая свечение вокруг хрупкой фигурки девочки. Это был не голос талантливого ребёнка, а голос ангела, не имеющего ни пола, ни возраста. Зал замер, казалось, что зрители перестали дышать – тишина стала абсолютной. Ника закончила, зал грохнул аплодисментами, Ника несмело поклонилась, тут же подошёл Эмиль, взял её за руку и вывел со сцены. За кулисами принялся обнимать и целовать, тут подоспели родители со Стефанией, приняв «эстафету» поздравлений. А брат пошёл в гримёрную, чтобы готовиться к своему выходу.

Эмилю исполнилось семнадцать лет, он уже имел опыт выступления под сводами любимой Филармонии, ведь юноша учился второй год в Бакинской консерватории по классу вокала, а экзаменационные выступления традиционно проводились здесь. Эмиль исполнял «Ave Maria» Шуберта. Он обладал бархатистым, сильным, насыщенным баритоном, который редко встречается. Кроме прекрасной техники вокала, Эмиль имел выигрышную сценическую внешность. Высокий, стройный, с царственной осанкой, в элегантном чёрном костюме с белоснежной рубашкой и чёрной бабочкой, с длинными красиво уложенными чёрными волосами. Голова то откинутая, то склонённая с пронзительным взглядом изумрудных горящих глаз приковывала внимание зрителей. И стиль пения был особенным – богатая палитра оттенков голоса завораживала.

Эмиля настойчиво вызывали спеть на бис, когда он стоял за кулисами с Никой. Девочку к тому времени Стефания переодела в строгое зелёное бархатное платье, а волосы убрана в пучок. Эмиль надел на голову сестры диадему, которую приготовила Стефания, взял её за руку и повёл на сцену, предварительно поменяв свою чёрную бабочку на изумрудно-зелёную. Девочка так доверяла ему, что послушно пошла с ним.

– Мы сейчас вместе исполним Серенаду Франца Шуберта, – прошептал Эмиль.

– Но мы же почти не репетировали, – пыталась возразить Ника.

– Вот сейчас и отрепетируем, доверься мне.

Чтобы разница в росте не бросалась в глаза, Эмиль сел за рояль и стал аккомпанировать. Глаза Николь в отражении софитов и изумрудном свете диадемы превратились в зелёные – точно такие же, как у брата. Его цвет глаз подчёркивала не только бабочка, но и глаза и диадема сестры. Они ещё не начали петь, только вышли на сцену, а публика взорвалась аплодисментами.

И зазвучала божественная музыка австрийского композитора на слова Николая Огарёва. Во время пения они словно стали одним волшебным, чарующим целым.

Зал стоя вызывал на бис теперь уже брата и сестру Радаевых после их совместного выступления. Вместе они исполнили «Ave Maria» Шуберта.

– Ты ведь наше выступление заранее продумал? – не унималась взволнованная от выступления и успеха Николь.

– Надеюсь, ты простишь меня за это. Я ведь думал о тебе, чтобы ты не волновалась перед вторым выходом на сцену. Достаточно и того, что ты не смогла сделать ни шага перед первым выступлением.

– Эмиль, ты самый лучший брат на свете! Без тебя я никогда бы не преодолела панический ужас перед сценой и зрительным залом.

Эмиль и Ника любили родной город, часто гуляли по нему вместе. Вот и сегодня после концерта они отправились гулять по набережной Баку. Эмиль много и интересно рассказывал об истории и архитектурных памятниках старинного города. Но самым любимых их местом была Девичья башня. Они сидели под её стеной часами, смотрели на море и мечтали о том, что никогда не расстанутся, объездят весь мир вместе, держась за руки, как на сцене, исполняя любимые произведения.

* * *

Эмиль звал сестру «моя Русалочка» не только потому, что глаза её напоминали вечно меняющееся море, но и за любовь к морю – Ника часами любила плавать и нырять, они каждые выходные выезжали за город, где вода Каспия была невероятно прозрачной и чистой. Это было раем для детей, они не выходили из моря, пока не синели от холода. Давид купил им костюмы и снаряжение для подводного плавания. В холодное время года Ника с Эмилем ходили в бассейн. Брат увлёкся скоростными видами подводного плавания, он любил скорость и в воде, и на суше, лихо гоняя на машине отца с четырнадцати лет.

Скорости в подводном плавании иные, нежели в традиционном. Пловцы в ластах развивают до четырнадцати километров в час. Плавание в моноласте значительно прибавляет скорость. Сегодня придумать что-то новое очень сложно. Основная работа по модернизации идет за счет конструкции ласты. Для каждого спортсмена высокого класса она изготовляется индивидуально. Впервые придя в секцию подводного плавания в семь лет, Эмиль считал ее школой воспитания характера. Все начинающие сначала плавают в резиновых ластах. Переход на моноласту происходит только со временем, опытом, мастерством. Ведь даже опытные пловцы, впервые ее надевшие, испытывают сильный дискомфорт, который можно сравнить с плаванием со связанными ногами.

Плавание в ластах-уникальным вид спорта. Отечественные спортсмены за всю его историю ни разу не упустили лидерство, выступая на международных соревнованиях.

Уникальность этого вида спорта, еще и в том, что вся борьба, скрыта, под водой. Заплывы, в которых решается судьба медалей, для зрителей состоят из шумного старта, с характерным всплеском от ласт и стремительным, но еле заметным передвижением трубок по воде. Единственное открытие, которое удается сделать не искушенному в подводных видах спорта, человеку, сидящему на трибуне, – это то, что у спортсменов не две обычных ласты, а одна большая.

Моноласту придумали в России в 1969 году. Это совершило переворот в плавании, полностью изменило технику. Человек поплыл телом. Руки впереди перестали работать, но зато появились новые элегантные движения. Экипировка, пловца, помимо самой ласты, включает плавательный комбинезон и дыхательную трубку.

Давид, будучи прекрасным инженером, сам проектировал детям моноласты и делал их у своих знакомых. Эмиль начал плавать в ней с десяти лет, а маленькая Ника с пяти. Она попросила Давида на День рождения подарить ей моноласту. И учиться в ней плавать девочке не понадобилось – как только малышка надела её, сразу же поплыла с идеальной техникой и достаточно большой скоростью. На бортике стояли Давид с Эмилем, наблюдая за ней. Восхищённый Эмиль, которому понадобилось для освоения техники плавания в одной ласте более полугода, с улыбкой сказал отцу:

– Я всегда знал, что наша Ника настоящая Русалочка. Только Русалочки могут так чувствовать воду, их не надо учить технике.

Начало истории познания и использования океана уходит в далекие 4500-3200года до нашей эры и связано с добычей жемчуга, кораллов, раковин, проведением военных операций боевых пловцов.

Мужчины и женщины с древности практиковали ныряние с задержкой дыхания. В Древней Греции ныряльщики доставали из-под воды губку, а. также участвовали в военных операциях. Самый известный исторический факт дошел до нас благодаря историку Геродоту. Во время морской кампании грек Силис был захвачен и взят на борт персидским королем Ксерксесом I. Когда Силис понял, что персидский король собирается напасть на греческую флотилию, он схватил нож и спрыгнул за борт. Персы не могли найти его за бортом и решили, что он утонул. Силис всплыл ночью и проплыл между всеми кораблями персидской флотилии, обрезая якорные веревки кораблей. Чтобы быть под водой незамеченным, он использовал пустую тростинку. Затем он проплыл 13 км и воссоединился с греческими силами.

Желание погрузиться под воду существовало всегда. Погружение помогало охотиться под водой, ремонтировать корабли или топить корабли противника, и исследовать морскую жизнь. До того, как люди нашли способ дышать под водой, каждое погружение было коротким и сложным.

Ника пошла по стопам брата, выполнив нормативы кандидата в мастера спорта к тринадцати годам. Эмиль, занимавшийся несколько лет, стал мастером спорта в шестнадцать. Подводное плавание было их самым любимым увлечением (конечно, после музыки!).

Секция подводного плавания готовилась к празднику – Дню Нептуна. Эмиль написал сценарий выступления спортсменов и подобрал музыку. Это была чудесная музыка Римского-Корсакова к опере «Садко».

Нике отводилась главная роль – она была Русалочкой в блестящем подводном костюме и должна была на протяжении получаса плавать, не выныривая, пользуясь маленьким аквалангом, рассчитанным на 30 минут. Свет в бассейне планировали выключить. Прожекторы, расставленные под водой, освещали действие, в котором кроме Русалочки (Ники) участвовало четыре аквалангиста, задачей которых было поймать её в сети. Обычно перед погружением Ники Эмиль, не доверяя никому, проверял баллон со сжатым воздухом сам. Но праздник уже начался, Эмиль задерживался на репетиции.

Началось представление, зазвучала завораживающая музыка. Звучащий океан. Эту музыкальную тему даже не назовёшь мелодией, так она проста: всё время повторяются три звука. Три ноты на фоне рокочущего сначала низко в басах, затем выше, у скрипок, сопровождения. Но в размеренной неторопливости, в однообразном повторении звуков и заключено всё очарование музыки: спокойно дышит океан, набегают одна за другой громадные, ленивые волны.

Русалочка Ника металась на глубине бассейна в поисках спасения от пиратов-аквалангистов, желающих поймать её в свои сети. Внезапно кончился воздух в акваланге. Стараясь всплыть на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, девушка попала в сети, потащившие её на дно. Задыхаясь, она потеряла сознание.

Беду почувствовал Эмиль, наблюдающий с бортика бассейна за подводниками. Мгновенно нырнув, он разрезал ножом сети, в которых запуталась бесчувственная Русалочка, вытащил её из воды, перенёс в душевую, подальше от любопытных глаз зрителей, и стал делать искусственное дыхание, предварительно вылив из лёгких больше литра воды.

Как только Ника пришла в себя, тут же спросила:

– Я не сорвала номер?

– Нет, Ника, ты отплавала 25 минут из 30, получилось очень зрелищное, красивое выступление. Если сможешь и захочешь, я вынесу тебя в бассейн на руках, ты распустишь свои прекрасные, русалочьи волосы, на этом и закончим выступление.

Бурные овации встретили Русалочку на руках у Садко, которого играл Эмиль. Музыкальное представление под водой, с риском для жизни Ники, благополучно завершилось.

* * *

Николь, нам придётся расстаться с тобой на месяц, – как-то вечером перед сном сказал Эмиль, – после окончания сессии я поеду в экспедицию на Тихий океан. У папы есть знакомый капитан судна, на котором будут проводиться поиски затонувшего в прошлую войну военного корабля. Он лежит на глубине двадцать метров. Без специального водолазного оборудования там не обойтись.

– Как я рада за тебя! Привезёшь мне красивую ракушку?

– Конечно, Николь, и буду звонить тебе при первой возможности.

Вернувшись из плавания, Эмиль поделился своими яркими впечатлениями с сестрой.

– Ещё за несколько километров до моря я слышал его зов, он был мягкий, настойчивый, обволакивающий. И чем ближе находился, тем сильней ощущался этот ни на что не похожий живой голос, – рассказывал Эмиль десятилетней Нике о своей поездке на Тихий океан членом экспедиции, – голос моря, родной стихии с сильнейшей энергетикой. Но одиночества не чувствуешь даже на глубине двадцати метров. Ощущение, что ты дома, в родной стихии и никакого страха! И ещё – ощущение невесомости – это, наверное, самое главное. А зов бездны чувствуется только на поверхности, при зависании над глубиной. Я был счастлив во время погружения, как, пожалуй, когда пою, особенно, если рядом со мной моя Русалочка. А ещё я испытал потрясающее чувство, когда возвращался к воздуху, небу, солнечному свету, к миру земного тяготения и звуков. Вечером, после погружения сидел и смотрел на волны, играющие в «догонялки» на поверхности моря, ещё раз переживая то, что только несколько часов назад был за гранью обыденного, привычного мира.

– Я тоже очень хочу поехать в экспедицию, чтобы не расставаться с морем ни на час! – произнесла очарованная рассказом брата Ника.

– Погружаясь под воду, в другое измерение, другую среду обитания, – продолжил Эмиль, – испытываешь новые ощущения, с которыми мало что может сравниться в обычной жизни. Под водой можно быть исследователем, фотографом, художником, журналистом, историком. Не унывай, моя любимая Русалочка, мы обязательно поедем с тобой на море. Но сначала ты должна подрасти, а для этого надо быстрей заснуть. И пусть тебе приснятся зовущие морские глубины.

Ника, словно по просьбе брата, выросла за три года на десять сантиметров, превратившись в высокую, стройную, красивую девушку.

* * *

Эмиль заканчивал Бакинскую Консерваторию. Учился он легко, а на экзамен по фортепиано подготовил Прелюдию до-диез минор Рахманинова, «Лунную» сонату Бетховена и отыграл программу так, что члены комиссии сказали: «У нас такое ощущение, что мы принимаем экзамен не на вокальном отделении, а на фортепианном факультете». На государственный экзамен Эмиля Радаева пришло столько людей, что зал не мог вместить всех желающих. Пришлось открыть окна и двери, люди слушали, находясь на улице. На своем выпускном экзамене он пел произведения Рахманинова.

Николь присутствовала на всех выступлениях, поддерживая его. Она волновалась так, словно сама была на сцене и ловила себя на том, что тайно смотрит на его руки, когда Эмиль играет на рояле или что-то рассказывает. Чуткие, сильные, они давали возможность ему намного полнее выразить смысл слов. Прежде, чем начать петь или играть на рояле, Эмиль искал в зрительном зале внимательные, любящие глаза Ники.

На последний экзамен Ника не смогла прийти – у неё самой был экзамен в музыкальной школе по сольфеджио. Она отвечала на вопросы педагога, когда почувствовала, что Эмиль зовёт её. Извинившись, девушка бросилась в Консерваторию, добежала до артистической комнаты и увидела бледного Эмиля, сидевшего, согнувшись пополам, в кресле. Его окружала серая аура, она переходила в тёмно-бордовую в области живота.

– По-моему, у тебя что-то серьёзное, требующее срочного вмешательства хирурга, – испуганным голосом сказала Ника.

– Но у меня ещё один экзамен через десять минут! Я надеюсь продержаться некоторое время, – еле выдавил побелевшими губами Эмиль.

– Давай не будем рисковать и вызовем «скорую». Как ты будешь петь в таком состоянии, ведь при пении напрягаются мышцы живота!

– Мне остался экзамен не по вокалу. Я сыграю «Ноктюрн» Шопена фа-диез мажор и на этом экзамены закончатся.

Тем временем его педагог попросил Эмиля выйти на сцену. Эмиль, выползая медленно с кресла, с трудом разогнулся, превозмогая боль, подошёл к роялю и начал играть. Играл он чудесно, одухотворённо.

Ноктюрн – один из жанров романтического искусства. Французское слово nocturne в переводе звучит, как «ночной». Термин этот появился в музыке восемнадцатого века. Так называли пьесы, исполняемые на открытом воздухе. Они были близки серенадам. В девятнадцатом веке появился совсем другой ноктюрн – певучая фортепьянная пьеса, навеянная образом ночи. Картины ночной природы, сцены любовных свиданий при Луне, настроения одинокого художника-романтика – то подавленного мощью ночной грозы, то мечтающего на берегу моря о смутном и далёком счастье.

Поэтические, строгие или скорбные, бурные или страстные, ноктюрны составляют значительную часть творчества Фредерика Шопена – «Нежного гения гармонии», – как сказал о нём Ференц Лист. Ноктюрны Шопена глубоки по содержанию. Выразительные, непосредственные, они звучат как естественно льющаяся песня, как живой человеческий голос.

Аура вокруг Эмиля становилась всё прозрачней и бледней. Ника, понимая, что нужна экстренная врачебная помощь, незаметно вышла из зала и вызвала «скорую». К тому времени, когда она вместе с бригадой медицинских работников входила на сцену, Эмиль лежал без сознания на полу. Вокруг него нависала тучка взволнованных поклонников.

Ситуация оказалась критической – у Эмиля был перитонит (гнойное воспаление брюшины), вызванный разрывом аппендикса. Нужна была срочная операция и переливание крови. Ника, не раздумывая, предложила свою кровь, зная, что у неё с Эмилем одинаковая группа. Её приняли за совершеннолетнюю девушку, не проверив паспорт, хотя ей только недавно исполнилось пятнадцать лет, и положили в ту же палату, куда привезли после операции Эмиля.

Крови потребовалось много. Ника незаметно заснула. Проснулась она от пристального взгляда Эмиля, ранним утром.

– Моя Русалочка, ты спасла меня! Теперь во мне течёт твоя русалочья кровь. Мы снова породнились с тобой!

– Как я рада, что ты жив, – тихо от сильной слабости прошептала Ника и, желая встать, чтобы подойти к брату, не рассчитав силы, упала на пол.

Тогда перепуганный Эмиль, пытаясь помочь, тоже упал с постели, за ним потянулась и с дребезгом разбилась бутылка с раствором, которая была прикреплена к его руке. Они лежали рядом и держались за руки. Эмиль хотел смеяться, но вместо смеха от боли у него текли слёзы. Ника смеялась, прижавшись к груди Эмиля, погружаясь в симфонию их любви. Солнце стало ярче, выглянуло из облаков и заиграло в позолоченных верхушках деревьев. В его радостных лучах пейзажи стали весёлыми и жизнерадостными.

Солнечная полоса закончилась резко. Граница была незаметна, мир разделился на два – солнечный и теневой. В темном мире небо было низким и чёрным со сверкающими молниями. Ветер срывал охапки листьев и швырял их, как в припадке болезни. Деревья тянули свои длинные ветви, как будто человек руки, словно моля о спасении. «Всё плохое позади, и мы теперь всегда будем вместе», – в это время говорил Нике Эмиль. И оба в это верили.

* * *

Давид сделал детям подарок по окончании Эмилем Консерватории – пребывание в течение суток в подводном отеле в Дубае (осуществил их детскую мечту – жить под водой, словно они оказались бы на «Наутилусе»), а затем отдых в специализированном для занятия дайвингом отеле на берегу моря. День рожденья Эмиля – 23 февраля – идеальный сезон для подводного плавания в Эмиратах: воздух не такой горячий, как летом, всего 25–30 градусов, море прогревается до такой же температуры. Вода становится прозрачной (видимость до 25 метров), бурно расцветает экзотический подводный мир в коралловых заводях.

Hydropolis Undersea Resort – отель под водой в Дубае – одна, из диковинных жемчужин Арабских Эмиратов. Этот шедевр поражает своей роскошью и изысканностью и значительно отличается от других гостиниц Дубая.

Завораживающий вид из окон поражает и заставляет смотреть, не отрываясь, на подводный мир. Стоит только взглянуть на окна, как вместо привычного солнечного света можно увидеть стаи рыб в голубой лазури воды. Все кажется таким хрупким, что иногда становится страшновато. Кажется, что если случайно разбить стекло, вся масса воды прорвется внутрь. Но беспокоиться абсолютно нет причин, ведь все материалы сверхпрочны и протестированы. Надводная часть отеля по форме напоминает нашествие инопланетян, несколько дисков соединены между собой тремя мощными опорами и сообщаются туннелями. На вершине отельного комплекса расположена вертолётная площадка, сады с необычными растениями, бассейны и парки. Трудно описать соединение стилей интерьера отеля – это необходимо увидеть своими глазами. Несомненно, после посещения такого сказочного подводного строения, впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь!

Объединенные Арабские Эмираты… Страна, расположенная на песчаной равнине, местами переходящей в каменистое плато. Что здесь может быть красивого? На самом деле, очень многое.

В Эмиратах незабываемые красные пески, многометровые дюны и скалы, а также прекрасные зеленые оазисы. Водоемов здесь немного, но те, которые есть, просто потрясающие! Воды Османского и Персидского заливов отличаются удивительной прозрачностью и голубизной.

В морских глубинах Персидского и Османского заливов можно увидеть морских ежей, черепах и даже морских тюленей, осьминогов. Многообразие пород рыб – это и летучие мыши, и цветастые рыбы – клоуны, и рыбы-попугаи, а также резвые морские коньки. Здесь обитают самые разнообразные виды дельфинов и китов. Молодым людям удалось познакомиться с очень редким и красивым животным, горбатым дельфином.

Все побережье залива обрамлено островками и коралловыми рифами, выступающими над поверхностью мелководий. Особенно понравились юным путешественникам кораллы – яркие, всех цветов радуги, не оставляющие равнодушными ни одного человека.

Эмиль и Ника поехали в забронированный номер отеля на берегу Персидского залива, чтобы, погрузившись под воду, наблюдать за завораживающим подводным миром, в котором живут рыбы, ползают моллюски, плавают скаты и акулы, мерцают морские звёзды. Где вместо домов – гроты и скалы, а вместо деревьев – коралловые сады.

Они поселились в одном номере гостиницы. Устав от пятичасового погружения и поужинав в недорогом ресторане, они ещё раз вернулись на берег моря, чтобы полюбоваться закатом. Но Солнце быстро скрылось за горизонтом и стало совсем темно, правда только на несколько минут. Сверкающие звёзды зажглись на небе, окружая, словно свита свою королеву, полную Луну, в покрывале из легких прозрачных облачков.

– Смотри, Эмиль, камень в твоём перстне ожил, заиграл разными цветами, он разговаривает с Луной, ты слышишь?

– Да, моя фантазёрка, камень действительно ожил! Но вот голоса его я не расслышал. Пойдём спать, завтра у нас ещё один интересный день!

Они заснули, как только легли в постель. Когда Эмиль проснулся, кровать сестры была пустой. И подводное снаряжение пропало. Молодой человек выскочил из постели и бросился к дежурному администратору. Мужчина всю ночь провёл на дежурстве и собирался уходить.

* * *

Холодный свет от огромной полной Луны просачивался в комнату через небольшую щель между шторами, струился по тёмному полу серебристым ручьём.

– Вы не видели стройную высокую девушку со светлыми волосами? – спросил запаниковавший Эмиль на английском языке.

– Да, я видел девушку, подходящую под ваше описание. Она пошла в сторону моря часа три назад. Я ещё обратил внимание на то, что она двигается, как под гипнозом и глаза смотрят куда-то вдаль.

– Поднимайте спасателей, срочно! Мою сестру нужно искать!

– Ну какой же может быть поиск в такую погоду? – возразил служащий, – ведь шторм на море.

– А когда он начался?

– Часа два назад.

– Я умоляю вас, вызовите всех, кого можно – полицию, медиков, спасателей! Я заплачу, прошу вас!

Ника встала рано – в пять часов утра, тихо взяла подводное снаряжение и побрела к зовущему морю под мерцающем светом полной Луны. Девушка не обратила внимания на то, что природа замерла – ни ветерка, а на море – полный штиль. Она не осознавала, что делает, находясь в состоянии сомнамбулизма.

Такое затишье случается перед бурей или штормом. Эмиль вышел на берег, о который разбивались огромные волны. Никаких вещей, которые могла бы оставить Ника на берегу, он не нашёл.

– Возможно, спортивный костюм, в котором Ника вышла из отеля, поглотила солёная бушующая вода, – подумал он.

Бурлящие массы воды, покрытые пеной, стремительно сбегали в море, унося с собой клочья тины, песок и гальку. Навстречу им поднималась очередная гигантская волна. Над морем нависло тяжелое свинцово-серое небо в грозовых тучах. Огромные волны, казалось, поднимаются до него, посылая россыпь пенящихся брызг. Но не прошло и часа, как море стало успокаиваться. Первые золотистые лучи солнца осветили взбаламученную морскую воду, наполнили теплом и светом свежий морской воздух.

Восходящее солнце своим сиянием пронизывало водяную пыль, повисшую в воздухе. Море соединило в одно целое золотистые, сиреневые, зеленые и синие тона. Казалось, что краски сменяют друг друга вместе с перекатывающимися волнами. Мрачный туман, согреваемый солнечными лучами, оттенял темно-синие волны, скрывающие под собой холодную, опасную глубину. Через минуту синий цвет перешел в фиолетовый, в вышине понеслись клочки бурых и палевых облаков, и, наконец, весь горизонт стал пурпурным, а вскоре и золотым от низко стоящего Солнца. Расплывающиеся, клубящиеся облака поднимались всё выше и выше, пока полностью не растворились в лазури чистого неба. Море стало словно хрустальным, а волны сверкали и переливались всеми цветами радуги. Эмиль представил, какая страшная гроза прошла ночью, с ужасом думая, что спастись в разгулявшейся стихии невозможно. В небе он увидел три вертолёта спасателей, летящих низко над морем. Усилием воли молодой человек взял себя в руки и пошёл вдоль берега в слабой надежде отыскать сестру.

Ника пришла в себя на глубине четырёх метров, когда воздух в баллоне закончился, и она стала задыхаться. Ей пришлось экстренно подниматься на поверхность. «Воздуха в акваланге было на два часа, значит, я два часа находилась в состоянии сомнамбулизма», – подумала она.

На поверхности её поджидала громадная волна, сбившая маску с лица. Девушка мгновенно поняла, что оказалась в штормовом море одна. Берег был виден тонкой кромкой с единичными огнями отелей. Она моментально оценила ситуацию, сбросив акваланг. На ней остался костюм для подводного плавания и ласты. Пояс с грузами, который был необходим для возможности погружаться, она не стала отцеплять – без грузов нырнуть под смертельные волны было бы невозможно.

Ника увидела в ста метрах от себя островок, состоящий из остроконечных скал. «Нужно срочно плыть к скалам, там можно переждать шторм», – подумала девушка и, поднырнув под огромную волну, поплыла к спасительным скалам, находящимся в трёхстах метрах от берега. Но не так-то легко оказалось подплыть к скалам. Получив дважды сильные удары о них, Ника не стала больше рисковать и решила обогнуть скалы со стороны берега. Через час неимоверных усилий ей удалось заплыть в небольшую гавань, образовавшуюся внутри островка. Наконец-то можно было расслабиться. Ника легла на спину, лишь брызги разбивающихся гигантских волн по другую сторону скал напоминали о том, что творится на море. От страшной усталости она уснула.

Эмиль шёл по берегу больше часа, когда увидел куртку от спортивного костюма Николь в песке и водорослях.

В успокаивающемся море маячил островок, и Эмиль решил непременно обследовать его в надежде найти сестру. Надев маску и ласты, он поплыл в сторону скал, возвышающихся вдали от берега. То, что он увидел, заплыв в небольшую «гавань» внутри островка, наполнило его сердце невероятной радостью и любовью.

Николь с распущенными волосами, лёжа на спине, словно настоящая Русалка, спала безмятежным сном под колыбельную песню ласкающих и качающих её волн. Эмиль, заглядевшись, даже не знал, что ему делать – будить прекрасную Русалочку было так жалко! Он полюбовался сестрой ещё несколько минут, а потом подложил руку ей под голову и нежно коснулся губ. Ника мгновенно открыла глаза.

У неё были удивительные глаза. В зависимости от того, глядела она на свет или была в тени, глаза её казались то светло-прозрачными, словно морская вода в штиль, то радужки темнели, становясь серо-стальными, как во время шторма. Солнце, застенчиво подглядывающее за девушкой, пряталось в русых волосах, выныривало из их волн, и казалось, что вокруг головы золотится нимб. Ещё плохо понимая, что происходит, она протянула руки к брату и обняла его.

– Я люблю тебя и никого никогда не буду любить так, как тебя, – прошептала она ещё не пришедшему в себя от счастья Эмилю.

– Если бы я потерял тебя, то жизнь моя закончилась бы. Слава Богу, всё позади, теперь в полнолуние я буду привязывать тебя к себе, чтобы ты не исчезала.

– Ты уже привязал меня навсегда, – произнесла влюблённая и счастливая девушка.

Это происшествие молодые люди решили скрыть от отца и няни, оно стало их тайной. Две недели, проведённые в Эмиратах, были самыми счастливыми для Эмиля и Ники. Они были неразлучны и в воде, и на суше, за исключением шести часов шторма. Жили в одном номере отеля не столько, чтобы сэкономить деньги папы, а потому, что Эмиль чувствовал ответственность за сестру, боясь оставить её одну даже на пять минут в чужой стране. Тем более, что Николь к пятнадцати годам превратилась в высокую, стройную красавицу, на неё засматривались мужчины Баку и, конечно же, Эмиратов.

Они ходили по улицам восточного города, держась за руки, словно влюблённая пара. Они действительно были неразлучны, эти девочка и мальчик – такие разные внешне и столь близкие соприкосновением родственных душ.

Необычная красота Эмиля была от многочисленного смешения крови. Смуглая кожа, зелёные миндалевидные глаза, высокие скулы и жёсткие, как проволока, чёрные волосы. Особенно не нравились Эмилю волосы, он всегда просил, чтобы стригли их короче. Но парикмахер возмущался, говорил, что нельзя портить такую красоту, оставляя волосы длиннее, чем хотелось Эмилю. И ему ничего не оставалось, как тщательно их расчёсывать, а перед выступлением ещё и лаком пользоваться, что было крайне неприятно! А таких длинных ресниц не было ни у кого, конечно, кроме Ники.

Красота Ники была нездешней, воздушной, завораживающей. Та же смуглая кожа, что и у брата. Чёрные ресницы и брови, точёный профиль греческой Богини и при этом светлые русалочьи глаза и светло-русые длинные волнистые волосы, спадающие водопадам по плечам. Все мальчишки в школе были влюблены в неё. Но она никого не замечала, Эмиль был её кумиром, её душой.

* * *

Эмиль, окончив Бакинскую Консерваторию в двадцать два года, был приглашён на стажировку в Московскую Консерваторию. Расставание стало настолько болезненным, что Ника не выходила из своей комнаты неделю после его отъезда, плача и никого не впуская. А потом и вовсе разболелась – у неё поднялась высокая температура, девушка бредила, зовя Эмиля, и проболела ещё месяц.

На своё пятнадцатилетие Ника казалось здоровой, но глаза оставались печальными, да и петь без брата ей уже не хотелось.

Давид позвал Николь в свой кабинет, чтобы рассказать об Айсель и передать старинное родовое кольцо.

– Это кольцо твоей мамы, оно – наша семейная реликвия. Твоя мама просила отдать тебе его в День рожденья, когда тебе исполниться пятнадцать лет, – сказал Давид, обнимая девушку, – поздравляю тебя! Второй подарок тебя ждёт в гостиной.

Ника взяла кольцо и бережно надела на безымянный пальчик левой руки. Кольцо было ей в самый раз.

«От него идёт такое же тепло, как от рук моей мамы, превратившейся в статую», – подумала она, – «почти такой же перстень у Эмиля, он перешёл ему по линии отца».

– Я чувствовала, что какая-то тайна связывает меня с Айсель, – поделилась Ника с отцом, – когда мне было больно или страшно, я приходила к ней на кладбище, и она успокаивала, давая душе тепло и свет. Она часто являлась в мои сны, делая их радостными. Мне казалось, что Айсель – моя мама, но я боялась спросить вас об этом. Я ощущала любовь её и тепло всегда, где бы я ни находилась, словно душа моей дорогой мамочки не могла оставить меня в этом мире! А про папу ты мне расскажешь?

– Непременно, но позволь мне это сделать чуть позже.

– Мои светлые глаза и волосы, как у папы?

– Да, моя девочка.

– Он певец?

– Ну вот, ты и сама обо всём догадалась. А остальное – потом. Пойдём в гостиную!

В гостиной собрались только самые близкие друзья семьи. Окна были распахнуты и белоснежные полупрозрачные занавески раздувались, словно паруса под напором свежего майского ветра. За роялем сидел Эмиль в белом костюме и, как только Николь вошла в комнату, раздались первые аккорды романса Сергея Рахманинова «Весенние воды». Это было одно из любимых ими романсов Рахманинова на слова Фёдора Тютчева.

Вокальная партия создавала зримое впечатление кипящего половодья, неудержимого водного потока, симфонию природного весеннего пробуждения. Эмиль начал петь, Ника подхватила, подходя к роялю и глядя влюблёнными, восторженными глазами на брата. Потом они весь вечер гуляли по родному городу, всё никак не могли наговориться, насмотреться друг на друга и, как в детстве, держались за руки, поклявшись, что всю жизнь будут вместе.

Утром Эмиль уехал. Ника превратилась после его отъезда в малоподвижную, застывшую, ни на что не реагирующую, печальную девушку. Её новый, шестнадцатый год начался с молчания, но молчания не ребёнка, а взрослого человека, которому ещё придётся не один год прятаться в хрупком детском теле. Никто не слышал звука её голоса, только учителя, иногда спрашивающие её. Дома Ника была неразговорчива, на вопросы отвечала кивком.

Детство закладывает фундамент для мечты. В воспоминаниях детства можно черпать силы, находить утешение. Они дарят любовь и поддерживают её пламя всю жизнь, и даже могут раздвинуть границы возможностей. Раны, полученные в детстве, не заживают никогда. Они могут забыться на какое-то время, но обязательно вернутся, чтобы больнее напомнить о себе. Её детство внезапно оборвалось, оставив шлейф воспоминаний.

* * *

Она ворвалась в его жизнь внезапно. Его первая женщина, Марина. Они познакомились на фуршете после его выступления, молодая женщина сразу обратила внимание на красивого и талантливого певца, да ещё и с прекрасными перспективами. Марина сначала работала музыкальным критиком в газете «Вести Москвы», а потом переключилась на продюсерскую деятельность. Среди молодых музыкантов искала наиболее перспективных с одной целью – за счёт их таланта и трудолюбия не столько прославиться, сколько иметь большие деньги, к которым испытывала особую слабость.

Неназойливо и как само собой разумеющееся, тридцатилетняя опытная женщина пригласила Эмиля в ресторан, чтобы отметить его успешное выступление. Он проснулся утром в её кровати, чем был крайне огорчён и шокирован.

Одевшись и поблагодарив Марину за то, что она его не бросила в состоянии алкогольного опьянения, Эмиль бросился на улицу, сказав женщине: «Прощай!» После этого неприятного для молодого человека случая они не раз встречались на его концертах, ограничиваясь светской беседой. Эмиль чувствовал опасность, исходящую от этой знающей себе цену женщины.

Отношения потеплели, когда Эмиль попал в аварию и оказался в больнице. Марина навещала его ежедневно, хотя травма была не очень серьёзной. Эмиль надеялся, что, выписавшись из больницы, он расстанется с Мариной. Но его пригласили на стажировку в Италию, в Миланский театр «Ла Скала». Поехать в страну несметных сокровищ искусства, родину бельканто – мечта любого певца. Эмиль бредил поездкой в Италию с юности. Для стажировки в знаменитом театре, которая смогла бы расширить его творческий потенциал, Эмилю срочно понадобился продюсер для ведения его коммерческих дел. Вот тут-то и предложила свои услуги Марина.

Она и стажировку сама организовала, благодаря многочисленным связям в богемной среде, чтобы уже окончательно завладеть талантливым певцом. Через неделю мучительных раздумий Эмиль всё же заключил с Мариной договор о сотрудничестве при условии, что жить будут раздельно. А ещё через неделю они вылетели в Милан.

Эмиль, как только узнал о предложении стажироваться в лучшем оперном театре мира, сообщил об этом Нике. Она была рада за него, гордилась им и, чтобы расставание не было столь болезненным, стала усердно учить итальянский язык. Он давался ей легко. Уже через несколько месяцев девушка свободно говорила по-итальянски.

* * *

Антонио Бьянки родился в Новосибирске. Его мать – талантливый музыкальный критик Аглая Светланова – познакомилась с его отцом, когда тот приехал на гастроли в Россию. Он был известным итальянским певцом.

Аглая появилась на свет в Москве, но потом переехала с родителями в Новосибирск – её отец был известным хирургом, а мать преподавала сольфеджио в музыкальной школе. Аглая выросла, окончила музыкальную школу и консерваторию по классу фортепьяно, но любовь к филологии, привитая матерью с детства, привела девушку к специальности музыкального критика.

Аглая была очень красивой – изумрудно-зелёные глаза, волнистые, густые волосы цвета морозного каштана, стройная фигура. Прекрасный вкус, энциклопедические знания по литературе и истории музыки делали её желанной невестой в городе. Но Аглая совершенно не обращала внимания на многочисленных поклонников, занимаясь любимой профессией, пока не встретила итальянского певца, приехавшего на гастроли.

Что же привлекает в итальянцах и заставляет думать, что они лучшие мужчины на планете? Конечно, их отношением к женщинам. Так, как умеют ухаживать и очаровывать итальянцы, не умеет никто другой. Если итальянцу понравилась девушка, он сделает всё, чтобы завоевать её. Итальянцы, будучи отличными психологами, знают, что, когда и кому говорить. В них присутствует особая дружелюбность и позитивный настрой. Даже в страшном скандале они склонны идти на компромисс, желая примирения. Итальянцы горячие, но не конфликтные. От таких мужчин не придётся ждать подлостей и коварства. Они как маленькие дети – все чувства и желания видны, как на ладони. Но в тоже время их очень легко обидеть.

Алехандро увлёкся музыкой с девяти лет. Его родители были горячими поклонниками оперы и с самого детства старались привить эту страсть сыну. В семнадцать лет он поступил в консерваторию имени Луиджи Керубини во Флоренции. А вскоре начал исполнять ведущие партии в популярных операх на сценах Европы.

Знаменитым на весь мир Алехандро Бьянки сделали его уникальный голос и творческая смелость. Исполняя арии из «Евгения Онегина» П. И. Чайковского и «Богемы» Джаккомо Пуччини, артист мечтал приблизить оперное искусство к простому слушателю, оживить оперу элементами поп-музыки. Круг музыкальных пристрастий самого певца был весьма широк. Именно благодаря экспериментальному смешению двух жанров – классического и популярного – музыканту удалось создать собственный стиль, который он сам обозначил как «оперный рок». В 1978 году Алехандро Бьянки выпустил альбом, в котором объединились элементы оперы и мюзикла. Вошедший в диск трогательный хит помог певцу завоевать сердца миллионов слушателей.

Алехандро подарил миру потрясающие дуэты с Сарой Брайтман, Элтоном Джоном, Барбарой Эндрикс, и другими артистами. Кроме того, журнал People включил артиста в список самых красивых людей планеты. Знаменитый тенор выступал на лучших сценах мира – в Великобритании, Ирландии, Италии, Бразилии, Канаде, Корее, США, Франции, Нидерландах. Концерт в Москве дал старт российским гастролям музыканта в рамках его большого мирового турне.

В марте 1980 года Бьянко отправился в турне по городам России, посетив Самару, Екатеринбург и Новосибирск. Реакция переполненного зала в Новосибирском театре оперы и балета на исполнение неаполитанских и итальянских народных песен была столь бурной, что певец произнёс: «Я шокирован. Если бы не знал, что нахожусь в России, то подумал бы, что передо мной сидят итальянцы. Мне кажется, что все вы – эмигранты из Италии. Я оставляю своё сердце здесь и надеюсь вернуться к вам».

Знакомство с Аглаей произошло в первый день пребывания его в Новосибирске. Девушка брала интервью на итальянском языке, которое перешло в непринуждённый разговор обо всём, кроме музыки. Любовь поглотила их с первой встречи, заставляя всё свободное время быть вместе. Темпераментный Алехандро в последний день гастролей сделал предложение Аглае, подарив обручальное кольцо и коллекцию своих дисков. Аглая попросила дать ей время, чтобы подумать, но через месяц, поняв, что ждёт ребёнка, приняла предложение и уехала в Милан к жениху, где они сыграли настоящую итальянскую весёлую свадьбу.

Рожать Аглая приехала в Новосибирск, к родителям – супруг в предполагаемые дни родов должен был быть на гастролях. Через восемь месяцев у них родился сын Антонио. Молодая мама, когда Антошке, как звала она сына, исполнилось пять месяцев, улетела с ним в Милан. Они стали счастливой семьёй. Антонио с шести лет начал петь, радуя родителей своими музыкальными способностями.

Когда мальчику исполнилось десять лет, его мать Аглая Бьянко скончалась от онкологического заболевания, сгорев за три месяца. Горе настолько поглотило Алехандро, что он перестал петь, расторгнув все, заключённые на два года вперёд, контракты. Пытался покончить с собой, но сын спас его, сказав, что мама с неба видит, как он страдает и тоже мучается. Алехандро заглянул в зелёные, как у матери, глаза мальчика и увидел в них такую недетскую боль, что решил посвятить себя воспитанию сына, закончив карьеру певца. Он стал преподавать в Миланской Консерватории.

* * *

Эмиль познакомился с Антонио, как только приехал в Милан и пришёл в театр Ла Скала. Они были ровесниками, кроме того, оказались настолько похожи, что окружающие воспринимали их, как близнецов. Одинаковыми у них были конституция, рост, цвет волос и даже цвет глаз. Различались лишь голоса – у Антонио, как и у его отца, был красивейший тенор, а у Эмиля – бархатный баритон. Их сближало многое – вкусы, интересы, всё то, что могла им дать Россия – они оба наполовину были русскими.

Когда Алехандро впервые увидел Эмиля на пороге своего дома, то встал, как вкопанный – сын был его копией. Они подружились, и Алехандро предложил Эмилю жить в их большом доме, чему Эмиль очень обрадовался – он скучал по своей семье, а с новыми друзьями чувствовал себя как дома, забывая на время о своей тоске по Николь.

После очередного выступления Эмиль вернулся в гримёрную, решив отдохнуть и наконец-то поговорить по скайпу с Никой. Но только он удобно устроился в кресле перед компьютером, как в дверь постучали негромко, но настойчиво, по-свойски. Стук повторился, к нему добавился мягкий голос:

– Эмиль, открой, я знаю, что ты здесь. У меня проблемы, мне нужна твоя помощь. В молящем голосе женщины слышались слёзы.

– Иду, – нехотя отрываясь от переписки с Никой по интернету, ответил он.

На пороге стояла Марина, единственная из многочисленных его знакомых дам, имя которой он запомнил сразу. Никогда не приходила она при свете дня, никогда не просила о помощи. Она казалась самодостаточной женщиной, с которой мужчина ощущает себя безопасно. Тем более, Марина не ждала и не требовала ничего от своего партнёра – никаких обязательств, просьб с её стороны Эмиль никогда не слышал.

Марина была беспринципной, безжалостной, расчётливой, но свой кодекс чести всё же у неё был, специфический, не вписывающийся в общепринятую мораль. Цели, которые она ставила перед собой, добивалась всегда и любым путём.

– Эмиль, у меня появилась небольшая проблема. Прежде, чем я решу её, мне хотелось бы поставить тебя в известность. Ведь некоторую причастность к ней ты имеешь, – лисьим голосом с глубинным придыханием проговорила она, – я беременна. И отец ребёнка – ты.

Эмиль пришёл в замешательство от такой новости, но, собравшись, сказал:

– Ты знаешь, что я не люблю тебя и никогда не смогу полюбить. Но ребёнок не виноват в том, что его родители чужие друг другу люди. Он имеет полное право родиться.

– Так ты хочешь сказать, что не возражаешь, если я оставлю твоего ребёнка?

«Как-то странно она акцентирует моё внимание на то, что ребёнок мой. Скорее всего, эта лиса или не беременна, или ждёт не моего ребёнка», – пронеслось в голове у Эмиля.

– Я не смею просить и тем более требовать избавиться от зародившейся в тебе новой жизни. Ребёнок должен жить!

– Но ты ведь не допустишь, чтобы ребёнок родился внебрачным?

– Хорошо, я женюсь на тебе, – немного подумав, сквозь зубы, еле сдерживая отчаянье, произнёс он, – но мы составим брачный контракт, в котором, кроме финансовых вопросов будет прописан пункт: когда ребёнку исполнится год, мы расторгнем фиктивный брак.

– Спасибо, любимый, я знала, что ты – не только красив, талантлив, но и благороден.

Первой мыслью Эмиля после ухода Марины было желание срочно найти другого продюсера, чтобы не быть связанным с этой расчетливой женщиной деловыми отношениями.

Стажировка подходила к концу. После неё Эмиль навсегда стал поклонником итальянской школы пения, восхищаясь творчеством Джино Бекки, Марио Дель Монако и других прославленных певцов Италии. Но неотвязная мысль о предстоящем браке, и прежде всего, о Нике, перечёркивала жирной чёрной чертой всё светлое и прекрасное, что он получил в Милане. Эмиль решил заранее поставить сестру в известность, написав ей письмо с рассказом о том, почему был вынужден заключить с Мариной фиктивный брак. Он очень надеялся, что Ника поймёт и простит.

Марина имела доступ к почте Эмиля, чего он не учёл. На следующий день, утром, как только он написал исповедь с признанием своих роковых ошибок, женщина постучалась в его номер, сказав, что его срочно вызывает музыкальный директор Ла Скала. Молодой певец, полный амбициозных надежд, бросился со всех ног на встречу. Марина же тем временем удалила письмо Эмиля, отправив с его почты своё. В нём были извинения перед Николь, сообщение о предстоящем браке и ожидании первенца. Искажённое письмо полетело в Баку.

Музыкальный директор действительно просил Эмиля Радаева прийти к нему. Он предложил выступить с сольным концертом на сцене театра, с перспективой заключения контракта с Эмилем на год работы в театре. На первое предложение Эмиль с радостью согласился. Второе, хоть и было лестно, он пока отклонил, сказав, что ему нужно подумать. Возвратившись в гримёрную, где неосмотрительно оставил свой ноутбук открытым, он остолбенел, когда увидел в своей почте письмо, написанное и отправленное Нике Мариной. Эмиль понимал, что для его Русалочки оно станет смертельным ударом, но изменить ситуацию уже было невозможно.

С гнетущей тоской в душе и ненавистью к Марине певец подумывал о самоубийстве. Но обязательства перед ещё не родившимся ребёнком остановили его. Эмиль невольно посмотрел на камень в своём перстне – он опалил холодом, став мутным и тёмным. Мысли носились и набегали друг на друга, не давая сосредоточиться. Эмиль стоял у открытого окна. Вся его фигура с опущенными руками и внезапно возникшей сутулостью выражала безнадёжность.

Жизнь Эмиля редко выходила из-под контроля. С раннего детства он старался контролировать если не сами обстоятельства, то его отношение к ним – его воля, умение сконцентрироваться и вычленить главное делали ситуацию управляемой. Только не сейчас. Он был растерян и подавлен не зависящей от его воли и разума, а главное, от его души ситуацией.

Придя домой к Алехандро и Антонио, Эмиль рассказал о своём горе, о том, что навсегда потерял любимую Николь. Он не заметил, что лица его друзей были невероятно мрачными.

– Что случилось? – наконец спросил Эмиль.

– У Антонио обнаружили лейкемию, это – рак крови. От такого же заболевания умерла мать Антонио. Теперь мне понятно, почему последние месяцы он чувствовал себя так плохо, – тихо произнёс потрясённый диагнозом сына Алехандро.

– Я знаю, что можно пересадить спинной мозг от здорового донора и этим спасти Антонио, – предложил Эмиль.

– У нас очень мало времени на поиски донора. Врачи сказали, что болезнь запущена.

– Предлагаю проверить меня в качестве донора, – сказал с надеждой в голосе Эмиль. – Уж если мы так похожи с вашим сыном, есть вероятность, что я могу стать его донором. Завтра же пойдём сдавать анализы!

На следующее утро, отменив репетиции, Эмиль с Антонио отправились в клинику, где у них взяли кровь на совместимость. Анализ был готов через день. Его результат поразил не только друзей, но и медиков – молодые люди по биологическим параметрам, учитываемым при пересадке костного мозга, абсолютно совпали. Операция по пересадке костного мозга была назначена через три дня, ждать больше было нельзя. Эмиль решил провести и генетическую экспертизу, чтобы понять, есть ли между ним и Антонио родственная связь.

Операция прошла успешно. Антонио быстро поправлялся, особенно после того, как узнал, что является кузеном Эмиля. Братья начали вести собственное расследование, чтобы определить свои корни, совмещая поиски с выступлениями в театре Ла Скала.

Эмиль договорился о недельном отпуске с директором театра для того, чтобы полететь в Москву и жениться на Марине, а потом представить жену родственникам в Баку, как принято по кавказским традициям.

Никогда ещё певец не возвращался в свой любимый город в таком мрачном настроении. Молодых встретили Давид, Стефания, пришла даже Галина с мужем. Стол ломился от национальных блюд и вин. Комнату Стефания украсила многочисленными корзинами с цветами.

На передний план, оттеснив плечом Эмиля, вылезла женщина с крашеными в бледно-пепельный цвет, наращенными волосами. Женщина казалась без возраста, скорее всего, лицо её не раз было подправлено пластическим хирургом. Дорогая и безвкусная одежда под леопарда дополняла неприятное ощущение от жены Эмиля.

Родственников преследовал единственный вопрос: «Как Эмиль, обладая безупречным вкусом, смог связать свою жизнь с такой женщиной?».

Младшего братишку Эмиля и Ники – Влада мама Галина отдала на воспитание Стефании и Давиду, ссылаясь на свою постоянную занятость. Мальчик благополучно поселился в гостеприимном доме бывшего маминого мужа. Опеку над ним взяла сердобольная Стефания.

Влад спросил, когда Марина нагнулась за свой сумочкой, стоявшей на полу, а силиконовая грудь, словно пересидевшее в кастрюле тесто, вывалилась из явно не по размеру надетого бюстгальтера:

– Тётя, а почему у тебя такие сиси большие?

Тщательно загримированное лицо Марины стало пятнистым, на кожу пробились струйки пота. Женщина выбежала на улицу. Эмиль нехотя вышел за ней.

Группа родственников еле сумела скрыть улыбки на застывших лицах от преподнесённого Эмилем сюрприза. После экстренного ухода молодых, они, не удержавшись, словно по команде, стали смеяться. Правда, смех быстро иссяк, лица снова стали трагически неподвижными.

Николь в городе не было.

* * *

Ника училась на втором курсе Бакинской Консерватории по классу вокала, подавала большие надежды, часто выступала на концертах. Пение для неё было не только большим удовольствием. Девушка, когда пела, мысленно представляла рядом Эмиля, отчего сердце наполнялось счастьем, а голос – необыкновенной чистотой и силой. За месяц до того вечера, когда она получила злосчастное письмо, камень в её кольце стал темнеть, пока не потух совсем, превратившись в мутный, чёрно-бурый и холодный на ощупь.

Прочитав письмо, Николь сначала ничего не поняла. С пятого прочтения до неё дошла информация о том, что Эмиль собирается жениться. Апатия и безысходность сделало тело и душу нечувствительными, словно находящимися под анестезией. Она хотела стать невидимкой, раствориться, исчезнуть для всего мира – как будто кто-то взял и стер ее, ставшее болезненным, прошлое, не дающее свободы, но и будущее оставил неясным. Она плакала – спасительные слезы позволяли очиститься от захлёстывающих душу эмоций. И выплакавшись, заперлась в своей комнате. Там она просидела до утра, до слепоты в глазах вглядывалась в небо за окном. Ника пребывала в странном полусне, когда происходящее почти не осознавалось, не касалось ее.

– Неужели для любви является неизбежным то головокружительные взлёты, то мучительные падения, – думала девушка. – Бежать. Прочь из дома, ставшего пустым и чужим без любимого. Там, в другом мире я найду себя снова, попытаюсь, конечно, – размышляла Ника, когда рассвет стал медленно пробираться в комнату. Пылающая кромка предрассветного солнца вставала на востоке, распугивая пернатые облака радующегося от встречи с солнцем неба.

Николь приняла решение: она заберёт документы из Консерватории, и уедет в Москву. Бабушка со стороны отца давно приглашала её поселиться в огромной квартире в центре города и перевестись в Московскую Консерваторию.

Утром Николь поставила родственников перед фактом, что уезжает учиться в Москву. Перед отъездом ей очень захотелось увидеть море, попрощаться с ним. Взяв такси, она поехала за город, в то место, где они с Эмилем и Давидом так замечательно проводили выходные. Тогда она была счастлива тем безмятежным, безграничным счастьем, которое бывает в детстве.

Ника шла вдоль берега моря, волосы обдувал лёгкий ветерок. Она щурилась от ярких лучей солнца и наблюдала за чайками, которые пикировали к самой воде над беспокойными волнами, завидуя их свободному и радостному полёту. Внезапно в голову пришла шальная мысль – прыгнуть с самого высокого утёса, взмыв в воздух и пролетев, словно чайка, над беспокойным морем. Одинокая скала словно ждала её прихода. Ника уже стала ощущать, как между пальцами пробежался лёгкий ветерок и стала поднимать руки, представив, что это крылья. Сверкающая вода звала её, наполняя пьянящим чувством в ожидании полёта. Хотелось прочувствовать всем телом ветер, свободу и хоть на мгновенье ощутить себя вольной птицей, то взмывающей в небо, то парящей над серебристой поверхностью моря.

Крик маленького ребёнка, оставленного на пустынном берегу – мать в это время купалась – удержал девушку от непоправимого шага.

Через неделю в столичном аэропорту Шереметьево Нику встречали новые родственники. Дед Пётр Георгиевич – бывший военный в отставке, дослужившийся до звания генерал-лейтенанта. Он оказался сморщенным, сгорбленным седовласым старцем почтенного вида. Бабушка Элеонора Ивановна – очень высокая, гораздо выше своего мужа женщина с прекрасной фигурой, одетая в бордовое платье, казалась красивой, огромной птицей рядом с мужем-воробушком. У неё были прекрасные, ласковые серые глаза и русые волосы, уложенные в пучок, породистые черты лица. Нике хватило одного взгляда, чтобы понять, что бабушка рождена властвовать над людьми и их сердцами. Ещё пять лет назад она была примой знаменитого Малого театра, прослужив в нём не один десяток лет.

Виталий – приёмный сын Введенских – красивый высокий мужчина лет тридцати пяти с военной выправкой, кавказской национальности. Коротко подстриженные чёрные волосы, синие глаза в обрамлении чёрных ресниц, смуглая кожа и очаровательная, доверчивая детская улыбка, так не сочетающаяся с его мужественным видом, выдавали в нём человека открытого и доброго.

Настоящее имя его было – Видави. Отец служил в подчинении деда Николь, когда тот жил и работал в Баку и погиб при исполнении воинской обязанности, получив звание Героя Советского Союза. Мать умерла через год. Пётр Георгиевич счёл своим долгом усыновить ребёнка. Элеонора Ивановна не возражала. Она полюбила мальчика, уделяя всё свободное от службы в театре время его воспитанию, часто брала с собой на работу.

Виталий, как звали его приёмные родители, вырос за кулисами Малого театра, впитав любовь к сцене с раннего детства, обожая театр. Ведь самое непосредственное и искреннее восприятие волшебства театральной жизни закладывается именно в детском возрасте. Но театр – это не только блеск мишуры, сказка и аплодисменты. Театр – это целый мир, который создаётся тяжёлым трудом.

Побывать за кулисами, ощутить себя хотя бы в своих фантазиях главным героем пьесы на настоящей театральной сцене, раскрыть секреты таинственного перевоплощения актёров перед спектаклем – всё это попытался сделать Виталий в детском возрасте. Он даже подумывал стать актёром, но дело, которому отдал жизнь его отец, заставило выбрать профессию военного. Любовь к морю, на котором он родился и провёл самые счастливые первые годы жизни вместе с родителями, звала его. Виталий поступил в мореходное училище Санкт-Петербурга.

* * *

Виталий Введенский только что получил звание капитана третьего ранга. Он плавал на атомной подводной лодке. За быстрое и правильное решение во внештатной ситуации на глубине более двухсот метров, позволившее спасти членов экипажа, он получил очередное воинское звание.

Трепетная, возвышенная, нежная любовь к Николь ворвалась в его сердце с первого взгляда, когда он вместе с приёмными родителями приезжал в родной Баку на её выступления. С тех пор, как он увидел девочку-Ангела, поющую нежным, необыкновенно красивым голосом молитву, её трогательный образ не покидал Виталия.

Нику они приняли, как родную. Девушка сразу очаровала своих московских родственников не только красотой, но и покладистым характером, нежностью и любовью, с которой она относилась к ним.

С бабушкой Элеонорой не сразу сложились тёплые отношения. А вот с её сводной сестрой Глорией Ника была знакома не один год – та давно была любимой гостьей в семье Радаевых. Глории Ника и открыла свою душу, получив в её лице не только родственницу, но и близкую подругу – разница в возрасте у них была тридцать три года.

Лора стала поздним ребёнком общей с Элеонорой матери. И скорее годилась по возрасту в матери Нике, чем в бабушки. Но, имея лёгкий, дружелюбный и весёлый нрав, стала близкой подружкой своей внучатой племяннице, ещё когда навещала её в Баку.

Николь восхищалась насмешливым умом Глории, литературной с чётким произношением речью и безупречным знанием нескольких иностранных языков.

Петь Ника больше не хотела. Посоветовавшись с родственниками, она решила поступать в медицинский институт. Проснувшееся в ней желание лечить людей было внезапным и острым. Свою любовь, сжигающую сердце и душу, она решила отдать страдающим людям. В это же лето Николь сдала экзамены в первый Московский медицинский институт на факультет «лечебное дело», поступила легко, без сомнений и страха. И училась легко, на лету схватывая ненавистную для большинства студентов латынь. Привыкнув ни с кем не общаться близко, не открывать свою душу, она развила в себе способность улавливать малейшие изменения в людях.

Сокурсники оказывали ей знаки внимания. Но когда дело доходило до чего-то большего, чем поход в кино, она превращалась в Снежную королеву, как и звали её студенты за глаза. Холодность и вдруг появившаяся уверенность стали только внешним проявлением её жизни. Сердце Николь оставалось несвободным и неспокойным, даже время не могло хоть слегка затянуть кровоточащие шрамы в нём. Она не виделась с Эмилем почти два года, но разбитое на мелкие осколки сердце не давало ей смотреть на других мужчин, спокойно спать. Она часто просыпалась среди ночи, воскрешая в памяти любимое лицо, и не было никакой возможности его забыть.

Все годы учёбы Ника была приветлива и дружелюбна с однокурсниками, но о себе ничего не рассказывала. Сокурсники только знали, что Ника замужем и воспитывает маленького сына. Но её никто никогда не видел с кем-либо из молодых людей ближе, чем на метр. Это была не гордыня и не заносчивость, скорее, эмоциональная холодная пустота, словно душу случайно прихватил ночной заморозок.

Сердце её, спасаясь от постоянной боли, почти окаменело, на душе лежал тяжёлый камень воспоминаний и обещаний друг другу, что они с Эмилем будут вместе. Она никак не могла забыть, вычеркнуть его из жизни. Девушка старалась не зацикливаться на прошлом, но без мыслей о счастливых днях не могла представить настоящее. И мечтала о встрече. Ведь между ними сложилась особая близость, и разговоры были особенными. Важными. Незабываемыми.

Началась новая жизнь с новыми друзьями, родственниками, страной. Отношения с бабушкой постепенно стали доверительными и нежными, а дед просто души не чаял в тихой, тактичной, хорошо воспитанной, да ещё и красивой внучке.

Элеонора Ивановна знала, что творится на сердце у внучки. Она была посвящена в тайну – любовь Ники к Эмилю и его предательство, как расценивала бабушка женитьбу молодого певца.

Николь случайно, от театральных знакомых бабушки, узнала о том, что Эмиль развёлся с Мариной, когда та была на пятом месяце беременности, уехал в Италию. На самом деле инициативой развода была Марина. Женщина поняла, что нажиться на таланте Эмиля она не сможет – ведь контракт расторгнут, поэтому она предприняла экстренные попытки заполучить богатого мужа. Фортуна повернулась к ней лицом. Давний воздыхатель, меценат и крупный бизнесмен в одном лице, Фёдор Ильич Скоробогатов сделал ей предложение, в очередной раз увидев свою Музу на одном из банкетов. То, что он был немолод, плешив и имел значительный избыток массы тела, не остановило женщину. Но беременность, которая вот-вот должна стать заметной, была явной помехой на пути Марины к вожделенному браку.

Дав согласие на заключение брака влюблённому старцу, Марина попросила подождать со свадьбой три месяца, надеясь вызвать преждевременные роды и избавиться от ребёнка. А богатому жениху сказала, что уезжает по якобы подписанному контракту, который невозможно аннулировать. Сама же поехала к матери в Тверь, где на восьмом месяце беременности благополучно разрешилась от бремени.

Мальчик родился недоношенным, но живым. Подписав отказ от ребёнка, Марина упорхнула к жениху готовиться к свадьбе, предварительно дав взятку главному врачу роддома для того, чтобы в случае появления Эмиля в Твери в поисках своего ребёнка, ему бы сказали, что он погиб при родах.

* * *

Николь последний месяц снились глаза Эмиля, только почему-то Эмиль был младенцем, истошно плакал и тянул к ней крошечные ручки. Девушка обратилась за помощью к деду, чтобы тот узнал о судьбе Марины и ребёнка. Через две недели Ника получила информацию о разводе Эмиля, о заключении нового брака его бывшей жены и о рождении недоношенного мальчика.

Решение усыновить ребёнка возникло мгновенно. Как ни отговаривали родственники, Ника стояла на своём, умоляя помочь ей в усыновлении. Дед с бабушкой после недолгих раздумий согласились. Они рано потеряли сына – отца Николь, он погиб в авиакатастрофе через пять лет после рождении дочери. Истосковавшись по сыну, они пришли к обоюдному решению, что помогут Нике в усыновлении и воспитании не нужного родителям малыша. Но усыновить ребёнка девятнадцатилетней незамужней студентке вряд ли бы удалось. Николь необходимо было срочно выйти замуж. Да и кандидатура в лице Виталия была. Он с радостью согласился на фиктивный брак. Николь имела одно пожелание – чтобы она и малыш носили фамилию Радаевых. Родственники и жених были вынуждены согласиться.

На свадьбу Николь и Виталия прилетели Давид со Стефанией.

Давид выглядел плохо – землистый цвет лица, одышка выдавали серьёзные проблемы с сердцем. Скоропалительная женитьба Эмиля, а затем и Николь, её переезд в Москву, смена профессии стали заключительным ударом по его больному сердцу. Ника видела, как его лицо осунулось, почернело. Дымка вокруг Давида была еле заметного серого цвета. На второй день после свадьбы он скончался от обширного инфаркта.

Стефания тяжело переживала потерю. Ника наблюдала, как её всегда весёлая оранжевая аура превратилась в сгустившееся облако горя антрацитового, пыльно-чёрного цвета. Элеонора тоже умела чувствовать чужое горе, заботилась о няне своей внучки, как о родном человеке, а вскоре пригласила Стефанию жить в их большую квартиру, чему была безумна рада Николь.

В Тверь с готовыми документами для того, чтобы забрать мальчика, они поехали все вместе. Правда, Ника уже ездила смотреть на малыша.

Первая их встреча состоялась, когда ребёнка перевели в дом малютки – он набрал нужную массу тела и уже не нуждался в постоянном медицинском контроле. Малыш лежал в кроватке и пристально смотрел на Нику изумрудными глазами Эмиля. А потом вдруг улыбнулся, словно узнал, и протянул к ней ручки.

«Как во сне, – подумала Ника, взяв малыша на руки и чувствуя переполняющую сердце любовь. – Теперь у меня всегда рядом будет мой маленький Эмиль», – подумала она.

Но назвать сына Эмилем не разрешили дед и бабушка, Ника не могла не считаться с их мнением.

– Пусть он будет Святославом Радаевым, – предложила Ника, – в честь моего любимого пианиста Святослава Рихтера.

Знаменитый пианист с малых лет пленил Нику исполнительским мастерством. Она имела все его записи. Безошибочно могла определить его игру среди других талантливых пианистов. Артист-интерпретатор вдыхал жизнь в исполняемую музыку. Это имя устроило всех.

В институте Николь училась хорошо, ей всё больше и больше нравилась медицина. И с обязанностями мамы успевала справляться. Правда, первые полгода были тяжёлыми – Ника не высыпалась, не разрешая старенькой Стефании ночевать с сыном. Она много времени проводила в институте и очень скучала по малышу, поэтому ночами не могла насмотреться на него, носила на руках, когда он плакал.

Через полгода, безумно устав от хронических недосыпов, она стала укладывать мальчика в свою кровать, и проблема бесконечных ночных недосыпов закончилась. Рядом с мамой Святослав крепко спал всю ночь, да и днём стал спокойным и весёлым. Николь звала его Свет. Он действительно стал её светом. Ласковый, послушный, способный к музыке, уже в пять лет он играл простенькие пьесы на большом рояле, стоявшем в гостиной.

«На нём играл мой сын, а теперь играет внук», – радовалась Элеонора Ивановна, глядя на малыша, с усердием занимающегося на инструменте. А в шесть лет Святослав успешно поступил, сдав первые в своей жизни экзамены, в Центральную музыкальную школу при Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского. Готовила к поступлению в престижную музыкальную школу сына Николь, не доверив эту почётную миссию педагогам, которых рекомендовала бабушка.

* * *

Николь по-прежнему интересовали цвета ауры вокруг людей, она увлеклась эзотерикой, почерпнув много полезных для будущего врача знаний. Все годы она видела ауру – энергетическое поле, окружающее человека. Но цвет – это ни что иное, как разные части спектра, длины волн или частоты. Со временем она поняла, что проще всего увидеть красный цвет, сложнее – синий. Аура показывает, здоров человек или болен, его эмоции. Преобладающие цвета ауры определяют основные качества личности. Когда человек безнадёжно болен, его аура начинает блекнуть и исчезает ещё до того, как он умрёт.

Ника стала делать записи, касающиеся различных цветов ауры, ей хотелось структурировать свои наблюдения, ведь они могли понадобиться в её работе врача.

«Красный цвет ауры означает бодрость, силу, энергию, лидерские способности, честолюбие, – записывала она в дневнике, – а вот тёмно-красный выдаёт неуравновешенного, вспыльчивого человека, получающего удовольствие от своей власти над людьми. Агрессивные, гневные, вздорные, коварные люди имеют вокруг себя мутную ауру с тёмными разводами и оттенками грязно-красного цвета. Хитрость, спутанность мыслей, недостаток энергии бывает у людей с красно-коричневой аурой. Кроме того, возможны болезни почек или других органов, вокруг которых сосредоточен этот цвет. Такой человек может быть убийцей. А вот лиловый цвет ауры показывает любовь к человечеству, энтузиазм, благие намерения, а также справедливость и героизм.

Розовый цвет – это самоотверженная любовь. Оранжевый – цвет жизненной силы, уверенности, гуманности, но при этом возможны проблемы с печенью.

Золотисто-оранжевый цвет ауры говорит о самоконтроле, самообладании, жизнеспособности. Жёлтый цвет – показатель хорошего здоровья, живого ума, дружелюбия и оптимизма. Изумрудно зелёный говорит о честности, открытости, многогранности личности. Цвет морской волны – это миролюбие, надёжность, ответственность и духовность. Мутно-зелёный – хитрость, предательство, зависть, ревность. Нежно-голубой цвет ауры говорит о миролюбии, хорошем вкусе, а также о здоровье, мягкости человека.

Ярко фиолетовая аура у людей с развитой интуицией и духовностью, утончённым воображением, возвышенной любовью. Этот цвет присущ тем, кто ищет своё призвание и смысл жизни. Для них важны мораль, философия. Серый цвет – слабое здоровье, ограниченность, негативное мышление. Сине-серый – вампиризм из-за недостатка энергии, религиозность, смешанная со страхом и беспокойством. Тёмно-синий цвет ауры принадлежит духовным людям, нашедшим своё призвание. На них возложена миссия, которую они выполняют. Чёрный цвет – ненависть и жестокость, агрессия, злость и разрушение. Белый – самый совершенный цвет, он чистый и прозрачный. Это цвет расширения сознания, чистой духовности и высокой интуиции».

* * *

Виталий редко появлялся дома – он уходил в море на шесть, а иногда и на восемь месяцев. Когда приезжал в отпуск, привозил подарки всем членам разросшейся семьи, носил приёмного сына на руках, играл с ним. Постепенно отношения между Никой и Виталием стали теплеть, они лучше узнали друг друга.

Николь с отличием окончила медицинский институт. Она долго определялась со специализацией, хотела найти такую область медицины, где её дар «видеть болезнь» был бы задействован. Она даже подумывала пойти в ординатуру с целью найти объяснения своим необычным способностям. Но довольно быстро поняла, что докопаться до сути ей не удастся, и стала работать хирургом в МЧС. Ведь там ей уж точно не будет хватать времени на страдания от преследующих болезненных воспоминаний. Спасая других, она спасала себя. Одновременно Ника начала учиться на врача рефлексотерапевта – изучать восточную медицину, обучаться специальным массажам, чтобы в будущем, когда она получит богатую практику оперирующего в сложных условиях хирурга, пойти работать врачом-реабилитологом.

Даже интернатуру по протекции деда она проходила в бригаде МЧС, да так и осталась там. Их бригаду под номером пять считали одной из самых квалифицированных. Они брались за сложнейшие операции, спасая жизни. По случайному (или не очень) стечению обстоятельств, их фамилии почти одинаково звучали: майор медицинской службы Мирадов, капитан Градов и лейтенант Радаева. Поэтому при вызове их бригады они слышали приказ: «Бригада Радовых, на вылет!».

Работая в МЧС в одной бригаде с опытным нейрохирургами, Ника многому научилась. Егор и Сергей, наблюдая за способной, доброй и красивой девушкой, полюбили её. Их личная жизнь не складывалась – бывших жен не устраивали постоянные командировки и небольшая зарплата. Но они понимали, что Николь никогда не оставит мужа и сына. Их отношения были выстраданы бесконечной людской болью и изматывающей работой на грани человеческих сил. Они чувствовали друг друга по малейшим движениям, коротким фразам во время длительных операций, срослись, сроднились, став единым организмом по спасению людей. Их объединяли чувства уважения, полного доверия и любви.

Тот вызов в район землетрясения «бригада Радовых» запомнила на всю жизнь. Все природные катаклизмы – наводнения, землетрясения, цунами, извержение вулкана – это ни что иное, как защита природы от агрессивного поведения человека. Природа напоминает человеку, что он не имеет права вмешиваться в гармонию на голубой планете, он в гостях у Природы.

Это было сильнейшее за последнее столетие землетрясение на острове Сахалин. Больше всего пострадали города Оха, Нефтегорск и несколько находящихся неподалёку посёлков. Сила толчков достигала десяти баллов. Самые значительные разрушения были в Нефтегорске, который оказался всего в тридцати километрах от эпицентра. Сегодня этого города нет на карте, его решили не восстанавливать. Были разрушены почти все дома, в городе погибло две тысячи сорок человек. Ликвидацией последствий занималось более полутора тысяч спасателей. Им удалось вытащить из-под завалов две тысячи триста шестьдесят четыре человека. Сегодня на месте города построена часовня и установлен мемориал.

Город после сильнейшего землетрясения представлял тяжёлое зрелище. Жилые дома, магазины, общественные здания – все было превращено в руины. Это были груды кирпича, бетона, железной арматуры, под которыми находились сотни пострадавших. Тех, кто выжил, извлекали спасатели, после чего раненых доставляли в аэромобильный госпиталь МЧС. Врачи работали практически без отдыха, пострадавшим требовалась экстренная хирургическая помощь. Тех, кто выжил, извлекали спасатели, после чего раненых доставляли в аэромобильный госпиталь МЧС. Впрочем, к нему местные жители подвозили и тех, кто получил травмы, не будучи под завалом. Как говорили врачи, их работа после таких чрезвычайных ситуаций – это та самая военно-полевая хирургия, которая появилась в годы первой мировой войны: кругом хаос и разрушение, а здесь, в палатке цвета хаки, люди в белых (а сегодня, в зеленых) халатах обрабатывают зияющие раны, ампутируют раздробленные кости, накладывают гипс. И так, практически без отдыха, проходят сутки, трое, десять, месяцы!

После 99-го года госпиталь МЧС стали привлекать на все крупные чрезвычайные ситуации, а также для участия в гуманитарных акциях. Егор Мирадов, прошедший как военврач военные конфликты в Алжире и Сомали, не переставал поражаться вместе с коллегами, как в слаборазвитых странах люди могут выживать практически со смертельными диагнозами. Например, однажды в госпиталь привезли пожилого человека, у которого лопнул аппендицит и уже начался перитонит. До сих пор в голосе опытного хирурга Мирадова звучит удивление, когда он говорит, что после операции и введения антибиотиков больной не просто выжил, но еще и очень быстро поправился!

В южных странах приходилось работать при очень высокой температуре и влажности воздуха, соблюдая при этом стерильность за счёт специального оборудования трех видов. Первый – дезинфекция путем аэрации воздуха. Второй – с помощью кварцевых ламп. Ну и больших установок – дезаторов.

Военно-полевой госпиталь развертывался очень быстро, и в течение двух часов были готовы две-три операционные. Первая – для самых тяжелых случаев, когда надо проводить ампутации, обработки ран с обширным повреждением мягких тканей, сосудов, нервов. Вторая операционная, гипсово-репозиционная – там стоит рентгеновский аппарат. Третья операционная – для раненых в грудь и живот. А второе ее предназначение – для сотрудников МЧС. Особенно для спасателей, которые работают в завалах. Были случаи переломов и голеностопных суставов, и вывихи костей, коленных суставов. По счастью, еще ни разу не проводили сотрудникам серьезных полостных операций. Они ведь были профессионалами и знали, как уберечь себя от опасных травм.

Ника после тяжёлой смены, ассистируя в пяти серьёзных операциях, поздним вечером шла в палатку для отдыха, когда услышала, доносящийся из-под тёмного разрушенного дома слабый писк. Сначала она подумала, что там остался щенок. «А если это ребёнок?» – кольнуло сердце у девушки. И она побежала на слабый звук. Не думая о возможных последствиях, она, будучи хрупкого телосложения, пролезла под завал, освещая путь фонариком, увидела окровавленную головку годовалого ребёнка под телом умершей матери. Еле вытащив мобильный телефон, позвонила Егору, и только успела сказать, что она под завалом ближайшего к операционному блоку дома с раненым младенцем, как почувствовала сотрясение земли под собой. Вскоре выход завалило. «Главное – обуздать первый страх, не падать духом. Из любой, даже самой страшной ситуации, всегда есть выход, – внушала себе Ника. – То, что произошло так быстро и неожиданно, нужно разумно оценить. И не расходовать энергию даром. Смириться и не нервничать!» – как заклинание повторяла отважная девушка.

Надо было срочно извлечь ребёнка и осмотреть его. У младенца была раздроблена бедренная кость, и как только Ника вытащила его из-под тела матери, началось сильное кровотечение из бедренной артерии. Она сняла с себя одежду, нижним бельём перетянула ножку ребёнка выше травмы. Младенец оказался ледяным и даже не плакал, а слабо пищал. Сколько прошло времени после травмы – часы, сутки? Он был очень холодным, Ника прижала к своей груди его окровавленную головку, укутала в свою куртку и стала ждать помощи, чувствуя, что доступ воздуха перекрыт, и она начинает задыхаться. Кроме того, при повторном толчке на голову упало что-то тяжёлое, и голова разболелась так сильно, что тянуло в сон. Но засыпать было нельзя. Она знала, что её бригада обязательно придёт на помощь.

Егор, услышав сдавленный голос Ники, бросился за кинологом с собакой и спасателями. Выдрессированная для поиска людей немецкая овчарка быстро обнаружила под завалами живых людей. Проблема была в том, что блок из металлобетонной конструкции невозможно было сдвинуть с места. Сергей побежал за специальной машиной с краном. Время шло не в пользу пострадавших. Через двадцать пять минут после полученного от Ники звонка, её с младенцем на руках в бессознательном состоянии извлекли из-под завала. Ребёнка из её рук невозможно было взять, так крепко она его держала После релаксирующего и обезболивающего укола руки у неё расслабились и выпустили младенца. Дежурная бригада тут же понесла его в полевую операционную. Ника пришла в сознание на следующий день, рядом сидели Сергей и Егор.

– Что с младенцем? Он жив? – спросила она.

– Ты даже не знаешь, кого спасла – девочку или мальчика. Тебе это не интересно? – поинтересовался Егор.

– Главное, чтобы ребёнок был жив, – еле слышно ответила Ника.

– Не беспокойся, с девочкой всё в порядке. Она уже летит в Москву на повторную операцию. Вчера ей удалось быстро остановить кровотечение и сделать переливание крови. Малышка осталась сиротой – все родственники погибли.

– Вы взяли координаты, куда её повезли? Как её зовут?

– Не слишком ли много вопросов для женщины, вернувшейся недавно с того света? – спросил Сергей. – Не волнуйся, дорогая Ника, наша девочка будет ждать нас в детской Морозовской больнице. А чтобы найти её, мы дали ей твоё имя.

– Ну, почти твоё, – улыбаясь, поправил друга Егор.

– И как же её теперь зовут? – не унималась, несмотря на сильную головную боль Ника.

– Вероника Радаева. Тебе нравится?

– Да, очень. А что со мной, когда я смогу оперировать?

– Ты получила серьёзную черепно-мозговую травму с переломом черепа. Мы с Сергеем извлекли вчера кусочек и не маленький отколовшейся теменной кости и заменили его пластиком. После такой операции три дня полежишь под нашим наблюдением, а потом тебя отправят в Москву на реабилитацию. Да, главное-то забыл сказать, – продолжил Егор, – ты получила досрочно звание капитана и Крест доблести МЧС. Это одна из самых почётных наград, ты заслужила её своим героическим трудом наравне с мужчинами и самоотверженным спасением ребёнка! Никто ещё из врачей МЧС не дослужился до звания капитана мед службы за два года! А тебе ведь только двадцать пять лет!

– Ещё двадцать четыре! – возмутилась Ника. – Двадцать пять исполнится через два месяца!

– Надеюсь, твой День рождения, тем более юбилейный, мы отметим в Москве своей бригадой.

– И с нашей бригадной дочкой, – с улыбкой на забинтованном лице произнесла счастливая Ника.

* * *

Как только Ника выписалась из больницы, сразу же, не заезжая домой, поехала в Морозовскую больницу к своей спасённой тёзке. Но ей сказали, что девочку забрали родственники. Ника, потрясённая таким известием, стала звонить Егору.

Оказалось, что, когда девочку можно было выписать, Егор забрал её к себе домой, нанял няню и занялся оформлением документов на удочерение ребёнка с тем, чтобы, когда Николь будет относительно здорова, было меньше проблем с бумажной волокитой. Егор подключил своих знакомых, бывших пациентов, работающих в опекунском Совете, и дела быстро пошли на лад. Виталий дал своё согласие на удочерение Вероники, предоставил данные о жилплощади, заработке. И к выписке Ники девочка уже официально считалась их дочерью.

Егор и Виталий хотели встретить Нику вместе со Святославом и Вероникой завтра при выписке, но нетерпеливая Николь спутала им все карты.

– Где Вероника? – со слезами в голосе спросила Николь у Егора, позвонив ему по телефону.

– Приезжай ко мне домой! – спокойно ответил Егор.

Ника взяла такси и уже через тридцать минут была у Егора дома.

– А теперь зайди в соседнюю комнату и, пожалуйста, не шуми, – тихо произнёс Егор.

Николь приоткрыла дверь и увидела Дюймовочку, сладко сопящую на разложенном диване. Она присела на край и стала рассматривать девочку – ведь она так ни разу и не видела её лицо.

Вероника была, словно сказочная принцесса. Русые волнистые волосы, длинные чёрные ресницы и улыбка, делающая её личико светящимся. От девочки невозможно было оторвать взгляда – так она была прекрасна!

– Ты удочерил Нику? – с грустью спросила Николь у Егора.

– Ну кто мне, холостяку, разрешит удочерить девочку! Её удочерил Виталий. Теперь она – ваша дочка. Вот документы, которые нам с твоим мужем удалось оформить к твоей выписке. Если бы не твоя нетерпеливость, ты бы взяла на руки Веронику завтра при выписке. Мы с Виталием готовились тебя встретить.

– Прости, Егорушка! Спасибо тебе за дочку!

Раздался звонок в дверь.

– Иди, открывай, это твои мужчины за вами приехали. Как только ты позвонила мне, я сообщил твоему мужу, что ты выписалась и едешь ко мне.

На пороге стояли Святослав с огромным букетом и улыбающийся Виталий.

Николь бережно взяла спящую дочку на руки, Виталий помог им сесть на заднее сиденье машины, и они поехали домой.

Вероника проснулась и с удивлением посмотрела на Николь, которая ей улыбалась, говоря:

– Девочка моя родная, наконец-то я увидела тебя. Как я скучала!

Вероника в ответ приветливо улыбнулась. Ника не показала своего удивления, что глазау неё были разного цвета – один зелёный, а другой – голубой. Но вскоре домашние привыкли к такой особенности и не стали обращать внимания.

Николь думала о том, что, когда Веронике придётся идти в сад и в школу, дети начнут дразнить и издеваться над ней – ведь она не такая, как все. Она вспомнила своё детство и решила не отдавать Веронику в сад, а сразу отправить в школу, чтобы к шести годам можно было поставить ей линзы, сделав глаза одного цвета.

Была ещё одна проблема. Вероника после травмы хромала на правую ногу. Для девочки это было серьёзным дефектом и тоже с возрастом могло вызвать насмешки детей.

Николь объездила с малышкой опытных ортопедов. Все они в один голос заявили, что оперировать ногу можно не раньше, чем, когда девочке исполнится пять лет.

* * *

После черепно-мозговой травмы Нике запретили оперировать. На восстановление ушло два месяца и Николь, уже получившая диплом рефлексотерапевта, была приглашена в современную, хорошо оборудованную клинику нейрохирургии. Первое время она присутствовала на операциях – хирургия оставалась её призванием. Но количество больных, требующих помощи, неуклонно росло – слух о её даре и волшебных руках, снимающих боль, распространялся стремительно. Очереди из сотрудников и послеоперационных тяжёлых больных, обездвиженных после травмы позвоночника, увеличивались.

Сомнамбулизм. Ника уже забыла, что это такое. Но после серьёзной черепно-мозговой травмы зов Луны, вечный зов, который нельзя перерасти, от которого нельзя избавиться, вернулся. Иногда она ложилась спать в пижаме, а просыпалась в спортивном костюме и кроссовках. Иногда она брала новую книгу и понимала, что её уже читала. Это было страшно, потому что состояние не подлежало контролю, было опасно для жизни. Она была вынуждена постоянно бороться с ночными кошмарами, болью, страхом. С тем, что жило внутри неё.

Время шло, перетекало из весны в лето, из лета в осень, стучало в окно дождями, ветрами, кидало в лицо ржавые листья, а сердцем Николь по-прежнему владел единственный мужчина – Эмиль.

* * *

Эмиль начал свою карьеру певца стремительно, заключая контракты, в которых стояли суммы с пятью нулями. Он чувствовал, что это только начало. «Скоро весь мир будет у моих ног. Только принесёт ли мне это счастье и душевный покой?», – в сомнениях размышлял молодой певец.

Успех Эмиля лежал в его природном даре – необыкновенном голосе, в его тембре. У Эмиля был баритон. А ведь именно мужской баритон является королем вокала, хотя до сих пор во всем мире держится стойкое и ошибочное мнение, что главным голосом является тенор. Дело в том, что именно баритон обладает той бархатистостью, силой, мощью и сочностью, которая не присуща другим голосам. Такие великие тенора-бельканто, как Энрико Карузо и Марио дель Монако были владыками масс именно благодаря тому, что они обладали драматическим тенором (предельно низким тенором), который чрезвычайно редко встречается в природе. Даже бас становится фантастическим, как, например, у Ивана Реброва, только в том случае, если он тяготел к баритону. У Федора Шаляпина был бас-баритон, что и позволило ему стать великим певцом. Чистым басам это, как правило, не удается.

Баритон вызывает у человека максимальный душевный отклик. У Эмиля был не просто баритон, но именно тот, который даёт активный резонанс в человеческом организме. И это чрезвычайно редкое явление, природный дар, который слышат все. Мы часто не осознаем, что какие-то звуковые волны иногда приходят в некое соответствие с нашими внутренними ритмами, а это в свою очередь вызывает необъяснимое наслаждение. Даже обычная музыка, будь то фортепианная или оркестровая, воздействует слабее, чем вокал. А среди всех голосов наибольшее воздействие на людей оказывают баритоны.

Голос Эмиля ввергал людей в сферу трансцендентного и необъяснимого. Это и не удивительно. В свое время женщины на концертах пианиста-виртуоза Ференца Листа падали в обморок. А голос воздействует еще сильнее. Поэтому с бархатным баритоном широкого диапазона Эмиль Радаев был обречен на феерический успех.

Но как бы хорош голос ни был, он требует титанического труда для огранки. Эмиль хорошо понимал это, трудясь много и ежедневно, учился, в том числе и в Италии, овладев всеми премудростями бельканто. Изумительный голос и аристократическое поведение на сцене вызвали восхищение любителей бельканто всего мира.

С Эмилем, несомненно, произошли метаморфозы. Он изменился не только внешне, но и внутренне, сумев убедить себя, что лучшее в его жизни навсегда закончилось, а значит, теперь он человек без сердца. Ведь своё сердце осталось навсегда у его любимой.

Весть о скоропостижной смерти отца и замужестве Николь повергли Эмиля в шок. Выручили выступления по контракту, от которых невозможно было отказаться. Но в первый же отпуск он полетел в Баку на могилу к отцу.

* * *

Давида похоронили рядом с Айсель и с их родителями. Было начало календарной весны, но в Баку весна начиналась рано. В Москве ещё лежал снег, а южный город наполнился пением птиц, зеленью и цветущими деревьями.

Рано взошло ласковое весеннее солнце, разбудив природу и людей. Оно скользнуло по стволам и веткам деревьев, отбросив длинные черные тени на землю. Вокруг были тишина и покой. Ни шума автомобилей, ни разговоров людей, только звонкие птичьи голоса наполнили свежий утренний воздух кладбища. Легкое дуновение ветра шевелило ветви деревьев, на которых только начали распускаться цветы. Небо было ярко-голубое, по нему быстро плыли облака, будто опаздывая на важную встречу. Солнце еще стояло невысоко, но уже подсвечивало облака снизу, делая их объёмными и цветными. Пахло теплой влажной землей, свежей зеленью, ароматом первых весенних цветов.

Все выше поднималось солнце, все ярче светило, наполняя жизненной энергией землю, но не Эмиля. Он неотрывно уже несколько часов смотрел на статую Айсель. Ведь его Ника была её копией. Воспоминания жгли сердце. Душу терзали мысли о никчемности его жизни. Певец склонился на колени и коснулся губами руки мраморной Айсель, словно желая, чтобы его раскаянье, метания и любовь почувствовала Ника, когда придёт навестить мать. Теплота тонких мраморных пальцев казалась Эмилю естественной, ведь Айсель – его любимая тётя, которая была старше его всего на девять лет, и с которой он так любил играть в детстве!

* * *

Его новый продюсер – Алиса – оказалась более порядочной и интеллигентной, чем Марина. Начало работы по новому контракту ждало его в Париже через два дня. Пройдя по любимым местам Баку, где они гуляли с Николь, Эмиль улетел в Париж.

Перелёты и переезды стали постоянными спутниками новой жизни Эмиля. Часто просыпался он в гостиничном номере и не мог вспомнить, в какой он сейчас стране. Огромные гонорары требовали полной самоотдачи, высасывая из молодого человека все силы. На жизнь времени не было. Его холостяцкие будни скрашивала Алиса. Они не были любовниками в общепринятом значении этого слова. В их отношениях преобладала дружба, а не секс. И деньги. Алиса требовала от Эмиля полной выкладки на репетициях и концертах, не щадя его, заставляя работать на износ. Делала всё возможное и невозможное, чтобы Эмиль был самым востребованным и популярным.

Для Эмиля деньги не были самоцелью, хотя и дали возможность купить квартиру недалеко от центра Москвы. Главное заключалось в том, что Эмиль сознательно заваливал себя работой, чтобы времени на мысли о Николь не оставалось. Но были ночи, не щадящие душу. Поющая, смеющаяся, грустная Николь являлась к нему во снах. А утром боль от потери любимой перехватывала дыхание, заставляла сердце бешено биться. Благо, у гостиницы через полчаса после пробуждения его ждала машина, чтобы отвезти на репетицию. А ещё он думал о своём умершем, как сказала Марина, сыне. И вину за то, что ребёнок погиб, он взвалил на свою душу, терзая себя презрением за свой эгоизм.

Лишь одно увлечение радовало его – автомобили. Он менял их часто, бывало, что и не раз в год, относился к ним с нежностью и любовью. И не существовало для Эмиля большего удовольствия, чем после напряжённой работы сесть за руль и помчаться по полупустому ночному городу Скорость и драйв были самыми верными и необходимыми его друзьями, помогающими хотя бы на непродолжительное время не чувствовать свою вину перед Никой.

Алиса не разделяла страсть своего подопечного. Она боялась аварии, которая лишит его профессии, а её – хорошего заработка. Несмотря на своё пристрастие к лёгким наркотикам, молодая женщина целью своей жизни ставила получение больших денег. Ей неважно было, какой ценой они получены, важен только результат. Ведь деньги открывали возможность для красивой, дорогой жизни к которой Алиса фанатично стремилась с раннего детства, проведённого в нищете.

Эмиль же упорно продолжал гонять по ночным улицам, словно чувствуя, что машина не сможет принести ему неприятностей.

Первый отпуск за два года безостановочной работы Алиса предложила провести на горном курорте. Она была заядлой горнолыжницей с большим опытом и стажем. Эмиль же любил море. Они нашли компромиссный вариант, поехав в знаменитый курорт Сьерра-Невада, который находится в южной части Испании и славится тем, что здесь расположилась одна из лучших и знаменитых горнолыжных трасс. А всего в двадцати километрах от курорта красовались пальмы и прекрасный, зовущий морской берег.

Эмиль не хотел ехать в горы, он разучился отдыхать, даже боялся предстоящего отдыха, зная, что воспоминания детства и юности принесут ему боль, но всё-таки согласился. Отношения с Алисой стали ему в тягость, он устал от этого странного служебного романа.

Неприятные известия настигли Эмиля через два дня, когда он отдыхал в отеле Сераде-Невада, слушая записи романсов в исполнении Николь. Полицейские ворвались в его номер, перерыли все вещи. Как оказалось позже, Алису задержали при передаче наркотиков. Эмиля, как подопечного Алисы, выслали из страны на срок в три года, а её арестовали. Нужно было срочно искать нового продюсера. Помогла Стефания, с которой Эмиль встречался каждый раз, когда возвращался в Москву. Он не только скучал по своей любимой няне, но и узнавал от неё всё, что касалось Ники. Стефания как прекрасный, уважаемый педагог, знала многих детей, приходящих к ней на уроки и консультации. Одна ученица, родившаяся и выросшая в Баку, занималась продюсерской деятельностью в Москве.

У Дианы были длинные, густые, гладкие, как вода беззвёздной ночью, чёрные волосы и смуглое кукольное лицо с небольшими чёрными глазками-бусинками. Брови, словно крылья летящей птицы, явно украшали её, придавая неповторимость образу. Узкое лицо с острым подбородком и, пожалуй, слишком пухлые губы с неизменно алой помадой выдавали в ней женщину, любящую мужское общество.

Диана недавно сделала пластическую операцию – исправила орлиный нос, который был, словно клюв птицы – он достался по наследству от отца. Теперь носик её стал маленьким, органично вписывающимся в черты лица. Она пользовалась исключительно качественной косметикой, которая не бросалась в глаза, была почти незаметна. Длинные ноги, едва прикрытые шёлковой юбкой, туфли на высоких шпильках и красный маникюр явно привлекал сильную половину. При виде Дианы мужчины цепенели, а, когда приходили в себя, дарили дорогие подарки и алые розы. У неё был несколько слащавый, пискляво-мурлычущий голос котёнка, что, впрочем, соответствовал образу девушки.

Она, пожалуй, стала единственным человеком, умевшим вывести Эмиля из себя за несколько минут. Это был её талант. Знал бы он раньше, что к длинным ногам, узкой талии, кукольному личику и незаурядным способностям управляющей его коммерческими делами прилагается, как бонус, истеричность, капризность и умение ловко манипулировать людьми!

Диана влетела в офис и, как всегда, вместо приветствий начала жаловаться на плохую погоду, вечные пробки. Она трещала без умолку, успевая раздеваться, рыться в сумочке, щёлкать кнопками мобильного телефона. Она, несомненно, была очень деятельной, но чрезмерно суетливой, что выбивало Эмиля из искусственно созданного им душевного покоя. Диана предложила поехать на гастроли по восточной Сибири. Эмиль решил пригласить Антонио поехать с ним. Антонио с радостью принял приглашение, но при условии, что они поедут с его продюсером.

Перед длительной поездкой Эмиль хотел непременно встретиться со своей Русалочкой. Это было возможно, если он согласится выступить на праздничном концерте, посвящённом Дню служащих в МЧС, где должна была быть Николь. Праздник наметили провести в культурном центре Вооруженных сил имени М. В. Фрунзе.

В восемнадцатом веке здесь располагался приют для неимущих офицеров, инвалидов русско-турецких войн, учрежденный Екатериной II. А затем – училище ордена Святой Екатерины для дочерей неимущих дворян (подобный Смольному институту).

В 1 758 году было куплено казной для размещения в нем инвалидного дома для неимущих штаб и обер-офицеров русской армии.

Но уже в 1 802 году Инвалидный Дом переводится в другое место, а в этих зданиях появился Екатерининский институт благородных девиц, открытый при непосредственном участии императрицы Марии, а площадь переименовали в Екатерининскую. В институт принимали девочек из бедных дворянских семей и семей военных. Выпускницы Екатерининского института имели большие шансы попасть ко двору, например, в качестве фрейлины. В 1925 г. вышло постановление Революционного Военного Совета увековечить память тов. Фрунзе постройкой в Москве Центрального Дома Красной Армии имени товарища Фрунзе. В период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. отсюда на фронт направлялись артистические бригады театров, филармоний, концертно-гастрольных объединений.

Сегодня Культурный центр Вооруженных Сил Российской имени Фрунзе включает военно-художественную студию писателей, библиотеку с фондом более 500 тысяч томов, планетарий, расположенный в Екатерининском парке, несколько концертных залов.

* * *

Ника была несбывшейся любовью и невосполнимой утратой Эмиля. Он ощущал себя потерянным и никому не нужным, перестал доверять женщинам, не раз подводившим его. Страх одиночества поселился в его сердце. Эмиль знал, что только Ника могла своим прощением и любовью вернуть его прежнего – весёлого, остроумного, любившего жизнь.

Концерт, проходивший в Каминном зале, подходил к концу. Конферансье объявил выступление победителя Международного фестиваля в Сопоте Эмиля Радаева. Зал брызнул аплодисментами. Николь сидела в первом ряду. Он не сводил с неё глаз, наблюдая из-за кулис на протяжении всего концерта, словно хотел впитать её образ, проникнуть внутрь её сердца. Понять, помнит ли она его, простила ли.

Эмиль вышел на сцену. Впервые за все годы выступлений он не смог начать петь и, почувствовав это, отыскал в полутёмном зале её взгляд, полный любви и веры. Тот единственный взгляд, на который он мог опереться, чтобы жить дальше. Взгляд его Русалочки.

Ника не ожидала увидеть Эмиля. Тем более так близко. Сердце перестало на мгновение биться, она побледнела, на лбу выступили капельки пота. Нике легко было рассмотреть его. За те годы, что они не виделись, он почти не изменился: выглядел так же молодо, был ухожен, строен, одет с неизменным вкусом. Он показался ей ещё красивей. Она не знала, что было тому причиной – его новая причёска с более длинными волосами, особый шарм или её всколыхнувшиеся чувства. В нем чувствовалась мощь неукротимой стихии, подлинные, сильные чувства. И боль. Боль потери единственной желанной и любимой женщины.

Эмиль заканчивал концерт песней, которую посвятил Николь, о чём и объявил перед выступлением, глядя на неё. Он знал, где она сидит и готовился к встрече давно. Николь же постоянно следила за выступлениями брата и изучила весь его репертуар, но эту песню услышала впервые. Это была «Элегия», написанная на слова Николая Добронравова и музыку Муслима Магомаева.