Читать книгу Плюс на минус - Андрей Уланов, Ольга Громыко - Страница 4

Раз
Глава 3

Оглавление

Надо признать, от мужчин тоже порой бывает польза. К сожалению, больше трех минут эта пора длится редко.

Л.

Дуракам везет, а вот я умным уродился.

С.

– Под ноги смотреть, епить вашу! Жить надоело?!

Голос взводного доносился как сквозь вату. Мы вышли на рассвете, а теперь солнце в зените, хренова небесная сковородка, хоть бы каким облачком ее прикрыло! Из-под каски прям ручьи текут, броник раскалился, а на правом плече – автомат, а на левом – «шмель». Не, парни, я сдохну, ей-же-ей, это просто пушной зверек, еще пару шагов – и сдохну.

Я сорвал с пояса флягу, раза два жадно глотнул – апельсиновый сок, правда, вкус у него был какой-то странный, ну да халяве в зубы не смотрят.

– Лысый, куда отстал?!

Сержант-пулеметчик пробормотал в ответ что-то матерное, но шагу прибавил.

Знать бы, сколько еще идти? Но карты нет даже у Паши, он ведь не офицер, а «и.о.» из контрактников. Впрочем, дело Паша знает, в отличие от своего предшественника, летехи из «пиджаков». Тот как штатским лохом был, так и остался…

Мы шли вверх по склону горы, настоящая «зеленка» осталась внизу, а здесь был лишь какой-то паршивый кустарник… и тут впереди грохнуло.

– А-а, б…!

– К бою!

Я рванулся вперед – и едва не споткнулся о Севку Клевцова. Он лежал на спине, бушлат на левом плече изодран и весь потемнел. Черт-черт-черт… так, сначала промедол, потом…

– Санек… – на губах раненого светло-красная пена, з-зараза, неужели легкое задето? – Не было ведь растяжки…

– Заткнись, придурок! – Я рванул зубами обертку индпакета.

– Я же смотрел…

Вокруг – и впереди – уже вовсю лаяли автоматы. Глухо хлопнул разрыв – послабее, чем первый, видать, подствольник. «Духи» засели выше по склону, их было несколько десятков… пулеметная очередь разлохматила куст рядом со мной, только листья брызнули… глухо прокашлял «шмель», и пулемет замолчал.

– …не было…

Жгут я затянул как можно выше. Затем ножом вспорол бушлат на боку, где стремительно расползалось еще одно темное пятно, и едва не взвыл, увидев, что натворил здесь осколок. Вот гадство-то… и хлещет почем зря. Да где же эта артерия?!

– Как он!?

Я не успел заметить, как Паша оказался рядом с нами.

– Хреново.

– Вижу… дыру залепил?

– Черта с два там залепишь… я пережать пытаюсь.

– Давай, держи, – кивнул Паша и, отвернувшись, заорал в рацию: – Ну где вы там?! А?! Какие, на хрен, «дыни»? Что значит: «огурцы» не добивают?! А?! Да мне по хрену, что батарею не передвинули! У меня уже два «трехсотых»! А?! Когда, епить?! Когда нас всех тут положат на х…?!

– Санек…

Я не отвечал – я давил изо всех сил, но все равно кровь упругими толчками выбивалась из-под пальцев.

– Слышь… мой… забери… потом.

Правой рукой Севка потянулся к шее. Схватился за шнурок, начал его вытягивать – медленно, по сантиметру.

– Да не дергайся ты! – рявкнул я.

– Забери… пусть будет… память…

– Пошел ты…

Земля под коленями ощутимо содрогнулась. Я поднял голову – и увидел, как выше по склону один за другим вымахивают дымно-бурые фонтаны.

А потом вдруг понял, что больше не чувствую горячих толчков под ладонью.

И заорал!


– Ты чего?!

Видок у Леночки был еще тот: бледная, глаза на пол-лица. Впрочем, если наяву я орал хотя бы вполовину, как мне снилось… удивительно, как у нее волосы дыбом не встали. За окном уже горели фонари, спина затекла, башка была чугунная, но спать больше не хотелось.

– Извини, – буркнул я, украдкой косясь на правую ладонь. Угу, холодное, липкое – только не кровь, а всего-навсего пот. – Сон… приснился.

– Ты, – испуг Леночки быстро сменился злостью, – таблетки пить не пробовал? Говорят, некоторым помогает.

– Угу, – мрачно кивнул я. – А еще можно поселиться в доме, где хорошая звукоизоляция и мягкие стены, Тоже, говорят… помогает.

– Охотно верю, – произнесла Леночка тоном, явно намекавшим, что помянутый дом, по ее мнению, будет вполне подходящим жилищем для некоего Сани Топлякова.

– Душ у тебя где?

– Рядом с туалетом. Полотенце для гостей на сушилке, мыло бери любое, но если посмеешь тронуть мою зубную щетку, то…

– То что?

– Сильно пожалеешь.

Это сказала не Леночка. Подпрыгнув чуть ли не до потолка, я обернулся и увидел в углу огромного серого… кота.

– Ч-ч-ч-ч…

– Так его, Федька! – мстительно пискнула Леночка.

Пару секунд я лихорадочно прикидывал: крыша уехала совсем, или я попросту еще не проснулся. Вариант номер один был куда более правдоподобным… но тут котяра превратился в татуированного братка, и я наконец вспомнил.

– А-а… тьфу ты… крыса говорящая! Ну блин…

– Сам ты крыс, да?!

Обиженный домовой сменил облик братка на нечто бородатое, горбоносое, в натовской камуфле и зеленой бандане… в следующий миг я уже лежал на полу, а еще через миг в чича летело первое, что подвернулось под руку, – блюдце. Повезло – сервант оказался чуть левее.

– Ну точно – больной! – резюмировал домовой, вновь обернувшись котярой. – Прав был опер. Эх, жаль, не сдали мы тебя…

– Дурак ты, Федор, – вздохнул я и принялся осторожно, по частям отлеплять себя от ковра. – И шутки у тебя дурацкие.

Домовой пренебрежительно махнул хвостом.

Леночка в наш диалог предпочла не вмешиваться. На всякий случай я оставил дверь в ванную приоткрытой, но, как ни старался, ничего членораздельного разобрать сквозь плеск воды так и не удалось: хозяева квартиры переругивались тихим злым шепотом. Затем ругань прекратилась – как я понял, со счетом один-один в пользу Леночки, потому что поле боя осталось именно за ней, разобиженный же Федька удалился на кухню, где принялся нарочито громко звенеть посудой в мойке и греметь дверцами.

Вернувшись, я обнаружил, что кроме домового из комнаты исчезли осколки блюдца. Зато на столике перед креслом обнаружилась еда: шмат распрозверски, до судорог челюстей, аппетитно пахнущего жареного мяса, сожрать которое хотелось из одного лишь инстинкта самосохранения – чтобы слюнями не захлебнуться. Захлебываться мне не хотелось, а вот есть – как раз наоборот.

– Жапить есть чем?

– Водки в этом доме нет ни капли! – Леночка, скрестив на груди руки, наблюдала за мной из угла. – Ненавижу спиртное… и тех, кто его употребляет.

Врет, почему-то решил я, вгрызаясь в ножку, – кажется, это была гусятина. Не может быть, чтобы в квартире даже ликерчика какого-нибудь не отыскалось.

Сейчас, впрочем, это было неважно: голова мне требовалась в рабочем состоянии.

– «Запить» и «водка» – это не тождественные понятия. По крайней мере, для меня.

Леночка удивленно моргнула. Видимо, «тождественные понятия» настолько не совпадали с уже сложившимся у нее образом Сани Топлякова, что полученного шока хватило на поход до кухни и возвращение со стаканом яблочного сока.

– Подойдет?

– Гу, спсибо, – прочавкал я. – В новстях шо нов грили?

– Ничего нового, – отрезала Леночка и тут же с любопытством спросила: – А у тебя действительно медаль есть?

– Угу, – кивнул я. – Валяется где-то у тетки. В госпитале под раздачу слонов попал… Замком группировки приперся – с кучей журналюг, само собой, заботу о раненых героях демонстрировать. Ну и мне досталось… «Станислав с мечами», на, и отвяжись…

В орденах царских времен блондинка «фишку не рубила», и моя попытка сострить осталась неоцененной.

– Еда как? – сухо поинтересовалась она минутой позже.

– Оч вкусно!

– Федьке спасибо скажешь. – Леночка пожала плечами. Ну и зачем тогда было спрашивать? – Когда будешь мимо кухни на выход маршировать.

Ах вот, значит, как!

Тяжело вздохнув – правда, вздох едва не перешел в отрыжку, – я положил недогрызенную кость на тарелку.

– Выгоняешь, значит.

– Выгоняю! – с вызовом подтвердила Леночка.

– А я-то надеялся, ты роль Бабы-яги до конца доиграешь.

– То есть? – не поняла она.

– Ну я же вроде как в сказку попал, – мотнув головой в сторону кухни, откуда продолжал доноситься звон посуды, криво усмехнулся я. – Как там у классика: домовые, лешие, души забубенные… А в сказках Баба-яга всегда Ивана-царевича кормит, поит, в баньке парит, спать укладывает, а потом еще на вопросы отвечает и меч-кладенец в котомку сует.

– Царевич из тебя, как из… – Леночка замялась, подыскивая достойный эпитет, – как из…

– Как из мышьяка приправа! – донеслось с кухни.

– И потом, – выставив перед собой руку, Леночка принялась загибать пальцы. – Я выспаться тебе дала, в ванну пустила, еду-питье поставила… программа-минимум налицо! Может, хватит с меня на сегодня добрых дел?!

– Лен, послушай…

– Короче, – блондинка сверкнула глазами, как изображающий коршуна воробей, – или ты выметаешься по-хорошему, или…

– Два слова сказать можно? – негромко спросил я.

– Два – можно. Но не три!

– Я не убивал того мужика.

– Это я уже слышала утром. Придумай что-нибудь поновее.

– Лена…

– Елена Викторовна!

– Лена-Елена… – Спокойно, Саня, только без нервов, злость сейчас тебе меньше всего нужна в качестве советчика. – Давай вместе подумаем.

– Давай не будем… вместе. Давай ты просто встанешь, оденешься и уйдешь!

Конструктивный диалог у нас определенно не налаживался.

– Блин, дай мне сказать… спокойно! – не выдержал я. – Два слова… если я не убивал… Ты мне не веришь, ладно, фиг с тобой, предположи просто: если не я, то кто?!

– Кто угодно, – фыркнула блондинка. – Любой из ролевиков… ну, практически любой, – поправилась она. – Или случайно оказавшийся в лесу маньяк. Или тролль. Или конь в пальто. Доволен?

– А что, тролли тоже реально существуют?

– Понятия не имею, – досадливо отмахнулась Леночка. – Может, и существуют где-нибудь в Скандинавии, откуда-то ведь легенды пошли. Но в наших архивах подобная разновидность нежити не фиксировалась.

– Кстати, – этот вопрос занозой сидел во мне со вчерашнего вечера, – почему нежитью занимается какая-то задрипанная госконтора с десятком сотрудников, а не КГБ или армия?!

– Э-э-э… очень не хочется тебя разочаровывать, но… потому что никому эта нежить на фиг не нужна. Уж слишком непредсказуема и капризна, чтобы на нее полагаться. – Голос у Леночки стал размеренный и чуток нудноватый – наверное, не раз уже это новичкам втирала. – Сотрудничать с людьми она соглашается, только если это приносит ей какую-то выгоду, упрашивать и приказывать бесполезно. Вспомни сказки и старинные заговоры: нежить можно обмануть, на время запереть, изгнать из дома или человека, но не убить. Так что доставить ей неприятности мы можем, но не такие серьезные, чтобы заставить повиноваться. А ждать нежить умеет, может даже через сто лет вернуться и отомстить – не обидчику, так потомкам. Вот и приходится договариваться полюбовно: мы вас не трогаем, а вы к нам не лезете.

– А исследовать ее на предмет получения… чего-нибудь?

– Тут тоже все не так просто. На данном этапе развития науки это невозможно. Ни один прибор не может определить природу их способностей и уж тем более воспроизвести. Это… стыдно признаться, магия. Она просто есть, и все. Человеческим – в смысле, известным нам – законам и силам она не подчиняется.

– Ну а как же колдуны всякие, ведьмы?

– Угу, ты еще шаманов вспомни, – презрительно предложила блондинка. – За все время изучения паранормальных явлений не было выявлено ни одного достоверного случая магических способностей у человека. Даже в 90-е годы, расцвет всяких там экстрасенсов вроде Кашпировского. Гипноз – да, порча – туда-сюда, зависит от объекта, предвидение – сколько угодно, но это совсем другое, односторонняя связь: повлиять на события ты никак не можешь. Так что до магии мы пока не доросли, инопланетные технологии и то более перспективны.

Ё-моё-о-о…

– Что, и ЭТИ, – я ткнул пальцем в потолок, – тоже существуют?

– Понятия не имею, – с той же брезгливой интонацией повторила Леночка. Разговор, и раньше не шибко дружеский, заметно ей надоел. – По крайней мере, меня к ним с инспекцией посадочных площадок и замером тарелочных выхлопов не посылали. Но мало ли у нас в стране задрипанных контор…

– И кто в госверхушке вас финансирует?

– Ну… много кто. Тот же КГБ, экологи, церковь…

– Чего?!

– А ты представляешь, что начнется, если люди узнают: лешие есть и водяные, и домовые, и черт знает что еще, – но при этом чхали они на этот достойный институт? Куча народу в язычество ударится, как после перестройки – в православие.

– Ясно, – убито кивнул я, хотя на самом деле все стало лишь намного запутанней.

– Ты поел? – агрессивно напомнила блондинка.

Учитывая, что на тарелке остались лишь кости, вопрос был то ли риторический, то ли издевательский.

– Угу.

– Тогда одевайся, забирай свой рюкзак и выметайся! – решительно скомандовала фифа.

– Ну и куда я ночью пойду?

– А вот это, – на миг голос Леночки дрогнул, но затем вновь набрал стали в обертоны, – не мои проблемы! Куда хочешь, туда и вали. Хоть обратно в Россию!

– Ну хорошо. – Встав, я прошлепал в ванную… и тут же из нее вылетел. – Эй, а вещички-то мои где?

– В стирке, – донеслось из-за кухонной двери.

– Чё-о? – Я ошарашенно уставился на стиральную машину, ласково помигивающую мне числом 53. Пока я возвращал отвисшую челюсть на место, число сменилось на 52.

– Федь, в самом деле, ты чего? – удивленно спросила Леночка. – Нашел на кого порошок переводить.

– По привычке, – опустив мордочку, смущенно пробормотал домовой.

– Эй, а карманы…

– Кошелек на подоконнике, мобилка заряжается, – Федька махнул лапкой в сторону табуретки у стены. – Она там чего-то странное мигает…

– Она мигает, что я сим-карточку сломал, – сказал я. – Чтобы не сигналила кому не надо. Надо будет другую где-нить раздобыть…

– А-а, – пискнул домовой и, развернувшись к хозяйке, затараторил: – Лен, да ты не волнуйся, оно сейчас постирается, а я утюжком за десять минут просушу…

– Нет уж! – выдохнула девушка. – Еще час его терпеть я не согласная!

– А я не согласный в одном полотенце уходить.

– Значит, голышом вылетишь! – угрожающе прошипела фифа.

– Второй голый мужик за день? – хмыкнул я. – Что соседи-то подумают.

Леночка скрипнула зубами.

– Так, – процедила она, – в шкафу справа, три нижние полки… я туда тряпки своего бывшего свалила. Выбираешь, надеваешь и убираешься наконец-то из моего дома! – На последних словах она едва не сорвалась на визг.

Разжиться новой одеждой – в моем нынешнем положении – это было, что называется, предложение, от которого нельзя отказаться. Правда, Леночкин бывший, похоже, был чуть ниже меня ростом и малость пошире, но разница была не настолько явной, чтобы с первого взгляда классифицировать мой новый костюм как одежду с чужого плеча.

Провожать меня фифа не стала – в прихожую вышел только Федька. Некоторое время он молча глядел, как я шнурую ботинки, а затем шагнул вперед.

– Вот, – негромко произнес он, кладя на пол мой кошелек и телефон. – Лена сказала, чтобы я карточку Яны вставил, – это хозяйкина подруга из Германии, она в Минске наездами, раз в полгода бывает…

– Ну… – выпрямившись, я глянул в зеркало. Рожа… Та еще рожа: небритый, прическа – две коровы с разных сторон лизали… Ладно, сойдет. – Передай, – я повысил голос, – Елене Викторовне мое глубочайшее спасибо… за все хорошее.

– Скатертью дорога! – донеслось в ответ из комнаты.

Избавившись от Сани, я чуть не разрыдалась от счастья. Поскорее распахнула оба окна, выгоняя сигаретный дым, обежала квартиру, чтобы убедиться: да, я наконец-то одна! В ванне еще стоял пар до потолка, под резиновым ковриком хлюпало, зеркало запотело. Резко, неправильно пахло парфюмом. Я постояла, подумала и гнусно захихикала: Саня вымыл голову грейпфрутовым гелем для борьбы с целлюлитом, цапнув с полочки первый попавшийся флакон. Хорошо еще, что мимо крема-депилятора промахнулся.

Впрочем, разгладить пару-тройку лишних извилин ему не помешает.

Я сорвала с вешалки мокрое полотенце и брезгливо бросила его в бачок для грязного белья. Просидеть весь день на диване с книжкой – то еще удовольствие. То есть я, конечно, люблю читать – но не вздрагивая от каждого шевеления спящего Сани, боясь лишний раз прокрасться мимо него на кухню или в туалет!

И я никогда раньше не слышала, чтобы человек так вопил. Словно его заживо резали…

После проветривания в комнате стало холодно и как-то жутковато. Не помог даже включенный телевизор.

– Федь, ты где?

В углу фыркнуло, мазнуло стену тенью, но домовой так и не появился. На лекцию о бесполезной нежити, что ли, обиделся? Так исключения только подтверждают правила! И ведь не выманишь его теперь: чем больше подлизываться будешь, тем дольше кочевряжиться станет. Придется ждать, пока сам на мировую не пойдет.

Я покрутила массивное кольцо на среднем пальце. Серебро почернело от времени, но почистить его как будто означало стереть память о бабушке, от которой оно мне досталось. Ничего, и так красивое, старинное, с вычурной чеканкой, почти целиком закрывающее фалангу. Очень удобно теребить, когда нервничаешь или размышляешь.

Вообще-то у меня есть три проверенных средства от плохого настроения: с ветерком погонять на верном «гольфике», пройтись по магазинам или съесть плитку молочного шоколада. В данный момент мне требовалась ударная доза антидепрессанта, поэтому я быстренько натянула джинсы и водолазку, спустилась к машине и помчалась в гипермаркет – самый дальний, за кольцевой дорогой.

Шел уже десятый час, в угольном небе клубились буроватые тучи, но я любила ездить в темноте, особенно по пустынным дорогам. Как будто по дикому лесу с фарами-глазами встречных хищников. Я даже не поленилась сделать крюк, чтобы прокатиться через частный сектор. Как все-таки приятно быть блондинкой: не надо думать о какой-то там подвеске, которая якобы разболтается от прыжков по колдобинам, и дергаться от каждого чиха мотора. Машина для того и создана, чтобы ездить там, где ноги спотыкаются! Не понимаю, почему большинство мужчин делают из нее какое-то божество, которому истово поклоняются и приносят жертвы запчастями, а если бы могли, то вообще поселили бы в супружеской спальне, выгнав жену на коврик в прихожей. Причем чем капризнее, уродливее и ржавее развалюха, тем больше ей почета. С женами, увы, все наоборот…

На огромной площади перед гипермаркетом было пустынно, только блестели в свете фар брошенные коляски, которые приходилось объезжать, как столбики на автодроме. Я подъехала к самому входу, встроившись в жиденький рядок машин таких же полуночников. Заглушила мотор и наконец заметила, как подпрыгивает и мигает на соседнем сиденье мобильник в режиме вибрации.

Я долго смотрела на определившийся номер. Потом все-таки нажала кнопку.

– Да, Серафим Петрович?

– Леночка… – Голос у начальника был непривычно бесцветный.

– Что-то случилось, Серафим Петрович? – Я обругала себя последней идиоткой. – В смысле, что-то еще?

– Да куда там «еще», – невесело хмыкнул шеф. – Ты уж прости меня, старого дурака… не думал, не гадал, что такая ерунда выйдет…

– Ничего, все нормально, – через силу соврала я. Похоже, Серафиму и без моих истерик крепко досталось – вдруг он там уже вторую упаковку валидола доедает?! Ходи потом к нему на кладбище с венками… – А вы там как?

– Маша очень волнуется, – помявшись, признался шеф. – Ты не думай, Саня – он хороший…

Расслышав мое скептическое сопение, Серафим поспешно добавил:

– Я понимаю – у тебя-то не было возможности узнать его поближе…

Я чуть не ляпнула, что сегодня у меня этой возможности было хоть отбавляй, но в последний момент прикусила язык – Санина паранойя насчет телефонов оказалась заразной.

– На самом деле, – продолжал тем временем шеф, – он действительно неплохой парень. Просто невезучий. Матери лишился еще при рождении… а едва семнадцать стукнуло, так еще и без отца остался. Маша его тогда к себе забрала… он здесь школу закончил, в университет поступил, на истфак…

– А как же он тогда в Чечню угодил? – не поняла я.

– По глупости, – печально вздохнул Серафим Петрович – На третьем уже курсе был… сошелся с какой-то девушкой… Ну ты же понимаешь: молодо-зелено, любовь-морковь, ветер в голове, долгие прогулки при луне и серенады под окном…

Рассказывает, будто старушенции какой-то, обиженно подумала я. Словно у меня эти «молодо-зелено» и ветер в голове уже далеко позади.

– …в общем, завалил сессию. Можно было бы поправить, академ взять, еще как-нибудь, но характер… Бросил все, уехал в Россию – «определиться с судьбой», а там – повестка. Так и определился…

– Да уж, повезло, – неискренне поддакнула я. – То есть я хотела сказать, не повезло.

– А девушка та ему даже одного письма не написала. – Шеф снова вздохнул. – Он у Маши просил узнать, думал, случилось что-то. Ну Маша позвонила, а та… вся из себя в удивлении: мол, и думать уже о нем забыла. – Серафим Петрович вздохнул в третий раз. – Так вот. Ему и в школе…

– Серафим Петрович, хотите, я в понедельник пораньше на работу приеду, и поговорим? – перебила я. Мне сейчас для полного катарсиса только трагической повести о Санином детстве не хватало!

– Не приедешь, Лен.

Теперь уже мне захотелось валидольчика.

– Я что, уволена?!

– Нет. – Шеф натужно сглотнул и пояснил: – Я. А контору прикрыли до выяснения обстоятельств. Вот такие пироги…

И сбросил звонок.

Я еще немного посидела с трубкой возле уха, тупо глядя на покачивающийся перед стеклом дезодорант-елочку. А ведь Серафиму всего три года до пенсии по выслуге оставалось, он грозился тут же дачу купить и закопаться в нее на зависть всем кротам…

Нет, срочно в магазин!

Внутри было жарко и малолюдно, у касс стояло всего по два-три человека. Из невидимых динамиков доносилась заунывная электронная музыка, от звуков которой даже привидение в тоске повесилось бы на люстре. Видимо, таким нехитрым способом персонал выпроваживал из торгового зала поздних покупателей – гипермаркет работал до последнего клиента, и ожидать его исхода до рассвета никому не хотелось.

Стараясь не обращать на музыку внимания, я побрела вдоль стеллажей. Так, Федька вроде говорил, что мука закончилась… и вон какие-то новые мюсли появились, надо попробовать, тем более что от домового я завтрака вряд ли дождусь, а гуся ЭТОТ сожрал, и куда только поместилось, худой ведь, как оглобля…

Нет, ну неужели он действительно думал, что я стану ему помогать? Каким образом, спрашивается? Вообще-то могла бы и спросить, конечно…

Молоденькая девушка в кепке и переднике обслуги выложила на полку новую партию макарон, но не успела отойти и трех шагов, как хрустящие пакеты один за другим посыпались на пол.

– Опять! – чуть не заплакала девушка, возвращаясь и нагибаясь. Сверху на нее тут же ухнула еще одна упаковка.

Продолжая рассматривать ценники, я на ощупь достала «корку» и показала непокорным макаронам.

В пакетах виновато пискнуло, и осыпь прекратилась.

Тетя Маша, видите ли, волнуется… мне-то что с того? Нормальные люди только радуются, когда у начальства проблемы…

Я задержалась перед огромным мутным аквариумом с живой рыбой. За прилавком отдела маялась скучающая продавщица, бдя, не попытается ли кто выловить товар голыми руками и за пазухой вынести мимо кассы. Я рассеянно постучала по стеклу ногтем. «Еще и издевается!» – с немым укором уставился на меня «карп отборный, 3,500».

Может, Саня действительно не виноват? Меня ж не убил… «Тоже мне, аргумент!» – обозлилась я на себя. «Просто так» ничего не бывает, если бы он прилично себя вел, никто бы его сейчас не ис…

Возле уха что-то негромко свистнуло, и в стенке аквариума появилась маленькая дырочка. Которая в мгновение ока обросла частой сетью трещин, и огромная, на несколько сот литров посудина словно взорвалась изнутри. Крошево стекла и воды пенным фонтаном хлынуло на пол. Продавщица с визгом закрылась руками, но поскольку стояла она в каком-то полуметре от аквариума, помогло это мало. Мне повезло больше – буквально за секунду до аварии я попятилась, пропуская толстую напористую тетку, так что окатило только туфли и обрызгало джинсы. Зато тетке моя вежливость вышла боком…

По залу разбежалась круговая волна, карпы воспарили на ней подобно серфингистам и со стуком заскакали по полу на тридцать метров окрест. «Лыпка, лыпка!» – радостно завопил двухлетний ребенок, подпрыгивая на сиденье покупательской коляски-паровозика. Мамаша его восторга не разделяла, пароходик смотрелся бы тут уместнее.

К луже со всех сторон спешили охранники, продавцы и уборщики. Рыба докувыркалась уже до касс, и оттуда доносились удивленные возгласы (вовремя заметивших) и ругань (сначала наступивших).

Я быстренько ретировалась в соседний ряд – не дай бог, решат, что это я так удачно тюкнула по какой-то критической точке! – и углубилась в отдел женской одежды. Нервно покопалась в контейнере со скидочными маечками… и тут только до меня дошло, ЧТО это было.

Попятившись к примерочной кабинке, я задернула плотную шторку, села на корточки (может, вообще лечь – вдруг в следующий раз из пулемета пройдутся?!) и трясущимися руками раскрыла мобильник. Как же позвонить с него 02?! Код города надо набирать или просто две цифры? А может, для мобильных телефонов у милиции есть специальный номер? Я попробовала и так, и эдак – не соединили. Ах, черт, это просто сеть пропала, в гипере вообще связь плохая. Поводив мобилкой по кабинке, я словила минимальный «квадратик», но тыкаться в кнопки уже не стала: первый шок прошел, и я начала рассуждать более-менее здраво. Ну хорошо, и что я им скажу? Точнее, что они мне скажут? «Гражданка, прекратите истерику, обратитесь к охране гипермаркета или приезжайте к нам в участок»? Ага, тут же по всему магазину камеры развешены! Никто в здравом уме не решится здесь на преступление – не согласовав его с теми, кто сидит за пультом. А «к нам» еще доехать надо! Фильмы ужасов, где героиня испуганно цокает каблучками по безлюдной парковке, а за ней по стене крадется черная зловещая тень с кривым ножом, живо перестали казаться мне такими уж дурацкими.

Я лихорадочно пролистала телефонную книгу. Родители отпадают сразу, Вадима давно пора отсюда стереть, Вера за мной на другой конец города точно не поедет, хоть и клялась в вечной дружбе, Олег в командировке, Надька в декрете… я уставилась на последнюю строчку. А почему бы и нет?! Учитывая, что все неприятности начались именно с его появления…

Вызов пошел, на экране замигала мультипликационная антенна. Хоть бы он опять не отключил телефон!

– Але?

– Са-а-ань, – провыла я под аккомпанемент зубов, – в меня стреляли!

На том конце так долго молчали, что я не на шутку испугалась – не услышать бы в ответ гудки.

– Ты где? – наконец спросил мужик. В трубке потрескивало, доносились обрывки голосов и музыки.

– В гипермаркете у Мирошниченко… в примерочной кабинке возле женского отдела…

– Стой там. Щас буду. – Саня дал отбой.

Всю глубину сотворенного мной идиотизма я начал осознавать лишь на остановке.

Не, ну, в самом деле – нашел, к кому сунуться… контуженный! А ведь если б утром чуток пошевелил мозгой, мог бы сообразить, что Леночка не простой свидетель, а ключевой, и бумажкой «явиться для дачи показаний» не отделается. Блин, приди тот опер на пять минут раньше, мы б с ним у подъезда нос к носу столкнулись.

А еще – если, опять же, подумать – удивительно, что Лена меня не сдала с потрохами. Не друг, не брат, не сват – сослуживец без году неделя, вдобавок разыскиваемый убивец. Другая небось весь мировой антитеррор вызвонила б, пока я у нее в кресле дрых.

Ну да ладно. Повезло дураку второй раз, конкретно так повезло – но дальше на везение уповать не стоит. Дальше надо действовать по-умному.

Вариантов же дальнейших действий лично я видел аж три штуки.

Первый был самым легким – добровольно явиться в ментовку и понадеяться, что хоть и неродная для меня, но все равно доблестная белорусская милиция поверит в мою невиновность и «дружным кагалом», как любил говорить сержант Тележкин, бросится на розыски настоящего убийцы. На данный момент путь этот мне категорически не нравился: я, может, местами и дурак, но не идиот. А поверить в то, что менты будут чего-то там копать, уже имея такого роскошного подозреваемого… не, ребята. Фантастика в соседнем отделе – а здесь у нас жизненная трагедия… пополам с народными белорусскими сказками, блин.

Вариант второй – малость посложнее первого. Плюнуть на все и слинять. Границы между Россией и Беларусью, считай, нет, а искать меня… ну, может, и будут, но фиг ли толку с тех поисков? Зайдет Саня Топляков в ростовский госпиталь,[1] а выйдет… ну, кто из детдомовцев у них на леднике подходящий будет, тот и выйдет. И – на контракт, а там уже война все спишет.

Этот путь был тоже прост, но нравился мне ничуть не больше первого. Отступить здесь и сейчас, а потом всю оставшуюся жизнь в бегах, в чужой шкуре? Не-е-е… лучше уж один раз помереть, чем так вот – каждую секунду.

Ну а третий, последний вариант – остаться здесь и самому докопаться до истины. Недостаток его был в том, что меня зовут не Шварценеггер и даже не Брюс Уиллис… да и Минск мало похож на Голливуд. А в реальной жизни, как я уже успел понять, те, кто решает поиграть в героев, живут оч-чень недолго – так было на войне, так будет и здесь.

Окончательно я пока ничего не надумал. Вернее, надумал, что сейчас мне по-любому надо закопаться в нору, благо таковая имелась в наличии. Отсидеться там денек-другой, пока у охотников не пройдет первый, самый яростный азарт, а дальше… дальше будет видно.

К этому выводу я пришел, уже сев, точнее, втиснувшись в автобус. Несмотря на выходной день и поздний час – или как раз поэтому, – народу в нем было много. Оно и к лучшему: больше будут думать, как бы вдох сделать, а не к морде соседа приглядываться.

Правда, остановки через четыре, когда у меня в кармане задергался мобильник, я обнаружил, что вытаскивать его в тесноте тоже не ахти как удобно, и мысленно помянул друзей-знакомых Леночкиной подруги, упорно пытающихся дозвониться ей на минский номер.

– Але?

– Са-а-ань, – жалобно всхлипнула трубка, – в меня стре-е-е-еляли!

Ну здрасте. Приехали.

Кому и зачем нужно было палить в фифу, я вообразить не мог при всем желании. Приманить меня таким способом? Но я ведь полчаса как вышел из ее квартиры, а шторы у Леночки – так, одно название, для хорошей оптики их, считай, нет… и что это за шум на заднем фоне?

– Ты вообще где?

Девушка ответила. Судя по ее голосу, дурацкой шуткой звонок не был.

Час от часу не легче. Устраивать покушение там, где постоянно толпа народу и тьма камер слежения? Хрень какая-то…

– Стой там, – скомандовал я. – Щас буду.

«Щас» растянулось на сорок семь минут. Уходить далеко от кабинки я боялась, безвылазно сидеть в ней было подозрительно. К тому моменту как из-за пирамиды памперсов вынырнул Саня, я успела перемерить все имеющиеся в продаже куртки, от тридцать восьмого до шестидесятого размера включительно. Продавщицы смотрели странно и пару раз подходили с вопросом: «Вам что-нибудь посоветовать?» Но спрашивать, имеются ли у них на складе бронежилеты, я постеснялась. Девушки натянуто улыбались и кивали, продолжая крутиться поблизости.

– Ну чё тут у тебя случилось?

По телефону и на расстоянии Саня нравился мне как-то гораздо больше. Или не нравился гораздо меньше, но отступать было поздно. Я робко взялась за его протянутую руку и на ходу, трагическим шепотом, принялась ябедничать на специализирующегося по Леночкам киллера. Продавщицы смотрели нам вслед с неописуемым облегчением.

В зале уже навели порядок – воду вытерли, стекло подмели, карпов переловили. В рыбном отделе никого не было, свет в витринах потушен. Черный скелет аквариума имел скорбный, издалека бросающийся в глаза вид.

– Тут? – коротко поинтересовался мужик.

– Да, я стояла вон там, у края стеллажа, а потом меня толкнули, я отступила, вдруг как свистнуло – и в стекле появилась дырочка. Вот такая. – Я сложила пальцы колечком и показала.

– А пулю не успела рассмотреть? – Саню моя импульсивная жестикуляция только позабавила.

– Тебе смешно, – обиделась я, – а меня чуть не убили!

– Нашла чем хвастаться… Пошли на кассу, – велел он, подбрасывая ко мне в корзинку бутылку с холодным чаем «Nestle».

– Да ну ее, давай все бросим, выйдем через вертушку! – Мне было уже не до покупок, выбраться бы поскорее из магазина.

– Там охранник стоит, а у них профессиональная память на лица. Он мог меня по ящику видеть.

Я только сейчас сообразила, как рисковал Саня, согласившись за мной приехать. К тому же тогда он еще не знал, что именно произошло, – ведь после выстрела здесь вполне могла кишеть милиция.

– Сань… – пристыженно начала я.

– Леночка! Какая встреча! Что ты тут де…

– Когда ж ты оставишь меня в покое, в конце-то концов?! – Вот уж по кому я совершенно не скучала! В гипермаркете Вадим чувствовал себя куда увереннее, чем с глазу на глаз с «конкурентом». К тому же в руке он сжимал почти пустую бутылку с джин-тоником.

– И от кого я это слышу?! – патетически возопил бывший, выставляя бутылку вперед, как крест животворящий. – Неблагодарная женщина, я ведь тебя на руках носил! Пылинки сдувал! А ты уже через полгода после нашего расставания приволокла в квартиру какого-то… – Вадим присмотрелся. – Погоди… Это ж другой мужик! А тот где?!

– Я его убил, – хмуро сказал Саня. – И съел. Из ревности. А ты кто такой?

Бывший поймал его взгляд и мигом скис. Даже градус в крови не помог.

– Ну… это… старый друг! Ладно, Леночка, пока, мне пора бежать…

И действительно – как драпанул!

– Кто это был? – удивленно повторил Саня, поворачиваясь ко мне.

– Да так… придурок один. – Я сердито вывалила покупки на ленту транспортера. Мой спаситель (или губитель?!) замолчал, чтобы не привлекать лишнего внимания. Пока я расплачивалась, Саня покидал все в пакет и пошел к выходу, мне пришлось догонять его чуть ли не бегом.

Похоже, в Леночку пальнули из пистолета с глушаком. Хотя вполне могло быть и чего-то помощнее, типа ВСС-ки, которую мне как-то дал «на подержать» омоновец с соседнего блокпоста. Нет, навряд ли… проходы между стеллажами узкие, даже со сложенным прикладом тут фига с два развернешься. То ли дело пекаль: развернул коробку с детскими хрустяшками – все, хрен кто сбоку разглядит, чего ты на полке копаешься, а камер наблюдения над ближайшим проходом нет, лишь над соседним одна, и то в другую сторону повернута. И еще: такой вот промах в горизонтали очень похож на «сдергивание» – типичная ошибка неопытного пистолетчика. Сам, помню, парился, обойму за обоймой в «молоко» сажал, пока военрук Степан Палыч, светлая ему память, не выдрессировал.

Забавно было бы взглянуть на пулю, которая почти наверняка осталась где-то на дне, но копаться в осколках нам бы никто не позволил, а привлекать внимание местной охраны мне сейчас хотелось меньше всего. А больше всего – убраться подальше… пока безымянный киллер не решил, что в магазине осталось достаточно мало народу для повторной попытки. Глупость, но факт: откуда-то из глубины подсознания у меня все четче вызревало то ли чувство, то ли ощущение, что стрелявший по-прежнему где-то рядом, а на войне я научился своим ощущениям доверять.

Впрочем, из магазина мы выбрались без происшествий, если не считать дурацкого столкновения Леночки с каким-то хмырем – очень может быть, что тем самым, чью одежду я «приватизировал» взамен постиранной домовым. Мужик был неплохо поддат, но мой намек понял и слинял, что называется, «со свистом».

Над стоянкой желтела пара ламп – именно так, потому что уже за три-четыре шага их свет сливался в одно неясное пятно. В общем, такое освещение меня устраивало: сквозь обычный прицел видно уже хреново, а ночной еще в засветках. А вот остальное… С одной стороны в темноте угадывался забор местного рынка. С другой, как мне подсказывала память, раскинулось колхозное поле, за которым начинался лес – и, судя по тотальному отсутствию огоньков с той стороны, память меня не подводила. Если киллер и в самом деле здесь, то к его услугам открытое стрельбище и до фига путей отхода, а у нас вся надежда, что пулю ветром снесет.

Обошлось.

– Надеюсь, подложить в машину бомбу они не успели, – как бы между прочим заметил я, первым делом привычно откатывая сиденье назад.

– Кто?! – вскинулась Леночка.

– Они. – Я захлопнул дверцу, скрутил крышку бутылки и многозначительно булькнул чаем. – Темные силы.

Девушка, стиснув зубы, прошипела сквозь них что-то явно нелестное для меня и, выкрутив руль, с места газанула так, что я едва не забрызгал «Нестле» себя и полсалона заодно.

– Ну и куда ты рулишь?

– Как куда? В милицию, разумеется!

– Без меня! – Я взялся за ручку двери, и Леночка, испугавшись, что я выскочу прямо на ходу, затормозила еще резче, чем стартовала. Чай метнулся в другую сторону, но я уже успел прихлопнуть его крышкой.

– Сань, шутки кончились! Меня убить хотели!

– А меня, думаешь, в милиции вежливо попросят в коридоре подождать? – язвительно спросил я. – Пока ты показания давать будешь. А хошь, угадаю, что тебе скажет оперуполномоченный Наумов? «Помните, Елена Викторовна, не далее как сегодня утром я предупреждал вас о возможной угрозе со стороны Топлякова? Похоже, в тот раз вы не восприняли мои слова достаточно серьезно…»

– И что? – продолжала хорохориться Леночка. – Ну не восприняла. Раскаиваюсь и прошу выделить мне охрану!

Я откинулся на подголовник и закрыл глаза.

– Все равно, в милицию тебе ехать поздно. Представь: ой, вы знаете, я тут ходила по гипермаркету, и в меня, кажется, выстрелили, но я потом еще час погуляла и решила все-таки к вам приехать?

– Вот еще, – возмутилась фифа, – ты что, совсем за блондинку меня держишь? Уж найду чего им сказать.

– Ты и есть блондинка, – не открывая глаз, бросил я.

А затем открыл и посмотрел на нее. Внимательно. Так, словно увидел ее в первый раз.

Блондинка, ага. Прежде стянутые в «конский хвост» (вернее, «хвостик») волосы рассыпались по плечам, в прорывах длинной косой челки испуганно поблескивают глаза – какие они там у нее, голубые, что ли? Сейчас не поймешь – зрачки на всю радужку. В черной водолазке, бледная, сжавшаяся в комочек, Леночка казалась еще более миниатюрной и хрупкой.

А ведь если она и старше меня, то на пару лет, не больше.

– Лен, – негромко сказал я, – пойми… по фигу, что ты им скажешь. Начнут проверять твои слова, допросят магазинных, просмотрят записи с камер… и начнут задавать вопросы уже тебе. Про меня. Ты очень жаждешь из свидетельниц в пособницы переквалифицироваться?

– А разве я еще не уже? – затравленно огрызнулась Леночка, переключая скорость и выруливая со стоянки.

– Вот-вот. – Я зевнул. – Так… стоп… а куда мы теперь едем?!

– Ну… домой, – сделала вторую попытку девушка. И снова не угадала.

– Только не домой! – решительно сказал я. – Лен, ау, очнись! Хочешь опять под пулю подставиться?! Киллер, если он не полный идиот, тоже ведь будет считать, что квартира – это единственное место, где ты гарантированно появишься вновь!

Машину снова мотнуло взад-вперед. Я отчаялся нормально попить и сунул бутылку обратно в пакет.

– Ты думаешь?!

– Я – думаю! – буркнул я. – В отличие от.

Кажется, до девушки только сейчас начало доходить, что волна неприятностей захлестнула не одного Саню Топлякова, но и некую Елену Викторовну Коробкову. А возможно, и не только их.

Лишь бы не расплакалась, тоскливо подумал я. Ненавижу, когда женщина плачет в моем присутствии: сразу начинаю чувствовать себя жутко виноватым.

Обошлось. Минут пять блондинка молча грызла губу, вглядываясь в ночную темень перед капотом. А затем тряхнула головой и развернулась ко мне.

– Ладно, сдаюсь. Выкладывай свой план!

Я кивнул. Неохотно – план-то у меня был, но последняя его редакция участия Леночки не предусматривала. Ну да ладно.

– Был у меня сокурсник… Миша Гонтарь. Собственно, не был – он и сейчас есть, живет, здравствует и работает на солнечном Кипре, годовой контракт, чики-пики, родителей к себе вызвал. А в Белоруссии у них остались квартира и… – я сделал многозначительную паузу, – загородный дом. Мы там студентами шашлыки жарили, так что дорогу я помню. Сейчас осень, сезон отпусков давно тю-тю, в понедельник дачный поселок выметает подчистую… Короче говоря, для таких мышей, как мы, нора вполне подходящая.

Девушка, неуверенно кивнув-согласившись, взялась за руль и вдруг, повернувшись ко мне, жалобно протянула:

– Са-а-ань… а давай все-таки сначала домой заедем?

Кажется, я начал догадываться, почему ее хотят убить. И занял очередь.

– Зачем?!

– У меня даже куртки нет – я ж думала, что только в магазин и обратно! И в кошельке всего десять тысяч осталось!

М-да, у меня вообще полторы…

– Ладно, – нехотя согласился я. – Заскочим на пять сек.

Свет на лестничной площадке традиционно не горел, пришлось искать скважину на ощупь. Я повернула ключ и замерла в нерешительности.

– Слушай, ты не мог бы…

Если кто и подстерегал меня за дверью с занесенным топором, то поспешно выбросился из открытого окна. Саня прошелся по квартире, пиная двери и хлопая по выключателям.

– Чисто, заходи.

Так, в первую очередь – деньги. На них, если что, можно купить все остальное. Потом – белье, свитер, косметичка с ходовыми лекарствами типа анальгина и но-шпы… косметика из ванной… зонтик из коридора…

Саня наблюдал за моими метаниями, рассеянно поедая мюсли, прямо щепотью из пакета. Кривился, но жевал. Видно, сверхполезная смесь орехов и хлопьев вызывала у него ностальгические воспоминания о сухом пайке.

– Бери не больше, чем сможешь унести, – напомнил он. – Я за тобой торбы таскать не буду.

– Сама знаю, – уязвленно огрызнулась я. Серафим часто отправлял меня в командировки в область, и я успела убедиться, что все необходимые человеку вещи прекрасно умещаются в небольшой спортивной сумке. И то половина остается нераспакованной.

Федька мучился-крепился, но в конце концов не выдержал.

– Куда это ты на ночь глядя? – ворчливо осведомился он из-под шкафа.

Я объяснила. Коротко и эмоционально.

Домовичок тут же выкатился на середину комнаты.

– Ну кто ж так собирается?! Покидала-покидала, паспорт на дно, шампунь на майку, а если протечет, а доставать как? Иди отсюда, сам все упакую! И обувку какую-нибудь подбери – не бросать же тебя, косорукую…

– Откуда он у тебя такой… домовитый? – поинтересовался Саня.

– Федька? – Я с облегчением выпустила полусобранную сумку. Теперь, по крайней мере, не придется терзаться всю дорогу – забыла я зубную щетку или нет. – Из приюта для нежити. Я его вообще-то на передержку взяла, но как-то прижился… В Зеленом Луге частный сектор сносят, дома старые, почти в каждом домовые водятся, а верящих в них людей почти не осталось, не говоря уж о ритуале перевоза в новую квартиру… Вот нам и приходится куда-то их пристраивать. Хотя большинство почему-то отказываются, остаются ждать бульдозера…

– А потом куда?

– Никуда. Когда умирает дом, умирает и домовой, – сухо сообщила я. – Это единственная нежить, неразрывно связанная с человеком и бескорыстно ему помогающая. Федь, кроссовка пойдет? – крикнула я в направлении кухни, откуда доносилось деловитое бренчание полок холодильника: домовой паковал снедь, чтобы врагу не досталась.

– Пойдет, – подумав, согласился Федька. – Только в полиэтилен не заворачивай.

– На кой она вам? – удивился мужик.

– Домовой не может покинуть дом самостоятельно, – раздраженно пояснила я, роясь в шкафу. – Его можно только унести, в хозяйской разношенной обуви.

Желательно в лично сплетенных лаптях, но не могу же я неделю ходить в них на работу!

– Кроссовки ты лучше надень, – угрюмо велел Саня, носком ботинка подпихивая ко мне вторую «найку». – А с собой крейсер возьми.

– Чего? – опешила я. – А! Дурак, эти туфли лодочками называются.

– Лодочки – это тридцать пять и меньше. А у тебя тут настоящие эсминцы… типа «Эрли берк».

– Я всего-то тридцать седьмой ношу, нормальный женский размер!

– Ладно, типа «семерка-у». Шевелись давай!

Федька волоком притащил с кухни набитую авоську и вопросительно уставился на меня. Я вздохнула, демонстративно положила туфлю на пороге и заунывно, чувствуя себя полной идиоткой, затянула положенный наговор: – Домовой-батюшка, запечный хозяин, пойдем со мной в новый дом…

– Ну ты бы еще в нее плюнула, – неодобрительно буркнул Федька, но в туфлю юркнул.

Я запихала ее в сумку и застегнула молнию.

– Все, я готова. А куда мы поедем?

– Увидишь. – Саня «торбу» все-таки взял, вскинул на плечо. – Как только «хвост» сбросим.

– Зеркальце дай.

– Зачем? – подозрительно спросила Лена, на всякий случай прижав к груди сумочку, видимо, таившую в замшевых потрохах затребованный мной предмет.

Я устало вздохнул. Не знаю, как справлялся с фифой Серафим Петрович… по мне, так любой нормальный командир, заполучивший Леночку в подчиненные, максимум через неделю совершил бы либо убийство, либо самоубийство. Выдержавший же месяц – убийство в особо жестокой форме, с отягощающими… ну и так далее.

– Днище осмотрю.

– Бомбу искать будешь? – Вздрогнув, блондинка принялась лихорадочно перерывать сумочку. – Вот… пудреница подойдет?

– Сгодится.

На самом деле в бомбу под капотом я не верил. Добыть-то ее несложно – с полигона летунов, считай, каждый месяц утаскивают пяток неразорвавшихся ракет. Взять какую-нибудь С-8КОМ – почти кило популярного в народе гексогена плюс готовая насечка, – и даже в бронированном по самые фары «мерине» вряд ли уцелеет живое существо крупнее хомячка. Только надо установить правильно и при этом не подорваться самому – таких умельцев найти куда сложнее, чем лопухов, «сдергивающих» пистолет при выстреле. Хорошая мина, она, как Восток, – дело тонкое, нервных пальцев не любит…

А вот «маячок» особых навыков не требует – прилепил на днище, а потом остается только глядеть на экранчик. Сущая ерунда при нынешнем развитии мобильно-связного дела, как мог бы сказать гражданин О. Бендер, случись ему дожить до сбытия мечты гражданина Корейко.

Конечно, для заглядывания под «гольфик» куда лучше подошел бы фонарик, но в гипермаркете я об этом не подумал, а в квартире у Лены попросту забыл. Впрочем, будь у нее фонарик, не тыкалась бы ключами, как слепой котенок в пузо мамы-кошки.

– Только не разбей.

– Угу, постараюсь.

Нет, даже с зеркалом ни фига не видно. Чертыхнувшись про себя, я опустился на колени – гуд бай, пижонские штаны, белыми вам уже не бывать! – и обполз машину, ощупывая днище правой рукой. Это что за хня?! Я колупнул подозрительный комок. А, просто грязь…

– Нашел что-нибудь? – с тревогой осведомились переминавшиеся рядом кроссовки.

– Угу… – промычал я, не став уточнять состав находки. – Нашел… что там чисто.

Это было не совсем так – вернее, совсем не так, и рукав пиджачка служил наглядным тому подтверждением.

– Капот подыми.

Детальное изучение потеков масла наводило на мысль, что данным самодвижущимся агрегатом владеет блондинка – вывод и так очевидный. Хоть я и не великий автомеханик, но все же…

– Здесь тоже порядок, – констатировал я, опуская крышку. Перестарался – несчастный «гольфик» аж подпрыгнул. – Можешь заводить.

– Уверен? – недоверчиво переспросила Леночка.

– На все сто! – соврал я, плюхаясь рядом. Объяснение, что полную уверенность в таком деле может дать лишь саперно-следственная бригада после разборки машины на очень отдельные винтики, – такое объяснение было бы сейчас явно не в тему. – Заводи мотор и выруливай.

Леночка, на свою беду, оказалась слишком проницательной, чтобы проникнуться моей фальшивой уверенностью. По крайней мере, ключ она провернула с обреченным видом президента, нажимающего красную кнопку.

Мотор чихнул, прокашлялся и заурчал. Девушка шумно выдохнула.

– Куда ехать?

– Для начала вырули на Орловскую, – велел я, – и езжай по ней. Особо не гони, шестьдесят держи и хватит.

– А потом?

– А потом я скажу куда! – рыкнул я чуть резче, чем стоило.

– Не ори на меня! – огрызнулась Леночка.

– А ты дурацких вопросов не задавай, – угрюмо посоветовал я. – Лучше за дорогой следи.

Судя по кошачьему прищуру блондинки, следующим вертевшимся у нее на языке вопросом было: «Не поторопились ли врачи выписывать меня из госпиталя?» Однако Лена – очко в ее пользу – эмоции свои сдержала и даже с места тронулась не рывком, как в прошлый раз, а вполне плавно.

Как я и ожидал, в воскресную ночь Орловская была практически пуста. За пять минут нас обогнал всего десяток машин, в основном грузовых. Плюс фургончик «скорой» и тройка байкеров – без глушителей на мотоциклах, шлемов на головах и намека на тормоза внутри черепушек.

Напряжение тем не менее нарастало.

– Видишь? – почему-то шепотом спросила Леночка и, не дождавшись моего кивка, ткнула ногтем в стекло заднего вида. – По-моему, это они!

– По-моему, тоже. – Ошибиться было сложно, потому что сейчас позади «гольфика» виднелась лишь одна пара фар. И, насколько мне казалось, маячили эти фары едва ли не с момента нашего выезда со двора. Метрах в трехстах позади, не приближаясь, – а ведь новые, ксеноновые. Вряд ли поставлены на какой-нибудь издыхающий «запор», для которого и полсотни в час – все равно что первая космическая.

– Сейчас убедимся точно. – Мы уже проехали Сурганова и свернули на Черного. – А ну давай влево по Толбухина!

– Ты что, там же одностороннее движение! А вдруг навстречу машина?!

– Значит, на тротуар заедешь!

– А вдруг навстречу пешеход?!

– Ничего, перепрыгнет! – начал терять терпение я.

– Нет, я так не могу! – возопила обескураженная фифа. – Хочешь – сам за руль садись!

– Могу и сесть!

Об этих запальчивых словах я пожалел сразу, но было поздно – Леночка притерла «гольфик» к обочине, бодренько обежала машину и, распахнув мою дверцу, ткнула пальцем в освободившееся водительское кресло:

– Давай!

Если дама о чем-то настойчиво просит, заставлять ее повторять просьбу – моветон. Собственно, напомнил я себе, переползая на соседнее сиденье, сам же этого и хотел. Тем паче что коробка-автомат, а значит – всего две педали, разобраться с которыми особого труда не представляет. Рычажок на «drive» – и вперед!

Мы тронулись. Правда, по сравнению с предпоследними и последними стартами этот сдвиг с места явно заслуживал отдельной награды: мы двинулись не плавно и даже не резким скачком, а целой серией рывков.

– Эй, – с тревогой спросила Лена, – а ты руль когда последний раз видел?

– Руль – давно! – Мимо пронеслась встречная фура. Следующая виднелась далеко, и я решился: нажал на тормоз, принялся быстро-быстро перехватывать баранку – и, к собственному восторгу, сумел-таки при развороте не улететь с шоссе. – А вот штурвал БМП – недавно!

И это было чистейшей правдой. Ну если не вдаваться в подробности о том, что мехводом я побыл всего два месяца, заменяя больного, и маршрут в эти два месяца был донельзя однообразным. Менялись лишь направления: капонир-окоп или окоп-капонир, а вот расстояние было величиной постоянной и равнялось четырнадцати метрам.

– Чувствуется! – процедила Леночка.

– То ли еще будет! – «ободряюще» заметил я.

В этот момент мы как раз проносились мимо подозрительной тачки. Дальний свет ее водитель и не подумал выключить, поэтому разглядеть сквозь ослепительные потоки удалось немного. Вроде бы мужчина… на черной, сравнительно новой «боевой машине воров».

Я покосился на зеркальце, и подозрения мигом превратились в твердую уверенность: «бумер» повторил только что проделанный мной маневр, наплевав на сплошную разделительную линию кусочками грязи и жженой резины из-под колес.

Ах, так?! Значит, играем в открытую?! Ну ладно – поиграем. Благо как раз мои знакомые места недалеко.

С Толбухина я свернул на Кнорина и следующие десять минут вовсю развлекался, петляя по улочкам, а порой и со свистом проносясь сквозь проходной двор. «Бумер» не отставал, более того – теперь, когда сомнений не было, его водила без труда сократил дистанцию до сотни метров.

– Ты, – развернулся я к Леночке, – хорошо пристегнута?

– Да.

Вид у фифы был весьма несчастный. Видимо, за последние минуты она уже не раз мысленно говорила своему автомобильчику «прощай»! То ли еще будет, ой-ой-ой…

На всякий случай я отодрал правую руку от руля и сам несколько раз дернул за ремень пассажирского сиденья.

– Ай!

Ремень был натянут хорошо, туго… и проходил удачно, между грудями… второй размер, приятная такая упругость и никакого бюстгальтера… ох, на фиг, на фиг сейчас эти мысли!

– Держись!

– Я сейчас кому-то так подержусь! – взвизгнула Леночка, но договорить не успела. Лучи фар «гольфика» высветили край обрыва, черноту за ним… а затем неторопливо начали опускаться вниз.

– Ой! Ой! Ой!

Четыре года назад я почти каждый день поднимался и спускался по этой лестнице. Тогда мне казалось, что ступеньки – маленькие, угол склона – тридцать градусов максимум, да и сама лестница не такая уж длинная. Сейчас же, летя вниз внутри обезумевшей жестянки, я был ничуть не меньше уверен в том, что лестница протянулась на добрый километр, наклон уж точно не меньше пятидесяти градусов, ну а следующая ступенька непременно подбросит зад «гольфа» так, что мы кувыркнемся через нос.

– Ой! Ой!

Чертова лестница все никак не заканчивалась, и, когда в конце концов чудо все же свершилось, я с трудом в него поверил. «Гольфик» выровнялся; опомнившись, я крутанул руль, выжал газ… мы метнулись вдоль улицы, влетели под арку между домами, затормозили… я вырубил зажигание и, выпрыгнув из машины, принялся осторожно, вдоль стены, подкрадываться к выезду на улицу.

«Бумер» стоял на краю склона, его водитель – черный силуэт на ослепляющем фоне ксеноновых прожекторов, – пригнувшись и уперев руки в колени, внимательно разглядывал ступеньки лихо преодоленной нами лестницы. Похоже, увиденное его не впечатлило – а может, наоборот, впечатлило, – но, постояв минуты две, он выпрямился и отошел от края. Затем до нас донеслись хлопок дверцы и басовитое гудение мотора, вскоре растворившееся в ночи.

– Думаешь, уехал? – услышал я испуганный шепот сзади. Рука сама дернулась ответить, и от перелома носа Леночку спас только ее мелкий рост.

– Ты чего?! – охнула она, с удивительной прытью отскакивая назад.

– А не фиг подкрадываться, – досадливо окрысился я. – Уехал, уехал. И нам надо скорей отсюда уматывать, пока менты не нагрянули.

За домами уже действительно подвывала приближающаяся сирена.

– Только давай дальше я поведу, а? – Леночкин голос жалобно дрогнул.

Я кивнул, чувствуя себя тщательно выжатым лимоном – сил не оставалось даже на разговоры.

Наверное, Леночка испытывала схожие ощущения, потому что следующую фразу я от нее услышал уже за городом.

– А знаешь, Сань… я бы никогда в жизни не решилась съехать с той лестницы.

– Знаешь, Лен, – в тон ей отозвался я, – если бы я знал, на что это будет похоже… тоже бы не решился.

Оставшуюся часть пути мы проделали без особых происшествий – если не считать того, что я умудрился пропустить нужный съезд с магистрали. В результате мы потратили целый час, пытаясь вначале сообразить, куда нас занесло, а потом – как из этой задницы выбраться.

Вторая попытка угадать нужную дорогу оказалась более удачной. Слева мелькнул длинный колхозный коровник, справа – заиленный пруд, и через полкилометра мы под триумфальный плеск лужи въехали в деревню. За два года колдобины на ее единственной улице ничуть не изменились.

Когда по обе стороны дороги встал лес, Леночка занервничала.

– Ну теперь-то мы правильно едем? У меня бензина всего на пятьдесят километров осталось!

– Не бойся, хватит. – Дачи должны были вот-вот показаться из-за пригорка, и я, не удержавшись, зловеще добавил: – Но впритык.

Леночка совсем скисла.

– Давай, заворачивай влево, – скомандовал я пять минут спустя. – Теперь вправо… стоп. Погоди, ворота открою.

Оставив опешившую блондинку переваривать информацию о счастливом окончании пути, я вылез из машины, развел высокие скрипучие створки и осмотрелся. Как я и ожидал, в бревенчатом двухэтажном домике не светилось ни одного окошка, а на огороженном сеткой участке в девять соток царило запустение. Похоже, сюда в этом году вообще не ездили.

LSO[2] из меня не очень, но активным рукомашеством мне удалось заманить «гольфик» под гостеприимные своды ветхого сарайчика без дверей, где уже стоял проржавевший скелет «москвича» на кирпичных подпорках.

– Какой кошмарный день, – картинно упав на руль, простонала Леночка. – Сил больше нет… засыпаю… то есть умираю… закопайте меня прямо здесь…

– Вообще-то в доме имеется кровать, – вкрадчиво сообщил я. – Тебя донести?

– Сама дойду! – отрезала «умирающая», резво – и откуда только силы взялись? – выпрыгивая из машины. – И учти, спать на этой кровати я буду одна!

– Да я и не претендую, – усмехнулся я, подходя к двери дома с универсальной отмычкой всех времен и народов – прихваченной в сарайчике фомкой. – У меня этой ночью и так есть с чем по… заняться половой жизнью.

Замок жалобно хрустнул и зазвенел по крыльцу.

Оскорбленная – не то моим хамством, не то самим фактом отказа – Леночка с гордо поднятой головой удалилась в указанном мною направлении: вверх по лестнице и налево. Ну или направо, там были две жилые комнаты.

Я сплюнул ей вслед и пошел доставать из машины сумки.

1

В Ростове-на-Дону находится окружной военно-клинический госпиталь Северо-Кавказского военного округа, в который обычно доставляются раненые из группировки федеральных сил в Чечне. – Здесь и далее примеч. авт.

2

(Landing Signal Officer) – руководитель визуальной посадки на американских авианосцах.

Плюс на минус

Подняться наверх