Читать книгу Ведьма-хранительница - Ольга Громыко - Страница 5

Выехав за город, я придержала лошадь, вытащила из сумки карту Белории и задумчиво склонилась над тонкой вязью дорог, рек и селений. Торопиться в Догеву не имело особого смысла. Переговоры с арлисскими послами могли затянуться на неделю, так что Лёну все равно пока будет не до меня.

Свернув карту, я неторопливо потрусила вдоль городского вала, решив выехать из Стармина по тракту, ведущему к Чернотравной Куще. Я собиралась навестить добродушного Травника, грубоватого Кузьмая и нашу общую любимицу, рыжую мантихору Маньку, а заодно попробовать изловить Ромашку. Продав одну из лошадей, я разжилась бы деньгами на первое время.

Я в последний раз обернулась на Стармин и, подчиняясь внезапному порыву, помахала рукой крышам домиков, шпилю дворца и башенкам Школы.

У меня было предчувствие, что увижу я их еще очень и очень нескоро.

Дорога в Кущу, казалось, была заколдована. Как и в прошлый раз, погода резко испортилась, небо затянуло серой косматой мглой, из которой сначала редко и мелко, а потом обильно и уверенно посыпались крупные капли. Дождь лил весь день и большую часть ночи, лишь к рассвету немного истощив тучи, – в них образовались тусклые белые прорывы, чередующиеся с черными горбами. Наученная горьким опытом, я захватила с собой столько еды с праздничного выпускного стола, что хватило бы троим на неделю. А вот о фураже не позаботилась. Белка с явной неохотой жевала мокрую траву, отказываясь от обгрызенных мною хлебных корок. Седло натерло ей спину, непривычная к дальним переходам кобыла постоянно спотыкалась на неровной проселочной дороге, где-то успев потерять левую переднюю подкову. Промокшая насквозь, ссутулившаяся, лошадь казалась жалкой заморенной клячей. Я решила избавиться от нее при первой возможности. Ромашка, при всех недостатках ее характера, куда больше годилась на роль верной спутницы странствующей ведьмы.

Ночью Белка подстроила мне очередную и последнюю пакость в своей жизни.

Ее съели волки.

Разобравшись в следах, я была просто потрясена глупостью кобылы. Стоило мне уснуть, как стреноженная Белка невесть зачем углубилась в лесную чащу и долго блуждала там без определенной цели, пока не свалилась в овраг, где то ли свернула шею, то ли терпеливо дождалась двух тощих, облезлых и потрепанных суровой зимой волков, при виде меня пристыжено шмыгнувших в кусты. Бедные звери изумились нежданной добыче не меньше меня. Вознеся хвалу невесть с чего расщедрившимся богам, они торопливо разделали кобылу, разволокли ноги и ливер по кустам и норам, лишь затем приступив непосредственно к трапезе.

Естественно, столь нелепая смерть не заслуживала ни единого доброго слова. Тоскливые желтые глаза неотрывно следили за мною из частого малинника, горя желанием продолжить пиршество. Обуреваемые голодом, волки погрызли даже седло, так что на память от кобылы мне осталась только узда.

К счастью, до Чернотравной Кущи осталось меньше часа езды; я преодолела это расстояние за полдня, сгибаясь под тяжестью двух сумок – с едой и вещами. К обеду мне удалось разыскать домик отшельника – добротно сработанный скит в холме, выложенный изнутри толстыми бревнами, с выведенной вбок трубой и парой круглых окошек. На холме рос раскидистый ясень, чья серебристая листва резко контрастировала с темной зеленью окрестных дубов.

Пожилой Магистр развалился в кресле-качалке у входа в скит, покуривая длинную трубку с душистым травяным сбором, не имевшим ничего общего с вонючим табаком гномов. Качалка мерно поскрипывала. Кузьмай, в поте лица половший лебеду на маленьком огороженном участке с ровными рядами грядок, изредка разгибался, перебрасывал пучки сорной травы через забор и укоризненно поглядывал на Учителя, выразительно потирая ноющую поясницу. Магистр добродушно улыбался и кивал прилежному ученику, всем своим видом являя картину полного умиротворения и удовлетворения жизнью.

Первой мою мрачную, сгорбленную фигуру заметила Манька, дремавшая в лопухах у забора. Радостно взвизгнув, она сорвалась с места, перепрыгнула через качалку, заставив опешившего Магистра выронить трубку, в три скачка настигла меня и повалила на землю, виляя хвостом и тычась в лицо холодным носом. В порыве чувств она даже лизнула меня в ухо, размазывая дорожную пыль, замешенную на поте.

Кузьмай охотно воспользовался поводом прервать ковыряние в грядках. Аккуратно притворив за собой калиточку (к огромному разочарованию бродивших по полянке кур, бросавших алчные взгляды на свежевзрыхленную гряду), ученик Травника привычно отпихнул ногой ластившуюся мантихору и принял у меня тяжелые сумки. Я вздохнула с облегчением, потягиваясь и разминая плечи.

Поздоровавшись и в двух словах объяснив цель своего визита, я смущенно приняла поздравления Магистра Травника в связи с окончанием Школы и автоматическим вступлением в Ковен Магов. Кузьмай завистливо шмыгал носом. Ему предстояло сдавать выпускные экзамены в следующем году, экстерном, и учитель немилосердно заставлял его штудировать и повторять обязательный школьный курс.

– Как там моя Ромашка? – спросила я, немного отдышавшись. – Не перестала стяжать славу белого призрака?

– Какое там! – хохотнул Кузьмай. – Осенью бабы за клюквой на болото ходили, так она чего удумала – стоит на тропе и никого мимо не пускает, пока кусок хлеба или сладости какой не поднесут. Правда, ежели которая баба заблудится и аукать начнет, лошадь к ней является и на тропу выводит. Некоторые даже голос ейный добрый и ласковый слышали, а то и вовсе чудеса бают – дескать, как холостого мужика завидит, так красной девкой оборачивается и жалостно так смотрит, что прям устоять нет никакой мочи.

Кузьмай подумал, почесал в затылке и добавил:

– По правде говоря, те герои и до девкиного голоса не шибко на ногах стояли – разило от них, как из кадушки с брагой…

– Кузьмай, прекращай свои дурацкие россказни, – перебил Травник. – Разве ты не видишь: наша гостья устала и наверняка проголодалась. Иди, накрывай на стол.

Ученик неохотно повиновался. Манька вприпрыжку побежала за ним, подобострастно заглядывая ему в глаза.

– Ты ему только волю дай – дни напролет будет байки травить. – Магистр осуждающе, но беззлобно покачал седой головой. – Присаживайтесь, Вольха. Куда вас распределили?

– В Догеву, главным магом-консультантом, – солгала я.

Очевидно, с той же вероятностью меня могли распределить в преисподнюю главным некромантом-технологом. Глаза Травника полезли на лоб и не долезли самую малость.

– Н-да, – растерянно откашлялся он, – в мою бытность завучем даже назначение в близлежащие к Догеве и Арлиссу города расценивалось как величайшее несчастье, им пугали отъявленных прогульщиков и шалопаев.

– Выходит, поделом мне, – рассмеялась я. – Впрочем, после двух лет общения с вампирами у них вряд ли остался шанс испугать или удивить меня. Так что неизвестно, кому не повезло больше.

– Не скажите, – усмехнулся старый маг, старательно пряча беспокойство в уголках глаз, – в таком случае, полагаю, вас поставили в известность насчет… э-э-э… обряда?

– Какого именно? – насторожилась я.

– Того самого. – Травник так старательно двигал бровями и подмигивал, что мне стало неловко. – Ну, который того… этого…

– Ритуального распития штатного мага в первую ночь второго осеннего новолуния?

Не обнаружив на моем лице и тени понимания, маг прекратил намеки и вздохнул:

– В таком случае вам предстоит серьезный разговор с Повелителем. Столь высокая должность обяжет вас сопровождать его… повсюду, а это не всякий выдержит. Человек, по крайней мере.

Я и впрямь не выдержала:

– Если я и так скоро все узнаю, почему бы вам ни высказаться чуть-чуть попонятнее?

– Не могу, – извиняюще развел руками маг. – Во-первых, я давал клятву вместе с твоим Учителем, а во-вторых, мы сами ничего толком не знаем.

Наша беседа была прервана Кузьмаем. Дюжий парень, по-медвежьи переваливаясь, тащил в охапке тяжеленный дубовый стол.

– В комнате уж больно душно, – пропыхтел он, с размаху брякнув перед нами столом. – И травами разит, аж голова кругом пошла, а энта морда рыжая моим минутным затмением воспользовалась и сыр надъела, во!

Кузьмай возмущенно продемонстрировал выгрызенный полумесяцем сыр. Мантихора, тихо мяукнув, подбежала к креслу и уткнулась мордой в колени Травника. Старик ласково почесал ее за ухом.

– Ты, прежде чем на Маню наушничать, губы-то оботри – все в крошках.

Ученик облизнулся, заливаясь густой краской.

– Ну, это я того… по дороге попробовал самую малость – вы ж все равно опосля энтой твари есть побрезгуете. Не пропадать же добру!

– Надеюсь, больше ничего не пропадет? – с усмешкой поинтересовался старый маг.

– Ни-ни! – клятвенно заверил ученик, для пущей важности погрозив Маньке кулаком. Мантихора привычно зашипела на него сквозь пышные усы.

– Вот уж парочка – не разлей вода, – тихим посмеивающимся шепотом сообщил маг, когда Кузьмай снова скрылся в доме. – Куда Кузя – туда и Маня. На охоту вместе ходят, Кузьмай уток из арбалета бьет, а она приносит… изредка. Ну да все лучше собаки – у той упадет птица в трясину, и поминай как звали, а Маня на лету ловит.

Мантихора тем временем умостилась на коленях Травника, свесив лапы по обе стороны кресла. Пригрелась и басисто замурлыкала, рефлекторно выпуская и втягивая черные когти. Маг шутливо подергал ее за кисточки на ушах, кашлянул и сменил тему:

– Вольха, я хочу попросить вас об услуге. С деньгами, к сожалению, у меня не густо…

– О чем речь, – я возмущенно поморщилась, – а что случилось?

Передо мной звучно плюхнулось блюдо с жареной курицей, воздевшей к небу окорочка. В Манькином мурлыканье появились алчные нотки, и Травник предусмотрительно спихнул ее на землю.

– На болоте снова начали пропадать люди. По одному, двое…

– Днем, ночью? – Я мысленно перебрала в памяти болотных чудищ. Ночных среди них было больше, а связываться с ними хотелось меньше.

– Хватались их обычно поздним вечером… или ранним утром, когда все добропорядочные селяне возвращаются из кустов при корчме.

Кузьмай вручил мне толстый, неровно отрезанный ломоть хлеба и сел рядышком, на прикаченном от поленницы чурбачке. Не успели мы приступить к еде, как тучи опомнились, и хлынул ливень. Ясеневую крону, укрепленную заклинанием, он не пробивал, частыми каплями осыпаясь с краев лиственного шатра.

– Ежели живоглот днем и шастает, сегодня нипочем чем не вылезет, – проворчал Кузьмай с набитым ртом, – ишь зарядило. Хоть бы трясина из берегов не вышла, и без того ее паводком вздуло.

– Кто-кто? – со смешком переспросила я.

– Живоглот, – без тени улыбки повторил Травник, – по крайней мере, так его прозвали местные.

– Полагаю, за привычку глотать живьем?

– Именно.

– Да у вас не болото, а одна сплошная байка! – не удержалась я. – Если все свидетели проглочены, откуда они знают про чудище? Зима выдалась снежная, по весне трясина разъела тропы, вот вам и живоглот… Вы-то сами в него верите?

Травник молча кивнул на дубовый комель возле скита. Кузьмай ссек и порубил на дрова ветки, а неподъемный ствол мантихора облюбовала для ежедневной заточки когтей. Но недавно им воспользовался кто-то еще, втрое глубже распахав крепкую дубовую древесину.

– Я не знаю, что за гость навестил нас прошлой ночью, но Манька учуяла его сквозь стены и забилась под лавку, подвывая от страха. Увы, мы оказались недостаточно храбры для более близкого знакомства…

Я тоже не ощутила прилива трудового энтузиазма. Но признаваться не стала.

– В дом оно не полезло?

– Поскреблось в дверь, но я зажег веточку зверобоя, и все стихло.

– Еще бы! – буркнул Кузьмай, расставлявший по столу миски. – Не веточку, а пук, уж завоняло так завоняло, изо всех щелей дым повалил, еле прокашлялись!

– Ты же сам подсовывал, причем что ни попадя! – вознегодовал Магистр. – Половину запасов из-за тебя, дурня, извели!

– Выходит, там был не один зверобой? Вы не могли бы припомнить, что именно? – перебила я.

Зверобой неплохо отпугивал кикимор, пижма – мелких болотных нетопырей-кровососов, заодно и комаров, чемерицу недолюбливали вурдалаки. Но кикимора, костлявое созданьице в рост гнома, представляла угрозу только для собак и маленьких детей, к тому же не поедала жертв, а душила и бросала на месте. В ловчие стаи кикиморы сбивались редко, лишь в особо суровые зимы, когда бочаги промерзали до дна.

Запинаясь и поддакивая друг другу, травники начали перечислять. Чего там только не было! Ромашка, вороний глаз, жгучеяд болотный, вереск, двуцветник, птичий ячмень, камнеломка… Похоже, им удалось обратить в бегство всю окрестную нечисть, а также птиц, зверей и ползучих гадов.

– И много человек пропало?

– За два месяца – шестеро.

– Пятеро, – поправил Кузьмай, – Ламоня у свояка заночевал, вернулся к обеду. Ох, и отходила его жена кочергой, пуще живоглота! Брехал, поди, что у свояка, тот губ не помадит…

Маловато для плотоядной нежити, особенно если человек ей на один заглот. Стрекотун? Малый тинник? Эти способны схоронить тело в трясине и глодать его пару недель, но они в основном падальщики, предпочитают заболоченные кладбища. Я задумчиво обгрызла куриное крыло, кинула изнывающей Маньке. А если он не один? Какой-нибудь когтистый упыришка промышляет людей ради крови и скребется в двери по ночам, а тела достаются нечисти помельче.

– Ладно, – решилась я, – устроим на него засаду возле избушки. Хорошо бы поросенка к дереву привязать, да повизгливее. Сможете раздобыть?

Кузьмай задумчиво поскреб макушку, просиял и кивнул.

– Имеется в виду купить, – многозначительно уточнил старый маг.

Ученик приуныл.

– Ладно, – проворчал он, – доем и схожу в деревню.

– И хотелось бы все-таки поймать мою лошадь, – добавила я. – Как ты думаешь, нам удастся застать ее врасплох на ночлеге?

– Лучше на водопое, – поразмыслив, ответил Кузьмай. – Болотную жижу она не пьет, бегает к роднику. Тут криничка неподалеку, срубом обнесенная. Сруб-то за годы наполовину в землю врос, днем селяне воду выбирают, а под вечер она высоконько стоит, как раз кобыле дотянуться. Вот из деревни вернусь, и сходим.

Дождь утих так же внезапно, как и начался, но искать живоглота по колено в грязи мне что-то не хотелось. Я осталась в ските с Травником ждать обещанного поросенка, от нечего делать разглядывая книги на полках. На самом видном месте, разумеется, стояли замусоленные фолианты по травоведению, нижние полки были отведены для иных разделов магии, на верхних усердно копили пыль свитки. Я присела на корточки и пробежалась пальцем по корешкам. Некоторые из них коротко вспыхивали, давая понять, что книга дастся в руки не каждому – чужаку способна плюнуть в лицо огнем или вовсе не открыться. В самом углу стоял ветхий справочник по неестествознанию, по которому, наверное, обучался сам Травник и который с тех пор не открывал. Рисунки в нем были наивные, схематичные, боевые заклинания перемежались суеверными указаниями вроде «поплевать через левое плечо». Я фыркнула, представив себе озадаченную морду упыря, когда я, вместо того чтобы треснуть его мечом промеж глаз, начну старательно отплевываться.

Поймав спиной испытующий взгляд, я захлопнула книгу и обернулась. Магистр задумчиво откинулся на спинку кресла, пыхая трубкой. Дымок, как живой, цельно струился к печи и выскальзывал через трубу, не оставляя запаха.

– Вольха, скажите, – помолчав, спросил он, – вы не теряли в Догеве сознания? Не было головокружения, тошноты, чувства, будто проспали сутки?

– Нет, и укусов на шее тоже не замечала, – ехидно добавила я.

– Я не имел в виду, что они вас кусали, – мягко сказал архимаг, – но существуют иные… способы воздействия.

– Повторяю: нет!

– Как скажете, – уверенности в его голосе не было. – А когда вы в последний раз болели?

– Магистр, либо вы рассказываете все без утайки, либо перестаете задавать глупые вопросы.

Травник огорченно развел руками: мол, умолкаю. Я прикусила губу, но допытываться не стала.

О возвращении Кузьмая мы узнали задолго до его появления на опушке, по громкой ругани и невнятным блеющим звукам. Ученик тащил на веревке пегого козла с обломанным левым рогом, лохматого и пучеглазого. Козел упирался, Кузьмай настаивал.

– Во, – угрюмо буркнул он, – насилу приволок. Пущай теперь живоглот с ним мучается!

Я принюхалась и поспешно зажала нос. Мягко говоря, от козла разило. Крепко – смердело до невольно исторгнутой слезы.

– А что, – осторожно прогнусавила я, – поросята кончились?

Кузьмай, и сам не уверенный в равноценности замены, начал оправдываться:

– Молочных ни у кого нет, а за подсвинков такую цену заломили, что козел дешевле обошелся!

– А может, тебе еще и приплатили, чтобы ты его забрал? – вкрадчиво поинтересовался Травник.

Кузьмай обиделся:

– Два кладня отдал, и то битый час торговался! Поросенок – тьфу, не будет живоглот на него размениваться, а козел – он большой, его издалека видать…

– Насчет него и слепой не ошибется, – поддакнула я. Козел нагнул голову и мстительно боднул Кузьмая пониже пояса. – Что ж, привяжи у скита. Будем надеяться, у живоглота насморк…