Читать книгу Вальхен - Ольга Громова - Страница 5

17 июня 1941 года

Ура! Ура! Переводные испытания позади! Я сдала на «отл» последний предмет – географию! Правда, перед этим по физике едва не получила «поску», но выручил Сашка Файлерт – мне задали дополнительную задачу, если я хочу вытянуть на «хор», и разрешили готовиться за столом, не у доски. Я забыла формулу маятника и уже смирилась с «поской», когда он почти беззвучно, одними губами спросил, что у меня. Я так же беззвучно сказала «маятник», и он подсунул мне под партой записку. В итоге у меня все семь испытаний на «хор» и «отл». Хорошо, что мы не сдаём немецкий. Вот где я бы точно выше «поски» не получила! Мы думаем, что нам не повезло с учительницей, а вот у тех пятиклашек, которых в прошлом году взяла новая немка Ольга Эмильевна, на уроках вообще по-русски ни слова нельзя сказать, и они уже к концу года лихо болтают по-немецки.

Но, как тётя Лида говорит, всё хорошо, что хорошо кончается. Я в десятом классе! Ура! Как здорово, что папа и мама смогли заплатить за мою учёбу! Когда в прошлом году вышел указ, что после семилетки учёба в старших классах станет платной, я сильно расстроилась: думала, всё – успела восьмой бесплатно закончить, а теперь придётся уходить в ФЗО[8] или работать. А мама с папой хотели, чтобы я в институт поступила. Папа говорит: образование – самое главное в жизни. Неважно, в какой профессии, – в любой нужно.

Нашла в конце этой тетради наши с мамой прошлогодние расчёты семейного бюджета. Она мне там объясняла, как планировать расходы. Я как-то раньше и не думала об этом. А тут даже считала, сколько отнимет плата за обучение. В школе надо платить 150 рублей за год.

Мама тогда мне объяснила, что из общего дохода – папиной и маминой зарплат (а мама, пока Ванюшка маленький, работает ночной няней в яслях – это вообще гроши) – надо вычесть то, что удержано: подоходный налог, дополнительные сборы и обязательные, хотя и считаются добровольными, платежи вроде государственного займа[9]. Получалось, что из реально оставшейся части доходов семьи в месяц плата за школу отнимет почти 7 %. А платить-то нужно сразу не меньше половины всей суммы. И цены на текущие расходы мы с мамой тогда считали только магазинные, а не всегда в магазине есть нужное. Вот Ванюшка недавно болел, так за мясом для него на рынок ходили.

И ещё повезло, что у меня только два года платное обучение, хотя тоже непросто. Тем, кто сейчас семилетку заканчивает, будет труднее. Три года выкладывать по 150 руб. – это не шутки.

Сейчас папе ботинки нужны на осень, а они 140 рублей стоят. И меня уже мучает совесть, что в сентябре за десятый класс платить, а я сама ничего не зарабатываю. Может, на лето наняться на работу куда-нибудь? Может, в санаторий – убираться? Я, правда, терпеть не могу уборку дома, а там ещё и больные… но надо подумать. Ну вот отдохну до конца июня и пока поспрашиваю, а там, с июля, можно бы и поработать. Хоть что-то получу за два месяца.

18 июня

Сегодня гуляли с девчонками по городу и вспоминали, как в прошлом году участвовали в городском соревновании на лучшее озеленение дворов. Мы тогда соперничали не только с соседними дворами, но и друг с другом – ведь в разных кварталах живём. Все так гордились своими посадками, хвастались! Управдомы получали в Зелентресте[10] саженцы деревьев и кустов и выдавали жителям. А цветы люди сами находили: из семян выращивали, в частном секторе у знакомых, у кого садики есть, отсаживали. В нашем дворе женщины такую клумбу соорудили – ступенчатую. Сегодня мы всё это обошли, везде смотрели, что как стало с прошлого года. Весь год бегали друг к другу, но как-то не глядели по сторонам – ну растёт и растёт что-то, а сейчас увидели, какой красивый город стал! Ведь у нас и земля плохая – тонкий слой суглинка, а под ним – ракушечник, и степь вокруг… само ничего не вырастет.

Вообще, призыв, который когда-то во всех газетах печатали, – «Сделаем город в степи садом!» – мы, похоже, и правда исполнили. Красиво стало, зелено! А сколько новых санаториев у нас! Про наш город теперь пишут «Всесоюзная здравница». Дендропарк, что ещё в 36-м году заложили, подрастает. Ещё несколько лет – и там будет густая тень. Машка Топалу сказала: будем там с колясками гулять. Мы смеялись, а она говорит: «Чего смеётесь? Надо, что ли, только о великих стройках мечтать? Я вот мечтаю замуж выйти, детей иметь красивых и умных!» Вообще-то да, у Машки, наверное, дети такие и будут – она вон какая умница, а в классе прямо тихий лидер такой: никогда вперёд не лезет, но к ней прислушиваются. А что, может, она и выйдет замуж сразу после школы – у караимов рано девочек замуж выдают. Только жалко будет, если она просто домохозяйкой станет, с её-то головой.

Достала свои детские дневники. Забавно читать. И почерк у меня там – ужас! И кляксы через страницу, даром что уже в четвёртом классе училась. Тогда бабушка приучала меня дневник писать. Заставляла даже. Говорила: помогает организовать мысли, развивает речь, и когда вечером записываешь события, то обдумываешь день. Мне тогда казалось, что это лишняя работа, я просто подчинялась. Вот и бабушки уже нет, а я год назад вдруг вспомнила детский опыт, взялась писать, и теперь самой нравится. Лет через 10–20 как будет интересно читать… А может, уже через 5 лет это всё будет важной для нас историей или, наоборот, мелкими пустяками.

Я часто вспоминаю бабушку и дедушку, но с папой о них не говорю. Ему и так больно. Они каждый год к нам в гости из своей Тулы приезжали, и мы с папой хотели к ним съездить, как только Ванюшка подрастёт немного, да так и не собрались, а теперь вот… Арестованы. 10 лет без права переписки[11]. Я понимаю: классовая борьба, «долой эксплуататоров» и всякое такое… это, наверное, справедливо… Но они-то не враги советской власти. Ну и что, что дедушка из купцов и до революции свою торговлю имел? Он же всё отдал государству. И жил как все – скромно, и агитацию никакую не вёл против советской власти. А бабушка гимназию закончила и учительские курсы – учительницей была. Её все в округе знали. А теперь вот уже второй год нам о них ничего не известно: ни где они, ни что с ними. Папа хотел написать запрос в тульское НКВД[12], а мама сказала: «Ты что, и нашу семью хочешь угробить?» Вот он теперь и не говорит об этом. Чего-то я не понимаю в этой «справедливости».

21 июня

Многие наши ребята ушли в прошлом году из школы кто куда – те, чьи родители не смогли платить за обучение. Встретила сегодня Славку Пономарёва. Он в железнодорожном училище. Там бесплатно и всего год учиться. Теперь вот заканчивает и станет помощником машиниста (младшим, что ли, он сказал… или старшим?). Будет помогать поезда водить. Жалко, что не получит образования. Учителя говорили, что у него такие художественные способности – ему бы школу закончить и идти в институт. Конечно, я советская девушка и понимаю, что в нашей стране всякий труд почётен и важен, но Славка мог бы стать хорошим художником. Разве Советской стране не нужны талантливые художники? Однако ничего не поделаешь: его родители – простые рабочие на фабрике, и у них кроме Славы ещё маленькие близнецы. Как тут за учёбу платить?

Осталось у меня перед Славкой какое-то чувство вины. Я вот учусь в десятилетке, хотя никакой не талант и вообще не знаю, чего хочу дальше, – вроде как по течению плыву: раз в семье все образованные, то и я должна. А он мечтал живописью заниматься, красоту создавать… и будет паровозы водить. Ну ладно, может, не паровозы, а что-то более новое. Но всё равно это кажется неправильным. И мне неловко было говорить, что я неплохо учусь, общественной работой в школе занимаюсь. На фоне его жизни это как-то несерьёзно.

И ещё мне обидно за Славку. Почему так? Папа говорит, что государству не нужно так много народу с высшим образованием, а нужны рабочие. Но тогда ведь получается несправедливо: высшее образование тоже стало платным, и, значит, на него могут рассчитывать только дети тех, кто больше зарабатывает?! А такие таланты, как Славка Пономарёв, – не могут? Папа после революции получил высшее образование, и профессия ветеринарного врача – очень нужная стране, а нам всё равно трудно за мою учёбу платить. За что же тогда в революцию боролись? Революция ликвидировала социальное неравенство, и у нас все равны, и нет богатых и бедных… и что теперь – всё назад, к неравенству? Но когда я спросила об этом папу, он цыкнул на меня и сказал, чтобы я не задавала дурацких вопросов, мол, взрослая уже – должна понимать, что говорю. Ну, наверное, он прав. Буду думать.

А своё будущее я до сих пор как-то не очень серьёзно представляю. Тётя Лида на днях сказала: «Ветер у тебя в голове, девка, и за что только твои родители платят?» Обидно, но, если по-взрослому разобраться, – она права, наверное. Мне кажется, если я закончу десятилетку, а потом в институт не пойду, мама и папа будут разочарованы. Надеюсь, я за это лето и поработать смогу, и что-то про себя пойму. Впереди последний класс – пора уже. Вот Костя Василиади из десятого класса говорит: он давно решил, кем будет, – врачом, как отец. У них в семье не только отец, но и дед был врачом. Решил – и учился ради этого изо всех сил. В конце лета поедет поступать в институт.

Вчера у 10 класса был выпускной бал, и мы с ними гуляли до самого утра. У них пять человек получили аттестаты с отличием! Кстати, и Костя тоже. Теперь с осени на наш класс станут смотреть с надеждой. Учителя будут говорить что-нибудь воспитательное, вроде «вы старшие, должны быть примером для остальных». А сейчас и выпускники, и мы резвились, как малышня! Пели, болтали, а на рассвете многие ребята посбрасывали нарядные рубашки и брюки и – купаться! Море было тихое-тихое, и солнце из него вставало, будто из зеркала! Плавали, визжали, брызгались на тех, кто на берегу. Столько смеха было! Я не пошла в воду. Как-то неловко – не в купальнике, а в нижнем белье. Но некоторые девчонки рискнули и вслед за ребятами тоже в море полезли. И, кажется, никто не обратил внимания, в чём они купаются. Всем было весело.

Хорошо всё-таки жить у моря! Я люблю наш причудливый город, который состоит из таких разных частей, будто совсем разные города собрали и сложили вместе. И широкий мелководный залив люблю, и лиман, который поражает приезжих тем, что в нём почти невозможно утонуть. Не представляю, как бы я могла отсюда уехать. Но ведь если думать об институте, то уезжать придётся. Надо решить наконец, чего я хочу.

И ещё вопрос, потянем ли мы плату за институт. Там же вообще годовая оплата 300–400 руб. Чуть не вдвое больше нашего месячного бюджета! Слава богу, что это только через год. Может, ещё что-то изменится. Завтра воскресенье, зайду к тёте Лиде посоветоваться насчёт работы. Родителям пока говорить не буду, а то мама станет переживать, что я не отдохну перед десятым классом. Попозже скажу.

8

ФЗО – школа фабрично-заводско́го обучения (школа ФЗО) – низший (основной) тип профессионально-технической школы в СССР. Школы ФЗО действовали на базе промышленных предприятий и строек, готовили рабочих массовых профессий для строительства, угольной, горной, металлургической, нефтяной и других отраслей промышленности. Срок обучения 6 месяцев.

9

Платежи вроде государственного займа, который хоть и считается добровольным, но всё равно не подписаться на него нельзя.

Государственный заём (займ) внутренний – способ пополнения государственного бюджета на цели, на которые у правительства нет денег. Государство берёт деньги взаймы у населения на определённый срок, выдавая в качестве подтверждения облигации на определённую сумму. Держатели облигаций должны получать доход в виде установленного процента, который выплачивается с установленной периодичностью до срока погашения государством всего займа. Государственные займы 1930–40-х годов в СССР заявлялись как добровольные, но на самом деле были принудительными и отнимали немалый процент заработка. Срок такого займа составлял от 3 до 20 лет. Полные выплаты по облигациям можно было получить только по истечении срока, однако чаще всего вместо этого заём продлевался.

10

Зелентрест – сокращение от «Трест по озеленению», организация, занимающаяся выращиванием саженцев деревьев, кустарников и цветов для озеленения города.

11

Десять лет без права переписки – формулировка приговора, которую в период сталинских репрессий в СССР часто сообщали родственникам арестованного, который на самом деле был приговорён к расстрелу. Исследователи сталинских репрессий считают, что эту формулировку органы НКВД использовали, чтобы скрыть реальные масштабы расстрелов. Обычно расстрельные приговоры приводились в исполнение довольно быстро, а родственники осуждённых, получившие сообщение «осуждён к 10 годам ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей. – Ред.) без права переписки и передач», годами надеялись, что те ещё вернутся из лагерей, хотя на деле их уже давно не было в живых.

С 1939 года, когда была введена такая формулировка, и до осени 1945 года гражданские органы даже не регистрировали смерти таких расстрелянных, а органы НКВД на запросы об их судьбах не отвечали. После войны людям, которые подавали запросы в НКВД о судьбе близких, начали отвечать, что осуждённые умерли в местах лишения свободы.

12

НКВД – народный комиссариат (по современному «министерство») внутренних дел. Название в 1930-40-х годах организации, которая ранее и потом много раз переименовывалась: ВЧК – ОГПУ – НКВД – МГБ – КГБ – ФСБ.