Читать книгу Убегать непросто - Ольга Игоревна Борисова - Страница 6

Глава 3

Оглавление

На берегу ледяной реки, спрятавшись за резной аркой от шумов центра города, много лет существует святая земля. На ней преклонил голову свою великий командор, утомленный битвами. Оплакана эта земля морем слез молодой испанки, так никогда и не познавшей своего счастья. Омолена молитвами собора Воскресенского да жизнями домов местных. Ныне разрушено все, на месте его рояль стоит.

Красив рояль, ничего не скажешь. Огромный, со всех концов города видать, со стеклянным коридором – куполом. Музыка в нем приятная звучит, как собору положенная. И памятник воткнули рядышком командору, ибо не найти среди припаркованных машин да кофейных лавок могилу его. Не стереть из нашей памяти время революционное, но революционеры потерли память нашу успешнее некуда. Кто вспомнит сейчас про собор, кто даст согласие на раскопки на площади ради тридцати домов да захоронений? А сколько их по России, втоптанных в грязь людских вер, религий, традиций? Унесено все в пользу революции то красными, то белыми, сейчас уж и не скажешь, кем. Кто прав был? И это не суть, поиск виновных память не восстановит.

– Господин Шэнь, прикажете подавать чай?

– Принеси кипяток, я заварю сам.

– Закуски?

– Ты задаешь этот вопрос на протяжении шести лет. Если они не потребуются, я упомяну отдельно.

– Хорошо, Господин.

Он поклонился и ушел. Сколько ни учи – китайцем он не станет, без раздражения подумал Шэнь. Ни стрижка горшком, ни кольцо в левом ухе, ни миниатюрность не приближали его к идеалу слуги. Но Шэнь держал его, потому что он был хорошей нянькой сыну.

Иван появился в его доме во время печальных событий. Жена Шэня накануне собрала вещи и отправилась искать новой жизни, а у него на руках остался двухлетний малыш. Найденная экстренно нянька в растерянности пыталась читать ему сказку и играть в ладушки, но Роман исходился криком и накрывался одеялом, прячась в кроватке. Шэнь как раз пытался уговорить его сходить в туалет и покинуть ради этого свое убежище, когда по лестнице, услышав истошные крики, поднялся Иван. Он тогда был чуть толще, и прятал свои красные щеки за длинными волосами. Разноцветная негритянская шапка была украшена колокольчиками, и он потряс головой. Крики стихли. Он потряс шапкой еще раз, вызвав мелодичное позвякиванье. Спустя минуту из одеяла сверкнули два глаза. Нимало не стесняясь присутствующих, Иван громко сказал:

– Эй, можешь лежать в кровати сколько угодно, и писать туда столько же. Хочешь, я дам тебе шоколадного молока? Говорят, это помогает надудонить целую лужу.

Шэнь резко повернулся к Ивану. Лицо его отражало гнев. Как посмел ты, низший, обратиться к сыну моему? Из полуопущенных век, которые придавали лицу высокомерно-усталое выражение, летели стрелы. Да что возомнил о себе этот слуга? Обратиться к его сыну без разрешения? Шэнь решил, что немедля выгонит его вон, забыв о том, что Иван пришел лишь устраиваться на работу водителем. Но тут случилось то, что изменило его намерения. Роман спустился. Прошлепав мимо отца босыми пятками, он ткнул пальцами в Ивана и заявил:

– Сикать иди хочет!

– Сикают девочки, а мальчики писают, – засмеявшись, ответил Иван и вытащил малыша из кровати, посадив на шею.

Там Роман и остался, и Шэню пришлось искать другого водителя. Сын, проявляя его, шэневский характер, не признавал нянь и оставался только с Иваном. Со временем Рома перестал так сильно нуждаться в Иване, и Шэнь стал пользоваться его услугами, как личного слуги. Ему нравился парень – молчаливый, рассудительный, не лезет, куда не надо, занимается его сыном. Но не в его привычках было баловать прислугу, поэтому он по-прежнему был суров в обращении, что, впрочем, не мешало ему оплачивать семье Ивана многочисленные долги.

Шэнь сидел на крыше рояля, всматриваясь в голубые горы, отражавшие и отражавшиеся в великой реке. Люди казались мелкими, высота делала их движущимися точками, сиюминутной мошкой, беснующейся в полете. Ему нравилось приходить сюда и пить в одиночестве чай с вялеными помидорами. Он представлял себе Китай – великий и далекий, который полюбил всею душой. Иногда он брал томики стихов и воображал, что понимает их.

«Какая тяжесть на душе, как горько я тоскую!


Давай отправимся с тобой на радость в дальний путь.


Взойдем навстречу облакам на башню смотровую,


Чтоб на узорный павильон издалека взглянуть.


Убором зелени густой оделась даль лесная,


Туман редеющий поплыл клубами вдоль реки.


Шевелит лотосов ростки рыбешка озорная.


Пропали птицы, и цветы роняют лепестки.


Благоуханного вина не наливай мне в чашу.


Смотрю на цепи синих гор, и ничего нет краше!», Се Тяо.


Пробежав глазами знакомые строки, он оставил книгу и залил прозрачный чайник кипятком. Вкуснее всего листы раскрываются в плоском чугунном, но Шэнь предпочитал стекло. Ему нравилось наблюдать за тем, как жухлые, скукоженные листы, опалившись водой, в мгновение становятся блестяще-зелеными. Являя миру свою красу, они каждый раз напоминали Шэню, что расшевелить человеческое существо может только опасность, драйв, адреналин. По вантовому мосту неспешно шли люди. У берега, он не видел, но знал, плавали жирные утки, которых кормили те самые, что спускались с моста. Хлопали в ладоши, когда зеленоголовые селезни подплывали ближе, смеялись над дерущимися за кусок хлеба. А если бы их закрыть на этом самом мосту с этими самыми утками? Сколько потребовалось бы времени, чтобы развлечение превратилось в необходимую еду? И кто оказался бы самым кровожадным?

– Папа, когда мы поедем домой? У меня вечером скайп с англичанами, а я еще не писал ничего. И надо заехать в dhl.

Услышав этот голос, Шэнь, как всегда, улыбнулся уголками губ. Единственный в мире человек, который им распоряжается. Оглянувшись, он в который раз удивился, как в мать удался Роман: высокий не по своим годам, уже выше всех в классе. Пока еще в нем не заговорил подросток, он серьезен и идет к цели. Собрался стать дипломатом – последствия прошлогодней поездки в Европу. Шэнь какое-то время пытался настаивать на изучении китайского наряду с остальным, но сын сообщил, что пока в планах английский, потом, возможно, японский. Переубеждать его, как и Шэня, обычно бесполезно.

– Что на этот раз ты решил освоить? – спросил он, впрочем, не вставая.

Чай должен быть выпит сразу, пока листья свежи. И сразу вторую заварку. Первый кипяток раскрывает, второй смывает молодость, насыщает опытом. Третий – делает чай свободным.

– Думаю на тайский бокс походить. Плечи слабоваты. Тренера уже присмотрел, заказал грушу, перчатки. Тебе, кстати, новые очки для плавания, – добавил Рома, – у твоих уже резинка слабовата.

Он положил отцу на плечо руку и вдохнул свежего ветерка, гулявшего по крыше. Как и отец, он любил это место. Он любил одиночество и покой и, если бы не социализация, то и учился бы с репетиторами. Но Иван сказал ему, что дипломаты обязаны уметь общаться с людьми, и Роман высиживал по 7 часов с напыщенными одноклассниками. Он предпочел бы школу попроще, где не придавали бы такое большое значение значку крокодила на рубашке и новой модели смарта, но отец считал по-другому. А его решение не оспаривается. Помимо школы у Романа было много увлечений. Нет, даже точнее сказать, много метаний. Он быстро загорался и быстро остывал. Частенько еще до того, как дорогостоящее обычно оборудование для хобби доставлял курьер. Шэнь смотрел на это сквозь пальцы, считая, что «нужно пробовать все». Возможно, мать могла бы приучить его к усидчивости, но ее он не помнил и не страдал. Дома у них не было фотографий, отец не упоминал о ней, а Рома и не интересовался. В его жизни был Иван. Два года назад отец устроил им встречу в Италии. Привел его к фонтану Треви и велел подождать, купив artigianale con mango8. «Ты Рома?», – щурясь от августовского солнца, обратилась к нему женщина. На ней были огромные очки с леопардовой дужкой, красный сарафан, не удерживавший большую грудь и широкополая соломенная шляпа. «Будто от слежки прячется», – подумал тогда он.Он огляделся, но рядом сидели только две китайские девочки. Август для Рима – поры вымирания. Безумная жара, местные разъезжаются в отпуск, а туристы не вывозят раскаленного камня в городе. Мама купила ему в gelato artiganale два шарика с сыром и голубикой, себе – клубничного, хотя он уже и не хотел мороженого, а с удовольствием выпил бы лимонада. Они почти не разговаривали.

Чего она ожидала через годы разлуки? Что мальчик кинется ей в объятия, а она почувствует, как сердце развалилось на тысячи куском? Она ожидала, что будет плакать от счастья, потому и не красила глаза, спрятав их за очками. Ожидала, что глаза, которые, как она помнила, были цвета неба, расширятся от переполняющих чувств. Они трансформировались, переродились. Стали карими, шэневскими. Перед ней сидел строгий худой юноша, несмело рассказывающий, что сдал на сертификат на симуляторе AN-24, катается на горных лыжах и любит пепси. О себе рассказала скупо: замужем за немцем, живут здесь по работе, полуторогодовалый сынишка. Она представляла себе, как он вспыхнет при упоминании брата, а она покажет ему Авентин9, не только ведь Колизей есть в вечном городе! Расставались они с чувством взаимного недоумения. Рома так и не понял, чего хотела эта женщина, а мать не поняла, куда делся ее сын. И, хотя, сжимая его в некрепком объятии, она умоляла его не теряться, побоялась ответить на его открытку к Новому году. Ни к чему это – бороздить прошлое, из которого не прорастает будущее.

Роман спросил у Ивана, почему так произошло. Они приехали в обувной, чтобы найти удобную сменку к школе, а вокруг кипишились такие же будущие школьники с уставшими от проводов во взрослое мамочками. Рома долго изучающе разглядывал женщину, чем-то смутно напомнившую мать. Кажется, у нее тоже был кулон, такой, еще нелепый, в форме жучка или птички. Сын ее удобно оперевшись локтем на стойку с туфлями, пялился в телефон, а она таскала ему коробки, примеряя то одну, то другую пару. Нацепив на широкую не по возрасту ногу очередные лакированные, она отходила, приглядываясь, как художник, к деталям картины и, качнув кулоном, снова снимала. Тогда-то он и задал вопрос, вертевшийся на языке все время после встречи с матерью. В голове, конечно, формулировал, но вслух вырвалось: «Почему так? Почему у моей мамы не так?». Иван посмотрел внимательно на своего маленького друга, жадно наблюдавшего за попытками той привлечь внимание сына и, подавив вздох, философски ответил: «Жизнь. Никто не виноват». Не умеет он красиво объяснять, это лучше хозяину поручить. Ему проще сделать, чем прочесть лекцию. Роман приехал домой бледный, с блестящими глазами. Сказал отцу, что больше не хочет вестей от матери и, по возможности, новую мать он тоже не хочет. Вдвоем хорошо. Иван есть, если что. Шэнь покачал головой, но обещание дал. В конце концов, ему необязательно знать некоторые вещи. Как бы там ни было, он – его первенец, любимец, наследник. Как решил, так и будет. Если нужно оставаться неженатым, чтобы губы не синели от закусывания, будем выполнять. И он отмахнулся от Ивана, предлагавшего в пику сыну жениться и найти хорошую, ласковую женщину.

– Сверни направо, – указал Рома водителю на коричневую пятиэтажку, первый этаж которой был занят офисом «Пегатуристик», и уже отцу, ласковее, – я быстро.

Выскочив из машины, он вбежал в одну из дверей, на которых не были видны вывески. Пока водитель пытался поудобнее припарковать паджеро, Шэнь равнодушно смотрел на вереницу машин. Хорошо хоть, виадук построили, все побыстрее стало без перехода, но развязку бы сделать, а то вечно в пробке….

Завибрировало сиденье, и Шэнь увидел, что сын оставил мобильник. На экране высветилось уведомление: «Новая публикация на канале «шутки-радио». С Китайским Новым годом вас, друзья!» Ох, и вправду, он ведь совсем забыл с этим новым проектом поздравить самого главного человека! Он уже сунул руку в карман, но, поддавшись любопытству, все-таки открыл сообщение. С фотографии на него смотрели довольные девушки в очках. Все они держали в руках фонарики, карты, свечи. Он невольно улыбнулся, вспоминая свой последний Новый год в его кругу. Там тоже было полно красного цвета. А потом Шэнь прочел подпись.

– Иван, послушай. «По последним данным, китайцы верят, что Иисус вернулся в этот мир в теле женщины. Пожелаем в новом году каждому мужику встретить своего Иисуса, а бабам – религиозного фанатика. С Новым китайским! Ваше шутки-радио». Ничего себе шутки! Прямое оскорбление народу. И когда? В один из светлых праздников. Посмотрел бы я на этих шутников, когда китайцы сочинили бы что-то подобное про нас!

Привыкнув к тому, что босс лишь считает себя спокойным, как истинный восточный человек, Иван молчал, пережидая бурю. Он не стал говорить ему, что не стоит искать в чужом телефоне то, что тебя не устроит. И уж совсем глупо воспринимать всерьез соцсети. Сам он ничего оскорбительного не услышал, но знал, как трепетно отношение Шэня к китайцам, поэтому лишь подумал то, что он подумал. Вместо этого он кивнул и уставился на белоснежную тойоту, безуспешно пытающуюся повернуть через поток машин.

– Пап, ты чего в моем телефоне потерял? – сунулась в окно голова Романа.

– Наслаждаюсь русским юмором, -ледяным тоном ответил Шэнь.

Он закрыл гнев, как заслон у печи, но чувствовал, как тот клокочет внутри. Сын бухнулся на сиденье, выхватил у него из рук самсунг в зеленом чехле и уставился на экран. Через пару секунд изучения он захихикал. В гнев Шэня как дров подбросили, но попало водителю.

– Долго мы будем ждать, пока кто-нибудь не врежется в нас?

Переулок был довольно узкий, и машина на аварийке здесь мешала проезжающим, рискуя получить царапину. Водители, ворча, объезжали их.. Конечно, Шэню было бы плевать, и инспекторов бы ждать не стал, но однажды ему попалась жутко въедливая баба, отказавшаяся решать вопрос «на месте», и Ивана с водителем пришлось оставлять дожидаться ГАИ. А такси Шэнь ой как не любил. Он почувствовал, как сын легонько толкает его в бок.

– Пааап. А пап. Ты чего?

– Прочел поздравление с Новым годом.

Шэнь смотрел на разводы грязи передней машины. Он и сам не мог бы объяснить себе, почему его так всколыхнула эта шутка.

– Ну чего ты разозлился? – прислонился к нему Роман. – Картинка как картинка. У них всегда такое, вряд ли они хотели оскорбить китайцев.

– И давно ты увлекаешься подобным юмором? – спросил Шэнь.

Ему было неприятно, что сын не разделяет его мнения. Он и не подозревал, что Роман ценит ширпотреб. И это после стольких прочтенных легенд и книг! Воспитание, все воспитание. Собирался же он нанять для него настоящего китайского учителя.

– Да просто в классе все обсуждают это радио, «шутки-радио». Решил послушать разок, понравилось. Подписался на их паблик в инста, иногда смешно. Мы часто на переменах смеемся, там про школу бывает!

– Вода спала – камни обнажились, – проговорил, откинувшись на сиденье, Шэнь.

Усмехаясь, Иван поглядывал в зеркало. Его хозяин все время забывал, что сыну лишь восемь. Требовать от малыша мудрости он, конечно, может, но не вправе лишать его духа братства. Мал он еще для взращивания личности. Вот хозяин вышел, не захлопнув, как всегда, дверь, а за ним побежал Ромка. Его бы обнять покрепче, да телек вместе посмотреть. Женщину бы им хорошую. Смягчить два камня, подточить их. И Иван посмотрел в зеркало, представив, что через час сзади сядет Настя, сминая в руках рюкзачок с мишкой Тедди.

Шэнь устроился на первом этаже у камина. В свое время его вполне устраивала квартира. Ему удалось купить двухэтажную, с видом на реку, целиком состоящую из раритетов и плохой проводки, но там было уютно. Жена однако настаивала на переезде за город «для здоровья ребенка», и он уступил ее капризу, отстроив там особняк. Первое время он редко посещал сосны, предпочитая шумный город и квартиру, но постепенно привык. В гостиной он поставил друг против друга два роскошных дивана, оббитых шелком цвета серебра, а ансамбль дополнили кресла из цельного дуба. Низенький длинный столик, лакированный до прозрачности напоминал ему реку, и он часами мог всматриваться в поверхность, игнорируя огонь в камине. Пока Роман подрастал, успел разбить несколько китайских ваз и статуэток, но две огромные, с персиковыми цветками, еще стояли по углам. Наверху были спальни Ивана, Ромы и в самом конце – Шэня. Разумеется, каждый обставлял по своему вкусу, поэтому Китай чувствовался лишь среди красных простыней, птичьего панно и приглушенных тонов. Иван предпочитал спартанский минимализм Японии – кровать, тумбочка и ноутбук, а у Ромы еще было дикое сочетание безвкусицы и зарождающейся личности, чему Шэнь решил не препятствовать. Плакаты с героями аниме сменяли один на другой, обои переклеивались трижды в год, из последних – с четкой, разноцветной, как у Кандинского, геометрией. Там же, под чердаком, был специально оборудованный спортзал. Чаще Шэнь спускался в подвал, к бассейну, но иногда любил вместе с Ромой час – другой пройтись по дорожке.

Роман и Иван ушли наверх, выбирать место для груши среди заставленного тренажерами спортзала и сейчас слышен был их веселый спор: «давай в углу, там и дырка есть уже, потом остынешь когда, хоть спотыкаться не будем», – это, конечно, благоразумный Иван, храни его силы, уговаривает Романа. «Ты в меня не веришь, да? Думаешь, брошу, как лыжи? Нет, бокс – это не лыжи! Бокс сделает меня сильным, я смогу драться. И на улицу ради этого рано вставать не надо!», – «Ах, ты, лентяй».

Шэнь вдруг подумал, что с ним сын никогда не бывает таким задорным и откровенным. В их диалогах всегда ощущалась некая напряженность. Шэнь стремился указать сыну правильный путь, а Роман стремился ему соответствовать, порой придавливая свои чувства, порой откровенно привирая, лишь бы в глазах отца не вспыхнул презрительный огонек. Рома хорошо запомнил, как этот огонек вспыхнул. Долгое время в школе он не мог привыкнуть к тому, что нужно все делать по часам. Отец никогда не заставлял Романа следовать времени, и тот просто не мог управиться со всеми пятиминутками, сорокаминутками и большими переменами. В очередной раз, когда он опоздал на урок, получив справедливый нагоняй от учительницы, душа не выдержала. Он пересел на заднюю парту и начал разрисовывать ее ручкой, скрывая за этим дрожащую губу и страстное желание расплакаться.

– Э, ты рисовать будешь, а мне стирать? – услышал он возмущенный шепот спереди.

Это был Ильдар, самый высокий из его одноклассников парень. Форму по размеру ему еще не пошили, и он носил белую рубашку с брюками, выгодно отличаясь от остальных. Роман завидовал его длинным волосам, которые он собирал в гульку на голове. Учительница, правда, несколько раз уже предложила сбрить, но отец Ильдара был против. А его папа любит короткие стрижки…

Мальчишеская дружба завязывается быстро и накрепко, поэтому уже через пару дней Ильдар гонял Романа, чтобы тот успевал вовремя. Ивану оставалось только ухмыляться, видя, как его воспитанник выбегает из машины, стремясь на встречу рослому не по годам, чернявому парню. Они быстро обнаружили общие интересы – «Linkin Park», «Call of duty» и, неделю пробившись по онлайну, решили, что надо уже объединиться. Привыкший к свободе, Роман позвал друга в гости, и Иван с поварихой только посмеивались на возгласы мальчишек, в которых они ругали друг друга за нерасторопность. А потом пришел отец. Он вошел в комнату, как обычно, без звука. Два мальчишки в креслах-мешках склонились, каждый – к своему ноутбуку и щебетали на им лишь понятном языке. Но готовая улыбка радости за сына вспорхнула испуганной птицей. Он разглядел, С КЕМ его сын.

– Папа, Ильдар такой классный! Только он тебя стесняется! Почему ты не настоял, чтобы он остался у нас поужинать? Сегодня же утиные шейки! – сыпал вопросами Роман, перебивая сам себя. Он был еще слишком мал, чтобы почувствовать в молчании отца опасную нотку.

– Роман, я не могу настаивать, но прошу: не приглашай этого мальчика к нам в дом.

Шэнь произнес эти слова, и увидел, как вспыхнул сын.

– Почему? Почему так? Он же тебе ничего плохого не сделал!

– Этот мальчик – иной веры. Веры, которая недостойна существования. Он мусульманин, Роман.

Роме стало обидно за друга – разве он выбирал веру и родителей! Причем здесь вообще мусульманство, если он классный? И со всем пылом первой дружеской привязанности он стал защищать Ильдара. Отец молчал, складывая в четырехугольник салфетку. А потом перевел взгляд на Рому, и тот впервые увидел этот страшный огонек презрения. Презрения к глупости своего ребенка, который не понимает простых вещей о том, что такие, как Ильдар, недостойны дружбы. Адское пламя, в котором погиб Крэбб10 и то опалило бы Рому меньше. Он прервал сам себя и вышел из-за стола. Больше об Ильдаре он с отцом не заговаривал.

У него вошло в привычку советоваться с Иваном о своих планах и намерениях. Так было спокойнее. Иван никогда не осуждал, не спорил с ним. Мог только задуматься, пожевывая губу, а потом мягко сказать: «Давай господину Шэню скажем, что ты поехал на тренировки по актерскому мастерству. В конце концов, просмотр спектакля – те же тренировки». Иван знал, что сколь быстро появляется у Ромы интерес к чему-то, также он и исчезает. К примеру, горные лыжи. Собирался в Инсбруке катать, заказал экипировку именную, Иван нашел учителя с десятилетним стажем. В итоге сразу после поездки Роман спрятал лыжи подальше. Сказал, что муторно это – вставать пораньше, успевать на склон до толпы. Иван-то понял, что мальчик больше всего опасался расстроить отца неидеальными прокатами. Иных у него и не получалось, ведь только опыт здесь поможет. Рому это не убедило, и лыжи продолжали тоскливо гнить в подвале. Шэнь больше всего опасался, что мать передала сыну страсть к непостоянству. Из кувшина в чашку можно налить лишь то, что в нем было…. Сейчас, оглядываясь на недолго прожитое, он удивлялся – что толкнуло их друг к другу? Он – одинокий, замкнутый, немного тоскующий и она – бурная река, для которой остановка подобна болоту. Их расставание слишком уж предрешено было, жаль, что он не выпросил у нее еще одного ребенка. Вздохнув, Шэнь вынул смарт и нажал вызов.

– Это я. Загляни в почту, там для тебя задание. Узнай все. Через два часа я жду информацию.

Голоса наверху стихли. Наверное, Роман делает домашние задания. Теперь, пожалуй, можно позвонить ЕМУ. Надо же, забыть о самом главном празднике. У поварихи в кухне громко работал телевизор. Шли вечерние новости. До того, как услышать в трубке решительное «Вээй!», Шэнь успел вздохнуть. Снова будут менять брусчатку в центре. Надо поручить Ивану снова арендовать вертолет.

8

Вкуснейшее итальянское мороженое с манго, которое делают вручную. Лучше искать вывески «artigianale», велик шанс влюбиться в местное мороженое раз и навсегда.

9

Авентин – района Рима.

10

Имеется ввиду Адское пламя из книжек про «Гарри Поттера».

Убегать непросто

Подняться наверх