Читать книгу Мне карты встречу обещали - Ольга Игоревна Ярыгина - Страница 7

Глава 7. Тяпки и чувства

Оглавление

– Я принимаю только онлайн, мне жаль… потому, что у меня нет специального кабинета… я не говорю о вас лично, просто поймите… У меня однокомнатная квартира, я не могу приглашать к себе клиентов… Расклад онлайн ничем не хуже, чем если бы мы… я живу одна, и никто нас не услышит! Девушка… в любом случаи, я сейчас не дома…

С ума можно сойти. На редкость въедливая клиентка попалась. Удивительно как популярны стали таро. Только онлайн Сашка сделала уже три расклада за неделю, и записала на завтра еще двоих человек. Сегодня разложила этой девушке, а через час она уже обрывала телефон, теперь ей просто жизненно необходима очная встреча и более подробный расклад.

– Опять накупила и даже не спросила…

Саша грузила пакеты с продуктами в багажник Аринкиной Demio 2007 года.

– С тебя колеса и бензин, с меня продукты для стола.

– Ты из-за этого такая кислая?

– Ты даже не представляешь насколько сильно я не хочу туда ехать, Ариш.

– Ну, рано или поздно придется ей рассказать. Я думаю, она больше тебя самой хотела, чтобы свадьба с Индюковым все же состоялась.

– Разумеется, она надеялась, что хоть с ним у меня что-то да сложится. Я как альбинос в нашей семье, работа не подходящая, уже за тридцать, а все еще одна.

– Ну… в отличии от меня ты хотя бы была замужем.

– Ага… около десяти часов…

– Прекрати, никакой ты не альбинос. А когда ты ей баню откапиталила, она была не против твоей работы.

– Про такие случаи вроде говорят – политика двойных стандартов.

Саша и Арина посмеялись. Миниатюрная машина медленно вырулила на шоссе.

– В задницу себе бибикни, гондон!

– Блин, Арина! Знаешь, ты когда водишь… На тебя руль действует как луна на оборотня, ты же превращаешься ну… знаешь, – Сашка пристегнула ремень, – пусть и не в кровожадного волка, но в суку точно.

– Это не руль, это мужики. Увидели девушку за рулем маленького автомобиля, так думают можно начать самоутверждаться за мой счет! Обгонять – уступит, подрезать – не ответит. Мне бы тачку помощнее, я бы им тогда показала, где раки зимуют. Крузак хочу!

С этими словами Арина выдавила педаль на всю.

– Да… Крузак машина что надо, – Саша схватилась за ручку над дверью.

– Ты не собираешься колесами обзавестись?

– Я скорее пассажир, не водитель. После Ромки Терентьева начала копить, да папа умер. На похороны потратила… А дальше не до машины было. Потом квартиру родительскую продавали, себе купила, ремонт… С Вовкой познакомилась, он на колесах был… я и забыла вовсе, что когда-то своими обзавестись хотела…

– Индюков… Не плохо устроился этот петух гамбургский. Два месяца на севере, месяц у тебя, в твоей же квартире, отремонтированной на твои деньги.

– Перестань, будто не знаешь, как сейчас тяжело своим жильем обзавестись. Если бы нам от родителей не досталось, чтобы делали? Тут конечно еще бабушке огромное спасибо, что уговорила мать продать квартиру и между нами поделить. Все равно ведь на даче круглый год живет.

– Но он мужик или как? Он то что зарабатывал куда тратил? – Арина тут же осеклась, понял, что лезла не в свое дело.

– Откладывал, говорил.

– А Ромка Терентьев… Интересно, он прикус так и не выправил? Может от того и повелся на ту…

– Юлю. «Ту» звали Юля.

– Она вегетарианка? У Терентьева в роду точно грызуны были, с его-то зубами, – Арина изо всех сил постаралась изобразить то ли суслика, то ли кролика.

– Да уж… Она отбила и мужика, и мою самооценку прямо в той студии йоги, куда я чуть ли не силком притащила Ромку. Хотела прокачать наши энергии… прокачала блин…

– Да брось ты, столько лет прошло.

– Она вся такая чистенькая, беленькая, духовная. Ни грамма жира, загара или косметики. Не удивлюсь если она ни разу не с кем до него… Наверное, и минеты диетические делает, обогащенные минеральным комплексом…

– Органические?

– Органические минеты! – Саша и Арина взорвались. Арина даже отвлеклась от вождения и снова схлопотала гудок от пролетевшей мимо тойоты. – Знаешь, что бесит больше всего? Он ведь как-то мне ляпнул, что хотел бы жениться на девственнице. Это был звоночек, который я упустила.

– Боялся, что не выдержит сравнения? А еще строил из себя обольстителя!

– И не говори, даже предлагал секс втроем.

– Дайка угадаю, он один, а женщин две?

– Естественно!

– Наверное, думал, чем больше клиторов, тем легче их найти!

– Ха! На третьем свидании пошутил, что проснулся утром, а у него стояк и на члене мое имя. А я только после пятого свидания узнала, что оно бы там точно не поместилась. Разве что в сокращенном варианте из четырех букв.

– Хах!!! Ой, блин! – еще один гудок. Арина хохотала до слез в глазах.

– Смотри на дорогу! Я не хочу предстать на том свете с лицом похожим на лепешку!

– Думаешь Сатане есть дело, как ты будешь выглядеть?

– Не знаю. Кстати, он сам то спутницей не обзавелся. Получается сам владыка теней, прародитель боли и ужаса не согласен на этот пиздец в виде отношений. Уверена, мои бывшие – его проделки. Ну уж нет… я собираюсь в рай. Вселенная мне должна, знаешь ли.

– Что именно?

– Списать все грешки. А их не так много к твоему сведению. Моя жизнь и без того… превращается в ад… – Саша тяжело выдохнула, когда Арина зарулила в ограду. – У нас еще есть время развернуться. Давай же, включай заднюю!

– Не паникуй. Нужно сорвать этот пластырь. Она не отстанет, ты же ее знаешь.

– Черт, она идет…

– А ты думала, она так и будет в воротах стоять? «Девочки пышки созданы из стали и диет, их не сломить!» Ну, повтори!

– Сколько лет прошло, а ты все помнишь?

– Представь себе, еще помню тебя веселой, безрассудной девчонкой, бросавшей вызов всему и каждому. Даже ей…

– Так и будите здесь сидеть?!

– Привет мам! Уже выходим.

Женщина с советского плаката “Не растить барчуков”. В глаза сразу бросалась морщина между бровей, нависшие веки и плотно сжатые губы. Мать перестала красить волосы, поправилась.

Сестры посмотрели друг на друга.

– Мне чур тяпку!

Опередила Арина. Обе поняли, что инструмент у забора: тяпка, грабли, лейка и прочее, предназначался для них.

– Коза!

– Оп-па! – мать ошарашенно уставилась на Сашку, когда та вылезла из машины. – Я и забыла, что ты у меня брюнетка. Дайка посмотреть… – она заставила Сашу вращаться вокруг оси.

– Мам… перестань.

– Будто старше стала, взрослее.

– Как и ты.

– Ну… никто из нас не молодеет. Вовку дома оставила что ли? Я думала он мне с навесом поможет…

– Сами справимся, мам.

– Что у тебя с лицом? – спрашивая Сашу, мать посмотрела на Арину. Та сделала вид, что очень сосредоточена на пакетах в багажнике.

– А что с ним, мам? Теперь тебя и лицо мое не устраивает?

– Тебя какая муха укусила?

Сашка взяла сумочку с переднего сиденья и размашистыми шагами направилась в дом.

Каждый угол здесь напоминал об отце. Нет, он не строил его своими руками, но руководил. Маленькой девчонкой она пряталась за юбкой матери, когда отец гонял строителей по участку. У него был низкий твердый голос, большие волосатые руки, с возрастом появился живот. Сашка смотрела на него с трепетом и благоговением. Его же любовь к дочери была условной. Сашка до самой смерти отца надеялась, что он примет ее такой какая она есть – рассеянной, застенчивой фантазеркой, но этого не произошло. Им так и не удалось достигнуть гармонии в отношениях.

На комоде в гостиной так и не появились ее фотографии. Лишь на одном снимке, где родители сидели на диване с новорожденной Ариной на руках, а Саша стояла сбоку. «Так сбоку и осталась», каждый раз повторяла она, когда видела это фото. Ряд белых снимков: родители в больнице, с коллегами, Арина в халате с красным дипломом, затем шли бабушка и дед на фестивале помидоров, гордо державшие килограммового победителя. Каждый раз, глядя на эти снимки она чувствовала боль, словно ее предали, бросили как бракованную. В ряде африканских племен испокон введен обычай выгонять ребенка, если он показался родителям больным, не соответствующим принятым в племени стандартам. Его просто вышвыривали из семьи, и он скитался сам по себе, пока наконец не погибал. Изгой, вот кем она в действительности ощущали себя с самого детства. «Башкой соображать надо», «косорукая, все через задницу», «потом не приползай за помощью», со всех снимков на Сашку посыпались излюбленные фразы отца. С каждым годом теплых воспоминаний о нем оставалось все меньше. Поэтому она приезжала сюда все реже.

Мать занесла продукты.

– Дождь собирается. Я пошла белье сниму.

Саша стала выкладывать продукты на стол. Она наблюдала в окно, как Арина с матерью стягивают простыни с бельевой веревки. Ветер усиливался, Арина пыталась убрать с лица растрепавшиеся волосы. Мать показала на дом, но та направилась к машине за оставшимися вещами. Сашка накинула местный плащ, вышла под дождь и начала собирать по огороду садовый инвентарь.

– Черт с ними с лопатами, – Арина взяла сестру за руку. – Пошли, не на шутку разошелся!

– Жалко их, промокнут.

– Думаешь у лопаты есть чувства?

– Ха-ха… не смешно, – Сашка составила под навес все что смогла выловить в огороде.

– Все еще наделяешь любой предмет душой? Это так мило… – подшутила над Сашкой сестра.

– С ума так сойдешь, трястись над каждой тяпкой. В детстве не могла заставить ее избавиться от растрепанной куклы. Все плакала: «как же ее бросить», – вспоминала мать.

Сашу кольнуло в самое сердце. В этом была суть ее детства. Все глупости и фальшь, бунтарство.

– Даже у той лопаты чувств больше чем у тебя! Может я от того была так привязана к бездушным куклам, что собственные родители и в грош не ставили мои чувства?!

– Ты что такая дерганная сегодня, слова нельзя сказать!

– Сказать можно, и даже нужно, мама. Ты бы хоть раз спросила, как мои дела! Все ли у меня хорошо на работе, со здоровьем! Вместо этого, едва мы заехали во двор началась критика!

– Я пошла… – Арина вся съежилась и побежала на крыльцо, продолжая оттуда наблюдать за разыгравшейся драмой.

Стена дождя обрушила Сашкины чувства, шлюзы прорвало. По ее лицу вместе с каплями стекали слезы. Раскаты грома перекрывала надрывы голоса, но она скажет все, сейчас или никогда!

– Тебя интересует где Вова?! Он мне изменил. Да мама. Меня очередной раз кинули и в этот раз самым унизительным образом! Подробностей хочешь? Он трахал ее прямо в моей квартире! Моей мама!!! Вся моя гребанная жизнь летит в тартарары!

– Саша, мама, идите домой!

– Хватит, я больше не намерена это слушать! Если ты и у себя дома так орала, ничего удивительного!

Мать засеменила в дом.

– Так это я виновата! Я?!!!

– А кто, я что ли?!

Сашка залетела на крыльцо вслед за матерью

– Ты и отец, вот кто! Нет ты меня выслушаешь, сегодня я скажу все что нужно было сказать уже давно!

– Бессовестная! Здоровая девка, а мы с отцом виноваты? Постыдилась бы винить покойного!

– Надеешься заткнуть мне рот чувством вины? Так тебе будет легче жить с ощущением того, что вы были для меня холодными и равнодушными родителями?

– Замолчи!

– Хватит затыкать мне рот. Все детство ты и отец приказывали мне молчать! Арина, убери руки!

– Саша, ты перегибаешь…

– Я?! А ты сюда посмотри, сестренка! Да, да, смотри! Кто здесь? Арина, вот она новорожденная, на фото где я с краю, будто случайно забрела и испортила семейный кадр. А вот Ариночка на первом сентября с букетом цветов, а тут последний звонок, окончание университета… – Сашка поднимала и опускала рамки с фото, Арина внимательно наблюдала за сестрой. Мать повернулась спиной, разбирая сорванные с веревки вещи. – Родители вдвоем, с коллегами, семьей… а вот это хороший семейный снимок, знаешь почему? На нем нет меня!!!

– Хватит орать!

– Нет не хватит! Ты и правда не замечала этого, Ариш! Скажи, признайся глядя мне в глаза! Должно быть это приятно быть любимицей? Поделись, а то мне родительской любви едва с наперсток накапало! Что ты молчишь? – руки Саши тряслись, она толкнула сестру в грудь, и та отступила. – Это не тебя вышвырнули из дома, так что закрой свой рот. Мама! – Саша дернула мать за плечо. Сжав челюсти и зажмурив глаза, та застыла. – Какого черта! Язык проглотила, а?! Пока отец был жив ты была куда разговорчивей!

– Хватит, прекрати!

– Это ты сломала мою жизнь, ты и отец!!! Вы наградили меня синдромом брошенки, благодаря вам я всю жизнь чувствовала себя отродьем! Я живу с абсолютным убеждением что меня невозможно полюбить! А как иначе если даже родителям я была не нужна!!! Каково жить с чувством собственной неполноценности, когда сомневаешься в каждом своем шаге, грызешь себя годами за малейшую ошибку, и все по одной простой причине, это вы таковой меня считали, вы вбили мне в голову!

Сашка вылетела из дома так шибанув дверью, что с крыши посыпались шишки, упавшие с сосен еще по осени. Дождь лил как из ведра. Она добежала до машины. С трудом перебралась на заднее сиденье и свернувшись калачиком, заревела во все горло. Сквозь слезы Сашка кричала как жалеет, что не нашла в себе смелости на такой же откровенный, но уже цивилизованный разговор с отцом. Она любила его и ей так хотелось донести до него что с ней все в порядке, просто она другая! Ей так хотелось, чтобы он наконец принял ее, признал достижения, которые несравненно были, пусть даже Александра сама не замечала их, чтобы просто, тихо-тихо, наедине, сказал, что всегда любил ее только потому что она его дочь, и она есть на этом свете… Отца не вернешь, ничего не изменишь. Не такой вечер она себе представляла. Саша собиралась подписать декрет о мире, а вместо этого нарушила Гаагскую конвенцию, и спровоцировала бой. Мать была следствием, слепым подражателем отца. Саша отчаянно пыталась вспомнить, когда мама проявляла к ней поистине материнские чувства. Когда она болела? Нет, те теплые руки в воспоминаниях Александры принадлежали бабушке. Зубную боль, преследовавшую ее все детство, Сашка давила в подушке, раскачиваясь из стороны в сторону, в попытке убаюкать ноющие семерки. На 1 сентября в 1 классе она стояла в толпе незнакомых людей. На линейку ее проводила соседка, бабуля в тот день лежала в больнице. Сашка уже вознамерилась начать наступление на собственно Я, которое посмело так бесцеремонно вырваться наружу и обвинять мать во всех смертных грехах. Но не смогла. Она приветствовала незнакомое доселе чувство пустоты и легкости. Горечь сказанного еще давила на сердце, но откликалась не болью, а пустотой, и Саша окунулась в нее целиком. В семейной иерархии правом голоса наделен не один лишь родитель. По крайне мере в современной русской культуре. И вот парадокс, до определенного детского возраста мы учим детей ходить и говорить, а после сидеть и помалкивать. Без сомнений, второму пункту ее родители уделили особое внимание.

Сашка открыла глаза. Дождь уже стих и теперь моросил едва заметно. За стеклами автомобиля была непроглядная тьма. Сашку знобило. Она вылетела из дома в одной футболке. В окно машины постучали.

– Кто?

– Дед Мороз! Я, кто же еще!

– Ц…, че хотела?

– Дверь, блин, открой, дождь идет.

Сашка дернула ручку и вернулась в положение кокона.

– Если ждешь извинений или душевной беседы – этого не будет.

– Ничего я не жду. Принесла успокоительное… Красное/белое?

Сашка развернулась и взглянула на сестру, у которой в руках было по бутылке вина.

– Белое.

– Знаю, это я так… Слушай… Я хочу сказать тебе кое-что и это вовсе не потому, что мы сестры, честно. Я…, просто у меня не выходят из головы твои слова, ну про то, что тебя нельзя полюбить… Это же бред, Саш. В смысле бред что нельзя! Ты умная, веселая, привлекательная!

– Такая привлекательная что жизнь при каждом удобном случае спешит меня трахнуть… Я тупица…

– Ты не…

– Да, да, тупица. Я ведь только сейчас поняла, что висла на каждом своем мужике. Я в каждом встречном парне видела потенциального жениха, любой жест вежливости воспринимала как флирт. Словно я…, каждый раз так отчаянно надеялась, что меня кто-то полюбит! А ведь большинство парней мне даже не нравились по-настоящему, я была с ними лишь от того, что они ко мне проявили какой-то интерес, понимаешь? Они выбирали, не я! – слезы опять стекали по щекам. Арина потянулась к сестре, но Сашка отвергла этот жест. – Где-то глубоко в душе я думала «Неужели я ему нравлюсь? Кто, я? Быть этого не может!». Я сомневалась каждую минуту в чувствах своего парня, ты хоть знаешь каково это? Я всегда ждала подвоха… ведь я неправильная, поломанная. Родители регулярно доказывали это, и я верила. А когда ту би континиут не было, винила себя, поскольку если даже собственные родители считали меня бракованной, что говорить о других. Я подстраивалась не только под мужиков, но и подруг. Я думала если буду удобной, с таким же вкусом, мнением, макияжем, то от меня не отвернуться. Та-дам! Это совсем не так! Оказывается, вероятность что тебя пошлют нахуй даже больше… Не знаю, ты не поймешь…

– Я понимаю, о чем ты. Правда, клянусь!

– Прям уж.

– Клянусь. Прости меня, Саш.

– Да без проблем, – Сашка открутила крышку и стукнула своей бутылкой о бутылку сестры.

– Нет, я серьезно. Прости меня. Я не думала, что все так глубоко.

– Все проблемы из детства, слыхала?

– Может… к психологу сходить? Это дорого, но говорят действенно.

– Не хочу, ничего не хочу.

– Срок еще не вышел.

– Срок… – Сашка устало хмыкнула, показывая, что не видит в нем никакого смысла.

– Я поеду с тобой в Питер, Саш.

– Если в качестве извинения…

– Хватить все анализировать и оценивать! Поеду потому что хотела с самого твоего приглашения! И не хочу оставлять тебя одну.

– Серьезно?

– Чего бы мне это не стоило. Я решу вопросы на работе, я сама оплачу билет, и даже не начинай! Я в состоянии купить себе билеты, правда. И вот еще что… клянусь, ты запомнишь эту поездку! Я сделаю все, чтобы ты была счастлива каждый день, проведенный там. Я в твоем распоряжении, все что захочешь…

– Ты поедешь?

– Я же сказала, – твердо подтвердила Аринка и стукнулась своей бутылкой о Сашкину. – Смотри, что стащила у мамы… – она достала из-под кофты пачку Винстона. – Как в детстве.

– Спятила, она дым увидит.

– Ты серьезно? Все еще боишься, что тебя застукают?

С этими словами Арина вальяжно развалилась на переднем сиденье и подкурила.

– Очкарик.

– Сама очкарик, – Сашка выхватила сигареты и подкурила. – Меня уже накрыло…

– Ага…

Они курили и запивали вином горечь никотина. Дождь наконец-то закончился, небо становилось ясным и с каждой минутой звезды все ярче загорались на небе.

– Падающая звезда! Смотри, смотри!

Сашка проследила за рукой сестры. Обе зажмурились, а через несколько секунд одновременно открыли глаза и взглянули друг на друга.

– Я сделала кое-что плохое, – проскулила Арина.

– Что?

– Я слышала, как ты говорила по телефону… ты гадаешь да, опять?

– И не проси.

– Ну пожалуйстааааааааааааааааа!

– Арин, да пойми, а если выпадет что-то не очень хорошее, как в прошлый раз! Я не смогу тебя снова расстроить, а если не скажу буду волноваться за тебя.

– Расстрой меня, пожалуйста!

– Дрянная затея.

– Ну Сань, я уже взрослая, честно. Я готова! К тому же ты сама говорила, таро – это вероятность, зависящая от выбора человека, своего рода подсказка, а не предначертанное будущее!

– В прошлый раз ты пропустила это мимо ушей. А потом я была виновата, что едва не сбила тебя с пути истинного.

– Мне было двадцать, восемь лет прошло! И знаешь… я по-прежнему считаю, что из меня вышел бы отличный ЛОР.

– Все одно…

– Между прочим совершенно другой профиль.

– Что там, что там мокрая дырка, тут сверху там снизу, велика ли разница.

– Как ребенок, ей богу. В человеческом теле все органы прекрасны, особенно узкая мокрая дырка. У тебя она тоже есть, между прочим, и нет в женском теле ничего постыдного.

– Так вот чему тебя научили в универе…

– Не только, мой научный руководитель по диплому говорила, что каждой женщине необходимо, чтобы раз в год кто-то смотрел на нее там.

– Ха! Огонь у тебя профессора были!

– Серьезно. Я уже могу узнать своих пациенток по влагалищу. Хватит ржать! Знаешь, как там интересно и по-разному устроено. Ц… вот дурочка…

Сашка ржала, как степная кобыла.

– Ой, блин…

– Угомонилась?

– Да, вроде.

– Тогда вернемся к моей просьбе.

– У меня карт с собой нет.

– Не ври, есть. Еще раз, прости… – Арина достала из кармана колоду и увидела, как лицо сестры каменеет. – Они сами вылезли из сумки! Торчали, такие одинокие, и манили, Ариночка, Ариш!!!

– Кх… взрослая, тоже мне. Дай сюда и никогда не трогай чужую колоду! С тебя чай, пирожное и плед, я в конец задубела в этой машине. И еще, я скажу все что увижу. Остальное целиком твоя ответственность.

Мне карты встречу обещали

Подняться наверх