Читать книгу Янтарная шкатулка. Стихи - Ольга Карклин - Страница 3

Как ты бежишь по воде!

Блещут колени лососем.

Многие любят их блеск.

Я же люблю лишь любовь.

Ноги песок не тревожат —

Бегут в ритм прибоя по волнам,

Руки – в той мере лишь руки,

Что легче, чем крылья.

Но колокол бьётся в груди, и только бегущий

Знает всю тяжесть летящего колокольного бега.

Ты бежишь – и это самое трудное,

Что пришлось тебе делать —

Между морем и дюнами, между морем и небом,

Ты бежишь высоко поднимая колени и руки,

И это – полет.

Бег – это трудно – отрываясь – не улететь,

Это, входя в плоть песка, не увязнуть,

Нарушив полет.

Бег – это радугу весело взбив, свысока

Смотреть на сделанное тобой

И не сделанное тобой.

Яблоки и виноград!

Покой вошёл в мою душу.

Вкус солнца на гребне песчаных гор,

Шум воды, смешанный со слабым запахом трав

В полынной горечи.

Раздвинуть губы и, влажным языком

Проведя по холодным зубам,

Улыбнуться тому,

Как переполнен желаньями мир

В этом вечере яблок и винограда.

Вынимая по зёрнышку, как гранат, из слуха,

Выжимая красную, как из вен, жидкость,

Пригубив немного пурпурной влаги,

Отворяю слух для твоей отчизны —

Где отары, горы, виноград, сокол,

Где отравлены зрачки гневом и любовью,

Где младенцы – нАги, где солнце – колокол

Звонит по кому придётся.

Не удержат руки пурпурной влаги.

Не надышится грудь ароматом лёгким.

Но с усмешкой мастер цветка коснётся —

Задрожит Вселенная лепестками яблонь.

У женщин ресницы опущены-

Дрожат стрельчАтые лучики,

Глаза смотрят долу.

Душа видит горы.

Идут друг за другом веками —

Матери, дочери, сестры —

Святые водоносы,

Носительницы жизни.

У жемчужин особые ночи-

Сквозь пространство раковины

Слушать пульс сердца,

Жемчуга робкое пение.

Это море поет о времени

И, еще нежнее, о вере.

Тусклая жемчужина в ладони тает.

Раскрывается истина, светится в тайне.

И молчит – кто знает,

И – кто знает?

Может это – самое главное.

Тихим туманом долина светится.

В горах сияет белая лестница

В небо.

Это знание жемчуга,

Сакральное пение,

Звучащее в раковине

В священном молчании.

Это знание женщины,

Ее тайна:

Взгляд опущен долу,

Глаза смотрят в горы.

В мягком тумане знойного дня

Испаряется озеро как чай в чашке,

И улетает на солнце, сверкая флагами яхт,

И отзывается криками городских чаек.

И догоняет порывами листьев вверх,

И прибой деревьев пульсирует этому в такт,

И асфальт, как черный сапожный крем

Тает и плавится, вязок так.

А крыши оползают смолой,

И свыше опознает Некто,

Что слово – любимый, любящий, любовь —

Не земного происхождения, а летнего.

И что застывает солнце как соль,

И мёдом пахнут ларьки с мороженным,

И то, что ещё вчера казалось столь

Безнадёжным,

Сегодня абсолютно возможно.

Я от жизни ничего не жду.

Солнце нагревает песок.

Обморочный летний зной

Чем-то зимним холодит висок.

Бренность мира, счастья и любви,

Бренность знанья, тела и ума,

Есть какая-то загадка в сне дня —

Солнце – дневная звезда – в пыли.

И какое мне дело, что

Тяжело жухнет сирень и зной?

Задевая о ветки гудит шмель, но

Какое мне дело до нас с тобой?

Белое солнце сушит желтый песок,

Алое небо из-под век – ожег —

Нежно-зелёный воздух…

И на вопрос, – Что есть человек?

Я отвечу другим вопросом:

– А что есть его голос?

Сны о лете.

Запах солнца и земляники.

Слишком красиво, чтобы быть правдой.

Время, напоённое смуглым солнцем,

Фиолетовый край неба.

Ужас ожога —

Что же станется с этой землёй?

Определить по голосу птицу —

Невозможное дело.

Просто птица.

Да вряд ли.

Эта птица.

Такая птица.

Такая тАковость.

Нет здесь ни хорошего, ни плохого —

Просто есть.

Смуглые ноги людей, отбрасывающие голубые тени,

Солнце в небольшое окно, луч по полу,

Фрукты на столе, деревянные стулья,

Библия в кожаном переплёте,

Лёгкий сквозняк колышет светлые шторы.

Если б можно было определить вечность,

Я бы определила её именно так —

Сны о лете.

Так уж если дождь – так дождь —

Выйди под ливень – под молнии молчаливые,

Под раскаты грома – такого!

Молочные реки – пенные берега —

Ступи на эти пузыри – пока до нитки

Не вымокнешь,

Пока не станешь дождём.

Но не станешь дождём —

Коротка летняя гроза.

Эти детские сны ли

Плыли, плыли и кутались рядом —

В капли тумана, водоросли, морские

Волны, радуги у изголовья, дельфинные

Игры, и одинокие посещения храма…

Этим снам было нужно одно – проявиться,

Выйти из лабиринта в темнОтах сознанья —

Облаком лёгких шаров, ворохом листьев,

Образом бездны

В глубинном морском ликованье.

Этим снам было нужно совсем немного вниманья,

Переживанья мгновенья

Детской премудрой верой,

Так Августин поражается чуду сознанья —

Так августом яблоко поражается ветром.

Так цифры никогда не знают своё число.

Так отражение не видит двойника, а применимо

К нам – так принесло

И выбросило в жизнь, как океан – лениво

Песок.

Блеск солнца – обожгло

И ослепило светом.

Так линия не знает о предмете.

Так ровно ничего предмет не знает

О сущности своей.

Так отвечает

Удару сердца полдень.

Так ничего не знать о том, что происходит.

Не видеть своего существованья.

Так отвечать молчаньем на молчанье.

Сходить с ума – как бы сходить со сцены —

Не путать больше храм и бархат с целью —

Уйти Домой и позабыть о Саде.

Предпочитая тяжесть виноградин

В ладони —

Тяжести самой ладони,

Уйти в полдневный, ровный шёпот моря,

В медовый вкус оставшейся свободы,

В зеркальный выход солнечного свода.

Но —

У музыкантов больше нет лиц.

И

Музыка лишена хозяев.

Вновь

Подходит к концу Великий Бриз —

Начиная все

Заново.

Так я бегу – или ты бежишь от меня

В свете этих порталов, в кварталах дня?

Или этот стук календарных плит —

Стук шагов?

Или это камень поёт?

Или спит?

Или это качает ребёнка мать,

И снежная ночь несёт колыбель?

И сирень зацветает ещё, чтобы стать

Снегопадом, поющим в свою свирель.

Вновь прийти на землю Твоих шагов,

Ожидая принять Святые Дары.

Это Бог пастухов – Звездочёт волхвов —

Превратил верх и низ в снеговые ковры,

И Рождественской дальней Звездой зажёг —

Звезда рождения, бытия, то, что есть уже —

Небо наполнено сонмами снов,

И один снится кесарю, а другой – тебе.

Никуда не исчезнет ни Третий Рим,

Ни четвёртый. Останутся здесь, как и были.

И звук шагов контрапунктом причин

Проявляет следствия звёздной пылью.

Но растерянность больше, чем можно назвать —

Это Существование дышит в лице

Тех, кто понимает,

Что лучше проснуться, когда нельзя спать,

Евангельским «Бодрствуйте!» —

Говорит Пастуху и Овце.

И пронесётся разбуженным ветром

Речь о чем-то, прежде запретном,

Больше, о чем-то всегда запредельном.

Так разовьётся сонатной темой

И разрешится в молчащем звуке.

Так отражаясь в зеркальном круге,

Попросту, обнажаясь в танце

Долгих и-и-и– и взрывных согласных,

Речь приходит к попытке начать сначала.

Обозначая точкой прощанье

С прежним.

Обозначая заглавной

Новое предложенье.

Предпочитая значенья – знакам

Одинаково тёмные белой бумаге,

С одинаковой целью – как было, как будет,

Обращая бумагу в хранителя судеб,

Удержаться о смысле, пути и дальше

Отказаться от черных и белых клавиш,

Чтоб вцветную следовать вечному Слову.

Отражаясь в зеркальном круге, основа

Коего – просто точка —

Предел отсутствия, выход – точно

Можно здесь чему-нибудь выйти.

Выходя за пределы сверкающей нити

В лабиринте сознанья, в снежной ночи,

Превращая точку в ее многоточие,

Речь выходит за рамки во всяком месте…

И место есть расположенность мести

Быть во времени выше скорости света.

Речь приходит к истокам своих производных —

К междометиям, паузам, происходит

Что-то, чему уже нет ответа,

Что-то, чему уже нет вопроса,

Да и спрашивающего уже нет.

Лишь сияет Великий Свет.

Но ты не выйдешь и не забудешь Имя.

И всякий час по-своему вечность, ибо

Нежность складывается из – live-

Ливень, линия, лилия,

Лютнист Караваджо под тенью плинии,

Kol’a-kol’a – и просто эль —

Одно долгое эль в любви.

И эта протяжная нежность

Мешает гадать о числах.

События происходят и проявляют знаки.

А звезды – великая Книга Чисел —

Одинаково недоступная ни астроному, ни магу.

В чем растерянность проявляется в речи?

В оговорках, междометиях, реже

Паузах.

Должен же кто-то помочь, раз время

Не помогает, путая карты.

Тесный проход портальной аллеи

Узок, как лезвие бритвы гранату

Райскому, жесток, как камень – телу.

Неудобен, как ять писчему делу,

Канцелярские сложности дышат в спину,

Долгий век раскрывает свой длинный свиток…

И кареты ломаются, как каретка

В типографской машине «Домби и сына»,

Проиграв все, что было возможно, как и

Выиграв жизнь с абсолютным завтра,

Так игрок уходит под утро – карты

Оставляя, как ворох ненужной бумаги.

Наступает море и наступает на сушу,

Небо ложится на веки и закрывает глаза —

Чтобы видеть – море времени,

Час неделимых чисел,

Уходящих в Единое.

Часослов песка

В аромате медвяных поющих трав.

Летнее настроение.

Такой покой в чувстве Вечности,

Такая уверенность

В звоне кузнечиков,

В соломенном шелесте

Трав, выгоревших почти до бела!

Песнь священной победы Жизни,

И за спиной – у каждого – два крыла.

Невнятицей сплошных многоголосий

И вдохновенным бормотаньем Муз,

Томимая по свету, словно просинь

Средь фиолетовых и влажных туч,

Теснимая от цвета, словно осень,

Вступающая в странный свой союз

С дыханьем Севера, где острый лунный луч

Пройдет сквозь тучи и насквозь промерзнет.

За вдохновенным бормотаньем Муз

Мне чудится, отчетливей и резче,

Спасительное обещанье встречи

Ловцов жемчужной истины, чей груз —

Тяжел и зыбок, чей удел – не вещи,

А некий звук – томительный и вещий,

А голос, а любовь, а тайных уз —

Утраченное веком единенье.

И кажется, что не стихотворенье,

А жизнь и вечность – рифмовать берусь.

Когда немного утихнет, когда затихнет,

Когда закружится мир, словно шар,

Когда россыпью звездных миров

Засверкает Вселенная вновь,

Когда закружатся, когда таять начнут

Лепестки на губах —

Этих солнечных, этих прозрачных цветов —

Тогда поднимется ветер

С ароматами лучших надежд,

И укутает, и закружит,

Унося в неизвестную даль —

Остановкой во времени —

Из Пространства —

В пространство дня —

Унесет меня жизни

Нежнейшая мягкая длань.

И тогда ты закроешь глаза,

Ты поймешь меня, друг.

И почудится шепот тебе —

Мой смеющийся шепот и смех.

И – вопросов не будет —

Останется только ответ —

Как касание солнечных лепестков.

Солнечная обитель-

Звездный дом-

Высота небес,

Моей любви долг.

Божественное предназначение,

Спасительное предначертание.

Мудрецы и отшельники,

Девы и юноши,

Нежные лани,

Взгляд влажных глаз ягненка.

Священный огонь,

Божественный напиток.

Святое соединенье любящих душ —

Трансформация в Сущее, в Одно, в Аз Есмь.

Молитва, цвета облака.

Солнце, укрепляющее дух.

Небо, открывающее тайны.

Здесь совершается наша дорога

В мире, где каждое дерево жизни —

Только сад,

Сад нашей любви!

Я бы тебе рассказала, где ночует солнце —

Это такое место, где есть гора и река.

Это зА морем дальним, за лесом, за морем,

Там, где сны сияют сквозь перистые облака.

Там ты можешь громко кричать —

Все равно никто не услышит,

Можешь плакать, смеяться,

Плавать цветком на воде.

Душа там становится выше и чище,

И звездное небо – ближе и тише,

И хорошо, как нигде.

Я бы тебе рассказала, где рождается ветер —

Это такое место, где только поле и небо.

И множество трав – серебристых и легких.

Их жизнь нуждается в звуке и выраженье-

И тогда одни травы проявляют себя как флейты,

А другие травы проявляют себя как движенье.

Они танцуют.

Их ритм и танец

Рождает ветер – такой нежный, южный.