Читать книгу Стамбульский реванш - Ольга Карпович - Страница 2

Это был конец. Их выследили. Их поймали… Что теперь? Опять суд, новый приговор? Благодаря которому она останется в турецкой тюрьме до самой смерти? Господи, как же так получилось? Как с ней, известной русской писательницей, переводчицей и абсолютно благополучной женщиной, могло произойти… такое?

А началось все полгода назад, в первых числах октября. Летняя жара уже спала, воздух стал прохладнее и свежее. А небо то нависало низко, цепляясь лохматыми краями облаков за шпиль мечети, то вдруг, опомнившись, начинало снова сиять летней голубизной. И во всем этом сумасшедшем и страстно любимом Викторией городе ощущалось предчувствие скорой зимы и отчаянная надежда удержать уходящее лето хотя бы еще на несколько мгновений. В один из таких ласковых осенних дней Виктории позвонили с киностудии с предложением перевести для российского проката новый турецкий фильм «Тень горы».

После школы Виктория окончила Московский иняз, став обладательницей диплома переводчика художественной литературы с турецкого языка. Специальность была востребованная и редкая – в основном все ее сверстники выбирали английский, чуть реже немецкий, испанский, французский. И потому Виктория со своим дипломом без работы не оставалась. Книги, фильмы, сериалы, в конце концов, просто тексты этикеток изготовленных в Турции товаров. Она бралась за любые предложения – и ради практики и потому, что жизнь вдвоем с матерью (отец исчез в неизвестном направлении еще в ее далеком детстве, и Виктория его не помнила) роскошью не баловала. Так и получилось, что к двадцати пяти годам Виктория стала уже известным в российских и турецких издательских и киношных кругах переводчиком. Безденежье отступило, теперь она могла позволить себе выбирать ту работу, которая была интересна с профессиональной точки зрения. Книжные новинки-бестселлеры, артхаусные фильмы, если сериалы, то только самые качественные и захватывающие.

Первый раз в Турцию Виктория съездила еще в студенческие годы, на практику. И влюбилась в эту удивительную стану, совмещающую в себе культурные особенности Востока и бешеный ритм Запада, с первого взгляда. Первым турецким городом, в который она попала, оказался курортный Мармарис. Виктория навсегда запомнила его удивительный воздух, пропитанный запахами моря и сосновой смолы, запомнила обрывистые скалы, бесконечно чистое глубокое море и невероятный яркий подводный мир, на который ей удалось взглянуть на одной из экскурсий.

Побывала она в тот приезд и в Каппадокии. Видела древнейшие горы, насчитывавшие в своей истории несколько тысяч лет. Таинственные расселины и пещеры, в которых сердце замирало в груди от неизъяснимого восторга.

После пришло время и для Стамбула с его романтичными розовыми закатами, запахом кофе, башней, где заточали строптивых султанш, со знаменитым дворцом Топ Капы, с ароматом кальяна в районе Султан Ахмет и жареных каштанов на улице Истикляль. В общем, духом Турции Виктория прониклась с первого же приезда, полюбила эту страну и решила, что непременно постарается связать с ней свою жизнь.

Здесь было интересно, непривычно и… забавно. Внешне Виктория представляла собой типичную «русскую красавицу». Высокая, статная, с кожей, склонной от любых переживаний покрываться нежнейшим румянцем, с безмятежным взглядом васильковых глаз, с пшеничными волосами, струящимися по горделиво расправленным плечам, она производила на турок парализующее впечатление. Завороженные взгляды, бесчисленные комплименты, попытки в первые же минуты знакомства предложить руку и сердце – все это преследовало ее с первых часов, проведенных в Стамбуле. Но самым уморительным было наблюдать, как вытягивались лица у восхищенных поклонников, стоило им вдруг осознать, что под ласкающей взгляд кроткой внешностью Василисы Прекрасной скрывался твердый, авантюрный характер, склонный к скептицизму.

Нет, Виктория не спешила соглашаться на предложения о замужестве, сопровождаемые обещаниями счастливой безбедной жизни в вилле на берегу моря. Не потому, что была убежденной противницей брака или семьи, и не потому, что боялась связывать судьбу с турком. Разница менталитетов и вероисповеданий не пугала ее, она знала, что турки, особенно турки из Стамбула, по воспитанию и мировосприятию гораздо ближе к европейцам, чем жители других мусульманских стран. Просто пункты «муж» и «семья» значились в ее списке приоритетов далеко не первыми. Жизнь, сама жизнь, вот что интересовало ее больше всего. Путешествия, приключения, возможность посмотреть мир, работа, творчество – это было первично. А семья… Что же, если когда-нибудь сложится – с турком ли или с россиянином, – она будет не против. Но сама искать тихой гавани не станет. По крайней мере, пока.

Сочинять истории Виктория начала так давно, что и не помнила, когда ей впервые пришла в голову такая фантазия. Еще толком не умея писать, она выцарапывала печатными буквами пришедшие в голову сценки и обрывки диалогов – при этом делала это на чем придется. И не раз получала головомойку от матери за то, что испортила своими каракулями отчет, который та притащила с работы, чтобы посидеть над ним вечером. Время шло, рассказы становились все менее наивными и более изобретательными, вот только Виктории никогда не приходило в голову попробовать показать их кому бы то ни было. Это было так, хобби, несерьезное марание бумаги.

И только после первой поездки в Турцию внутри что-то перевернулось, щелкнуло, и Виктория поняла, что просто не выдержит, если не поделится ни с кем впечатлениями. Собственная голова по ощущениям напоминала паровой котел. Эмоции, подсмотренные сценки, дофантазированные в новом колорите истории бурлили внутри, кипели, булькали и требовали немедленного спуска пара, грозя в противном случае взорваться. И Виктория решилась – почти ни на что не надеясь, отослала в первое попавшееся издательство рукопись под названием «Солнце Стамбула». Нет, она не мечтала немедленно построить головокружительную писательскую карьеру и уж точно не рассчитывала, что когда-нибудь сможет зарабатывать этим на жизнь. Переводы были надежным, серьезным, а главное, любимым ремеслом. А отправка романа на суд знающих людей была скорее своеобразным жестом психотерапии.

Но в издательстве ее книгой заинтересовались. Объявили вдруг, что это свежо, ново, остро. Что у Виктории легкое перо, неповторимый стиль, а герои ее выглядят настолько живыми, что, кажется, вот-вот соскочат с бумажных страниц и ринутся куролесить в реальной жизни.

Роман опубликовали. Преувеличением было бы сказать, что он стал бомбой, взорвавшей российские литературные круги. Однако книга была замечена, заслужила положительные рецензии, нашла своих читателей. А издательство заключило с Викторией договор на собственную серию. И через несколько лет Виктория Стрельцова уже была автором, которого знали и в России, и в Турции (разумеется, переводила свои книги на турецкий она сама). Читатели обеих стран любили ее, ждали новинок, приходили на творческие встречи. А сама Виктория жила на две страны, вернее, на два города, ставших ей одинаково дорогими, – Стамбул и Москва, и затруднялась сказать, какой из них считает своим настоящим домом.

К тридцати пяти у нее было, пожалуй, все, о чем только можно мечтать. Известность, успех, постоянный доход – не такой, чтобы купаться в роскоши, но вполне позволяющий жить так, как хочется. Возможность заниматься тем, что нравится, и получать за это неплохие деньги. Свобода от каких-либо обязательств, благодаря которой можно было вдруг, по наитию, срываться в путешествие или, наоборот, запираться дома, отключать телефон и устраивать себе день релаксации. Может быть, такой стиль жизни кто-то назвал бы эгоистичным, но Виктории всегда было наплевать на чужое мнение. Она жила так, как ей нравилось, по нескольку раз в год летала из Москвы в Стамбул и обратно, пару раз едва не выскочила замуж – один раз за редактора из Москвы, другой за университетского преподавателя из Стамбула, но в конце концов всегда делала выбор в пользу независимости.

Именно такой, успешной, молодой, красивой, свободной, способной кружить головы своей славянской красотой и ставить в тупик умным, язвительным разговором, она чувствовала себя в тот день, когда ехала на киностудию – обсудить детали предлагаемой ей работы.

Фильм, о котором шла речь, Виктория еще не видела. Но, судя по тому, что сказал ей в телефонном разговоре продюсер – и судя по известной ей фамилии режиссера, – проект был серьезный, артхаусный, и отнестись к нему стоило со вниманием.

В то утро она проснулась в странном настроении. То ли сказалось всегда царящее в Стамбуле осенью желание задержать ускользающее лето, то ли то, что день выдался не по-осеннему жаркий. Но отчего-то внутри что-то тревожно и радостно подрагивало, требовало немедленно сделать что-то, чтобы солнечный карнавал не заканчивался. И, повинуясь этому смутному чувству, Виктория оделась для визита на киностудию легко – в летящее светлое платье и белые открытые туфли. Вошла в здание киностудии, поднялась по лестнице, свернула в коридор и… Она даже не сразу поняла, что произошло. Несколько секунд просто смотрела вниз, на собственные босоножки, по светлым кожаным мыскам которых расплывались коричневые пятна. Потом оторопело подняла глаза и встретилась взглядом с незнакомым парнем, так же растерянно созерцавшим зажатый в руке стакан, из которого расплескался кофе.

Удивительно, он явно был ее ровесником, может, даже на пару лет старше. Возраст проглядывал в мелких лучиках морщинок, расходящихся от уголков глаз, в складках у губ. И все же лицо его оставалось неуловимо мальчишеским – может, благодаря живой мимике или открытому, даже чуть вызывающему взгляду зеленых с коричневыми крапинами глаз. А может, все дело было в улыбке – лукавой и ласковой одновременно. Так или иначе, но этот незнакомый парень, столкнувшийся с ней в коридоре и расплескавший кофе ей на туфли, был чертовски обаятельным.

– Ох, простите…

Виктория не успела ничего сказать, не успела даже оценить ущерб – определить, только туфли пострадали или подол светлого платья тоже безнадежно испорчен, как мужчина вдруг опустился перед ней на колени. Одним плавным, по-кошачьи грациозным движением вытащил из нагрудного кармана зеленого поло пачку бумажных носовых платков и принялся вытирать ее обувь.

– Что вы? Зачем? – попыталась запротестовать она.

Он же вскинул голову, посмотрел снизу вверх и улыбнулся ей этой своей озорной и одновременно нежной улыбкой, от которой на впалых щеках образовывались ямочки. Сверкнули идеальные белые ровные зубы.

– Вы такая красивая. Не прощу себе, если из-за меня вы целый день вынуждены будете ходить в забрызганных туфлях.

Он снова занялся ее обувью. Виктория же замерла, разглядывая его макушку. Волосы у него были длинноватые, доходящие почти до подбородка и чуть подвивающиеся на концах. Темно-каштановые, почти черные, но в солнечных лучах вспыхивавшие медными искрами.

От всей этой ситуации Викторию охватило какое-то странное волнение. Необъяснимое. Да, парень был обаятельным, тут не поспоришь. Такая улыбка… И поразительно красивым, просто глаз не отвести. Но все же для нее, женщины взрослой и опытной, этого было мало, чтобы смутить.

Позади послышались голоса, и в коридор вышла группа молодых людей, что-то весело обсуждающих на ходу. Увидев открывшуюся перед ними сцену, они зашумели еще оживленнее, а один крикнул даже:

– Что, Альтан, любовь с первого взгляда? Решил сразу предложение сделать?

– Извините, – сказала парню Виктория, когда весельчаки скрылись за поворотом коридора.

Он же, стерев с ее туфель последнее пятнышко и легко вскочив на ноги, махнул рукой:

– Ерунда! – И добавил, заглянув ей в глаза: – На самом деле, он не так уж неправ.

Виктория невольно рассмеялась. Парень – его звали Альтан, она запомнила, – тоже улыбнулся. Пора было расходиться в разные стороны.

– Мне все же неловко, – сказала Виктория. – Из-за меня вы свой напиток расплескали…

А Альтан внезапно перебил:

– А знаете что? Давайте, когда мы встретимся с вами в следующий раз, вы угостите меня кофе? Чтобы загладить вину.

– А вы уверены, что мы встретимся еще раз? – вскинула брови Виктория.

– Уверен! – решительно закивал Альтан. – Обязательно встретимся. Это судьба! У меня предчувствие…

– Знаете, я не верю в предчувствия. И в судьбу, – отрезала Виктория.

Такой откровенный флирт – пускай даже исходящий от создания поразительной красоты – переставал ей нравиться. Альтан же улыбнулся загадочно, бросил:

– Вот и проверим! – И пошел прочь по коридору.

Виктория видела, как он допил остатки кофе и, смяв стаканчик, выбросил его в урну.

Приключение, конечно, получилось забавным. И даже где-то волнующим. Однако она пришла сюда по делу. Делом и стоило заняться.

Продюсер и автор сценария фильма «Тень горы» ждали ее в небольшом кабинете. Оба начали встречу с потока комплиментов. Как они рады, что такой блестящий переводчик и признанный классик современной литературы заинтересовалась их проектом. Как Виктория ослепительно выглядит, поистине, одаренный человек одарен во всем. И так далее, и так далее. Проведя в Турции много лет, Виктория уже знала цену пышным восточным любезностям, а потому поспешила прервать этот поток красноречия:

– Давайте к делу, господа. Расскажите мне подробнее о фильме и о том, какие условия вы предлагаете.

Сценарист принялся пересказывать ей краткое содержание картины, продюсер вносил свои замечания. Затем уточнил, сколько времени они могут выделить на перевод и какая предполагается оплата. Предложение Викторию вполне устроило, однако, когда все детали были уже обговорены, продюсер вдруг добавил:

– И еще одно. Дело в том, что речь одного из героев фильма довольно специфическая. Он говорит на помеси турецкого языка и курманджи, северно-курдского. Актер, который играл этого персонажа, специально ездил в район Кайсери, чтобы освоить этот диалект, занимался со специалистом, который ставил ему речь. К сожалению, этот человек сейчас в отъезде, и мы подумали, что вам удобно будет проконсультироваться по поводу речи персонажа с исполнителем этой роли.

– Да, это может быть полезно, – кивнула Виктория.

– Где он? – нетерпеливо спросил продюсер, обернувшись к своему ассистенту. – Ты договорился с ним на два часа?

– И утром перезвонил еще раз, напомнил время, – подтвердил ассистент. – Должен быть здесь. Если, конечно… – Он не договорил, но показательно закатил глаза.

Продюсер, нахмурившись, выругался и, обернувшись к Виктории, смущенно пояснил:

– Он человек довольно… своеобразный. Взбалмошный, порывистый… Рассчитывать на него сложно. Но артист крайне талантливый, вы сами убедитесь.

– Ничего, я не спешу, – отозвалась та.

По роду занятий ей нередко приходилось общаться с актерами, как турецкими, так и российскими, работавшими на дубляже переводных фильмов, писателями и прочей творческой братией. И Виктория привыкла к их нраву.

Ассистент продюсера отошел в глубь кабинета и начал названивать по мобильному, видимо, тому самому пропавшему актеру. Продюсер и сценарист тем временем пытались развлекать Викторию светской беседой. Оба так очевидно боялись, что она разозлится на опоздание и уйдет, отказавшись от проекта, что Виктория посмеялась про себя. В конце концов, это было чертовски приятно – чувствовать себя такой нужной и востребованной.

Наконец дверь кабинета распахнулась. Продюсер процедил сквозь зубы:

– Наконец-то.

– Добрый день! Прошу прощения, я опоздал, – поздоровался вошедший.

Виктория обернулась на голос и не смогла сдержать изумленной улыбки. В дверях кабинета стоял тот самый красавец с мальчишескими ямочками на щеках, который облил кофе ее туфли, а затем так непосредственно рухнул на колени.

Парень, разумеется, тоже узнал ее и расплылся в уже знакомой обаятельной улыбке. Правда, судя по тому, что в глазах его не промелькнуло ни тени изумления, можно было предположить, что он ожидал ее здесь увидеть. Видимо, еще там, в коридоре, откуда-то знал, кто она такая.

– Почему вы опоздали? – спросила она. – Еще кого-нибудь облили?

– Нет. – В зеленоватых, с карими искрами глазах мужчины – Альтана, вспомнила Виктория, – плясали чертенята. – Выбирал кофейню, в которую мы с вами пойдем. Я ведь говорил, что мы еще встретимся. А вы зря не верите в судьбу.

Продюсер, в недоумении переводивший взгляд с Виктории на Альтана и обратно, наконец вклинился в разговор:

– Вижу, вы уже знакомы с Альтаном. Альтан Фират и есть тот самый актер, исполнитель роли, о которой я вам говорил.

– Надеюсь, говорили хорошее? – перебил его Альтан, не сводя глаз с Виктории.

– Мне сказали, что на вас трудно положиться, – ввернула Виктория с усмешкой.

– Клевета! – отреагировал Альтан. – Сущая клевета. Можете даже не сомневаться, что свой кофе я с вас стребую обязательно.

Со встречи они ушли вместе. И через несколько минут действительно оказались в одной из кофеен, располагавшихся неподалеку от киностудии. Альтан много шутил, вообще казался каким-то искрящимся жизнью, неутомимым, легким и пьянящим, как шампанское. Его обаянию было трудно противиться. К тому же он явно делал все, чтобы понравиться Виктории, завоевать ее интерес.

Однако, анализируя позже все произошедшее, Виктория понимала, что по-настоящему потеряла голову не тогда, когда они с Альтаном пили кофе, разговаривали так оживленно, будто были знакомы всю жизнь, и хохотали как безумные. И не тогда, когда они бродили по вечернему Стамбулу, заходя в бары, останавливаясь посидеть в скверах, глядели с моста на плавно катящий свои воды Босфор. Нет, что действительно зацепило ее, опрокинуло и вывернуло наизнанку – это фильм, в котором она впервые увидела игру Альтана.

Она сразу же решила, что раз им с Альтаном предстоит поработать над речью его героя, то и фильм, который она будет переводить, лучше посмотреть вместе с ним. Вдруг он подскажет ей еще какие-то нюансы. В обычных обстоятельствах звать едва знакомого мужчину к себе Виктория не стала бы. Но с Альтаном ей с первой же минуты было так легко, он казался настолько ненавязчивым, приятным и близким ей по духу человеком, что она, не сомневаясь ни секунды, пригласила его назавтра в свой отель, чтобы вместе оценить, что же это за арт-хаусный проект, над которым ей предстоит работать.

Отель «Grand Cevahir», в котором Виктория всегда останавливалась в Стамбуле, был расположен в центре. Не предназначенный для туристов, он размещал людей, приезжавших в Стамбул по работе, и потому здесь почти всегда было тихо и спокойно. Временами тут устраивались конференции или какие-то другие мероприятия, но постояльцам они нисколько не мешали. Виктория, как постоянный гость, всегда занимала один и тот же номер и привыкла мысленно относиться к нему как к своему стамбульскому дому.

Главный менеджер являлся большим поклонником ее книг. И потому вот уже который год апгрейдил забронированный Викторией номер за 70 евро в сутки до двухкомнатного люкса. В награду за труды прося только, чтобы любимая писательница поужинала с ним в ресторане отеля.

На этот раз Альтан явился без опоздания, да еще и принес с собой бутылку хорошего вина. Они расположились в гостиной, распили по бокалу за встречу. Затем Виктория щелкнула пультом, запуская фильм на экране телевизора. И все. Ровно с этого мгновения ее жизнь сделала крутой рывок.

С первого же своего появления на экране Альтан приковывал к себе внимание зрителя намертво. Он играл роль молодого курда, вынужденного вступить в борьбу за права своего народа, однако по ходу сюжета, пережив ряд потрясений, понимающего, что свободу нельзя купить кровью, и пытающегося сделать все, чтобы примирить враждующие стороны. От него невозможно было отвести взгляд. Зритель радовался, плакал, загорался надеждой и умирал вместе с ним. Виктория не могла понять, в чем кроется эта магия. Вот на экране его лицо крупным планом – он не рыдает, не кривит страдальчески губы, не закатывает глаза, не делает других драматических жестов. Он лишь несколько раз беспомощно моргает и чуть заметно дергает уголком рта. Но того, кто смотрит на него с экрана, захлестывает такая волна отчаяния и безысходности, что, кажется, дальше невозможно будет жить.

После того как фильм закончился, они еще несколько минут сидели в молчании. На экране застыл кадр, в котором сраженный смертельной пулей герой Альтана лежал, распростершись на камнях. По его искаженному страданием лицу бежали строчки титров. Виктория поняла вдруг, что в комнате стало темно. Оказывается, солнце село, пока они смотрели фильм. А она и не заметила. Да что там, она вообще на эти два с половиной часа полностью выпала из реальности, забыла обо всем. И теперь, как внезапно разбуженная сомнамбула, растерянно оглядывалась по сторонам, силясь понять, где находится.

Альтан напряженно смотрел на нее из стоящего напротив кресла. Лицо его в сумраке комнаты казалось бледной маской. К своему удивлению, Виктория поняла, что в уголках губ его не таится обычная усмешка. Что, кажется, он утратил эту свою обычную легкую манеру общения, способность ко всему относиться несерьезно и смотрит на нее будто осужденный в ожидании приговора. Ну разумеется, она ведь за весь фильм не издала ни звука. И сейчас продолжала молчать. Должно быть, он решил, что ей не понравилось, что она в шаге от того, чтобы отказаться от проекта.

Нужно было скорее развеять это заблуждение, но Виктория – что случалось с ней крайне редко – просто не находила слов. Все они сейчас казались бессмысленными, неточными, не способными выразить то, что она испытала, смотря картину.

Глаза Альтана становились все отчаяннее. И Виктория в конце концов решилась. Она поднялась с кресла, в два шага преодолела разделявшее их расстояние, наклонилась и, взяв его лицо в ладони, поцеловала в сомкнутые губы. Альтан, явно не ожидавший такого поворота, вздрогнул. Замер, а затем резко подался вперед, обхватил руками ее шею и страстно ответил на поцелуй. Локтем он задел стоявший на столике бокал с вином, тот с тихим звоном стукнулся об пол, по плиткам растеклась багровая лужа. Но Виктории сейчас было не до того. Видно, так уж у них повелось с первой минуты – вносить в жизнь друг друга раздор и хаос.