Читать книгу Крематорий «Солнышко». Тайны закрытого санатория - Ольга Колодзейская - Страница 4

Я медленно вошла в здание. Летний корпус встретил меня хлопающими парусами выцветшей пыльной ткани, готовой вот-вот сорваться с балкона, при каждом порыве ветра слышался скрип: это стонали и рвали полотно плотные белые шлейки, что несколькими узлами затягивали ткань на металлических решетках балкона. Весь коридор, длинный и пустой, пропах хлоркой настолько, что глаза заслезились. Воспитатель взяла меня за руку. У всего на свете есть запах, но от белого халата воспитателя не пахло ничем. Пустота. Ничего. Как будто это не человек совсем: ни навязчивого запаха лекарств, ни удушающе-сладкого запаха шоколада, ни парфюма – ничего. Голос ровный и безжизненный. Палата. Около двадцати огромных железных кроватей на скрипучих колесиках, накрытых белыми покрывалами. Мы стоим посередине и спасительная мысль о том, что она сейчас передумает и я уйду, тает всё быстрей.

– Где ты хочешь спать?

Воспитатель подводит меня к кровати у окна. «Я не хочу»

– Я не хочу, голос мой скрипит и слабеет. Все быстрей, словно на карусели, в голове проносится круговорот мыслей о домашней жизни: бабушка с пирогами, чтение в саду под вишней, любимая кошка – свобода. В этот миг улетает все плохое, прячется, как будто оно, плохое, закрыто в чулане. Меня оторвали от дома, забрали самое дорогое, лишили всего, что люблю. Тело напряглось и стало деревянным. Меня усадили не кровать и, не говоря ничего, стали раздевать. Подоспевшая лысая нянька в серой косынке и хлорном мятом халате сдирала с меня когтистыми пальцами домашнюю одежду и родной запах отдалялся от меня. К горлу подкатил ком, но голоса кричать не было, лицо покраснело и слёзы залили щёки. Когда всё кончилось и на меня было надето нечто без формы и запаха, воспитатель привычным хладнокровным движением вздёрнула ворот рубашки и пригладила поверх грубого пиджака большой бесформенной робы. Наконец чужие руки отпустили меня, тело ещё находилось в оцепенении и не двигалось. Нянька бросила на изголовье кровати стопку хлорного белья и удалилась. Все кончено, они захватили меня, я здесь. Мать ждала меня в вестибюле и, притаптывая каблуками, отдала мне сумку, пакет со сладостями и деньги. В маленьком потёртом кошельке из коричневой кожи лежали мятые три рубля по одной купюре.

– Ну все, пиши, – сказала она и быстро скрылась за дверью.

Внутри все оборвалось «…она не знает… не понимает, я напишу и она приедет, мне здесь нельзя» Головная боль сдавила череп. Я вернулась в палату и села на кровать. Стало невыносимо. Слёзы снова заливали лицо, щёки горели. В палату вошла хлорная нянька и когтистые пальцы снова вцепились в плечо.

– Ах ты, дрянь, нечего сидеть на чужой кровати. У нас на кроватях сидеть нельзя, а то в изолятор пойдёшь.

Она схватила меня за руку и дёрнула, я упала. Костяшки железных пальцев зарылись в волосах, я закричала. Она быстро тряхнула меня, держа за волосы и хлёстко ударила меня по щеке. Вошла воспитатель.

– Истерика, – сказала нянька, поднимая мои вещи.

Мы вошли в палату и она отпустила меня. Я долго ещё чувствовала ее шершавые руки на своей шее. Она толкнула меня к кровати, на которой по-прежнему лежало вонючее серое бельё. Ведьма откинула покрывало и хаотичными движениями стала всё перетряхивать.

– Не пойдёшь в столовую, пока не научишься застилать кровать.

– А ты, – повернулась она к кому-то в самом углу, – скажешь хоть полслова, месяц мыть тебя не буду, сгниёшь заживо.

Она деловито открыла мою сумку и пошарила рукой. Затем подняла пакет со сладостями и заглянула.

– Конфеты с ликёром нельзя, с черносливом тоже, а то загадишь тут всё, а мне отмывать.

Наконец она вышла.

– У нас есть «сладкий стол» – сладости хранить, – воспитатель осматривала содержимое моих вещей.

– Ну ничего, на День Нептуна мороженое дают.

Шум в коридоре, дети вернулись с обеда.

– Через десять минут все должны быть в кроватях, приду проверить. – А ты, что не застилаешь, накажу.

– Я не умею.

– Учись, десять минут, как и всем, иначе уйдёшь в изолятор.