Читать книгу Опоздания и невыполненные обещания - Ольга Красникова - Страница 13

Если человек старается добиться подтверждения собственной ценности от окружающих, это говорит о том, что у него сохранилась надежда, что он все-таки не пустое место. Хуже обстоит дело с теми, кто в результате психологических травм окончательно отчаялся и относится с равнодушием (иногда с цинизмом или жестокостью) к тому, что происходит в их жизни и в жизни окружающих. «Ну, опоздаю я, ну, рассердятся на меня, ну, уволят с этой работы… Подвел? А меня сколько раз подводили, и ничего, жив. Неприятности у них? А кому сейчас легко?!»

Но не надо спешить осуждать этих «бесчувственных циников, которым на все и на всех наплевать». Они становятся такими не по собственной воле. Есть закономерность: человек способен на ту степень насилия по отношению к себе и другим, которую он сам испытал, или которой он был непосредственным свидетелем. Естественно, пережитое насилие и тяжелые обстоятельства жизни не являются оправданием поступков человека. За все, что он впоследствии совершает, он сам несет ответственность.

Маленький ребенок быстро усваивает жизненные уроки и делает вывод: «Раз это было возможно сделать со мной (или в моем присутствии, у меня на глазах), значит, это в принципе возможно». Когда этот ребенок вырастет, он совсем не обязательно должен стать жестоким тираном. У человека всегда есть выбор, как использовать свой опыт, свой жизненный потенциал, свои психологические особенности. Например, он может выбрать такую профессию, в которой нет места эмоциональности и чувствительности, зато необходимы жесткость и бесстрастность: хирург, следователь, военный и тому подобное.

Детские психологические травмы нередко приводят к тому, что снижается чувствительность и к тому, что происходит с самим человеком, и к тому, что происходит с другими. Пережитая ребенком боль так велика, что его страдания как бы выжигают живые чувства, блокируют естественные эмоциональные реакции. «Травматик» бессознательно делает все возможное и невозможное, чтобы подавить боль и не мучиться больше. Но сердце устроено так, что оно либо чувствует все (и приятное, и неприятное, и радостное, и горькое), либо перестает чувствовать вовсе – появляется то, что отцы Церкви называли «окамененным нечувствием». «Избирательной» чувствительности не бывает.

Одна женщина, пережившая в детстве физическое и психологическое насилие, так образно описала свое состояние: «Мое сердце в сейфе, сейф в танке, танк в подводной лодке, а подводная лодка на дне морском». Она осознавала свою бесчувственность как проблему и обратилась к психологу, потому что ее жизнь, лишенная эмоциональной окраски, потеряла для нее смысл. Таким людям очень сложно отвечать на вопросы: «Что вы сейчас чувствуете? Вам это нравится? Это вам неприятно?» Самый распространенный ответ: «Ничего не чувствую, мне все равно». Бывают и другие варианты ответа. Так, мужчина, пришедший на консультацию по поводу конфликта с начальником, на вопрос психолога, какие чувства у него возникают, когда начальник повышает на него голос, сказал: «Я думаю, что я чувствую дискомфорт». У него нет прямого контакта со своими эмоциями, а только опосредованный интеллектом: логично было бы предположить, что в подобной ситуации человеку должно быть не очень приятно.

Как правило, такие люди рассуждают в терминах эффективности, пользы, необходимости. Они часто используют слова «надо», «обязан», «должен», «нельзя». Их эмоциональная сфера подавлена, репертуар эмоциональных реакций беден. Но если они вдруг получат доступ к своим чувствам, то первое, с чем они столкнутся, – это страх и боль, настолько сильные, что без специальной предварительной подготовки и профессиональной поддержки справиться с ними будет сложно. В результате либо мощь этих страданий их сломает, либо они замуруют свои чувства еще глубже, чтобы никогда больше не допустить их выхода наружу. В этом случае нужно работать с травмой, а не с опозданиями. Окружающие могут сколько угодно возмущаться: «Что ты натворил?! Как ты можешь? Ты что, не понимаешь?» А они не то что не понимают – они не чувствуют… И сердце у них есть, но оно изранено и покрыто запекшейся коркой. Чтобы что-то почувствовать, внешний стимул должен быть очень сильным.