Читать книгу Старовер - Ольга Крючкова - Страница 5
1904 год. Село Спасское
ОглавлениеНаступила осень, рассыпавшая золотые мониста листвы. Пеньки в лесу стояли обсыпанные темно-коричневыми, рыжими и цвета ржавчины опятами.
Михаил улучил свободное время – помчался на свидание к Дарье. Девушка ждала его в условленном месте в лесу – казалось, пожелтевшая трава ещё хранила свидетельство их любви.
Михаил завидел красный платок возлюбленной среди деревьев и ускорил шаг.
– Дашка… – задыхаясь от счастья видеть её, произнёс парень. – Дашка…
Девушка взмахнула ресницами.
– Заждалась… – простонала она, охваченная любовным нетерпением, и упала в объятия Михаила.
Парень покрыл поцелуями её лицо.
– Два дня тебя на видал, что целую вечность… Соскучился… – признался он. – А ты?
– Тоже…
Девушка ответила на страстный поцелуй и печально опустила глаза.
– Что с тобой? Аль обидел кто?
– Не-е-е… – протянула Даша. – Только тятя мой давича про тебя со мной говорил…
– Ругал? – поинтересовался Михаил.
Даша тяжело вздохнула.
– Не хвалил… – призналась она.
– А ты скажи бате своему, что я сговорился с Лыковым, что держит скобяную лавку на площади. Ему грамотный работник нужен. По началу приказчику помогать стану… Но а потом, как Бог даст. Денег поднакоплю – сыграем свадьбу по весне.
Девушка улыбнулась…
Михаил тянул с неё платок и губами прильнул к виску, туда, где пульсировала тонкая голубая жилка…
– Ой… – дёрнулась Даша. – Там кто-то есть… среди деревьев…
Михаил оглянулся, всмотрелся в жёлто-красную листву.
– Да нету никого… Померещилось тебе… Небось не батя твой по лесу шастает…
Даша хохотнула.
– Поди, поважнее у него дела есть…
* * *
Смеркалось… Зацелованная, утомлённая любовью Даша бежала домой. Её тело ещё хранило тепло рук Михаила.
Девушка открыла калитку и тотчас получила удар хворостиной пониже пояса. Она подскочила от неожиданности.
– Бесстыжая девка! С салазганом своим в лесу обжималась?! – ревел отец.
– Батя-я-я… – жалобно протянула Даша. – За что?..
– За то, что обабить себя дала оглоеду безродному! Венгеровы – никудышнее семя! Мужики кто спился, а кто и вовсе сгинул! Бабы ихние на себе всё хозяйство волокут! Ты такой судьбины хочешь? – ярился отец и хлестал дочь хворостиной куда придётся. Девка визжала, как резаная.
Наконец из дома появилась Дашкина мать.
– Господи! Позор-то какой! – простонала она. – Уже всё село лясы точит об том, как вы любитесь!
– Коли забрюхатеешь, – ревел отец, – голая к Мишке уйдёшь!!! Приданого не дам ни на грош! Всё равно промотает! Толку от него никакого нет, как от бати его пропащего…
Отец напоследок стегнул хворостиной дочь. Та с ненавистью зыркнула на отца.
– Глаза б твои бесстыжие повыкалывать! Да в помойную яму бросить!
– Батя-я-я… – снова взвыла Дашка.
– Тьфу на тебя… – не выдержал отец. – И замуж теперь никто не возьмёт порченную.
– Помилуй Матерь Божья заступница… – запричитала мать. – Что делать-то?
Отец тряхнул пышной седой бородой.
– Раньше надо было думать… Скольким женихам от ворот поворот дали… И ради чего? – сокрушался он. – Скажи салазгану своему, – обратился он к дочери, – пущай зайдёт ко мне – потолкуем по-мужицки с глазу на глаз…
Дашка громко всхлипнула.
– Батя, Мишка – не салазган… Он место в скобяной лавке у Лыкова нашёл… Сговорился уже…
Отец замер от удивления.
– Брешет небось! Кому энтот голомуд нужен-то?!
– Василий Лыков сам обещал Мишку нанять… – вступилась Даша за возлюбленного.
– Хм… Лыков… – задумался отец. – Справный хозяин… Токма девок одних нарожал… Ладно, скажи полюбовнику своему: пущай приходит. Так и быть не убью!
Мать всплеснула руками.
– Неужто дочь единственную Венгерову отдашь?
– Господь подскажет… – неопределённо ответил отец. – А ты, – уже более мягко обратился он к дочери, – быстро змейкой в дом!
Даша быстро посушила слёзы и безмолвно проскользнула мимо родителей.
* * *
Свадьбу Дарьи Мартыновой и Михаила Венгерова в Спасском справили чинно, без излишеств. Мартынов с сыновьями соорудил во дворе своего дома навес, под ним расставили столы. Жена и её помощницы накрыли щедро их, чтобы каждый селянин мог войти в открытые ворота и отведать угощения.
Но, несмотря на видимую скромность свадьбы, местное общество осталось довольно.
Дарья, обряженная в светлое платье, светилась от счастья. Михаил держался с достоинством, говорил только по делу. Матушка его нарадоваться не могла на невесту. Прибыли из Старого Тартаса и Мишкины сёстры, после замужества они перебрались в соседнюю деревню.
Родители невесты, казалось, смирились с выбором дочери, как никак за помощника приказчика выходит – без куска хлеба не останется. Хотя хозяйство полностью ляжет на Дашкины хрупкие плечи.
Михаил и Николай, несмотря на выбор Дарьи, по-прежнему оставались друзьями. Все эти годы Николай тщательно скрывал свои чувства, не намереваясь мешать своему другу.
На свадьбе за столом в просторном доме Мартыновых Николай держался приветливо, шутил уместно, ел и пил умеренно, ничем не выдавая своей душевной боли. А сердце его рвалось на части и истекало кровью.
На венчании в церкви Святого Спаса Николай стоял подле Михаила, а затем держал над ним венец.
И когда на вопрос отца Александра:
– Готова ли ты, Дарья, взять в мужья раба Божьего Михаила?
Девушка ответила, потупив очи долу:
– Да, готова… – Сердце Николая чуть не выскочило из груди, а на глазах невольно навернулись слёзы. В голове его пульсировала только одна мысль: «Почему не я? Почему не я стаю с Дарьей подле алтаря?..»
…Когда о время свадебного застолья настало время подарков, Станислав и Злата Хлюстовские одарили молодых деньгами. Николай же преподнёс невесте полусапожки, украшенные изящными металлическими пряжками, совсем как у городской барышни. Михаилу достались длинные по колено сапоги из мягкой оленьей кожи.
Гости при виде такой роскошной обуви пришли в искренний восторг.
– Абой! Абой![16] – кричали одобрительно они. – Абой младшему Хлюстовскому! Достойная смена тебе, Станислав! Босиком Спасское ходить не оставит!
Михаил поставил обувь традиционно на серебряный поднос.
– Горько! – выкрикнул он и поднял со стола стопку настоянной на можжевельнике самогонки.
* * *
Спустя год Михаил и Николай пили самогонку, закусывая чёрным хлебом, на могиле Дарьи – она умерла родами. Ребёнок так и не родился. Мать Дарьи потеряла рассудок от горя. Отец проклял зятя, считая, что именно он повинен в смерти дочери и не рождённого ребёнка.
Друзья стояли подле свежего могильного холма, украшенного еловым лапником, не стесняясь своих слёз. Они оба любили Дарью. Только Михаилу выпало счастье обладать ею хотя бы недолгое время.
У Михаила до сих пор стояло перед глазами, как мучилась жена, как не могла разродиться – ребёнок лежал неправильно. Ни повитухи, ни уездный врач, который приехал слишком поздно, не смогли облегчить её страданий.
Михаила затрясло мелкой дрожью, он упал на колени. Николай поднял его.
– Идём… Я помогу тебе… Идём…
Михаил смотрел на друга невидящими от горя глазами.
– Уеду… уеду… – как в лихорадке шептал Михаил. – Не могу я здесь… Иначе я на себя руки наложу…
Николай обнял друга, ободряюще похлопал по спине.
– Куда? Уже решил?
– Подальше… В Тобольск… Там на заводах грамотные люди нужны…
Николай понимал, что отговаривать друга нет смысла. Только вдали от Дарьи он сможет начать жизнь заново.
– Поезжай, я деньгами пособлю…
– Благодарствуй, у меня есть… На первое время хватит… – ответил Михаил и отёр слёзы тыльной стороной руки.
* * *
Михаил простился с матерью и сёстрами, погрузился на небольшую баржу, шедшую в Омск. Там он намеревался подняться по Иртышу до Тобольска уже на рейсовом пассажирском пароходе.
Николай намеренно не провожал друга, ибо они бы снова дали волю воспоминаниям. Он понимал, как тяжело Михаилу и не хотел бередить его сердечные раны.
Михаил взошёл на баржу и бросил последний взор на родной берег…
– Не вернусь никогда… – решил он в тот момент, даже не подозревая, что ему уготовано судьбой.
До Омска Михаил добрался без приключений и сошёл на пристань. Вскоре он узнал, что пассажирский пароход до Тобольска отправляется только на следующее утро. Неожиданно Михаил ощутил, что чудовищно голоден. Ведь после смерти жены он совершенно потерял аппетит, почти ничего ел, отчего сильно исхудал. Он вздохнул полной грудью, осмотрелся и направился к ближайшему трактиру. Там он намеревался сытно поесть, выпить водки и переночевать.
Михаил вошёл в заведение. Халдей, стоявший недалеко от дверей, окинул очередного посетителя опытным взором: лабашак из добротной верблюжьей шерсти, отороченный бархатом, и длинные мягкие сапоги из оленьей кожи и увесистый кожаный саквояж выдавали в нём приказчика. А значит, человек был при деньгах.
– Чего желаете-с? – масляным голосом поинтересовался халдей.
– Отужинать и переночевать. Завтра мой пароход уходит в Тобольск.
– Это можно-с, сударь. Прошу-с…
Халдей увлёк Михаила за собой.
– Что сначала желаете-с: откушать, или разместиться в комнате?
Михаил задумался.
– Пожалуй, разместиться…
Халдей проводил посетителя по лестнице, ведшей на второй этаж, и распахнул перед ним дверь небольшой, но аккуратной комнатки.
– Прошу-с… Такая подойдёт?
Михаил вошёл внутрь, огляделся и скинул с себя лабашак, оставшись в суконной тёмно-коричневой поддёвке[17].
– Располагайтесь, сударь. Ужин подать в комнату или в зале? – подобострастно поинтересовался халдей.
Михаил изволил откушать в комнате…
Вскоре халдей принёс увесистый поднос, уставленный блюдами, среди которых возвышался стеклянный штоф водки, и поставил на стол перед Михаилом. Тот, не мешкая, накинулся на еду.
– Газетка свежая, сударь… – учтиво произнёс халдей, положил на стол «Омские ведомости» и замер в ожидании чаевых.
Михаил сначала смутился, но затем понял, чего ожидал от него халдей. Он извлёк из нагрудного кармана поддёвки солидный кошелёк… И дал щедрые чаевые.
Насытившись, Михаил полистал газету, почерпнув из неё различные местные сплетни и то, что местные крестьяне не довольны земельной реформой, проводимой правительством. Затем некий господин-журналист долго и муторно рассуждал на эту тему в статье. Михаил прочёл ёё и почесал за ухом: «Это какие такие крестьяне недовольны земельной политикой?.. Чудно… Что-то я недовольных в Спасском не припомню…»
Михаил отбросил газету, в это момент дверь в комнату отворилась – на пороге стояла светловолосая розовощёкая миловидная девица, одетая по последней местной моде, – атласную юбку и приталенный тёплый жакет, отороченный мехом. Аккуратно завитые пепельного цвета волосы красиво обрамляли её светлый лоб, серые глаза были лукаво прищурены.
Михаил растерялся.
– Вы, сударь, одни? – невинно спросила она.
– Как видишь…
– Такой видный мужчина и скучает в одиночестве! Не порядок! – заигрывала девица. Она без приглашения прошла в комнату и присела рядом с Михаилом. Его обдало ароматом недорогих цветочных духов.
– Ах, сударь, я тоже одна… Вдвоём-то всё веселее время коротать…
От близости девицы Михаил невольно ощутил волнение, ибо давно не был с женщиной: этому не способствовали беременность жены, а затем её трагическая смерть.
Девица положила руку на плечо Михаила.
– А вы откуда приехали, сударь? – продолжала она расспрашивать.
– Из села Спасское… – каким-то чужим голосом отвечал Михаил.
– И там все мужчины там такие красивые, как вы?.. – наседала девица.
Неожиданно Михаил ощутил прилив желания.
– Все, – уверенно ответил он и взял девицу за руку. – Тебя халдей прислал?
Девица рассмеялась.
– Приказчик? – спросила она сквозь смех. – Точно, приказчик – деловой человек. Сразу видно, нечета какому-нибудь землепашцу…
Девица не успела закончить фразу, Михаил заглушил её долгим страстным поцелуем.
16
Абой – означает восклицание, одобрение, восторг.
17
Поддёвка – нарядная мужская одежда с длинным рукавом из хлопчатобумажного бархата или сукна.