Читать книгу Послание в бутылке. Стихи - Ольга Кулькова - Страница 3
Письмо о самом главном
ОглавлениеПрислушиваясь к разговорам о «женской» поэзии, не устаёшь удивляться тому, как много скепсиса вкладывают в это понятие искушённые в поэтическом ремесле коллеги-мужчины. Дескать, всё здесь давно определено Юрием Поликарповичем Кузнецовым: «кружевницы», «истерички», «подражательницы» – четвёртого не дано. И – как итог подобных разговоров – ахматовский (!) возглас: «Но, боже, как их замолчать заставить!». Однако хочется понять, из-за чего эти разговоры столь пылки? Не из-за того ли, что поэзия, именуемая женской, с неустанной и камень точащей уверенностью, с задорной настойчивостью задевает что-то огромное и кровоточащее внутри, сыплет соль на раны, чтобы потом попытаться их же залечить, не устаёт бесстыдно напоминать о главном?..
Именно так, по закону бутылочного письма, выловить которое в открытом океане посчастливится не каждому, «работает» эта книга. В ней нет поэтических умолчаний, щадящих эвфемизмов, дымчатого романтического флёра ещё неокрепшей души. И любовь, и боль говорят здесь от первого лица, не боясь ни благодарить, благословляя, ни называть виновного, произнося слова правды, глядя в глаза собеседнику. Содрогаясь и плача, а после – радуясь и почти ликуя вместе с лирической героиней бутылочного письма, читатель неосознанно начинает ощущать на себе терапевтический эффект послания. Наверное, это закономерно. Здесь, как и в первой книге Ольги Кульковой «Путь к себе», речь идёт от первого лица, лирическая биография предельно обнажена и духовно проращена в воздухе и почве нескольких эпох, пространств, измерений.
Мистерия совершается, прежде всего, в пространстве любви. Любовный опыт героини явлен как отражение всеобщей, щедрой и бесконечной любви, разлитой во Вселенной. Бог, присутствие которого ощутимо почти в каждом стихотворении, предстаёт живым и близким, не трёх-, а трёхтысячеипостасным, различимом и в плаче дождя, и в крупинках снега, и в песне ветра, и в лике любимого человека, и во взмахе крыльев бабочки, уцелевшей во время бури, и в крошечном жуке-скарабее, и в щедром пекаре, затеявшем небесную стряпню, и в завершающем цепочку кадров финальном образе Режиссёра. Всё пронизано Его присутствием, всё радостно произрастает под взглядом «незримого Берегущего». Бог глубоко человечен, тепло и радостно различим в каждом своём проявлении, кажется, Он так близко, что наполненный Им воздух можно потрогать, подержать в ладонях Его свет, услышать Его музыку или Его тишину.
Продолжением мотива благодарности создания к Создателю и светлого любования Им, верности и веры становится мотив любви женской. В своей океанической отзывчивости душа героини распахивается перед любимым всей глубиной, всем сонмом бродящих в ней, уже населивших её и ещё зарождающихся, ослепительных и призрачных образов, предчувствий, снов и озарений. Это и сопоставление внутреннего мира с космосом, и путешествие в космогонию древних с чередой бесконечных перевоплощений: в птицу, бабочку, дерево, звезду, Пенелопу – героиню полузабытых мифов. Дороги влюблённой души не хожены, «неправильны». Об этой творящей миры неправильности – одно из лучших стихотворений сборника, приоткрывающее код к прочтению послания:
…Самые лучшие песни – начинаются странно.
Я знаю о том, как легко поучать с амвона
– или с дивана.
Я знаю, как трудно сделать первый шаг,
Перебороть инстинктивный страх,
Как трудно выгрести шлак
сгоревшей за миг мечты,
Как трудно не думать – что будет,
Когда рухнут мосты…
…Я знаю – быть умной и правильной
Вовсе не самое главное.
Если бы я всегда поступала правильно,
Я не смогла бы справиться.
Право на собственный путь и голос оплачено и оплакано дорогой ценой. Тем осознанней и чётче каждый шаг русалочки, научившейся ходить, выплеснутой в слишком жёсткий и вещный человеческий мир из океана девичьих грёз. Но жалоб нет. Есть благодарность за то, что задуманное – вершится. Таковы, к примеру, размышления о счастье, постигаемом не в будущем или прошлом, а (небывалое умение!) здесь и сейчас:
…Люблю я город, и в его объятья
Я прихожу, и чувствую приятье.
Я выбираюсь, что ни утро, из кровати,
Чтобы весь день бежать, спешить и мчаться,
Чтобы в метро задумчиво качаться,
И чтобы после осознать, что счастье
В себя включает и усталость, и печали,
И чай, и смех, и мой цейтнот – ночами,
И свет очей твоих необычайный.
В размышлениях о женственности нет символической отвлечённости. Она, как и всё непостижимое, поэтически постигается автором через действие, ощущение, запах, звук, детали быта. Быт по-пастернаковски приподнят над землёй, одухотворён любовью, это – уже Бытие. Тёплые отсветы простого и смиренного любования наполняют, к примеру, стихотворение «Спящий муж», написанного с той житейской наблюдательностью и художественной верностью, с какой пишутся живописные полотна.
Постигая любимого, героиня познаёт и себя, собственное сердце. Однажды окаменев от боли, дойдя до состояния предмета, через годы странствий оно снова начинает биться, трепетать, заново учится нежности. От этой нежности, выстраданной, нашедшей выход к свету сквозь толстые слои опалённой выжженной земли, перехватывает дыхание. Обрамлённая в поэтические образы, высказанная на языке, живом и свежем, как вода в подземных источниках, а где-то – просто пронесённая в ритме дыхания, в паузах и умолчаниях, эта нежность вбирает в себя всю силу поэтического дара автора, втягивает в водовороты новых странствий духа.
Путешествия подобного рода – роскошь и неслыханная щедрость. В короткое время знакомства с полученным посланием успеваешь подумать о каждом мгновении прожитой жизни, увидеть ту самую киноленту, в которой рифмуются синий снег и мамин смех, подивиться тому, как стремительно сменяют друг друга кадры, и остановиться, чтобы, затаив дыхание, одним глазком увидеть добрую руку и ласковую улыбку Режиссёра.
Мария Знобищева,
поэтесса,
член Союза писателей России