Читать книгу Неясные часы - Ольга Кунавина - Страница 3

Этот сентябрьский день обещал удачу. Так, по крайней мере, думала я, торопливо обходя лужи после недавнего дождя, и на это у меня имелись определенные основания.

Во-первых, мне удалось созвониться с Ольгой Арнольдовной Забелиной, владелицей коллекции фарфоровых кукол, которая пообещала мне дать интервью. О ее коллекции еще пару месяцев назад мне рассказала моя давняя знакомая, с которой мы случайно столкнулись у входа в издательство. Во-вторых, это самое издательство выплатило мне гонорар за книгу о геммах и камеях. В-третьих, полученный гонорар я собиралась потратить на одну замечательную камею-брошь, на которую вот уже несколько месяцев назад положила глаз и которая дожидалась меня в небольшом антикварном магазине, куда я и направлялась. Мне оставалось лишь сесть в трамвай и проехать ровно три остановки, что я и намерена была сделать, так как нужный мне номер уже распахнул передо мной свои дребезжащие двери. Едва я успела расплатиться за проезд, как кто-то тронул меня за рукав плаща. Я оглянулась и увидела Елену Сергеевну Кривицкую. Елена Сергеевна до ухода на пенсию была главным редактором журнала, для которого я время от времени писала статьи, посвященные коллекционерам.

– Добрый день, Алла, – улыбнулась она.

– Добрый день, – улыбнулась в ответ я и обратила внимание на хозяйственную сумку внушительных размеров, которую Елена Сергеевна держала на коленях.

– Да вот внук в гости приехал, – объяснила она, перехватив мой взгляд. – С центрального рынка возвращаюсь.

«Странно, школьные каникулы закончились две недели назад», – подумала я, однако произнесла:

– Очень рада за вас, Елена Сергеевна.

– А вы как в наших краях? Должно быть, по делам?

Я лишь успела кивнуть, так как в этот момент трамвай так неожиданно и резко дернулся, что я едва удержалась на ногах. Какой-то мужчина, сидевший через проход, уступил мне свое место. Продолжать разговор стало затруднительно; к тому же Елена Сергеевна вскоре попрощалась со мной и направилась к выходу.

Я вышла на нужной мне остановке, прошла пару улиц, перебежала через дорогу и толкнула белую пластиковую дверь. Мелодично прозвенели дверные колокольчики. Я торопливо подошла к витрине и… застыла. Камеи не было.

Не веря своим глазам, я смотрела на то самое место, где еще неделю назад меня дожидался прекрасный образец итальянского искусства конца семнадцатого века – девушка с цветком. Мне даже не столько нравилась сама девушка, сколько оправа, в которую она была заключена. Однако теперь на месте камеи преспокойным образом лежала брошь, ничего особенного из себя не представлявшая.

Но куда же, куда могла подеваться «моя» камея?! Я с трудом оторвала взгляд от витрины и растерянно посмотрела на продавца, подошедшего ко мне.

– А-а… где же… тут… – начала бормотать я, однако продавец сразу же понял суть моего маловразумительного лепета.

– К сожалению, эту камею только что приобрели, – произнес он и глазами показал в сторону.

Повернув голову, я увидела светловолосого мужчину в длинном плаще, которому кассир отсчитывала сдачу.

Не раздумывая ни секунды, я подошла к незнакомцу.

– Простите, это вы только что купили камею? – обратилась к нему я.

– Да, – удивленно ответил он.

– Не могли бы вы уступить ее мне?

Мужчина внимательно посмотрел на меня, а затем отрицательно покачал головой.

– К сожалению, нет, – произнес он. – Это подарок.

Затем он вежливо кивнул мне на прощание и направился в сторону выхода.

Я с трудом сдерживала слезы, глядя ему вслед.

«Ну что ж, нет, значит – нет», – пытаясь справиться с постигшим меня ударом, подумала я, выходя из магазина.

Постояв возле магазина еще какое-то время, как будто в надежде, что непреклонный покупатель, перехвативший у меня камею, вдруг изменит свое решение и вернется – чего, однако, так и не произошло, – я медленно побрела в сторону остановки, от расстройства совершенно не замечая падавших с неба дождевых капель.

Наконец я очнулась и подняла глаза вверх. Небо было темно-серого цвета. Вдруг яркая молния длинным зигзагом разрезала его прямо над моей головой. Я вздрогнула и, торопливо глядя по сторонам, принялась искать место, где можно было укрыться от дождя. Однако по обе стороны от меня возвышались лишь длинные пятиэтажные здания, доверху забранные строительными лесами. Я ускорила шаг, так как поднявшийся ветер принялся толкать меня в спину. В поисках укрытия пришлось свернуть в первый попавшийся крошечный переулок, в котором располагалось какое-то деревянное ветхое строение, а напротив него находился добротный старинный особнячок. В него я и вбежала, подгоняемая дождем. Едва за мной захлопнулась дверь, как тут же с улицы послышался резкий хлопок, а затем и раскат грома.

Особнячок был безлюден. В нем пахло книжной пылью и царил полумрак. Уличный свет проникал через огромное витражное окно, выходившее на площадку между первым и вторым этажом. Потолочный свод слева и справа от входа поддерживали, стыдливо опустив голову, изящные кариатиды. Держась за перила, я поднялась по лестнице и оказалась на втором этаже. Здесь было светлее, чем внизу. На площадку выходили три двери. Судя по прибитым на них табличкам, здесь еще недавно располагались читальный зал, кабинет директора и абонемент. «Три двери – три дороги. Как в сказке», – подумала я и для начала заглянула в читальный зал. Он был огромен и пуст, а его пол весь усеян старыми газетными страницами и обрывками бумаг. На одном из подоконников лежало несколько книг. Второй зал своими размерами соответствовал первому и был также пуст.

Третья комната, значившаяся кабинетом, оказалась совсем небольшой; в ней не было окон, зато она была отделана дубовыми панелями, а одну из стен украшало большое, до пола, зеркало в резной раме. Нащупав на стене выключатель, я нажала на него. Слабый свет тускло озарил комнату. «Ренессанс, причем поздний», – машинально отметила я, приблизившись к зеркалу, чья поверхность была покрыта тонким слоем пыли. Но откуда здесь взялась такая красота? Неужели сохранилась в составе интерьера? Это было просто поразительно. Такие вещи в наши дни встречаются не часто.

Неожиданно внизу громко хлопнула дверь, а затем через некоторое время кто-то стал подниматься по лестнице. Должно быть, такой же, как и я, прохожий, решил переждать дождь в этом старинном особнячке.

Шаги приближались. Я повернула голову и вздрогнула. На пороге стоял тот самый человек, что некоторое время назад лишил меня возможности стать владелицей чудесной камеи.

– Вот вы где, – улыбнувшись, произнес он, – а я-то голову ломал, куда вы подевались.

Я, ничего не отвечая, принялась старательно изучать зеркало, точнее, его раму.

– Ну не сердитесь на меня, – приблизившись ко мне, сказал незнакомец. – Я действительно не могу уступить вам эту брошь. Я обещал. Это подарок.

Глядя в зеркало, я увидела, как он достал из кармана плаща маленький прямоугольничек и протянул его мне.

– Возьмите, – произнес он. – Это визитка моего школьного друга Андрея Сухарева. Он ювелир в третьем поколении. На днях закрывается выставка, где представлены работы Андрея, а также его отца и сестры. Сходите, не пожалеете.

Несмотря на то что этот человек так расстроил меня, я – не знаю, почему – взяла протянутую им визитку. Он снова улыбнулся.

– Не расстраивайтесь, прошу вас. Вы найдете брошь еще красивее этой.

Да что он понимает в этом! От возмущения я передернула плечами и хотела произнести что-нибудь колкое или язвительное, но незнакомец уже спускался по лестнице, так что мне вновь пришлось довольствоваться лишь его спиной.

«Да я не пойду ни на какую выставку, – сердито подумала я. – Уж лучше стоять в одиночестве здесь и рассматривать зеркало, точнее, его резную раму, и восхищаться утонченной работой».

Я ласково коснулась пальцами лица амура, прятавшегося в завитках винограда и насмешливо глядевшего оттуда на меня. В тишине отчетливо слышался лишь стук барабанившего по крыше дождя. Вскоре он прекратился.

Выйдя на улицу, я бросила прощальный взгляд на приютивший меня особняк. Это было удивительное здание: своими белоснежными башенками и двумя окнами-эркерами на первом этаже оно напоминало сказочный домик, чудесным образом затерявшийся среди однообразных серых зданий.

Следующее утро началось со звонка Ольги Арнольдовны, пригласившей меня в гости, чтобы познакомиться с ее коллекцией. Мой визит был назначен на ближайший субботний вечер. Судя по адресу, Забелина жила на углу той самой улицы, где располагался антикварный магазин, в котором я потерпела неудачу. Я обрадовалась приглашению Забелиной, что тут же сказалось на моем настроении. Вчерашнее огорчение уже не казалось мне столь невыносимым, каким оно представлялось накануне. Я даже решила вознаградить себя по дороге на работу покупкой какой-нибудь новой книги. Поднявшись по ступенькам на крыльцо ближайшего книжного магазина, я неожиданно нащупала в кармане плаща вместо банковской карты какой-то небольшой прямоугольничек и вынула его. Это была визитная карточка ювелира Андрея Сухарева, на обратной стороне которой имелся адрес выставки. Я развернулась прямо у дверей магазина и отправилась на остановку.

Что ж, выставка не могла не поразить великолепием представленных на ней работ даже такого искушенного посетителя, как я. Семейство Сухаревых работало как с драгоценными, так и с полудрагоценными камнями, но особенно мне понравилось кольцо с пятью изумрудами в изумительно красивой оправе.

– Я почему-то был уверен, что вы придете, – неожиданно услышала я за спиной знакомый голос и оглянулась. Передо мной стоял мой вчерашний недруг, а рядом с ним – темноволосый мужчина.

– Кажется, вам очень понравилось это кольцо, – произнес брюнет. – Мы с Феликсом наблюдали за тем, как вы рассматривали его.

– Я продолжала бы любоваться им и дальше, если бы вы не подошли, – сказала я. – Мне кажется, что, создавая это украшение, автор испытал немалое влияние английских мастеров. Судя по технике работы с золотом и огранке камней в форме кабошона, он поклонник викторианской эпохи.

– Совершенно верно, – кивнул головой брюнет и улыбнулся. – Вот что значит разбирающийся в нашем деле человек. Хотя ничего удивительного в этом нет. На днях я купил вашу книгу, Алла Александровна.

– Наверное, ту, что посвящена камеям, – сказала я, поняв, что разговариваю с хозяином выставки, и украдкой взглянула на его спутника, которого звали Феликсом. От меня не ускользнул тот факт, что этот Феликс слегка покраснел. Что ж, не скрою, я была весьма удовлетворена данным обстоятельством.

– Это кольцо сделано моей сестрой, – тем временем произнес Сухарев. – К сожалению, ее сегодня здесь нет. Она поклонница вашего творчества и до сих пор под впечатлением от того, как вы раскрыли тайну клада княгини Белореченской. Вы доставите мне удовольствие, если примете в подарок вот это самое кольцо с изумрудами, которое привлекло ваше внимание.

При этих словах ювелира я едва не лишилась дар речи.

– Нет-нет, – покачала головой я. – Это слишком дорогой подарок. Я прекрасно представляю его стоимость.

Однако, несмотря на все мои возражения, ювелир продолжал настаивать. Я отказывалась. В наш диалог неожиданно включился тот, по чьей вине я вчера осталась без камеи. Он заявил, что покупает кольцо и дарит мне его взамен камеи. Этого я уж тем более не могла допустить. Я вынула банковскую карту, на которой лежал мой гонорар за книгу.

– Не люблю, когда мне незаслуженно делают подарки, тем более, такие дорогие, – сказала я. – Покупка кольца с приемлемой для его хозяина скидкой, кажется мне самым лучшим вариантом.

Я вопросительно посмотрела на Сухарева.

– Мне ничего не остается, как согласится, – весело произнес ювелир.

Вскоре дело было сделано: я стала обладательницей кольца с пятью изумрудами. Я надела кольцо на палец, простилась с ювелиром и, побродив еще некоторое время по залу, покинула выставку. Однако не успела я выйти из магазина, как кто-то окликнул меня.

Я оглянулась и увидела Феликса.

– Предлагаю отметить вашу покупку, – неожиданно предложил он, подойдя ко мне.

Я с удивлением уставилась на него.

– Заодно познакомитесь с моей бабушкой. Она у меня просто замечательная.

– Не сомневаюсь, – скептически пробормотала я, подумав: «Только бабушки мне еще и не хватало».

Я собиралась решительно распрощаться, однако мужчина продолжал осыпать меня уговорами. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться. Он немедленно обрадовался и тут же остановил такси. К моему удивлению, выяснилось, что бабушка, к которой мы едем на обед, живет в том же самом районе, в котором находится антикварный магазин. Еще большее потрясение ожидало меня, когда дверь квартиры, в которую позвонил Феликс, открыла Елена Сергеевна Кривицкая. Через плечо у нее было переброшено кухонное полотенце.

Пока я приходила в себя, раздеваясь в прихожей, Елена Сергеевна не переставала восклицать:

– Что за приятная неожиданность! Какой сюрприз! А я и не знала, что вы, Аллочка, знакомы с Феликсом.

– Мы познакомились совсем недавно, – сказала я. – Точнее, вчера.

– Вот как! – растерянно произнесла Елена Сергеевна и потянула край полотенца вниз. Я отвернулась от зеркала, перед которым расстегивала плащ, и замерла: под воротничком блузки Елены Сергеевны красовалась «моя» камея.

– И чем же ты, бабуля, нас накормишь? – быстро произнес внук Елены Сергеевны, заметив мое состояние.

– О, голодными вы точно не останетесь! – весело воскликнула Елена Сергеевна и направилась в кухню.

– Да-да, эту брошь я купил бабушке, – тихо произнес Кривицкий. – Как видите, я вас не обманывал, а бабушка, как и мать, – это святое.

Я молча кивнула в ответ. Кривицкий повел меня в гостиную, в которой уже был накрыт к обеду стол.

Присев в кресло, стоявшее рядом с журнальным столиком, я обратила внимание на раскрытый журнал, лежавший на его поверхности. По пожелтевшим страницам было ясно, что этому журналу немало лет. Меня привлек заголовок, набранный крупными буквами: «Конец банды Лаврова». Кривицкий тем временем устроился по другую сторону от меня.

– Интересуетесь криминальной хроникой? – насмешливо спросила я, кивнув на журнал.

– Интересуюсь, – улыбнулся он и закрыл журнал. – Эта банда действовала в годы войны.

– Судя по заголовку, она закончила свое существование, – заметила я.

– Верно, – согласился он.

В это время в комнату вошла Елена Сергеевна, держа в руках супницу, от которой исходил вкусный аромат.

– Прошу к столу, – произнесла она, и мы поднялись со своих мест.

За обедом я невольно бросила взгляд на камею, украшавшую блузку Елены Сергеевны.

– Подарок Феликса, – довольно улыбаясь, произнесла Елена Сергеевна, перехватив мой взгляд. – Вы, Аллочка, даже не представляете, какую радость он мне этим подарком доставил.

– Нет, отчего же, – пробормотала я, – могу представить.

– Ведь эта камея – наше фамильное украшение. Она принадлежала моей маме, а ей брошь подарили на совершеннолетие родители, – сказала Елена Сергеевна и, отстегнув камею от блузки, протянула ее мне. – Взгляните на орнамент. На эти цветочки, в которые вставлены голубые алмазы. Первоначально они были обычными, бесцветными, но потом моя бабушка решила усовершенствовать украшение и попросила ювелира заменить их на голубые, под цвет глаз дочери, что и было сделано. Во время войны эта камея была у нас украдена, но на днях благодаря моему любимому и единственному внуку она вернулась в дом.

– Надо же, – покачала головой я. – Впрочем, со многими драгоценностями такое случается, особенно если они представляют собой настоящее произведение искусства, а ваша камея не исключение.

– Вы правы, Аллочка, – кивнула Елена Сергеевна. – Это просто удивительная история, произошедшая с нашей семьей. В войну нам, как и многим, пришлось нелегко. Был период, когда мы едва не умерли от голода. Однажды у бабушки украли все карточки, поэтому на семейном совете было решено продать украшения. Правда, их было немного – с большей частью расстались еще в девятнадцатом году, тогда ведь тоже очень голодали. Но встал вопрос: кому их продать. На рынок идти боялись – вдруг обманут. В скупке за драгоценности давали немного. Старшая сестра моей мамы работала в то время костюмером в театре; одна из актрис как-то в разговоре с ней обронила, что продала за очень хорошую цену старинное кольцо с рубином. Человек, купивший у нее это кольцо, намекнул, чтобы она приносила еще: мол, он за ценой не постоит. В общем, тетушка спросила у актрисы адрес этого покупателя. Выяснилось, он живет неподалеку от нас, так что я упросила тетушку взять меня с собой. Мне тогда лет пять было, а я еще с собой и куклу прихватила, которую мне незадолго до войны, подарила на день рождения бабушкина кузина. Когда-то она привезла ее из свадебного путешествия, которое они с мужем провели за границей. Это была невероятно красивая кукла. Блондинка, в пышном зеленом платье, с золотистым поясом-шнурком. Я ее, как помню, из рук не выпускала. Вот такой компанией мы и отправились к покупателю драгоценностей.

Поднимаясь по лестнице дома, где он жил, мы неожиданно столкнулись с нашей соседкой Ядвигой Яковлевной. Мы с тетушкой предположили, что Ядвига Яковлевна шла от своих знакомых или родственников.

В прихожей нас встретил мужчина приятной, я бы даже сказала, красивой наружности, лет тридцати, наверное, а может быть, чуть больше, а следом за ним в прихожую выбежала молоденькая девушка, очень хорошенькая, темноволосая, синеглазая и сразу же уставилась на мою куклу. Глаз с нее не сводила. Тетя же моя в это время показывала хозяину квартиры то, что мы принесли, а принесли мы с ней браслет и серьги с бриллиантами. Торговаться тетушке не пришлось. Мужчина действительно оказался щедрым и согласился на все ее условия, а, рассчитавшись, тут же начал выспрашивать, есть ли у нас еще драгоценности. Тетушка ответила, что нет. Она не солгала. Больше у нас ничего не было, за исключением лишь этой камеи. Дело в том, что на семейном совете было решено расстаться с камеей лишь в самом крайнем случае. Случайно или нет, но через несколько дней наша квартира и квартира нашей соседки Ядвиги Яковлевны были ограблены. У нас были украдены все деньги, которые мы получили за проданные украшения, а также камея, которая хранилась у мамы в шкатулке, и… моя кукла. Нас во время кражи дома не было – мы были в театре, а вот соседке нашей не повезло. Ядвигу Яковлевну нашли с перерезанным горлом. Причем она, как я поняла из случайно услышанного разговора взрослых, сопротивлялась грабителям. В некоторой степени я ее понимаю: она всю жизнь была любительницей красивых и дорогих вещей. Муж ее был известным стоматологом – он умер незадолго до начала войны, у него лечили зубы все городские знаменитости, так что зарабатывал он весьма неплохо. Вот только в войну трудно Ядвиге Яковлевне пришлось: она же никогда не работала, так что тоже начала потихоньку распродавать свое имущество.

Весной маму перевели на работу в другой город, а вскоре после нашего отъезда тетушка написала нам, что в кражах и убийстве соседки виноват тот самый мужчина, что купил у нас драгоценности. Он оказался главарем банды. И эта актриса из театра, которая рассказала тетушке о щедром покупателе, тоже была с ним связана. Она ему подыскивала клиентов, а заодно давала и их адреса. В общем, была, как это у них, у преступников, называется… – Елена Сергеевна задумалась.

– Наводчицей, – улыбнулся ее внук. – Она находила людей, у которых имелись ювелирные украшения, антиквариат и прочие ценные вещи.

– Да-да, – кивнула Елена Сергеевна, – но я до сих пор не могу понять, почему они наведались к нам, ведь тетушка ясно дала понять, что у нас больше ничего нет.

– Ну, в этом нет ничего удивительного, – пожал плечами Феликс Кривицкий и снова улыбнулся. – Большинство преступников очень недоверчивые люди.

«Откуда такие познания о криминальном мире?» – мысленно удивилась я.

– Кстати, одному из членов банды, как написала тетушка, некоему Жорке удалось ускользнуть, – произнесла Елена Сергеевна. – Причем исчез он с самой ценной частью награбленного. Но каково же было мое удивление, когда после стольких лет я обнаружила нашу камею в нашем антикварном магазине! Я глазам своим не поверила и попросила продавца показать ее мне. Вы не находите, Аллочка, что самое интересное в этой камее заключается не столько в драгоценных камнях, которыми она украшена, сколько в оправе.

– Вы правы, Елена Сергеевна, – согласилась я. – Не часто встретишь столь изумительный орнамент.

– Да, – обрадовалась Елена Сергеевна, – этот растительный узор и составляет всю ее прелесть. Что скажешь, Феликс?

– Я плохо разбираюсь в таких тонкостях, – уклончиво ответил Кривицкий. – Гораздо интереснее я нахожу другое обстоятельство.

– Какое? – удивилась Елена Сергеевна.

– Каким образом эта камея оказалась в этом городе.

– Это свойственно многим драгоценностям – возникать из ниоткуда и исчезать в никуда, – заметила я.

– Надеюсь, наше семейство слишком утомило вас, – сказал, провожая меня, Кривицкий.

– Ну что вы, – улыбнулась я, – Елена Сергеевна не может утомить.

– Вы сказали «Елена Сергеевна», а что насчет меня?

Я пожала плечами:

– Насчет вас я не могу быть столь уверенной, ведь я вас совсем не знаю.

– А как же обед?

– Один обед не в счет.

– Ну так давайте это исправим! – рассмеялся Кривицкий. – Что вы делаете в субботу вечером?

– В субботу вечером я занята.

– И чем же?

По выражению его смеющихся глаз я видела, что он не верит мне.

– Иду на встречу к Ольге Арнольдовне, – сказала я и протянула руку на прощание, увидев, что к остановке подъезжает мой автобус.

– Что значит встреча с какой-то Ольгой Арнольдовной по сравнению с возможностью провести субботний вечер с одним симпатичным и весьма интересным мужчиной, – понизив голос, произнес Кривицкий и добавил: – Мне кажется, что в привлекательности мне отказать нельзя.

– Вам верно кажется, – улыбнулась я, – но встреча с Ольгой Арнольдовной, владелицей коллекции фарфоровых кукол сулит мне намного больше, чем субботний вечер, проведенный даже с таким привлекательным мужчиной, как вы.

Кривицкий неожиданно замер, глядя на меня, затем открыл рот, видимо, для того, чтобы опять возразить мне, но я уже вскочила на ступеньку закрывавшего двери автобуса.

Ольга Арнольдовна оказалась приятной дамой лет шестидесяти. Я уже знала, что она работает заведующей родильным отделением и ценится в городе как хороший специалист. Одна из комнат ее довольно большой и хорошо обставленной квартиры целиком занимала коллекция фарфоровых кукол и всего, что относится к этому миру.

– Это моя страсть, – произнесла Ольга Арнольдовна, подводя меня к одному из стеллажей, на полках которого стояли куклы, одетые в костюмы восемнадцатого века. – Не знаю, будет ли она когда-нибудь утолена. Все время хочется купить что-нибудь еще более красивое и интересное. Хотя, честно вам признаюсь, я несколько раз пыталась бросить это столь затратное занятие. Даже давала себе зарок, но… все напрасно. В общем, я поняла, что не в силах противостоять этому искушению. – Ольга Арнольдовна показала рукой на куклу в зеленом платье с поясом. – Вот причина моего недуга. Именно с нее все и началось. Вообще-то это не моя, а мамина кукла, но с детских лет она принадлежала мне. Именно мама назвала ее Марией.

– Наряд этой куклы действительно напоминает эпоху Марии. Марии Тюдор, – сказала я, тем временем обратив внимание на кукольный дом-особняк. В этом особняке в деталях была представлена жизнь ушедшей эпохи: крошечные георгианские кресла в гостиной, белоснежный спальный гарнитур, украшенный тонкой резьбой и отделанный золотом, фарфоровая посуда на кухонных полках – все вызывало восхищение своим превосходным исполнением. Даже детская не уступала в оформлении другим комнатам. Оставалось лишь только восхищенно качать головой.

– А это мое последнее приобретение, – воскликнула Ольга Арнольдовна, заметив мой интерес к особняку. – Ради него моей маме даже пришлось пойти на серьезную жертву.

– Вот как!

– Честное слово! – Ольга Арнольдовна всем своим видом в этот миг напоминала мне школьницу.

– Я вам верю, – засмеялась я. Ольга Арнольдовна вслед за мной тоже расхохоталась от души.

Наш смех прервал телефонный звонок. Звонил сотовый телефон, который Ольга Арнольдовна все это время – с момента моего прихода – держала в руках.

– Извините, важный звонок от одной из моих пациенток. У нее очень сложно протекает беременность. Я вас оставлю ненадолго, – извиняющимся тоном произнесла Забелина и вышла из комнаты.

Я осталась одна и принялась изучать полки, точнее, их содержимое. Больше всего меня занимала фарфоровая миниатюра. Крошечные комодики, столики со стульчиками, столовые сервизы, гладильные доски и швейные машинки поражали своими невероятно маленькими размерами и хрупкостью. Ольга Арнольдовна оказалась владелицей не только старинного особняка, но и уютной кондитерской, аптеки, пекарни, магазина женской одежды и даже ювелирной лавки. Мой взгляд задержался на последней. Ее содержимое могло потрясти любое воображение. Десятки, нет, сотни миниатюрных украшений заполняли это торговое заведение. Фарфоровая дама – я приняла ее за покупательницу – перед напольным зеркалом примеряла жемчужное ожерелье. Неподалеку от нее стоял хозяин лавки и, чуть склонившись вперед, держал в руках открытую бархатную коробочку, в которой, видимо, и хранилось это ожерелье. Глядя на эти фигурки, я неожиданно почувствовала, что какое-то странное оцепенение постепенно охватывает меня. Не в силах пошевелиться и не в силах оторвать взгляд от этой кукольной комнатки, я вдруг увидела, как она принялась разрастаться в размерах, а все предметы, находившиеся в ней, увеличиваться. Неожиданно я оказалась рядом с куклой-покупательницей и с ужасом увидела, что она одного роста со мной. Кукла обернулась и улыбнулась мне. Хозяин сделал шаг назад и согнулся еще ниже. Внезапно голова куклы дернулась и отвалилась. Жемчужное ожерелье тут же упало с шеи. Жемчуг с гулким грохотом рассыпался по полу, а из шеи забил настоящий фонтан крови, который мгновенно залил все витрины и полки ювелирного магазина.

Кровавые брызги окропили мое лицо. Голова моя закружилась, в глазах все поплыло. Казалось, еще секунда – и я потеряю сознание.

– Что с вами? – вдруг услышала я обеспокоенный голос Ольги Арнольдовны, а затем увидела ее встревоженный взгляд.

– Немного голова закружилась, – ответила я, увидев, что все вокруг меня находится в том же состоянии, что и до ее ухода. – У меня это иногда бывает из-за низкого давления.

– Я вас прекрасно понимаю, – сказала Ольга Арнольдовна. – В молодости я страдала тем же. Хотите таблетку?

– Нет, спасибо, – ответила я. – Уже все прошло.

– Что ж, – сказала Ольга Арнольдовна, – давайте присядем и я отвечу на все ваши вопросы.

Мы перешли в соседнюю комнату, тоже довольно большую и обставленную красивой антикварной мебелью.

– Страсть к коллекционированию передалась мне от мамы, – произнесла Ольга Арнольдовна, показывая на шкафы, заполненные фарфором. Она подвела меня к великолепному гарнитуру в стиле барокко, состоявшему из дивана, двух кресел и мягкого пуфика. – Мама всю жизнь собирает посуду и мебель. Она очень любит красивые вещи, но еще больше она… нет, даже не любит, а обожает… – Ольга Арнольдовна недоговорила, так как насмешливый голос не дал ей этого сделать, произнеся:

– Это просто непростительно, когда дочь рассказывает о слабостях своей матери, не так ли?

Я повернула голову и увидела в дверях гостиной хрупкую пожилую женщину с белоснежными волосами. Она была одета в темно-синее платье и опиралась на трость.

– Мамочка, ну зачем же ты встала! – укоризненно произнесла Ольга Арнольдовна, направляясь к женщине. – Ты же чувствуешь себя сегодня неважно.

Ольга Арнольдовна помогла матери устроиться в одном из кресел. Затем она пододвинула ближе пуфик, чтобы мать могла положить на него больную ногу.

– Меня зовут Галина Григорьевна, – произнесла женщина, обращаясь ко мне, – а вас, благодаря нашему телевидению, я знаю: вы Алла Родионова, известный искусствовед и писатель.

– Ну, если по поводу первого я еще и могу согласиться с большой натяжкой, – улыбнувшись, произнесла я, – то насчет моей известности как писателя вы заблуждаетесь. Я известна лишь ограниченному числу людей, в основном меня знают те, кто понимает и любит искусство.

– Вы правы, понимающих людей в этом деле, впрочем, как и во всяком другом, с каждым днем становится все меньше и меньше, – вздохнув, произнесла Галина Григорьевна. – Ну, так что же ты хотела сказать о моих слабостях? – обратилась она к дочери.

– Почти ничего, – рассмеялась Ольга Арнольдовна. – Я лишь хотела сказать, что ты обожаешь драгоценности, но ради меня тебе пришлось пожертвовать одним из своих самых любимых украшений.

Я еще раньше обратила внимание на синие сапфиры в ушах Галины Григорьевны, которые очень шли ее глазам: несмотря на количество прожитых лет они не потеряли своей синевы.

Мы принялись говорить о коллекции Ольги Арнольдовны, об уходе за ней и о прочих вещах, связанных с коллекционированием. Затем Ольга Арнольдовна предложила выпить чаю и оставила нас с Галиной Григорьевна. Пока дочь готовила чай, мать предложила мне поближе познакомиться с коллекцией ее фарфора. Я с удовольствием принялась рассматривать статуэтки времен барокко и рококо, а также вазы и сервизы не только известных европейских мастеров, но и российского императорского завода. Отдельный шкаф занимали образцы русского авангарда.

– Это супрематизм, – произнесла Галина Григорьевна, увидев, что меня заинтересовал небольшой чайный сервиз, расписанный геометрическими узорами. – Он сделан по эскизам Малевича. Середина двадцатых годов прошлого века. Правда, качество фарфора не очень. Как вы, наверное, уже заметили, он сероват. К тому времени дореволюционные запасы у большевиков закончились, поэтому на заводе пришлось использовать низкопробный материал. Здесь вся ценность заключена в рисунке.

«И все-таки даже такой сервиз стоит немалых денег», – промелькнуло у меня в голове. Словно услышав мои мысли, Галина Григорьевна произнесла:

– Основу этой коллекции заложил мой первый муж, любитель живописи и заядлый коллекционер. Он был архитектором. Надеюсь, мой внук не разбазарит эти сокровища.

«Именно внуки чаще всего так и поступают», – подумала я, отходя от шкафа к камину, на полке которого стояла фарфоровая статуэтка дамы в шляпе и с зонтиком.

– Я обожаю Георгия, хоть он мне и не родной. Он приемный сын моей дочери. Своих детей у нее нет. Да и откуда им взяться, ведь она так и не удосужилась выйти замуж. По-моему, слишком привередничала. Она усыновила сына своей подруги. Та умерла от рака, а муж, с которым они разошлись вскоре после рождения ребенка, уже успел жениться и не испытывал особого желания взять мальчика в свою новую семью. Георгий получил хорошее образование благодаря моему второму мужу, он руководил научно-исследовательским институтом. Вы проходили мимо его корпусов, когда шли к нам. Сейчас, правда, институт перевели куда-то в другое место.

Слушая Галину Григорьевну, я, налюбовавшись фарфоровой дамой, обратила внимание на книгу в тканевом переплете, лежавшую рядом со статуэткой. Ее название, выполненное на французском языке, гласило, что передо мной афоризмы великих людей. Раскрыв книгу, я увидела надпись, сделанную размашистым почерком: «Жорке от папы». «Наверное, эта книга подарена внуку Галины Григорьевны его родным отцом», – предположила я. Мои размышления были прерваны вернувшейся Ольгой Арнольдовной, вкатившей в гостиную чайный столик.

Чай разливала Галина Григорьевна. Передавая мне чашку, она неожиданно произнесла:

– Какое чудесное у вас кольцо.

Я посмотрела на кольцо с изумрудами, купленное у ювелира Сухарева.

– Ну, что я вам говорила? – со смехом воскликнула Ольга Арнольдовна.

– Признаюсь, оно мне тоже нравится – сказала я.

– Это просто изумительная работа, – произнесла Галина Григорьевна, не сводя с кольца своего взгляда. Ее глаза блестели, просто светились невероятным блеском.

– У меня есть парочка великолепных изумрудов, – сказала она. – Мне кажется, это кольцо к ним определенно подойдет.

– Ты имеешь в виду те серьги-кабошоны, что Жорка подарил тебе на юбилей? – произнесла Ольга Арнольдовна.

– Те самые, – ответила Галина Григорьевна. – Может быть, вы продадите мне это кольцо? – обратилась она ко мне. – Назначьте вашу цену. Я торговаться не буду.

Мне почему-то сделалось неловко. Не хотелось обижать эту милую пожилую женщину, вместе с дочерью так гостеприимно принимавшую меня и позволившую познакомиться со своей коллекцией, но в то же время не хотелось расставаться и с кольцом. Оно мне действительно нравилось, хотя я всегда предпочитала украшения с хризолитом. Ситуацию неожиданно разрешил звонок в дверь. Вскоре в гостиной появились двое мужчин лет тридцати, невысоких, но крепко сложенных.

– Георгий, – представила Ольга Арнольдовна мне одного из них, кареглазого шатена. Его спутником оказался их давний сосед по даче. Он приехал по делу, связанному с ремонтом водопровода в дачном поселке, и столкнулся с Георгием возле подъезда. Я поспешила воспользоваться их приходом, чтобы уйти.

Выйдя на улицу из подъезда, я увидела, что уже стемнело. Прохожих почти не было. Улицы в этом районе были довольно плохо освещены. Я прошла мимо уже знакомого антикварного магазина и перешла через дорогу, как вдруг услышала за своей спиной быстрые шаги. Оглянувшись, я увидела две темные фигуры, рассмотреть которые из-за скудного освещения было трудно. Не знаю почему, но недоброе предчувствие охватило меня. Я невольно пошла быстрее, однако прибавили шаг и те, кто шел позади меня. Сердце мое отчаянно заколотилось.

Через некоторое время я снова обернулась и увидела, что мои преследователи исчезли. «Слава Богу, – не без облегчения подумала я. – Должно быть, мне просто показалось». Но едва я перевела дух и успокоилась, как мне навстречу из-за ближайшего угла выскочил темный силуэт.

Мой взгляд лихорадочно заметался по сторонам, однако спрятаться было негде. Ни одной освещенной витрины, ни одного подъезда, куда можно было забежать и позвать на помощь. Справа и слева от меня возвышались лишь одетые в строительные леса безмолвные корпуса института. Неожиданно я увидела знакомый поворот в тупичок, свернула в него и забежала в особняк. Взлетев вверх по лестнице, я увидела, что в кабинете горит свет. «Неужели там кто-то есть?» – с надеждой подумала я, но, увы, в комнате было пусто.

«Что же делать? – подумала я, подходя к зеркалу, которым еще несколько дней назад, пережидая здесь дождь, я любовалась. – В залах спрятаться негде».

Я дотронулась пальцами до лица амура. Мне показалось, что на его губах разлита дьявольская усмешка. В отчаянии я с силой нажала ладонью на купидона. Внезапно раздался громкий щелчок. Я испуганно отпрянула от зеркала, которое отошло от стены, открыв передо мной проем.

Шагнув в темноту, я ухватилась за ручку, которая была прикреплена к зеркалу с другой стороны, и потянула ее на себя. Дверь послушно и бесшумно закрылась.

Нет, это было не простое зеркало. Оно было двойным, так что я смогла увидеть своих преследователей, как только они вошли в кабинет. Мои преследователи были одеты в черные куртки с наброшенными на головы капюшонами, но едва они сняли их, как я сразу же узнала этих мужчин. Это был Георгий Забелин, приемный сын Ольги Арнольдовны, и его приятель по даче.

– Ну и где она? – сердито воскликнул Забелин.

– Мы же сами гнали ее в этот дом, – ответил его спутник и вынул из кармана кусок веревки. – Отсюда ей некуда деться.

– Я и сам это прекрасно знаю, – раздраженно бросил ему Забелин. – Моя жена работала здесь. Это ее кабинет.

– Ты хотел сказать, твоя бывшая жена, – неожиданно хохотнул приятель Забелина. – Да, неплохая была девка, пока не стала догадываться, откуда у твоей бабки взялись те серьги с зелеными камушками. Не поверила твоим россказням, что их хозяйка отдала тебе эти сережечки чуть ли не даром, хотя ты так складно врал. Бедняжка в результате оказалась там же, где и их бывшая владелица. Как же все-таки ты ловко придумал бросить их трупы в колодцы деревень, в которых уже давно никто не живет. Как думаешь, через сколько лет археологи найдут эти кости?

– Я сейчас думаю совсем о другом, – сквозь зубы произнес Забелин. – Куда она делась?

– Нет, а все-таки забавно, что полиция тебя даже не заподозрила.

– Моей бабке в прошлом году девяносто стукнуло, – повернувшись к приятелю, насмешливо произнес Забелин. – Знал бы ты, какая у нее по сравнению со мной биография. И ничего, до сих пор даже под подозрением не была. Нет, ну не шапка же невидимка у нее с собой! – с досадой воскликнул он.

– Да ладно, – махнул рукой его спутник и спрятал веревку в карман. – Сдалось тебе это кольцо.

– Ты же прекрасно знаешь, что оно сдалось не мне, – тихо произнес Забелин.

– Какая разница, – пожал плечами его приятель. – Слушай, а, может, ты потерял сноровку? Все-таки целый год прошел.

– Перестань нести ерунду! – оборвал его Забелин и вдруг насторожился: – Что это?

– Ты о чем? – удивился его напарник.

– Шорох. Внизу. Слышишь?

Спутник Забелина недоуменно пожал плечами.

– Это она! Скорее вниз! – скомандовал Забелин и выбежал из комнаты. Его приятель нехотя последовал следом за ним.

Я с облегчением вздохнула, но вскоре опять замерла, со страхом ожидая их возвращения.

Не знаю, сколько прошло времени – мне показалось, целая вечность, но каково же было мое удивление, когда в комнату вместо Забелина и его приятеля вошел Кривицкий и принялся растерянно озираться по сторонам. Следом за ним в комнату вбежал молодой мужчина в куртке и джинсах.

– Товарищ майор, Феликс Николаевич, но я сам видел, как женщина вбежала в этот переулок, – произнес он умоляющим голосом. – Клянусь вам!

– Да верю я тебе и без клятв, – растерянно ответил Кривицкий. – Я сам проверил все помещения – пусто. Не могла же она раствориться в воздухе. Чертовщина какая-то.

Несмотря на весь страх и ужас, который я только что пережила, мне было немного забавно наблюдать за Кривицким. Но я не хотела больше оставаться в темноте, поэтому, нащупав круглую выпуклость прямо под ручкой, я с силой нажала на нее. Дверь вновь издала щелчок. Кривицкий и молодой человек вздрогнули от неожиданности.

– Я никуда не растворилась. Я здесь, – произнесла я, выходя из-за зеркала. – Мне надо вам кое-что рассказать.

– Надо же, и кто бы мог подумать, что женщина в таком возрасте может быть способна на преступления, – покачала головой Елена Сергеевна, выслушав через несколько дней рассказ внука о произошедших в субботу событиях.

– Да, – произнес Кривицкий, – страсть – штука непростая. Кстати, ее настоящее имя Георгина. В семье ее, между прочим, звали Жоркой. Родители хотели мальчика, но вместо Георгия на свет появилась Георгина. Она и есть тот единственный член банды Лаврова, которому удалось сбежать. Первое время скрывалась у школьной подруги, работавшей пионервожатой в маленьком городке, потом уехала в Сибирь и прожила там несколько лет, пока не вышла замуж за довольно успешного и талантливого архитектора, которого вскоре пригласили в Москву.

– А кем ей приходился Лавров? – спросила я.

– Он был шофером у ее отца. Она ведь не из простой, из номенклатурной семьи. Детство провела за границей, знала иностранные языки. Отца, работавшего в торгпредстве, расстреляли в тридцать девятом за растрату, мать покончила с собой. Георгина после ее смерти попала в детский дом. С Лавровым они встретились в сорок втором. Ему, в отличие от шефа, повезло. Его не тронули, только уволили с работы. Лавров пригласил Георгину к себе, накормил, обогрел. За чашкой чая вспомнили прошлое. На тот момент ей едва исполнилось семнадцать. Но, несмотря на столь юный возраст, именно она подбила Лаврова заняться настоящим делом. Конечно, они не собирались грабить вечно, только пока шла война. Как вы уже знаете, Лавров был арестован и расстрелян, а вот Георгине повезло. Когда выходила первый раз замуж, заодно вместе с фамилией сменила и имя. Стала Галиной, отчество, правда, оставила. Ей посчастливилось и со вторым замужеством: едва похоронила архитектора, как вскоре познакомилась с известным ученым. Его назначили директором института и перевели сюда.

– Так вот каким образом наша камея оказалась в антикварной лавке, – сказала Елена Сергеевна.

– У нее ведь действительно какая-то маниакальная страсть к драгоценностям. Если видела какое-нибудь понравившееся ей украшение, не могла успокоиться до тех пор, пока не становилась его владелицей. Надо признать, человек она не без способностей. Умна, обаятельна и хитра. Пока была в силах, справлялась сама. Потом ей понадобилась помощь. Правда, пришлось немного подождать, пока помощник подрастет. Им оказался приемный сын ее дочери.

– А чья дочь Ольга Арнольдовна? – поинтересовалась я. – Лаврова?

– Нет, она дочь архитектора. О делах матери и ее прошлом, как утверждает, ничего не знала и даже не догадывалась. Та тщательно оградила ее ото всего этого. Оберегала. Кстати, награбленные в годы войны сокровища Георгина все эти годы хранила в старом саквояже, который они с Лавровым прихватили во время одного из налетов у какой-то вдовы. Георгина до сих пор со смехом вспоминает, как эта женщина оказала им сопротивление.

– Наверное, этот саквояж принадлежал мужу нашей соседки Ядвиги Яковлевны, – вздохнула Елена Сергеевна. – А как эта Георгина мужьям своим объясняла происхождение своего приданого?

– Первый так ничего и не узнал, – ответил Кривицкий. – Архитектор был больше занят своими проектами и в комнату жены заглядывал редко. Да и она, если что-то и надевала, то так, по мелочам. Драгоценности вышли на свет лишь при втором супруге. Ему объяснить их существование оказалось легче: достались, мол, от предыдущего спутника жизни, который происходил из дворянской семьи, сумевшей сохранить эти сокровища и после революции.

Мы ненадолго замолчали. Первой молчание нарушила Елена Сергеевна.

– И что же теперь с ней будет? – робко спросила она внука.

– Пока не знаю, – ответил он. – Сейчас идет следствие. Уж слишком это непростая история. Дело осложняется еще и тем, что свидетелей, проходивших по кражам, учиненным бандой Лаврова, в живых уже не осталось. Что же касается последних преступлений, то они были совершены руками Георгия и его подельника. Она лишь была их идейной вдохновительницей.

– Но как вы заподозрили Георгину? – задала занимавший меня вопрос я.

– Я собирался провести отпуск у моей дорогой бабули, – сказал Кривицкий и улыбнулся Елене Сергеевне. – Незадолго до моего приезда она сообщила мне сногсшибательную новость по поводу обнаружения фамильной реликвии в антикварном магазине. К подобным событиям я всегда отношусь с настороженностью, ибо ничто не исчезает в никуда и не появляется из ниоткуда, так вы, кажется, однажды сказали?

Я кивнула в ответ.

– Прежде чем приехать сюда, я обратился в архив, благо это позволяет моя профессия, и внимательно изучил дело Лаврова. От хозяина магазина я узнал, что камею для продажи принесла известный в городе акушер-гинеколог Ольга Арнольдовна и что до этого к нему в магазин частенько захаживала ее мать, Галина Григорьевна, любительница старины и одна из его постоянных клиенток. Я попросил местных коллег собрать мне всю информацию об этих дамах, а заодно выяснил еще одно интересное обстоятельство: год назад у их приемного сына и внука исчезла жена, директор институтской библиотеки, причем исчезла бесследно. Данный факт не мог не насторожить меня. Я попросил понаблюдать за данным гражданином, так как по опыту работы знаю, что в исчезновении жен чаще всего виноваты их мужья. Не скрою, своими словами о том, что вы идете в гости к моим подозреваемым, вы, Алла, изрядно озадачили меня. Я намеревался сказать вам, чтобы вы были осторожны, а еще лучше – отложили свой визит, но не успел.