Читать книгу Русская гейша. Во имя мести - Ольга Лазорева - Страница 2

Вернувшись в гостиницу, я убрала коробку в тумбочку и расплакалась. Потом, успокоившись, позвонила родителям. Ответила мама и, услышав мой голос, вскрикнула и сразу начала ругать меня за то, что я так долго не звонила. Я сказала бесстрастным тоном, что у нас все в порядке, что мы с Петром чувствуем себя отлично и пока не знаем, когда вернемся в Москву. Мама немного успокоилась, слушая меня. И в конце разговора попросила звонить хотя бы раз в неделю. Я твердо пообещала ей это, передала всем привет и положила трубку.

После недолгого и мрачного раздумья взяла телефон Петра, нашла номер Тору, переписала его себе и позвонила. Долго никто не отвечал, потом раздался немного напряженный голос.

– Кто это? – спросили меня на английском.

– Это Таня, – четко произнесла я, – знакомая Петра.

– Таня?! – явно испугался Тору. – А ты где?

– В Токио, – спокойно ответила я и почувствовала странный прилив сил.

«Вы у меня все сдохнете!», – радостно подумала я, а вслух сказала: – Как дела?

– Хорошо, – ответил он после продолжительного молчания. – А мы решили, что ты давно в Москве. Правда, Юкио звонил и сообщил, что ты так и не появилась и не связалась с ним. Ему пришлось срочно вылететь в Наху, квартира-то его, – торопливо говорил Тору. – Ты исчезла, и мы не знали, что думать. Так что отправкой тела и всеми формальностями занимался Юкио.

– Тела? – затихающим голосом уточнила я. – Чьего?

Тору замолчал. А я пыталась унять невольную и сильную дрожь, от которой у меня начали стучать зубы. Тору молчал. Я взяла себя в руки, помня, что говорю с врагом, и как могла более спокойно спросила:

– Эй! Чьего тела-то?

– А ты разве не знаешь? – насторожено поинтересовался он. – Ты же была с Петром. Мы тебя потом всюду искали.

– Когда была-то? – стараясь говорить равнодушно, спросила я. – Вы все не в курсе, но мы жутко разругались. Я уехала в Токио, сказав на прощание, что между нами все кончено. И больше я ничего об этом парне не знаю и, в принципе, знать не хочу. А так как у меня гостевая до сентября, я решила, что глупо сразу возвращаться в Россию. Вот и застряла пока здесь, достопримечательности осматриваю, да и развлекаюсь на всю катушку. А тут вчера в Гиндзе, в одном из магазинов увидела девушку, разительно напоминающую твою подружку. Манами кажется? Ты еще так смешно называл ее, что-то… тян.

– Нэко-тян, – тихо сказал Тору. – Это означает «кошечка». Вы ведь тоже даете такие прозвища.

– Да, конечно, – сухо ответила я. – Вот и решила позвонить.

– И хорошо, – радостно сказал Тору. – А то мы волноваться начали.

«Сомневаюсь», – зло подумала я.

И сказала:

– И как твоя кошечка поживает? А Степа где?

– Манами рядом и передает тебе привет. А Степан улетел позавчера в Москву. Его работа закончилась.

«Хорошенькая работа, – злобно подумала я, – в результате которой несколько трупов».

То, что Степан мог быть не причастен к Аум, я допускала. Но в тот момент склонна была подозревать всех и вся.

– А чем Манами занимается? – нарочито равнодушно спросила я.

Тору молчал. Пауза затянулась.

– Привет ей передавай, – нарушила я молчание. – Так чем она занимается?

– Значит, ты ничего не знаешь, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Тору, не ответив на мой вопрос.

– А о чем я должна знать? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Петр погиб, – осторожно сказал он.

– Да? – изобразила я удивление. – И каким образом?

– Несчастный случай, утонул в океане, – сообщил Тору.

– Я очень огорчена. Бедный парень. Хорошо, что я с ним порвала до этого прискорбного случая. Я сожалею, что с ним такое произошло, – торопливо проговорила я. – И давай больше не будем об этом вспоминать. Мне это неприятно. Что было, то прошло. У каждого своя судьба.

– И каждый от рождения идет к смерти, – подхватил Тору.

Мы замолчали.

– А в какой гостинице ты остановилась? Где-нибудь в центре? – спросил он после паузы.

«Ага! Рыба заглотила наживку», – радостно подумала я.

– Так в какой? – вновь поинтересовался Тору.

– Денег у меня, сам понимаешь, не очень-то много, – спокойно ответила я, – поэтому я проживаю в маленькой европейской гостинице «Шервуд-отель».

– А в каком она районе?

– В Мегуро, – нехотя сказала я.

– А, это на юго-западе, – задумчиво произнес Тору.

– Причем на окраине этого района, – уточнила я.

Мое воинственное настроение сразу сменилось на подавленное. Меня почему-то напрягало, что я открыла свое местоположение.

– Это довольно далеко от нас, – заметил Тору. – Но все равно хотелось бы с тобой встретиться. Тебе, наверно, одиноко? – решил он, наконец, проявить заботу.

– С чего ты взял? – деланно засмеялась я. – Я тут познакомилась с кучей молодых и симпатичных англичан. Мы ходим по театрам и ресторанам. Вчера поднимались на смотровую площадку телебашни. Вид на Токио такой, что захватывает дух, – с воодушевлением говорила я.

– Ясно, – непонятным тоном сказал Тору. – Может, найдешь и для нас время? И встретимся завтра вечером? Ты, конечно, бывала в нашем знаменитом районе Гиндза, что-то типа вашей Тверской?

– Да, и не один раз, – вяло ответила я.

Тору замолчал. Видимо, интонация моего голоса его не вдохновила.

– А знаешь, – неожиданно засмеялся он, – тут Манами предлагает поехать всем вместе в наш Диснейленд. Можешь взять своих друзей-англичан.

– Хорошо, – легко согласилась я. – Я тебе завтра позвоню, и договоримся более конкретно.

Я положила трубку.

«А ведь он даже не поинтересовался, почему я позвонила, – обеспокоено подумала я. – Хотя, почему бы мне, одинокой скучающей барышне, и не позвонить? Но как быстро он сориентировался и сразу назначил встречу! Наверняка, хотят и меня заманить в секту. И, может, он не поверил в мою историю ссоры с Петром. Нужно быть настороже».

Ночью я спала плохо и утром выглядела неважно. К тому же снова плакала.

«Тело отправили в Москву, – думала я, с трудом сдерживая рыдания. – Бедная Елизавета Викторовна! Как только она все это пережила! И что она думает обо мне, если я даже не позвонила и не выразила соболезнования!»

А днем позвонила Манами. Она радостно защебетала, немилосердно коверкая английские слова и без конца вставляя японские. С произношением у нее было намного хуже, чем у Тору, но говорила она намного быстрее. Ее навязчивость настораживала. Уж очень активно она уговаривала меня поехать сегодня в Диснейленд в их компании.

– Хочется повеселиться на выходных, – ныла она, – а то я так устаю на работе.

– А кем ты работаешь? – поинтересовалась я.

– Я – дорожный полицай, – сообщила Манами и глупо захихикала.

– Кто? – удивилась я.

И тут же вспомнила виденных мной как-то на дороге девушек, одетых в ярко-синюю форму. Они отследили машину, припарковавшуюся в неположенном месте, тут же прилепили на стекло желтый бланк извещения, а потом, к моему изумлению, провели обычным белым мелом черту возле колеса прямо на асфальте. Представив смешливую болтушку Манами за этим серьезным занятием, я невольно улыбнулась.

– Ну, так что ты решила? – настаивала меж тем она.

И я отказалась, сославшись на срочные дела.

– У тебя, наверное, свидание с кавалером? – вновь захихикала Манами. – Поэтому ты и отказываешься? Так возьми его с собой.

– Нам лучше побыть наедине, – лицемерно вздохнула я.

А потом пригласила ее и Тору к себе в гостиницу на следующий вечер. Ненависть буквально жгла меня. Она, не раздумывая, приняла приглашение, что меня снова насторожило.

Из белой записной книжки с изображением белой лилии на обложке:

«Тогда взяла я светильник, пошла в монастырь, увидела мое ложе и легла на постель. Я взяла иголку и вытащила его светильню. И дух мой освободился так же, как погас светильник».

монахиня Потачара

«Если хочешь умереть, можешь умереть в любое время. Попробуй сделать это».

Акутагава Рюноске

«– Сказать, что я мухи не трону, было бы, пожалуй, преувеличением, но я совершенно уверен, что по своему духу уважения к жизни не уступаю никому.

– Но ведь букашек-то вы убиваете?

– Только вредных».

Кобо Абэ

Всю ночь я не сомкнула глаз. Картины умерщвления моих врагов вызывали улыбку, их предполагаемые муки радовали до дрожи. Я периодически доставала из коробки кусунгобу и гладила тонкое лезвие. Хоть нож и был сувенирным, сделанным на потребу туристам, все равно его лезвие казалось мне достаточно острым.

Тору и Манами явились вовремя. Я надела к их приходу красное с золотыми хризантемами кимоно, обмотав его вокруг своего сильно исхудавшего тела. Потом убрала волосы в высокую прическу и подвела глаза черным карандашом, придав им миндалевидную форму.

– О! Ты стала настоящей японкой! – неподдельно восхитился Тору, как только вошел в номер.

Я поздоровалась и пригласила их в гостиную. На фоне обычного европейского интерьера мой костюм выглядел странно, и скоро я переоделась в голубые джинсы и белый топик. Мои гости тоже были одеты в джинсы. На Манами была красивая голубая кофточка с белыми кружевными вставками. Тору принес бутылку красного сливового вина. Мы уселись за стол, на который я поставила кое-какие закуски, и стали непринужденно болтать. Но все темы, связанные с Петром и их совместной работой, они старательно обходили.

Выпив вино, Тору стал очень веселым. Он нежно обнял Манами и начал рассказывать весьма фривольную шутку о знахаре, который лечил геморрой жабьим маслом. Манами незаметно толкнула его.

– Ах, да, – смущенно засмеялся он, – не при дамах!

Потом стал серьезным и словно протрезвел.

– Знаешь, Таня, – начал он после краткого раздумья, – хорошо, что ты позвонила. Мы искали тебя, волновались. И сейчас хотим попросить в память о Петре, – торопливо и тихо добавил он, – помочь нам.

– Что? – мгновенно насторожилась я и невольно нахмурилась.

– Пустяк! Когда полетишь в Москву, возьми с собой несколько дисков с компьютерными программами, только и всего! Юкио встретит тебя прямо в аэропорту. Отдашь ему. Это нужно по работе.

– Но я еду только через несколько месяцев, – сухо заметила я. – И потом, по электронной почте переслать нельзя что ли эти ваши программы?

– Нельзя, – сказала Манами. – Поэтому тебя и просим.

«А она-то куда встревает? Вроде в женской полиции работает. Значит, вот зачем я им понадобилась! Хотят использовать в качестве курьера. Чертовы сектанты!» – думала я и молчала.

– Так что? – не утерпел Тору.

– Хорошо, возьму, – спокойно согласилась я. И, улыбнувшись, добавила: – Позвольте угостить вас шотландским виски.

– Неси! – обрадовался Тору к моему удивлению.

Я всегда думала, что японцы более спокойно относятся к спиртному и им «догоняться» необязательно. Я вышла в спальню, поставила на поднос открытую бутылку виски «Королева Анна» с заранее всыпанной дозой транквилизатора, три бокала и бутылку тоника.

То, что я сама пила исключительно тоник, не вызвало у моих, уже пьяных гостей никаких подозрений. Через час они свалились со стульев, как мешки с рисом, и застыли на полу в скрюченных позах. Я оттащила их на середину комнаты и положила рядом, с любопытством глядя в посеревшие искаженные лица. Но они дышали, а Тору даже похрапывал. Тогда я бережно вынула кусунгобу из ножен, сжала рукоять двумя руками и встала над ними, подняв нож острием вниз.

Манами в этот момент зашевелилась, что-то пробормотала по-японски, перевернулась на бок и обняла Тору, прижавшись к его плечу щекой. Он перестал храпеть и тоже придвинулся к ней, повернув голову и прильнув на миг губами к ее волосам. Их застывшие улыбки разительно напоминали улыбки ангелов на рождественских открытках.

И я не смогла. Нож выпал из моих рук. Я без сил побрела в спальню, упала на кровать и несколько часов проплакала, уткнувшись лицом в подушку.

Они проснулись около полудня и посмотрели на меня ничего непонимающими осоловевшими глазами.

– Как голова трещит! – заметил Тору, вставая с пола и помогая подняться Манами.

Их лица выглядели одинаково виноватыми и помятыми. Извинившись, они быстро ретировались, даже не выпив предложенный мною жасминовый чай.

А я, оставшись одна, крепко задумалась. Вчерашнее, испытанное мной потрясение заставило по-новому оценить собственное состояние. Ведь я была в шаге от убийства. Но на тех ли людей замахнулась? Они, по сути, такие же жертвы, как и мой мертвый возлюбленный, такие же пешки в неизвестной мне игре. Главное зло – верхушка секты, ее организаторы и руководители. Но как я, обычная русская девушка, могу добраться до вершины этой пирамиды? Завербоваться в секту? Эта мысль мне инстинктивно не понравилась. Я в задумчивости ходила по комнате, потом налила остывший чай и машинально включила телевизор. Я его сейчас смотрела регулярно, переходя с канала на канал и выискивая новые известия о расследовании мартовского теракта.

На одном из каналов шел японский фильм, повествующий, насколько я поняла, о романтической и несчастной любви юной гейши и высокопоставленного чиновника, обремененного женой и детьми. Я вяло следила за перипетиями сюжета, не совсем улавливая смысл. Фильм шел на японском, правда, с английскими субтитрами, которые я не успевала прочитывать.

И тут меня осенило. Гейша! Она имеет доступ в любые слои общества и легко может проникнуть в самые верхи. Правда, в тот момент я мало знала об этом ремесле, думая, что гейши – это элитные проститутки. Но мысль добраться до самого Асахары под видом гейши и уничтожить его очень меня воодушевила. Картинки, проносящиеся перед моим внутренним взором, мгновенно согрели застывшую душу. Я видела себя в костюме и гриме гейши, представляла, как проникаю в секту в таком образе. И мне в тот момент подобные планы виделись вполне осуществимыми. Я думала только о сладости мести и ни о чем более.

Это сейчас мне кажется странным, что я тогда серьезно прикидывала, как мне быстрее заразиться СПИДом, чтобы потом переспать со всей верхушкой Аум, включая и самого «учителя», заразить их и, таким образом, расправиться с ненавистными врагами. Мне было невдомек, что СПИДом заразиться не так-то просто и есть много других, не менее опасных заболеваний. Позже я узнала, что гепатиты В и С, которые также передаются половым путем, намного опаснее СПИДа и заразиться ими проще и быстрее. Врачи называют их «ласковыми убийцами», потому что больные этими гепатитами умирают медленно. Печень необратимо разрушается. А вот ВИЧ-инфицированный, при наличии сильного иммунитета, может жить годами и даже не чувствовать, что он болен.

Но тогда я об этом понятия не имела. К тому же в том состоянии, в котором я пребывала на тот момент, меня мало что могло испугать. Смерть, забравшая Петра, словно забрала и мое сердце и накинула саван на еще живое тело. И если оно могло послужить орудием мести, то почему бы не использовать его именно так? И уже потом умереть самой. Я хотела, чтобы мой саван накрывал не только меня, но и всех виновников страшной гибели моего возлюбленного. Смерть Юкио также входила в мои планы. Мысли о превращении в гейшу распустились в душе, словно крупные цветы камелий, и вызвали яркий румянец на моих обычно бледных щеках. Но как мне, русской девушке, пусть и с частицей японской крови, стать гейшей?

Ответ на этот мучивший меня весь день вопрос пришел сам собой. Вечером позвонила Манами и, немного смущаясь, сказала, что она и Тору просят у меня извинения за свое непозволительное поведение. Они оба не понимают, как такое могло произойти, ведь выпили они, в общем-то, не так уж и много.

– Виски, наверно, некачественный был, – невозмутимо ответила я.

Манами явно обрадовалась, что я не сержусь. И тут же пригласила на «послеобеденный чай» к своей тете, которая имела собственный чайный дом, что в Японии являлось очень доходным бизнесом.

– У тети дело поставлено серьезно, – сказала в заключение Манами, – с соблюдением вековых традиций. У нее и гейши есть.

В моем сердце зажглась искра радости, и я сразу согласилась.

Они заехали за мной на машине Тору. Миновав наш тихий квартал с ровными коробками панельных домов, мы поехали мимо большого зеленого парка и скоро вывернули на довольно оживленную магистраль Ямате. Но я не смотрела по сторонам. На меня опять накатил приступ ненависти. То, что я пощадила их, почему-то невыносимо раздражало. Разум вновь затуманили картины предполагаемой мести. Мне доставляло удовольствие созерцать коротко стриженый затылок Тору и упиваться мыслью о его беззащитности. Я сидела на заднем сидении и тешила себя мыслями, что могу в любой момент что есть силы ударить по этому затылку. Я закрыла глаза, представляя, как его голова стукнется о руль, как завизжит Манами, сидящая рядом, и как машина, не сбавляя скорости, врежется в какое-нибудь дерево или вылетит на обочину и перевернется несколько раз, как это обычно показывают в боевиках. И тогда, наконец, все умрут, включая и меня. Даже мои планы превращения в гейшу уже не привлекали и не могли остановить все разрастающуюся ненависть. Она буквально жгла. И я никак не могла переключиться на что-нибудь другое.

– Моя тетя, госпожа Цутида, – сказала Манами, поворачиваясь ко мне, – живет в очень красивом знаменитом месте города. Район называется Асакуса.

Я повернулась к ней и глянула в ее улыбающееся узкоглазое лицо.

– Да? – спросила я, стараясь придать лицу невозмутимое выражение.

– В переводе значит «низкая трава», уж и не знаю почему, – продолжила Манами. – А ты там разве еще не побывала?

– Как-то не довелось, – ответила я. – Мы, как приехали…, – я запнулась. И тут же взяв себя в руки и натянув маску равнодушия, продолжила: – …побывали лишь на вашем Бродвее, то бишь Гиндзе.

– Но это, в принципе, не так далеко, – встрял Тору. – Асакуса немного севернее. Там находится известный храм милосердной богини Каннон. Можем потом сходить. Кстати, – засмеялся Тору, – знаменитая марка Canon взяла свое название от имени богини Каннон. Да, по дороге к храму очень много сувенирных лавок со всякой буддийской утварью и прочими любопытными штучками. Туристы любят покупать, – добавил он. – Кстати, совсем недалеко раньше располагалась знаменитая Ёсивара.

– А что это? – равнодушно спросила я.

– И вовсе некстати, – тихо сказала Манами и даже незаметно толкнула Тору. – Тане это знать неинтересно.

– Почему же? – возразила я. – Что это за Ёсивара такая?

– Это «веселые» кварталы, – нехотя ответил Тору.

Я ничего не сказала и вновь вперила взгляд в затылок Тору. Змеи ненависти, живущие во мне, подняли головы и завели свое бесконечное угрожающее шипение.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«Сёдзи Дзинъэмон, владелец публичного дома, подал в 1612 году прошение. Он предложил выделить отдельный городской квартал и поместить туда всех проституток Эдо под контроль полиции. Это соответствовало политике сёгуната, уже предписавшего самураям жить в одном районе города, а простолюдинам – в другом. В 1617 году проект начал реализовываться. "Веселый квартал" назвали Ёсивара. Первоначально это название значило "Тростниковое поле", но в дальнейшем иероглифы были изменены, чтобы значить "Веселое поле".

Квартал окружали ров с водой и высокая стена с воротами, закрывавшимися на ночь. Юдзё[5] было разрешено выходить только в трех случаях: для посещения врача, по вызову в суд и во время прогулки с клиентом для любования сакурой. Во всех случаях их сопровождал полицейский соглядатай. Ходить юдзё имели право только босиком.

Опыт Ёсивара оказался удачным, и подобные кварталы появились по всей Японии. Наиболее известными из них были Симабара в Киото и Симмати в Осаке. Слово "ёсивара" стало нарицательным – общим названием для всех "веселых кварталов". Ёсивара был засажен ивой (китайским символом проституции) и сакурой.

Публичные дома в Ёсиваре получили свою классификацию. Цены на услуги соизмерялись с красотой, славой и умением женщин: омаагаки (первый ранг), хаммагаки (второй ранг), дайте комисэ (третий ранг) и так далее вплоть до пятого. У самых низших не было ни утонченности, ни времени для долгих любовных игр.

Мидзу – дзяя, «водяные чайные дома», действительно, занимались лишь торговлей чаем; хикитэ – дзяя были «знакомящими» чайными домами. У хикитэ – дзяя были проводники в дома куртизанок (известные как иро – дзяя, или «любовные» чайные дома). Служанки кланялись и простирались, принимая гостей в чайных домах. Посетители часто говорили им, что хотят нанять дополнительно гейш и тайко – моти (букв. «человека с барабаном»)»

Госпожа Цутида жила в прекрасной квартире современного высотного дома. Но мы не пошли к ней в гости, потому что Манами попросила устроить для меня настоящую тяною[6].

Когда мы подошли к саду, в котором находился чайный домик, Манами быстро и тихо проговорила:

– Этот садик называется «родзи», что означает «земля, увлажненная росой».

Мы двинулись по саду, и я машинально глянула себе под ноги, но никакой росы, естественно, не обнаружила. Зато увидела камни разной формы и величины, лежащие на дорожке как бы случайно и хаотично.

– Сейчас мы подойдем к тясицу, – сказал Тору.

– Так называется сам чайный домик, – добавила Манами.

– И ты увидишь небольшой колодец. Нужно вымыть руки, – продолжил Тору.

– Колодец называется «цукубаи», – тоном экскурсовода сообщила Манами.

Мы подошли ко входу в домик, и я действительно увидела камень с выдолбленным углублением, заполненным водой. Рядом лежал бамбуковый ковшик с длинной ручкой. Я увидела, что Тору помыл руки, потом тщательно ополоснул ковшик и даже его ручку и протянул его мне. Я повторила.

– Вход в тясицу низкий и узкий, – тихо проговорил Тору. – Это для того, чтобы за тобой не могли проникнуть из внешнего мира твои дурные мысли, заботы, плохое настроение.

– А вообще-то, – тихо засмеялась Манами, – это было сделано в давние времена для того, чтобы самураи не могли пройти с оружием. И перед посещением чайного дома они были вынуждены снимать его.

– Есть, конечно, отдавая дань современности, и другой вход, обычная дверь, но мы им не воспользуемся, а пойдем узким, традиционным, – продолжил Тору. – Тебе необходимо, Таня, оставить груз земных тревог за порогом, – добавил он и ясно мне улыбнулся.

Я вздрогнула от такого странного заявления, но промолчала.

При входе мы сняли обувь. И я, как главный гость, вошла первой. Госпожа Цутида появилась минут через пять через другой вход. Это была хорошо сохранившаяся японка на вид лет сорока с приветливым спокойным лицом и глазами, похожими на спелые черные сливы. Она была одета в нарядное, черное с золотом, праздничное кимоно. Нас представили друг другу, потом мы уселись на циновки и замолчали.

Поняв, что никто сейчас вести беседы не собирается, я огляделась. Помещение было небольшим и прохладным. Несколько окошек располагались почти под потолком. Стены на вид были глиняными и ничем не украшались. Только напротив входа в неглубокой нише висел прямоугольный желтоватый лист с неясным рисунком. Тут же стояла керамическая ваза с веточкой сосны и цветком камелии, ярко розовеющим среди длинных темно-зеленых иголок.

Госпожа Цутида подошла к уже закипающему чайнику, стоящему на раскаленных углях очага. Мы молча наблюдали, как она берет большую керамическую чашку, похожую на пиалу, открывает деревянную шкатулку с лаковой миниатюрой на крышке, достает оттуда деревянной ложкой чай в виде светло-зеленого порошка, насыпает его в чашку и медленно заливает кипятком. Ее движения были изящными, неторопливыми и ни на мгновение не сбивающимися с одного, раз и навсегда заданного ритма. Они завораживали. Я не отрывала от нее глаз и словно попала под какой-то гипноз, постепенно полностью расслабившись. Впервые после смерти Петра я почувствовала, что змеи ненависти внутри меня начинают успокаиваться, и боль отпускает мою отравленную душу. Я бездумно смотрела, как госпожа Цутида ритмично взбивает чай бамбуковым веничком, потом переводила взгляд на ее умиротворенное лицо во время этой процедуры.

Лица Тору и Манами приобрели такое же выражение. Их черные глаза спокойно следили за методичным движением веничка, уголки губ были приподняты в легкой улыбке. Когда на поверхности чая появилась матовая светло-зеленая пена, госпожа Цутида аккуратно вынула веничек, убрала его, неторопливо приблизилась ко мне и, поклонившись, протянула чашку. Я глянула на Тору, потому что была абсолютно незнакома с обычаем. Он улыбнулся госпоже Цутиде и что-то тихо сказал ей на японском. Она кивнула. Тору взял шелковый платок и положил его мне на левую ладонь.

– Возьми чашку правой рукой и поставь ее на платок, – сказал он. – Отпей несколько глотков, оботри край и передай чай мне.

Чай был горьким, терпким, но пришелся мне по вкусу. Я посмаковала его, потом достала носовой платок, обтерла влажный след губ и передала чашку Тору. А он, в свою очередь, Манами. Так мы передавали чашку по кругу, пока не выпили весь чай. Потом обстоятельно обсудили красоту рисунков на ее боках, по очереди выразив восхищение мастерством художника по глине.

Затем госпожа Цутида принесла поднос с чаем намного жиже и более привычным на вкус. На тарелочках были поданы пирожные. Мне понравился необычный вкус бобовой пастилы. Разговор вели по-прежнему неторопливый и на темы, связанные с красотой и гармонией. Время словно остановилось. Приняв приглашение, я рассчитывала увидеть гейш, познакомиться с ними и попытаться приблизиться к своей цели. Но сейчас мне даже думать об этом не хотелось.

После окончания церемонии я тепло попрощалась с хозяйкой и с сожалением покинула чайный дом.

В мае арестовали Сёко Асахару, но он упорно отказывался признавать причастность Аум к газовой атаке в метро. Я смотрела новости и, впервые увидев его одутловатое лицо с узкими подслеповатыми глазами, завешенное длинными черными волосами, вновь почувствовала стремительно нарастающую ярость и желание убить. Я плюнула на экран в его ненавистную физиономию и решила не отступать.

Тору и Манами после проведенной вместе чайной церемонии стали часто приглашать меня куда-нибудь. Вначале моя душа чуть приоткрылась, так просыпающийся на рассвете тюльпан начинает расправлять сжатые лепестки. Но потом я решила, что их дружба вовсе небескорыстна, что они хотят меня использовать в своих, пока неведомых мне целях. Как-то, гуляя по городу, я наткнулась на магазин русской книги. Порывшись на полках, нашла кое-какую литературу о сектах. Внимательно ее проштудировав, я кое-что узнала о методах воздействия сектантов. По сути, они зомбировали психику людей, и привлеченные в секту делали все, что им говорили. А выйти из этой среды было практически невозможно. Попав туда, особо это касалось тоталитарных сект, человек словно умирал для окружающего мира. И не только все его состояние, но и душа, тело и все его помыслы становились достоянием «учителя». И все, кто не принадлежал к секте, автоматически становились ее врагами. Я четко усвоила, что это общий закон для подобных организаций. Все, кто вне секты – ее враги.

Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:

«К тебе пришли четверо: старец, молодой воин, девушка и ребенок. Каждый по-своему просит дать понятие о Моем Учении. Каждый не может ждать. Должен ли ты найти подходящее для всех четверых?

Пойми, насколько старец не похож на ребенка. Начнем с ребенка. Ребенок уже скучает. Ребенок убежал. Ты не понял, что сказать ребенку.

Теперь девушка. Молодежь любит огонь и быстроту. Девушка оглянулась на дверь. Рассеянно смотрит в окно. Ты мучаешься, не можешь найти, что сказать и говоришь: «Не знаю». Услыхала шепот «не знаю» и поднялась с ужасом, пришла за светом.

Пришел воин. Ты и тут затруднился. Ждать не умеет. «Пойду к моей возлюбленной, видимо, нем Учитель!»

Подошел старец. Этот может ждать. Ты ничего не нашел сказать. Ушел.

Самое страшное сказать – не знаю, ибо дух должен знать, как согреть сердце.

Если бы ребенку дать хотя бы яблоко – он бы не убежал.

Если девушке сказать об эпохе Матери Мира – она бы зажглась.

Если бы воину сказать о Моем щите и старцу о Наших Владыках-Целителях, то

не прибавилось бы сегодня четырех врагов Моего учения».

буддийская притча

В конце мая я созвонилась с госпожой Цутидой и попросила о встрече. Она не выказала особого удивления и любезно согласилась составить мне компанию в русском ресторане. Я его недавно обнаружила в паре кварталов от моей гостиницы. В назначенное время я заняла столик, заказала винегрет, борщ, шашлык и водку, в ресторане все эти блюда считались сугубо русскими, и стала ждать. Госпожа Цутида явилась без опоздания. На ней был элегантный светло-серый брючный костюм, туфли на каблуках. Она выглядела современной состоявшейся бизнес-леди. Поздоровавшись, она уселась за столик и выразительно, с едва скрываемым любопытством на меня глянула. Но первая ничего спрашивать не стала. Уже привыкнув к этой чисто японской сдержанности и вежливости, я не стала «тянуть кота за хвост» и сразу приступила к делу.

– Видите ли, – начала я, – мое дело к вам покажется, возможно, необычным. Я через несколько месяцев возвращаюсь на родину. И решила основать свой бизнес.

Я сделала паузу и пытливо на нее глянула. Госпожа Цутида не сводила с меня глаз.

– Пожив в вашей удивительной стране, я влюбилась в местную культуру и очарована обычаями. И вот решила, что мне нужно и в России организовать что-нибудь по-настоящему японское. И, как мне думается, лучше всего дело пошло бы с гейшами.

Я все-таки смогла удивить ее. Госпожа Цутида рассмеялась, но тут же взяла себя в руки. Ее лицо приняло спокойное выражение.

– Продолжай, – сказала она, улыбаясь.

– Для начала мне самой не мешало бы постигнуть науку гейш, – заявила я. – И вы, как мне кажется, в состоянии помочь мне в этом.

Госпожа Цутида задумалась, опустив глаза и вяло ковыряя вилкой в винегрете.

– Первое подавать? – подскочил к нам официант, светловолосый парень, явно русского происхождения, но с хорошим английским.

Я посмотрела на его красную косоворотку, заправленную в украинские на вид широкие синие шаровары, потом подняла глаза на круглое симпатичное лицо с широким, немного вздернутым носом и голубыми глазами.

– Борщ? – спросила я госпожу Цутиду.

Она молча кивнула.

– Принесите борщ. И сметаны не жалейте, – сказала я по-русски.

И с удовольствием увидела, как официант покраснел и заулыбался, внимательно на меня глядя.

– Ну, чего вы застыли? – улыбнулась я.

– Момент, мадам! – ответил он на английском и быстро отошел от столика.

– Что ж, – наконец, проговорила она, – твое предложение интересует меня только с одной стороны. Мне кажется интересным предлагать тебя гостям в качестве диковинки, необычной русской гейши. И вместо традиционного кимоно и игры на сямисэне ты будешь в вашем сарафане, и играть на балалайке. Тебя устроит такая работа?

– Не совсем, – подумав, ответила я. – Я не нуждаюсь в деньгах. И если я буду работать в вашем чайном домике, то не буду чувствовать себя достаточно свободной. К тому же мне хотелось бы получить основные знания о ремесле гейши на каких-нибудь специальных занятиях. Иначе, как я смогу поставить свое дело на родине?

Госпожа Цутида вновь задумалась. Потом сказала:

– Но лучший способ это – минараи. Именно его применяют в школах гейш. Его суть – обучение посредством наблюдения.

В этот момент официант принес на подносе, расписанном под хохлому, две тарелки с борщом и нарезанный черный хлеб, на вид настоящий бородинский. Поставив все это перед нами, он удалился.

– Может, поступим проще, – предложила я, видя, что молчание затягивается. – Вы будете давать мне уроки, а я заплачу столько, сколько вы скажете. А перед вашими гостями выступлю, что называется, на общественных началах. Вы просто дадите мне возможность попробовать себя в качестве гейши.

– Но как с оплатой? – задумчиво спросила госпожа Цутида.

– Я не хочу подписывать никаких деловых соглашений, – упрямо сказала я. – Представьте, что я просто ваша гостья и таким образом развлекаюсь. А деньги клиентов можете засчитывать за мои уроки.

– Это интересно, – наконец улыбнулась она. – И, в принципе, почему бы и нет?

Мы оговорили сумму за уроки. Мне она показалась чрезмерной. Выпив водки и невольно поморщившись, госпожа Цутида раскраснелась и стала более разговорчивой.

– И почему ваша водка такая холодная? – спросила она.

Я улыбнулась, но промолчала. Традиционно сакэ подавалось в теплом виде.

– А ты представляешь, кто это – гейша? – спросила она, не дождавшись ответа.

Я не стала распространяться о своих представлениях и решила послушать ее. Она достала ручку из сумочки и быстро нарисовала два иероглифа на бумажной салфетке.

– Иероглиф «гей» обозначает искусство, а «ся» – человек, – сказала она, показывая на рисунок. – И что у нас получилось?

– Гей – ся, – ответила я, – человек искусства.

– Вот именно, – улыбнулась госпожа Цутида. – И обучение проходят с малых лет. Три основных кита – пение, танцы и игра на музыкальных инструментах. И, конечно, умение вести беседу. У тебя какое образование? – поинтересовалась она.

– Культпросветучилище, – ответила я.

– А что это?

– При советской власти эти заведения были созданы для того, чтобы подготовить работников сельских клубов. Исходя из этого, культпросвет работники должны были знать и о постановке танцев, и о хоровом пении, и об игре на различных инструментах, и о самодеятельных театрах. Также в обучение входит и библиотечное дело. Я окончила танцевальное отделение.

– Но это же прекрасно! – сразу воодушевилась госпожа Цутида. – Ты вполне образованная барышня именно в нужном нам русле. Гейша кроме перечисленных тобой умений, за исключением, конечно, библиотечного дела, – неожиданно добавила она и хихикнула, прикрыв рот ладонью, – должна знать еще кое-что: психологию и особенно психологию мужчин. А также быть сексуально образованной. Хотя сейчас все современные девушки знают об этом достаточно и имеют колоссальный опыт общения с противоположным полом.

«Как раз про меня это трудно сказать», – подумала я.

– Посадить тебя за одну парту вместе с нашими ученицами, я не вижу возможным, – продолжала она, – поэтому наши занятия будут только индивидуальными. А игру на каком инструменте ты осваивала в своем училище? – поинтересовалась госпожа Цутида.

– На баяне, – хмуро ответила я. – Это обязательный инструмент по программе курса. Или аккордеон.

То, что я несколько лет участвовала в представлениях нашего самодеятельного театра Кабуки, я отчего-то постеснялась сообщить.

– И вот еще что, – сказала госпожа Цутида, – привыкай с сегодняшнего дня всегда иметь беззаботное выражение лица. Гейши должны вызывать восхищение именно своим отстраненным от земных забот видом. Они, как живое произведение искусства, выглядят прекрасно, дорого, безупречно и желанно. И к тому же мужчина может поиграть с этим произведением в живую женщину. Поняла?

– Да, – немного натянуто ответила я.

Взятая задача стала казаться мне не такой простой, как я думала вначале.

– А то у тебя, я заметила, – неожиданно добавила она, – в глубине зрачков постоянно плещется печаль.

После обеда я проводила госпожу Цутиду до ее такси и вернулась в ресторан. Мне хотелось еще выпить водки и подумать обо всем услышанном. Сев за столик, я позвала официанта и заказала к водке малосольных огурцов.

– А ведь вы русская, – тихо проговорил официант и улыбнулся.

Его голубые глаза, не отрываясь, смотрели мне в лицо.

– Да, – спокойно ответила я и оглянулась.

На небольшой сцене рассаживался ансамбль балалаечников в цветастых косоворотках, заправленных в обычные синие джинсы. Они быстро настроились и заиграли «Ах вы сени, мои сени».

– Присаживайся, – сказала я официанту. – Как тебя зовут?

– Нам категорически запрещено, – быстро ответил он. – Зовут меня Антон. Но здесь мы все Иваны.

– Ясно, – задумчиво проговорила я, внимательно глядя на его чрезмерно пухлые красные губы. – А я Таня. Живу неподалеку, в гостинице «Шервуд». Хочешь в гости заглянуть?

Я быстро опрокинула в рот стопку водки и захрустела огурцом. Антон оглянулся по сторонам, потом наклонился ко мне и тихо проговорил:

– Загляну. Напиши на салфетке телефон.

Допив водку, я расплатилась, преодолев инстинктивное желание оставить чаевые. Но в Японии это было не принято и считалось дурным тоном даже в русских ресторанах, не говоря уже о национальных. Скользнув равнодушным взглядом по залу, я вышла на улицу. Было уже довольно поздно. Пирамидальные верхушки криптомерий[7] четко выделялись на фоне начинающего гаснуть неба. Мне стало невыносимо тоскливо. И впервые после смерти Петра, захотелось уехать домой. Я медленно пошла в сторону гостиницы.

Приняв ванну, я накинула халатик и включила телевизор. Переходя с канала на канал, привычно искала новости об Аум, но что-то ничего не попадалось. И тут зазвонил сотовый. Решив, что это Тору или Манами, я не ответила. Совершенно не хотелось общаться. Через какое-то время звонок повторился, и я посмотрела на дисплей. Номер был неизвестен.

– Слушаю, – равнодушно ответила я по привычке на английском.

– Таня? – поинтересовался приятный мужской голос. – Это Антон, официант из русского ресторана.

Я почему-то чуть не расплакалась от радости, услышав родной язык. И с готовностью, удивившей меня саму, ответила:

– Очень приятно! Я вас слушаю!

– Может, встретимся сегодня? Я скоро заканчиваю. Неохота ехать в квартиру. Нас там пять человек в маленькой комнатушке, снимаем на паях. Все молодые пацаны и работаем, кто где.

– Идет! – легко согласилась я. – Приходи, как закончишь, ко мне в отель. Позвонишь снизу, и я спущусь.

– А в номер не приглашаешь? – поинтересовался он и тихо засмеялся.

– Не все так сразу, – улыбнулась я. – Я ведь тебя абсолютно не знаю.

Антон явился через полтора часа. Я к этому времени уже устала и хотела спать. И когда он позвонил, то вначале решила отказаться. Но его голос был таким милым. К тому же, услышав русскую речь, я не смогла устоять от нахлынувшего желания просто поболтать с соотечественником. Я спустилась в вестибюль, огляделась, но Антона не было. Я вышла на улицу. Он стоял возле лестницы и смотрел на стеклянные двери гостиницы с явным ожиданием. Сменив косоворотку и шаровары на светло-серые брюки и голубую рубашку, Антон превратился в самого обычного парня. Я подошла и зачем-то протянула ему руку. Он улыбнулся и неожиданно поцеловал мои дрогнувшие пальцы.

«Зачем он мне?» – спросила я саму себя с запоздалым недоумением.

И тут поняла, чем он так зацепил мой взгляд. Глаза Антона были такого же разреза и формы, как и у Петра. Только у моего любимого они были зеленовато-серыми, а у Антона – голубыми. И оттенок русых волос тоже показался мне очень похожим.

«Это паранойя», – подумала я, идя рядом с Антоном и искоса поглядывая на его курносый профиль.

– А мы куда, собственно? – после затянувшейся паузы поинтересовалась я.

– Давай закатимся куда-нибудь просто повеселиться, – сказал Антон. – Так хочется оторваться в компании симпатичной девчонки, к тому же русской. Хотя выглядишь ты японкой. Если бы ты не заговорила со мной в ресторане по-русски, я бы никогда не подумал, – добавил он и посмотрел на меня с хитринкой.

– У меня четверть крови – японская, – сказала я и махнула рукой медленно проезжающему такси.

– Может, на метро? – немного жалобно спросил Антон.

– Да не волнуйся ты, я сама заплачу, – ответила я, понимая, что, видимо, он экономит на всем.

Жизнь в Токио была недешевой. Мы уселись в такси, и я поправила сбившуюся подо мной шершавую ткань. Меня всегда удивляли эти кружевные накидки в местных такси. Пока я возилась, мое короткое платье задралось, и я поймала острый взгляд Антона. Он смотрел на мои голые колени.

– Так куда желает дама? – поинтересовался он и облизнулся совсем как кот, увидевший полную миску сметаны.

– Куда-нибудь в центр, – ответила я. – Ты же хотел оторваться на всю катушку.

– Может, в Раппонги? – предложил он. – Там много иностранцев и дискотеки до утра. Но дороговато.

– Знаешь, я хочу в какое-нибудь злачное место, – решила я.

– Синдзюку, театр «Кома», – кратко сказал Антон таксисту.

Тот кивнул.

Когда мы подъехали к театру, Антон попросил таксиста остановиться. Я расплатилась и вышла, оглядываясь по сторонам. Народу на узкой улочке было много, везде сияли неоновые надписи рекламы, бежали разноцветные огоньки вдоль названий клубов и ресторанов.

– Хочешь перекусить? – заботливо спросил Антон.

– Можно, – согласилась я.

– Здесь неподалеку неплохая якитория. Пойдем?

Мы отправились по улице и довольно быстро оказались возле ресторана. Заняв свободный столик, заказали шашлычки из кальмаров и куриного мяса. В якитории они были традиционно маленькими.

– А мы вообще где? – решила я поинтересоваться.

– Ты же хотела в злачное место. Это одно из них. Мы в квартале Кабуки-тё. И здесь самые дешевые клубы с хостесс, пип-шоу, стрип-клубы и клубы знакомств.

– А ты специалист, – заметила я, с удовольствием поедая нежное куриное мясо и запивая его светлым пивом «Магнум драйв».

– Что ты! Просто иногда сюда приезжаю с ребятами. Здесь есть клуб с иностранками-стриптизершами. Там и наши девчонки работают. Но ты, как вижу, не из них, – задумчиво добавил он.

– Что ты, Антоша! – искренне возмутилась я. – Разве я похожа?

– Ты очень красивая и довольно загадочная девушка. Я тебя сразу заприметил, как только ты появилась в нашем ресторане.

Он замолчал, медленно потягивая пиво. Я смотрела в его голубые глаза и постепенно чувствовала себя все лучше. Внешне Антон мне нравился.

«А почему бы и нет? – размышляла я. – Все равно мне нужен мужчина… вместо учебного пособия. Почему бы мне прямо сейчас не начать учиться очаровывать и соблазнять?»

– А ты как попал в Токио? – ласково спросила я.

Антон улыбнулся и, помолчав, рассказал довольно красивую историю, как он поехал вслед за своей любимой женушкой, которая заключила контракт с симфоническим оркестром. Она играла на скрипке. Контракт был на год, но она затем подписала и на второй. Но влюбилась в кларнетиста, тоже русского. И Антон остался не у дел. И в результате она живет в служебной квартире вместе с любовником, а он, законный муж, вынужден работать официантом, хотя по образованию – экономист. Хорошо, что хоть английский знает.

Антон замолчал. Я внимательно на него смотрела, не зная, верить или нет. А потом решила, что, в принципе, мне все равно, даже если это – ложь. К тому же я сама наплела ему с три короба, что приехала к родственникам по приглашению, но с ними жить сочла неудобным и поэтому поселилась в гостинице.

– Н – да, твои родственнички люди, видать, небедные, – заметил Антон, глядя на меня с непонятным выражением. – Стоит жизнь здесь круто, а ты, смотрю, денег не считаешь.

– У меня обеспеченный папа, – ответила я. – И здесь тетушка владеет чайным домиком в Асакусе.

– Ого! – только и сказал Антон. – И гейши есть?

– Да, – усмехнулась я.

– Понятно.

И больше мы на личные темы не говорили.

Выйдя из якитории, мы медленно двинулись вдоль домов, болтая о всяких пустяках. Потом Антон свернул в какой-то переулок, сплошь усеянный барами. Зазывалы буквально не давали проходу и настойчиво, правда, не переходя за рамки традиционной японской вежливости, приглашали в заведения. Возле одной двери Антон остановился.

– Хочешь в линжери-клуб? – спросил он.

– Пошли, – сказала я. – А что это?

– Ничего такого, – усмехнулся Антон, беря из рук зазывалы флаерсы.

Линжери-клуб оказался обычным баром, только официантки там работали в одном нижнем белье. За стойкой я заметила несколько девушек весьма специфического вида.

– Юдзё, – лаконично сказал Антон, проследив за моим взглядом.

– То бишь, шлюшки? – уточнила я.

– Да, – засмеялся он. – И, как видишь, недорогие.

– Да здесь все такое, – сказала я, усаживаясь за столик.

– Ну, это же дешевый квартал. Ты сама просила. Яки-собу будешь? – спросил он.

– А что это?

– Жареная гречневая лапша. Тебе понравится.

– Лучше что-нибудь выпить.

Антон заказал виски. Я смотрела на полуголых стройных японочек, снующих между столиками. Многие были в очень тонком просвечивающем белье, сквозь которое легко различались черные волосы на лобке и темные соски. Девушка, подавшая нам виски, низко наклонилась, демонстрируя глубокий вырез прозрачного микроскопического бюстгальтера.

Я внимательно наблюдала за их поведением. В принципе, они не делали ничего экстраординарного. Но их плавные движения, когда они подавали напитки или что-то спрашивали, низко наклоняясь к гостям и изящно сгибая при этом тонкие талии, когда они просто поправляли высокие прически, вскидывая руки вверх и поворачиваясь стройными белыми телами, несли определенный налет эротизма и тайного вызова. И мужчины это чувствовали. Я видела, как загорелись глаза Антона от вида этих неторопливо проходящих мимо нашего столика полуобнаженных тел.

«Ожидание и предвкушение, видимо, заводит мужчин намного сильнее, чем сама любовная игра, – решила я и запомнила для себя это открытие. – К тому же полностью обнаженное тело не так эротично, как полуприкрытое. Ну, это я и раньше знала», – подумала я, искоса посмотрев на Антона, не спускающего глаз с худенькой низкорослой девушки, одетой в красное белье.

– Хочешь, Антоха, куплю тебе шлюху? – неожиданно для себя предложила я.

По– видимому, доза виски уже затуманила разум, и я плохо соображала. Мне почему-то было удивительно легко с этим парнем, и я решила таким образом сделать ему приятное. Антон перестал созерцать девушек и развернулся ко мне.

– Это еще зачем? – спросил он. – Ведь есть ты.

Несмотря на то, что его заявление звучало явно двусмысленно, я не обиделась.

– А ты, смотрю, прилично набралась, – усмехнулся он. – Может, отвезти тебя в гостиницу?

– Может, – хихикнула я.

В этот момент зазвонил мой сотовый, мелодию которого я с трудом расслышала сквозь громкие песни караоке. Это была Манами.

– Ты где, Таня? – спросила она.

– В клубе развлекаюсь, – недовольно ответила я. – А что такое?

– Ничего особого. Извини, если помешала. Просто мы с Тору тебя потеряли. Звонили несколько раз, но ты не отвечала. Моя тетя передает тебе привет. Мы сейчас у нее в гостях.

– Передавай им от меня тоже привет, – ответила я, стараясь выговаривать слова внятно. – У меня все хорошо. Завтра созвонимся.

– Кто это? – поинтересовался Антон.

– Подружка одна местная, зовут Манами.

– И чем она занимается? – подозрительно осведомился Антон.

– Работает в женской дорожной полиции, – нехотя ответила я.

– Понятно, – сказал Антон, вставая.

Его лицо приняло расслабленное выражение. Я встала следом. Расплатившись, мы вышли на улицу. Несмотря на очень позднее время, жизнь в квартале, судя по всему, бурлила. Пройдя немного, мы были остановлены огромным негром в красной куртке, старательно приглашавшим нас в стриптиз-клуб. Он размахивал перед нашими носами красными флаерсами и что-то быстро лопотал по-японски.

– Заглянем? – спросил Антон.

Но я отрицательно покачала головой. Хотелось уже оказаться в постели. Опьянение давало о себе знать.

Остановив такси, я забралась на заднее сидение и мгновенно погрузилась в дремоту. Очнулась оттого, что Антон начал трясти меня за плечо. Я открыла глаза и с радостным удивлением увидела, что мы уже возле моей гостиницы. Антон поднялся вместе со мной, обняв меня за талию. Я навалилась на него, мельком глянув на поднявшегося из-за стойки портье. Мой номер находился на втором этаже, и Антон почему-то потащил меня по лестнице. С трудом открыв дверь, я вошла в комнату и сразу упала на диван. Антон снял с моих ног босоножки на высоком каблуке и начал стягивать платье через голову. Я не сопротивлялась и даже ждала с нетерпением, что будет дальше. Он спокойно расстегнул мой лифчик, и я осталась в одних трусиках.

– Ты необыкновенно красивая, – пробормотал он.

Потом взвалил меня на плечо, как мешок с рисом, и отнес в спальню. Едва моя голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.

Открыв глаза, я поняла, что уже давно день. Потянувшись, перевернулась на другой бок и с изумлением увидела на подушке красную розу. И тут вспомнила о событиях прошлой ночи и об Антоне. Я села, протирая глаза, и прислушалась. Но в номере кроме меня никого не было.

– Вот тебе и Антон! – рассмеялась я. – Ушел и даже не попытался воспользоваться тем, что девушка пьяна в стельку!

Мысль проверить сохранность моих денег даже не пришла в голову. Этот парень не вызывал у меня никаких опасений. Более того, мне хотелось продолжить с ним знакомство. К тому же ярко-алая роза, лежащая на подушке и источающая слабый тонкий аромат, странно согрела мое сердце и вызвала улыбку. Я встала, поставила ее в стакан с водой и отправилась под душ. Потом позвонила госпоже Цутиде и договорилась о встрече.