Читать книгу Потустраничье - Ольга Лисенкова - Страница 5

Никто не знает, что внутри меня расползается чернота, течёт по венам, перемешиваясь с кровью. Мне порой даже кажется, что воздух, который я выдыхаю, отравлен этой тьмой. Ночью особенно тяжело: проснувшись, я пугаюсь, что затопила комнату чернотой, надышала её. Тогда я бегу к окну, торопливо дёргаю пластиковую ручку – быстрее, быстрее. Занавески взмывают вверх и опадают, как обмякшие крылья. Я дышу, дышу и никак не могу надышаться. Мне всё мало. Вчера ночью влезла на подоконник и долго смотрела вниз. А что если? Вдруг поток воздуха подхватит меня, унесёт прежде, чем я коснусь земли. Коснусь. Какой милый эвфемизм. Меня размажет в лепёшку, так что мало не покажется. Никаких крыльев. Никакого волшебства. Ничего нет. Только одинокая девушка на подоконнике.

Самоубийство. И слово какое колючее, некрасивое. Шипит, словно змея. Однако я привыкла называть вещи своими именами. Но точно ли я хочу шагнуть в пропасть? Или это крик в пустоту: ты слышишь меня? Ты слышишь меня? Я на грани, я упаду сейчас. Да что там: я давно уже падаю. Кто же подхватит меня?

На работе – я работаю бухгалтером – никто ни о чём не догадывается. Девушки, что работают рядом, привыкли к тому, что я молчалива и мало улыбаюсь. Мы иногда разговариваем о цветах, о даче, о смешных роликах на Ютуб. Котики, щенки, забавные детишки. Но чаще я просто смотрю в экран компьютера. Ряды цифр выстраиваются в моей голове, на время вытесняя тьму. Не потому, что я люблю свою работу, но простые логические действия придают жизни кажущуюся правильность. Мнится, будто всё идёт так, как надо, пока я не выхожу вечером на улицу.

Осень обволакивает меня со всех сторон, принимает в свои влажные объятия, пахнущие сыростью и тленом. Дождь. Тьма и дождь. И больше ничего нет в этом мире.

Я не то чтобы хочу умереть. Наверное, не могу представить, как это, когда меня не станет. В это невозможно поверить – я всё равно где-то буду. В том-то всё и дело: я хочу быть где-то, но не могу больше и дня оставаться в этом мире.

Я никому здесь не нужна. Мама умерла, папа оставил нас, когда я была ещё ребёнком, с тех пор я ничего о нем не слышала. Я никому не разобью сердце, если уйду так рано.

Только одно пока удерживает меня на краю: а что если нет другого мира? Что если чернота поглотит меня окончательно? Только и ждёт, чтобы с чавканьем засосать меня.

Да или нет? Да или нет? Два ответа, как две чаши весов, склонялись то в одну сторону, то в другую. Вечером шорох капель по стеклу шипел, шелестел: «Да, да, решайся». А утром серый, бледный луч, пробившийся сквозь занавески, такой же слабый, как моя решимость задержаться здесь ещё ненадолго, говорил: «Подожди один день, только один день».

Наверное, поэтому я и села однажды перед пустым листом документа Word, глядя на него с недоверием. Я привыкла работать в Excel и в специальной бухгалтерской программе, а белый чистый лист, на котором не было ни одного знака, внушал недоверие и страх. Что он сулил мне? Чем его заполнить? Он не давал никаких намёков и никак мне не помогал, в отличие от привычных интерфейсов. Я надеялась записать свои мысли и как-то разобраться с ними. Разложить по полочкам, выстроить в столбцы, подбить баланс и наконец определить, в минусе или плюсе я нахожусь.

Мои руки легли на клавиатуру, погладили клавиши.

«Я не хочу жить».

Напечатанные строчки казались выпуклыми и до невозможности реальными. Я будто только сейчас осознала эту мысль, словно произнесла её вслух. Капельки тьмы выплеснулись из моей души и застыли словами на экране.

«Я не хочу жить. Пыталась понять, когда впервые ощутила это чувство пустоты и бесполезности мира. Наверное, всегда носила в себе эту червоточину, которая с годами разрослась до размеров моей души. И больше не осталось ничего внутри, одна оболочка».

Больше я ничего не смогла добавить. Сидела, уронив голову на руки, слушая мерный шум процессора, да так и уснула. Проснулась посреди ночи, не понимая, где нахожусь. Потом вспомнила: села подводить баланс своей жалкой жизни, но задремала. Я посмотрела на экран, хотя прекрасно помнила, о чем успела написать. И вдруг распрямилась на стуле, откинула с лица волосы, провела рукой по лбу. Я, может быть, ещё сплю? Но всё было реальным: комната, стол, матово светящийся экран. Вот только текста стало гораздо больше. Я пробежала глазами по строчкам.

«Я ведь была счастливым ребёнком. Помню, даже осенние ливни не вызывали тоски. Ноги мокрые, куртка насквозь, с головы потоки воды, а домой не загнать. Мама отругает, стащит мокрую одежду, посадит в горячую воду, так что дышать тяжело от жара, но голова ясная и на душе весело.

Я просыпалась с радостью независимо от того, какая погода за окном. В ненастные дни даже с большей охотой. Выходя из подъезда в метель или ливень, я представляла, что я первопроходец, отважный покоритель новых земель. Я должна преодолеть препятствия на пути к цели. Это бодрило и заставляло щёки наливаться румянцем. Когда ты ребенок – кажется, что по плечу любая трудность».

Я застыла, глядя на монитор. Это что, какая-то шутка? Я не могла этого написать, никак не могла! К тому же я совершенно не помнила этих событий. Мама отогревала меня в ванне после того, как я нагулялась под дождём? Возможно. Но так поступают и тысячи других матерей, как и тысячи других детей намокают до нитки, не торопясь идти домой. Я чувствовала себя первооткрывателем, борясь с ледяным зимним ветром? Хм, на меня не похоже.

Я огляделась по сторонам, ощущая, что по спине прокатился холодок. На всякий случай включила свет и осмотрела каждый уголок своей крошечной квартиры. Прятаться в однушке негде, здесь и одному человеку тесно. И всё же я отодвинула занавески, заглянула под кровать, чувствуя себя одновременно испуганной и глупой. Подёргала входную дверь – заперто.

Тогда я подумала о том, что кто-то подключился к моему компьютеру через сеть. Точно! Сама я не сталкивалась, но читала о чём-то похожем. Я задремала, а кто-то пошутил надо мной. Страх и оцепенение как рукой сняло. Я фыркнула, покачала головой, сама удивляясь своей доверчивости. Попалась, как маленькая.

Щёлкнула мышкой, закрывая документ. «Вы хотите сохранить изменения?» – спросила программа. Рука зависла над кнопкой «Не сохранять», а потом почему-то метнулась влево и нажала «Сохранить».

Весь следующий день я думала о своем детстве. Пыталась вспомнить, кем хотела бы стать. Думаю, что не бухгалтером точно. Первооткрыватель новых земель, хм…

– Татьяна, ты что-то сегодня такая молчаливая, – оторвала меня от мыслей начальница отдела. – Влюбилась, что ли?

Она и другие сотрудницы фыркнули, точно я и влюблённость два полюса магнита – абсолютно несовместимы.

Я не посчитала нужным отвечать, пусть думают, что хотят. Но, признаться, маленькая тайна согревала меня. Пусть даже это чья-то неостроумная шутка.

Вечером, наскоро поужинав, включила ноутбук и открыла документ. Не знаю, чего я ждала. Увидеть продолжение? Однако к написанному не добавилось ни строчки.

Я постучала пальцами по клавишам, набирая бессмысленные знаки. Мысли отказывались облекаться в слова, а слова в предложения. Забавно, что речь идёт о моей жизни, а я даже не знаю, что говорить. Неужели я настолько пуста?

«Мальчиков я никогда не интересовала. Они считали меня серой мышью. Сначала я ещё делала попытки понравиться, а сейчас со стыдом и отвращением вспоминаю об этих жалких потугах. Мышь на каблуках. Мышь с начёсом на голове. Бледная моль с алой помадой на губах. То ещё зрелище…»

Я остановилась и посмотрела на экран. Курсор мигал на том самом месте, где я остановилась.

– Ну? – прошептала я вслух и немного испугалась, услышав звук своего голоса.

С кем я говорю? Так и нервный срыв случится.

Я резко встала и отправилась на кухню, чтобы заварить крепкого кофе. Ладно, шутки в сторону. Сейчас вернусь и удалю этот дурацкий документ.

Пришла через несколько минут и уже издалека увидела, что текст на странице расползся ещё на пару абзацев. Отхлебнула обжигающий напиток и даже не почувствовала его вкуса. Бочком втиснулась на стул. Читать было страшно, и в то же время по венам словно бежал ток.

«А Санька? Санька из восьмого «Б». Он молча таскал мою сумку из школы. Пухлый такой здоровяк, не очень-то разговорчивый. Ждал у крыльца после уроков. Он учился в параллельном классе, и расписание не всегда совпадало. А он ждал, в непогоду подняв воротник и натянув свою смешную вязаную шапку почти на самый нос. Иногда доставал из кармана мятые леденцы с прилипшими обертками. Леденцы в крошках табака. Он курил, этот Санька. И вообще был двоечником и хулиганом. Задирался и мог покрыть матом даже учителя. А один раз я видела, как он сцепился с парнем из одиннадцатого. Махал кулачищами, как кувалдами.

А со мной он был молчаливым. Тогда я не понимала, чего он хочет. Зачем ходит и ходит, таскает сумку, ждёт у крыльца. Леденцы эти ещё… Хоть бы раз по-человечески сказал, дурачок. А потом его родители переехали в другой город: отец у Саньки был военный. И так пусто было первое время – выходишь во двор, а там никто не ждёт».

Ой, Санька! Я про него и думать забыла. А сейчас прочитала и точно живой перед глазами. Как он, интересно, сейчас? Где? Вот бы разыскать через соцсеть. Как же у него фамилия была? Вершинин, кажется? Точно! А уехали они в Волгоград!

Я вошла в сеть ВКонтакте и забила в поиск Александра Вершинина, установив фильтр на город и возраст. Ему, как и мне, должно быть двадцать пять плюс-минус год. Узнаю ли я его по фотографии? Я надеялась, что он не сильно изменился за это время.

Имя и фамилия оказались довольно распространёнными, так что я потратила уйму времени, листая страницы профилей. И всё же взгляд выхватил из вереницы мужских лиц одно, показавшееся смутно знакомым. Тот же острый взгляд из-под густых бровей, те же сжатые губы. Военная форма. Он пошёл по стопам отца? Да и он ли это? И узнает ли он меня после стольких лет?

Я полистала фотографии в его ленте. Личных было немного. В основном Санька фотографировался на службе. Вот он у самоходного орудия, или как называется эта машина, напоминающая танк. Вот у стенда с указкой в руках. И смотрит так серьёзно… Совсем как когда-то в юности.

Что делать дальше? Добавить в друзья? Написать сообщение? Привет, Санька. Это Таня, помнишь, как ты меня у школы ждал и дарил леденцы? Звучит невероятно глупо. Может быть, он женат давно!

Я скосила глаза на строчку «статус». «В поиске». Почему-то задрожали руки и кофе горчил во рту. Ладно, чего я теряю, в конце концов. Хуже всё равно не будет.

– Здравствуй, Саша.

Санька был не онлайн, иначе бы я не решилась написать. Только хотела закрыть страницу, как Саня появился в сети. Наверное, сообщение пришло ему на телефон.

– Привет.

Я так и слышала недоумение в его голосе и вопрос в конце предложения: «Кто ты?»

Из холода бросило в жар, я вцепилась в край стола, пытаясь почувствовать под собой какую-то точку опоры. Стыдно-то как: он не помнит меня, совсем не помнит. Что теперь отвечать?

– Мы учились в одной школе, до того как в восьмом классе ты уехал.

– А, да.

И снова недоумение между строк: «И что? Зачем ты мне пишешь?»

Он не помнит, как провожал меня, как доставал из кармана слипшиеся леденцы, как молчаливо шагал рядом, повесив на одно плечо свою сумку, а на другое мою. Пауза затягивалась. Мне неудержимо хотелось захлопнуть ноутбук, отгородившись от мира. Снова остаться один на один с собой. Но что тогда? Снова чернота и тёмный провал окна? В любом случае – это отличный, самый быстрый способ покончить с любым стыдом. К тому же я ведь мечтала быть первопроходцем, я была отважной когда-то!

И, словно совершая тяжёлый подъем на вершину, начала медленно набирать текст, думая над каждым словом.

– Ты меня, конечно, не помнишь, столько лет прошло. А я вот от нечего делать разыскиваю в сети бывших одноклассников. Ещё немного времени пройдёт, и уже не найдёмся. Мы с тобой в параллельных классах учились, но я вспомнила имя и фамилию. Решила найти вот. Извини, что отвлекаю.

Санька пару мгновений «молчал» – читал текст. Потом я увидела, как он набирает сообщение.

– Ты не отвлекаешь! Я рад. Как дела? Как жизнь вообще?

Он не вспомнил, но и не нагрубил, отшивая назойливую девицу. Я не знала, о чём ему написать, но заканчивать разговор сейчас было бы странно. Поэтому, приложив невероятное усилие, я выдавила из себя пару предложений о работе и жизни.

И сама не поняла, как это получилось – не прошло и получаса, как мы болтали, как два старинных приятеля. Санька рассказал о том, что окончил военный институт, служит, не женат: служба отнимает слишком много времени и сил. Надо было раньше жениться, а теперь и на свидание не вырваться. Ни одна девушка не согласится встречаться раз в неделю. А как ты? Замужем? Парень есть? Нет? Отлично! То есть я не то хотел сказать. Ну, ты догадалась.

На работу на следующий день я вышла не выспавшаяся, с красными глазами, взъерошенная. Коллеги решили, что я заболела, и дружно поили меня горячим чаем. А я такой здоровой давно себя не чувствовала. Удивительное дело: человек ходит на грани – и этого никто не замечает. А стоит начать оттаивать, как сразу бросается в глаза. Я не стала разубеждать их, объясняя, что всю ночь общалась в социальной сети с человеком, которого не видела больше десяти лет. Не поймут, они и так меня странной считают.

Необычно было то, что из нашей детской дружбы с Санькой я не помнила ничего, кроме этих прогулок из школы домой. Все они слились в одну большую бесконечную прогулку. Он никуда меня не приглашал? Не заходил в гости? Мы даже в кино ни разу не сходили? В любом случае, он тоже мало что обо мне помнил, вежливо уходил от разговора, когда я задавала вопросы. Неважно. Дела давно минувших дней. Общаться с повзрослевшим Саней было куда интереснее, чем с молчаливым мальчишкой.

– Давай я приеду? – предложил он спустя неделю переписки. – У меня скоро отпуск. Мне кажется, я тебя знаю тысячу лет.

– Ты меня и знаешь тысячу лет, глупый! – Смеющийся смайлик. – Ладно, всего десять, но это почти тысяча.

За всё это время я ни разу не открыла документ, в котором пыталась подвести итог жизни.

– Приезжай, – написала я спустя несколько дней.

Всё это напоминало оживший сон, но в то же время подспудно я всегда, кажется, знала, что именно так всё и произойдёт. Всегда представляла, каким будет мой парень – серьёзным, не болтуном, и в форме. Подсознательно держала в голове этот образ. Хотя чему удивляться, хоть я ни разу за эти годы и не вспомнила друга детства, но ведь где-то глубоко внутри знала о нём. И всё же всё происходящее казалось нереальным. Общались в соцсети, а теперь он едет ко мне.

Звонок в дверь раздался вечером следующего дня. Саня наотрез отказался от того, чтобы я поехала встречать его на вокзал. Спросил только адрес и пообещал, что доберётся сам. Хотя, признаться, я всё равно хотела сделать ему сюрприз и подъехать к поезду. Вот только так и не смогла найти в расписании поезд из Волгограда. Ничего не поделаешь, значит, он на проходящем, и придётся ждать дома.

Санька стоял на пороге и был именно таким, как нужно. Он вытянулся ещё больше, так что я теперь едва достигала ему подбородка. Мальчишеская пухлость ушла, и передо мной стоял широкоплечий мужчина.

Санька был одет в полевую форму, не стал переодеваться в гражданское. Ему, видно, так привычнее, да и я, если честно, мечтала увидеть его в военной форме. Он пристроил на полку свою сумку, а я как-то сразу смутилась, не понимая, что делать дальше. Что делают в таких случаях?

– Ты проходи на кухню, – засуетилась я, торопливо снимая фартук: весь вечер пекла пирожки. – Будем чай пить.

Саше тоже стало неловко. Он потянулся то ли поцеловать меня, то ли обнять, но момент был потерян, и мы оба стушевались. Я махнула рукой в направлении приоткрытой двери кухни, а сама юркнула в ванную комнату, чтобы поплескать холодной водой на разгорячённые щёки. Сдёрнула полотенце и, подержав под краном, прижала ледяную ткань ко лбу. Вот, он здесь. И что дальше? Он останется на ночь? И где мне его положить? Почему-то до этого момента в наших разговорах ни разу не всплыла эта щекотливая тема.

Саня сидел за столом, положив перед собой руки. При появлении меня ожил и поднял взгляд.

– Что теперь? – спросил он.

Какой странный вопрос. Какой ответ он хочет получить?

Я села напротив, не решаясь смотреть на него прямо, опустила взгляд. Увидела, как потянулась ко мне его рука и его пальцы соприкоснулись с моими. Я попыталась вспомнить, держались ли мы когда-нибудь за руки в детстве. Или только ходили рядом? Я изо всех сил напрягала память, но видела только леденцы, сумку на его плече, шапку, надвинутую на лоб. Только то, что записала на страничку своего дневника.

Стоп. Это не я писала. Как я могла забыть о том, что строки появились в документе словно ниоткуда? Мороз пробежал по коже. Но ведь это всё равно обо мне, это ведь мои воспоминания!

– Чего бы ты хотела? – спросил меня Саня.

– Саня… – голос стал хриплым, точно я простудилась. – Сейчас… Что-то голова закружилась. Ты порежь пока хлеба, потом будем чай пить.

Зачем хлеба? У меня целый противень пирожков готов. Но я поняла: мне нужно было как-то его отвлечь, чтобы прийти в себя. Не могу, когда он вот так сидит и смотрит, и за руку держит. С какой стати!

Но другая часть меня противилась: «Ты что! Это же Саня, друг детства! И вы уже столько времени переписываетесь! Он к тебе из Волгограда приехал!»

Да, вот только поезда из Волгограда сегодня нет…

Я с трудом оторвала взгляд от своих сомкнутых рук и посмотрела на Сашу, который стоял спиной ко мне и резал хлеб на деревянной доске. Нарезал батон тонкими-тонкими ломтиками, по два миллиметра толщиной. Медленно и размеренно, словно машина, выполняющая приказ. Пальцы левой руки отодвигались от ножа, пока хватало места, а потом отодвигать их стало некуда – и нож принялся кромсать хлеб вместе с пальцами. Сквозь разрезы сочилась тьма вместо крови. Сгустки черноты падали на доску, на стол, на пол, а Саня продолжал водить ножом, будто ничего не происходит.

– Ааааа! – закричала я.

Больше ничего не помню. Очнулась, лежа на полу. В кухне стоял сладкий запах пирожков с повидлом. Батон нарезан аккуратными кусочками. Я вскочила на ноги, бросилась в комнату, потом в прихожую.

– Саша! Саша!

Никого. В прихожей пусто: ни сумки, ни обуви. Я вспомнила: когда он входил, от ботинок остались на ковре маленькие комочки грязи. Сейчас их не было.

Я схожу с ума. Вот единственное объяснение всему происходящему. Не было никакого Сани, ни сейчас, ни в детстве.

Я долго сидела в кресле, раскачиваясь и вцепившись пальцами в колени. Потом медленно-медленно, шаг за шагом переползла ближе к ноутбуку и включила его. Первой мыслью было написать Саше в ВКонтакте, но я поскорее отбросила эту дикую идею.

Документ! Мне нужен был документ! Ворд загружался дольше, чем обычно, и я уже почти уверилась в том, что и листок дневника исчез бесследно, но экран моргнул и загрузил те самые несколько абзацев. «…выходишь во двор, а там никто не ждёт», – выхватил взгляд. Я остановилась в прошлый раз на этом самом месте, и сейчас почувствовала лёгкий укол разочарования: новых строк не добавилось. А чего я, интересно, ждала? Что кто-то в моё отсутствие продолжит за меня мой дневник? Теперь это всё меньше походило на шутку из сети. История приобретала всё более жуткую окраску.

Хотя всё могло объяснить моё безумие. Я засмеялась, потом всхлипнула. Положила руки на клавиатуру.

«Смерть моей мамы четыре года назад окончательно меня подкосила. Она всегда была моей опорой, а на кого мне опереться теперь? Мама понимала меня с полуслова. Поговоришь с ней, и любая тревога рассеивается…»

Мама. Как я скучаю. Как бы хотела хоть ещё один раз увидеть тебя…

Подняла лицо, чтобы удержать слёзы. Детская привычка навсегда осталась со мной: когда-то мне казалось, что, если задрать голову, слёзы затекут обратно. В любом случае, это помогало сдерживаться.

А когда вновь посмотрела на экран, поняла, что привычный мир рухнул. Прямо на моих глазах по белому листу бежали строчки.

«Хорошо, что смерть – относительное понятие. Что такое смерть, как не глупая привычка считать окружающую действительность тем, что можно измерить, посчитать и наклеить ярлыки. Небо синее, трава зелёная. Логика и простота. Ряд натуральных чисел начинается с единицы. Может быть, на самом деле небо синее лишь потому, что большинство людей хочет видеть его синим? А чего хочешь ты?»

«Чего бы ты хотела?» – спросил меня Саня.

Нет, не Саня. Нет никакого Сани. Только чернота.

Курсор на мгновение замер, а потом слова стали появляться ещё быстрее. Я едва успевала читать.

«Ко мне сегодня приедет мама, ведь я этого так сильно желаю. Мы напьёмся чаю и наедимся до отвала сладких пирожков. Ведь это она меня учила их печь в детстве. Помню, как мы обе стояли по уши в муке и смеялись. Мы обнимемся, и я поплачу у неё на плече…»

Нет!

«Мы обнимемся, и я расскажу о том, как жила эти четыре года…»

Нет, нет, это невозможно! Это всё нереально!

«Она поднимается по ступеням. Она готовилась к встрече, надела то самое платье с сиреневыми цветами и подвеску, что я подарила ей на юбилей…»

Я вскочила на ноги, дико оглядываясь по сторонам. На мгновение показалось, что за моим плечом стоит тень, которая тут же скользнула в сторону, смешалась с другими тенями.

В дверь тихо постучали, но этот тихий стук в застывшей тишине прозвучал громче выстрела.

– Кто?.. – прошептала я.

Я сидела на полу, не помня, как я здесь оказалась. Сидела прямо на грязном коврике, прижимаясь горячим лбом к замочной скважине. Там, за дверью, кто-то стоял, я слышала тихий шорох, словно кто-то водил ладонью, пытаясь погладить меня сквозь дверь.

– Это я. Мама.

– Я… я… Не открою. Я не могу…

– Я подожду, пока сможешь, доченька…

Я села перед погасшим монитором. Просто не знала, что ещё делать. В матовой поверхности отражалось моё бледное лицо. Я присмотрелась: рядом с белым лицом я увидела тёмное, едва заметное на чёрном экране. Я стояла у себя за спиной, положив руки себе на плечи. Я даже не стала сопротивляться, когда тёмная я села на моё место перед ноутбуком. Туда, где уже находилась я светлая. Мы стали едины. Мы и были едины. Жаль, я не понимала этого раньше.

Меня заполняет чернота. Течёт по венам, перемешиваясь с кровью. Чернота меня больше не пугает. Это всего лишь чернила, которыми можно написать любую историю. Любую, какую только захочу.

Небо зелёное, яркое и сияющее. Трава сиреневая. Смерти нет. И люди умеют летать.