Читать книгу О чём молчали города. Мистические истории - Ольга Лисенкова - Страница 12

Старик провёл иссохшей ладонью по неровностям бетонного барельефа. За долгие годы он выучил каждый изгиб рисунка, малейший выступ, мельчайшую трещинку на изображениях тех, кто носил гордые и громкие имена: комсомольцев, первопроходцев, покорителей Западной Сибири, первооткрывателей её богатых земных недр. Символы ушедшей эпохи… Но разве мог он тогда, ослеплённый жаждой мести, предвидеть падение страны, казавшейся нерушимой?

– Время истекает, – шептали губы, пока старый хантыец шаркающей походкой совершал очередной ритуальный обход вокруг памятника, который стал его надеждой и проклятием.

Слезящимися глазами старик смотрел на идущих мимо прохожих: молодых женщин с колясками, шустрых велосипедистов, подростков, на ходу уткнувшихся в телефоны, симпатичную парочку, примостившуюся в тени на скамейке. Никто из них не подозревал, какую страшную тайну хранит этот проклятый памятник в самом сердце города. А узнал бы, не поверил. Ведь не осталось никаких доказательств, кроме ветхих воспоминаний, сохранившихся в дряхлеющей памяти. Лишь он один видел внутри бетонной глыбы чёрный клубок дремлющих змей, ждущих своего часа, чтобы вырваться на свободу и впиться ядовитыми жалами в любого, кто окажется рядом.

– Бегите, безумцы, – хотел крикнуть старик, но лишь надсадный кашель вырвался из его горла, словно сжатого злой холодной ладонью. Нет, ОН никогда не позволит ему повернуть назад. ОН изголодался и ни за что не упустит жертву, которую ждал так долго. И хочет, чтобы старик дотянул и увидел своими глазами, как свершается месть и настигает людей гнев древних забытых богов.

«Елта-ку не может отказаться от своего призвания, – звучал в ушах голос старой хантыйки. – Иначе духи ему отомстят».

Но разве по своей воле он оказался оторван от корней, от наследия своих предков, уготованного ему от рождения? Пришельцы, чужаки… Упорные и бесстрашные, опьянённые жаждой черного золота, они пришли осваивать суровую землю его народа и с самоуверенностью победителей совлекли с неё один за другим сакральные покровы тайны, веками хранимые и хранившие жителей бескрайней тайги. Они вырубили леса, иссушили болота, построили города. И так глубоко вгрызлись в землю их железные буровые, что потревожили даже грозного повелителя подземного мира. Но древние духи оказались бессильны перед оглушительным неверием дерзких пришельцев и их яростным отрицанием всего, что выходит за рамки материального мира. Священные озера осквернены, святилища в тайге заброшены и забыты, память предков стирается из поколения в поколение. Лишенные жертв и приношений духи утратили свою силу и спрятались в укромных местах. Случилось то, о чём предупреждал семью дед, когда в тайге, на берегу одного из притоков Казыма застучали топоры чужаков…

Старик с ненавистью посмотрел на каменные лица, навеки застывшие в бетоне. Они сами виноваты в том, что на их детей и внуков падёт проклятие Куль-Отыра. И пусть свершится уготованное.

***

Володя давно уже выбрал удачный ракурс и нацелился объективом, но маленький, сморщенный, как сушёная груша, старикашка всё никак не отходил от памятника, появляясь в кадре снова и снова.

– Мне эта стела Комсомольской славы скоро в страшных снах будет являться, – устало вздохнула Катя у Володи за спиной. – Надеюсь, на этот раз снимки никуда не исчезнут.

Он не ответил, хотя досадовал не меньше. Второй раз им пришлось тащиться в центр города, чтобы сделать фото, поэтому Володя хорошо запомнил прямоугольное сооружение из бетона. С одной стороны памятника выстроились друг за другом люди разных профессий. С другой – вслед за горнистом в шинели и будёновке шагали к светлому будущему комсомольцы. Центральную часть венчало изображение Павки Корчагина и надпись «ВЛКСМ».

– Интересно, – спросила его тогда Катя, разглядывая шесть орденов комсомола, – сколько горожан без Википедии расшифруют эту аббревиатуру? Вот ты можешь?

– Честно? – ответил он. – Для меня эти картинки всё равно что иероглифы на египетской пирамиде.

Он вообще в тот день впервые внимательно пригляделся к стеле, которая была всего лишь привычной частью городского пейзажа.

Наконец старикашка куда-то убрался, и Володя сделал вдвое больше кадров, чем в прошлый раз. В его практике фотографа и раньше случались внезапные исчезновения ценных снимков, но обычно по вполне объяснимым причинам. А сейчас он не понимал, как двадцать файлов бесследно пропали из памяти не только совершенно исправного фотоаппарата, но и недавно купленного ноутбука. Поэтому сразу после съемки, пристроившись на скамейке прямо напротив злополучного памятника, Володя принялся копировать файлы на все имеющиеся в наличии носители информации и по электронке отправил копии себе, Кате и ещё паре приятелей. На всякий случай.

Пока Володя возился с ноутбуком, Катя изучала свой исписанный вдоль и поперек блокнот, которому в последнее время доверяла больше, чем современным гаджетам. А потом принялась бродить вокруг памятника не хуже того старикашки. Все они в своем краеведческом музее немного одержимые. Подрабатывая внештатным фотографом, Володя знал, что в последнее время в музее творилась какая-то загадочная истерия, скрытая от непосвящённых обетом молчания.

– Слушай, а что не так с этим памятником? – небрежно поинтересовался он, укладывая фотоаппарат в сумку, когда хмурая напарница снова села рядом.

– Да всё с ним не так, – обречённо махнула рукой Катя.

На её симпатичном лице отобразилась сложная гамма чувств, и после секундного колебания она добавила:

– Понимаешь, его открыли в 1978 году в честь шестидесятилетия Ленинского комсомола, девятнадцатого октября. То есть сорок лет назад. И не просто открыли, а заложили в него капсулу времени с посланием от комсомольцев семидесятых комсомольцам двухтысячных, понимаешь?

Володя кивнул. Но всё это он уже читал в интернете и хотел знать больше.

– В прошлом году, кажется, что-то подобное с капсулами времени было.

– Ну да, – оживилась Катя. – В Курске, Красноярске, Новосибирске, да много где.

– Ещё в соцсетях глумились, что вот, мол, наивные люди. Думали, в 2017 человечество на Марсе коммунизм построит, а мы всё ещё на Земле копошимся. Общество потребления…

– Только в других городах капсулы в год столетия Революции вскрывали. А у нас – в год столетия ВЛКСМ. Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодёжи. В этом году её вскроют, в 2018, понимаешь?

– А ни комсомола, ни коммунистической партии уже давно нет, – усмехнулся Володя. – Даже страны такой – Советский Союз – тоже нет. Эпик фейл.

– Главный эпик фейл не в этом, – Катя помрачнела и спрятала блокнот в сумку.

Узнав, в чём дело, Володя ещё долго распугивал хохотом голубей и прохожих. А вот Кате было совсем не до смеха.

***

Директрису музея не зря начинало трясти от злости при упоминании о стеле Комсомольской славы. Ещё бы, ехидно хихикали сотрудницы в подсобках, заветная должность зама в городском департаменте культуры уплывала от неё, как белый парус в тумане. У самой Кати тоже уши начинали гореть, стоило вспомнить тот крайне неприятный разговор, который случился в городской администрации на заседании оргкомитета по подготовке к празднованию столетия ВЛКСМ. Угораздило же директрису взять тогда с собой именно её, молодую неоперившуюся сотрудницу.

В честь памятной даты планировалось пафосное мероприятие с приглашением всей политической элиты города и даже губернатора округа. И вдруг внезапно выплыло, что никто не знает, в какой именно части памятника замурована капсула времени. Через два месяца на глазах у всего города мэр должен её торжественно достать, а откуда – неизвестно. Сконфуженные члены оргкомитета сидели с пунцовыми лицами, когда замглавы города, выставив журналистов за дверь, высказал всё, что думает о компетентности подчиненных. Всех собак в конечном итоге спустили на директрису музея, а она – на своих сотрудниц, которым дала поручение в кратчайшие сроки выяснить, где замурована злосчастная капсула, пригрозив лишением премий и прочими карами.

Хотя Катя в корне была не согласна с такими методами мотивации, она любила свою работу. Историческое расследование, пусть даже начатое не по своей воле, пробудило в ней азарт исследователя. И она стала копать. Вскоре большая пробковая доска над ее рабочим столом сплошь пестрела стикерами и ксерокопиями старых газет и фотографий. Пришпиленные цветными кнопками листы бумаги были вдоль и поперёк исписаны таблицами, схемами и прочими ей одной понятными каракулями.

Однако с каждой новой попыткой восстановить события сорокалетней давности она словно упиралась в бетонную стену. Ответ на самый главный, мучивший её вопрос ускользал меж пальцев, как рыба на мелководье.

– Понимаете, Светлана Игоревна, – отчитывалась она директрисе на очередной планерке, веером выложив стопку бумаг. – Упоминания о капсуле времени есть в книгах, газетах, в телерепортажах, в интернете. Правда, все они однотипные и в основном копируют друг друга. Но никаких документальных свидетельств о месте закладки капсулы не сохранилось.

– Невероятно, – поджимала алые губы директриса и стучала наманикюренными пальцами по глянцевой столешнице раритетного стола из массива дуба, неисповедимыми путями попавшего в её кабинет. – А как же архив?

– В конце девяностых в архиве случился пожар. Все документы, касающиеся памятника, сгорели.

– А библиотека?

– В 2008 году, когда городская библиотека переезжала в новое здание, один ящик с документами был бесследно потерян.

– А может, и не один… Хорошо отмазались, – бормотала директриса, откидываясь в большом кожаном кресле.

– Что?

– Старожилов, говорю, опрашивали? Не может быть, чтобы не осталось очевидцев. Памятник строила целая бригада! На открытии присутствовала половина города! Хоть кто-нибудь да видел, куда засунули чертову капсулу?!

Успокоить директрису, которая после подобных бесед запиралась в кабинете, не желая никого видеть, Кате было нечем. Она сбилась с ног, разыскивая очевидцев, но всё без толку. Имена одних не сохранились, другие переехали, третьи умерли. А из тех, кого удалось найти, никто не помнил точное место. Словно какая-то повальная амнезия поразила жителей города, точечно ампутировав одно маленькое воспоминание о самом важном событии девятнадцатого октября 1978 года.

Но однажды ей повезло.

***

– Это был настоящий праздник, – говорил Виктор Павлович, и его взгляд ностальгически туманился. – Как сейчас помню: народу! Вокруг транспаранты с лозунгами, красные флаги… Собралась вся городская партийная верхушка. Речи сначала, как водится, говорили. Сам монумент белым полотном закрыли. А снять его доверили лучшим комсомольцам города. Это ж такая честь! И вот, помню, звучит гимн Советского Союза, к подножию стелы несут памятную гирлянду с красной лентой, стоит почётный караул из старшеклассников… Их в форму пограничников и матросов, помню, одели. А вечером пионеры из «Алого паруса» с зажжёнными факелами пришли.

Впитывая каждое слово, Катя старалась даже не дышать, чтобы не спугнуть поток воспоминаний очередного старожила. Сиротин Виктор Павлович. Бывший работник городского комитета комсомола, ныне пенсионер, подрабатывал гармонистом в нефтеюганском хоре «Ветеран». По Катиной просьбе они встретились около музейного комплекса на набережной после творческого вечера, посвященного первопроходцам, основателям города. Виктор Павлович был весел и, устроившись на ближайшей скамейке, охотно поведал подробности того далёкого октябрьского дня.

– А вы видели, как капсулу времени в памятник замуровали? – дождавшись паузы, Катя приступила к теме, интересующей её больше всего.

– Разумеется, видел. Я же всё это дело на плёнку снимал.

Диктофон едва не выскользнул из внезапно вспотевшей ладони. Никто из сотрудников музея знать не знал о существовании записи с открытия памятника.

– Да, – продолжал старик, явно довольный, что ему удалось полностью завладеть её вниманием. – Мне как раз приятель с большой земли привёз списанную старенькую видеокамеру «Аврора». Небольшую такую… Ну, по тем временам небольшую. Вот я по поручению горкома партии и снимал.

– А у вас сохранилась запись? – с замиранием сердца спросила Катя.

– Да там такая история произошла… – Виктор Павлович пригладил седую макушку ладонью, и Катя похолодела от нехорошего предчувствия. – Снимаю я, значит, как наш первый секретарь горкома КПСС говорит речь в микрофон, потом ему помощники подают записку с посланием. Сам-то текст я уже не помню…

– «Мы комсомольцы семидесятых, верные идеалам родной коммунистической партии. Мы обращаемся к вам, комсомольцам 2018 года: чтите святые традиции советского народа, крепите дружбу великой многонациональной страны», – процитировала Катя текст, который успела вызубрить не хуже, чем пионерка-отличница клятву перед вступлением в комсомол.

– Верно, – уважительно кивнул собеседник. – Так вот. Прочитал он эту бумагу, свернул, положил внутрь капсулы. Она, знаешь, вроде термоса алюминиевого. Ну, тут аплодисменты, фанфары. И только секретарь поворачивается к памятнику, чтобы капсулу в нишу положить, вдруг у него прям из-под ног птица вроде голубя как порхнёт! Откуда только взялась. Секретарь капсулу-то и выронил. Я и сам камеру чуть с перепугу не упустил. Конфуз! Хорошо Степаныч неподалёку стоял, капсулу-то эту подхватил, да секретарю обратно и отдал. Ну, и замуровали её, как планировали, всё честь по чести.

Катя выдохнула. Вот так история. Ничего подобного об открытии памятника не сохранилось в тех обрывках информации, которые ей удалось найти. Это в нынешнее время неприятное происшествие засняли бы сотнями мобильников и пустили гулять по интернету с глумливыми комментариями, а тогда быстро замяли. Катя покосилась на диктофон, который исправно фиксировал каждую секунду разговора.

– Значит, вы видели, куда именно капсулу замуровали? – её ладонь непроизвольно вцепилась в край скамейки.

– Как куда? В памятник.

– А куда конкретно, вы можете указать?

Виктор Павлович напряжённо потер переносицу, и его молчание показалось вечностью.

– Нет, – наконец изрёк он. – Хоть убей, не помню.

– А плёнка?! Где она сейчас?

– А плёнка засветилась вся, – виновато развёл руками Виктор Павлович. – Как так получилось, сам не понимаю. Но выговор получил от начальства знатный. Премии лишили.

Все Катины надежды снова рухнули и покрылись пеплом разочарования. Закусив губу, она с трудом сдержала злые, досадливые слезы, пытаясь в очередной раз смириться с неудачей. И вдруг её осенило:

– А кто такой Степаныч? Который капсулу поднял?

– Юхлымов. Иван Степанович, – поспешно ответил Виктор Петрович, словно желая загладить свою невольную оплошность сорокалетней давности. – Водителем работал у председателя горкома. Мы с ним близко знакомы не были. И я много лет его не видел. А тут недавно встретил. Как раз у того самого памятника. Ходил вокруг него кругами, руками махал, бормотал что-то. А меня заметил – сделал вид, что не узнал, и в другую сторону ушёл.

– Кругами ходил? – переспросила Катя, пытаясь ухватить какое-то смутное воспоминание.

– Он вообще на почве этого памятника свихнулся малость, – тихо добавил Виктор Павлович.

Тогда Катя и не подозревала, в какие дебри приведёт её новый след.

***

Иван Степанович Юхлымов оказался «темной лошадкой». В Обществе старожилов и в Совете ветеранов, где Катя наводила справки, о нём знали очень мало. Любые приглашения поучаствовать в мероприятиях старик неизменно отвергал. Даже в день своего девяностолетия он наотрез отказался от визита мэра города, который лично хотел вручить юбиляру поздравительный адрес от президента. Нелюдимого старика оставили в покое и забыли. Лишь у знакомой из Управления соцзащиты, услуги которой Юхлымов, несмотря на преклонный возраст, тоже не принимал, Кате удалось узнать его телефон.

Эта же знакомая косвенно подтвердила нездоровый интерес Юхлымова к стеле Комсомольской славы. Ходили слухи, что в начале девяностых он обратился к главе города с просьбой снести стелу. Что он наплёл в кабинетах новоиспечённой власти, неизвестно, но избавляться от символов недавнего коммунистического прошлого тогда было модно, и его идею поначалу поддержали. Но к счастью, дело быстро заглохло за неимением средств, а потом властям и вовсе стало не до памятника. Уже в двухтысячных он несколько раз добивался приёма у депутатов и даже мэра города, но нёс там такой бред, что его едва не упекли в психушку. Какой именно бред нёс старик, служащая соцзащиты не знала, но у Кати теперь был шанс выяснить это лично.

***

Голос Юхлымова в трубке походил на карканье старого ворона. Сразу стало неуютно и зябко, несмотря на тёплый августовский вечер, солнечными бликами проникавший в кабинет сквозь пыльные оконные жалюзи.

– Что вам от меня нужно? – спросил старик, когда Катя, не вдаваясь в подробности, объяснила причину своего звонка.

– Мы хотели бы пригласить вас на церемонию торжественного вскрытия капсулы времени, как очевидца тех событий…

– А вы откуда знаете, что я очевидец?

– Мне рассказал о вас Сиротин Виктор Павлович, – выпалила Катя и запоздало прикусила язык.

– Сиротин, значит, – протянул Юхлымов. И Кате не понравилось, как он это сказал. – Выходит, капсулу всё-таки вскроют?

– Ну, да. Её ведь для этого и замуровали.

– Свершилось! Я ждал этого сорок лет! – воскликнул старик и заговорил, словно обращаясь к кому-то, стоящему рядом:

– Ты – глупец! Ты делал всё, чтобы люди забыли. Но тебе ли со мной тягаться?!

И вдруг старик рассмеялся. Долго и неприятно. Смех то стихал, то наполнялся новой силой, пока не перешёл в сиплый кашель. Катя невольно отстранила телефон от уха, будто частички слюны собеседника могли пролететь сквозь разделявшее их пространство. Но нездоровое любопытство и желание довести дело до конца не давали отбросить трубку. Внезапно смех оборвался, и на том конце повисла гнетущая тишина. Лишь фоном доносился раздражающе монотонный ритмичный рокот и бормотание, словно Юхлымов включил радио.

– Иван Степанович? – позвала Катя, ни на что уже не надеясь, и вздрогнула, когда тот откликнулся.

– Вы слышите? – голос Юхлымова звучал неуловимо иначе, словно трубку взял другой человек. – Бубен нижнего мира уже стучит для меня. Куль-отыр будет зол, если я не завершу начатое. Ему нужна жертва. Но я… не хочу… чтобы от его гнева пострадали… люди. Это… это неправильно…

Безумная речь прервалась тяжёлым дыханием астматика.

– Вам плохо? – испугалась Катя. – Давайте я перезвоню…

– Нет! Не кладите трубку!

– Хорошо, хорошо! Я слушаю, только успокойтесь…

– Нельзя вскрывать капсулу! В ней – смерть! Проклятие Куль-отыра…

Потрясенная Катя молчала.

– Вы должны прийти. Я вам всё расскажу. Пока ещё могу…

Катя долго сидела в кабинете с умолкнувшей трубкой в руках. И не сразу вспомнила, на кого походил старик. На Голлума из фильма про хоббитов. А ещё поняла, что никакая премия на свете не заставит её встречаться с Юхлымовым.

***

Утро рабочего дня Катя начала с того, что нашла одну из сотрудниц музея, которая разбиралась в мифологии ханты и манси, и поинтересовалась, кто такой Куль-отыр. Сотрудница удивилась, но рассказала, что знала, и даже провела по экспозиции и показала куклу-фетиш из чёрных и синих лоскутков. Катя покрутила в руках тряпичную фигурку. Не самый приятный персонаж. Бог нижнего, подземного, мира, создатель червей, жуков и комаров, властитель болезней и злых духов – кулей, владыка мёртвых. Мог навести на человека безумие, довести до самоубийства. В то же время его, как и любого духа, можно было сделать своим покровителем и задобрить хорошим приношением, а ещё лучше жертвой.

– Человеческой? – вырвалось у Кати.

– Оленей было достаточно, – поджала губы собеседница и усадила тряпичное божество обратно над входом в импровизированное хантыйское жилище.

Поразмышлять в кабинете за чашкой кофе не удалось. Директриса созвала планерку и во всеуслышание сообщила, что проблема решена и местонахождение капсулы известно. Выразительно поглядывая на удивлённых сотрудниц, Светлана Игоревна посетовала, что была вынуждена взять дело в свои собственные руки и лично отправиться в командировку в Екатеринбург. Там, по её словам, она нашла сына одного из свердловских скульпторов, создававших памятник, и разузнала всё, что нужно.

Катя чувствовала себя, как марафонец, которому перед самым финишем поставили подножку. Директриса сухо поблагодарила её за проделанную работу, но на очередное заседание оргкомитета в администрации не взяла и в состав группы по подготовке к празднику не включила. Окончательно Катю добило известие о том, что старика Юхлымова минувшей ночью отвезли в реанимацию с обширным инсультом. Когда на стол перед директрисой легло заявление о недельном внеочередном отпуске, та отвела взгляд и безропотно поставила подпись.

Накупив кучу всяких вкусных вредностей и пару бутылок кагора в придачу, Катя хотела одного: валяться в свое удовольствие на диване, смотреть сериалы и не думать ни о каком памятнике. Но не думать не получалось.

***

Володя сбился со счёта, сколько кругов они сделали вокруг фонтана, пока Катя от души не выговорилась. Слегка успокоившись, она присела на широкий гранитный бортик. Глядя на её просветлевшее лицо, Володя понял, что не зря перенёс очередную фотосессию на другое время и кинулся спасать подругу, узнав последние новости из музея. Втайне он был даже немного благодарен этому злополучному памятнику, который дал им возможность сблизиться.

Семнадцатиметровая стела Комсомольской славы хорошо просматривалась от фонтана. Там, около памятника, толпились подростки, орал мегафон, гремела музыка: молодогвардейцы в синих жилетках с единороссовской символикой репетировали флэш-моб. Они ничего не знали и не боялись.