Читать книгу Любить как люди - Ольга Меньшикова - Страница 5

В пятницу утром, садясь в черный лимузин с тонированными стеклами, Дашков хотел было поинтересоваться у водителя, как он собирается добираться до ближайшего итальянского побережья, но услышав его переговоры по мобильнику с пилотом самолета (частного, скорей всего), раздумал.

В конце концов, сказал он себе, надо смириться с тем, что тебя купили с потрохами. Сказал А – говори Б (и весь остальной алфавит) и не выпендривайся.

Через пять часов незаходимая звезда экрана Андрей Дашков – умопомрачительный, стройный брюнет в белоснежных одеждах и неизменных серебряных браслетах – стоял перед роскошным особняком в стиле «модерн» на берегу морского залива. Нигде ни души, как и было обещано. Постояв с минуту, он неторопливо пошел по аллее к центральному входу в расчете, что дверь открыта – и не ошибся: сработал фотоэлемент, и створки двери из матового стекла разъехались в стороны, открыв просторный зал, обставленный с большим вкусом и выходивший окнами, похожими, скорее, на витрины, прямо на залив.

Класс. Однако, я здесь не для отдыха. Так где же моя, так сказать, работа?..

Слева он заметил винтовую лестницу.

Видимо, туда, решил он, и стал подниматься наверх.

Как бы в ответ на это заиграла музыка.

Ого, из моего «Миллиона за звезду», автоматически отметил Андрей, значит, иду в правильном направлении.

Второй этаж также представлял из себя одно большое помещение, которое, однако, было разделено как бы на множество уютных секторов с диванами, креслами, коврами, светильниками, барной стойкой, камином, биллиардом, и даже маленьким бассейном.

Его артистический взгляд сразу по достоинству оценил съемочную площадку.

Ахаха, вот именно – съемочную. Меня просто сняли, и неслабо так сняли!..

Он прошел вперед, остановился у небольшого шкафа со звуковой аппаратурой и принялся рассматривать названия дисков, справедливо полагая, что надолго в одиночестве его не оставят.

Едва уловимый шорох сзади заставил его – нет, не обернуться, это было бы уж слишком по законам жанра – но внутренне насторожиться.

– Не оборачивайся, – голос был какой-то… знакомый, что ли. – Не оборачивайся, послушай так.

Да это же… Маринка Грушко?!.. что за…

– Я люблю тебя, Андрей. И любила всегда. Ты, конечно, никогда не замечал… каким же толстокожим надо быть!.. Правда, пойми ты – и стало бы неловко… а так…

Голос приближался.

– Мне всегда нравилось смотреть тебе в спину… поэтому и сейчас… не оборачивайся, ладно?..

Андрей замер. Чьи-то ладони нежно прикоснулись к спине, чуть дрогнули и остановились. Он почувствовал дыхание сквозь тонкий шелк рубашки… чуть выше лопаток, от чего спина моментально вспотела… Легкое прикосновение губ… еще раз… боже, рубашка же совсем мокрая… нет, это пора прекращать…

Он резко развернулся и… уставился в изумлении на помрежа Катани.

– Ты?!..

– А здорово я тебя развела, скажи?! Это всё моя способность к имитации – могу подражать голосам людей и даже некоторых животных. И даже могу музыкальные инструменты изобразить, если сильно постараюсь. И всех твоих партнерш по фильмам могу, запросто!

Девушка тараторила без остановки, видимо, пытаясь скрыть сильное волнение.

– Понятно. – Андрей постепенно приходил в себя. – А контрольный в спину долго отрабатывала?

– Вообще-то, нет… это была импровизация.

– А. Мм. – Он несколько раз покивал головой. – Ты меня сюда для этого затащила? чтоб отрабатывать на мне свои имитационные способности? – Текст был жестковатый, конечно, но говорил он своим самым обворожительно-мягким низким голосом.

– Вот сейчас ты голосом Гордея говоришь, так круто… Скажи еще что-нибудь! Пожалуйста…

Он, наконец, понял: она цитировала его диалоги с партнершей из мелодрамы «Миллион за звезду», причем, в точности подражала ее голосу.

Ну, что ж, подумал он, сыграем.

– Скажи… каким ты меня видишь?..

– Нет-нет, это слишком, так сразу я не готова!

– Это не по тексту, – продолжал он обольстительным голосом Гордея и придвигаясь все ближе.

– Ты что?! – отскочила она.

– Не по тексту… хотя там дальше и нет никакого текста, так что давай целуй меня.

– Ты же меня еще совсем не знаешь, а уже лезешь целоваться!

– Я лезу?! – тут Андрей вышел из образа и с искренним недоумением спросил: – А кто мне всю спину обслюнявил, а??

– Это не считается, это я в роль вживалась… – тут девушка замолчала и перевела дух. – Простите, Андрей… Юрьевич.

Он, наконец, смог рассмотреть ее более детально. Тогда, во время арбалетного поединка, ему было совсем не до этого.

Первое, что бросалось в глаза – это огромные глаза. Да, они были такие же огромные, как у него самого, что само по себе большая редкость. Живые, любопытные, какие-то детские и, одновременно, нежные женские глаза. У нее была неординарная, несколько старомодная прическа – челка, как у Лайзы Минелли.

О, точно! она на Лайзу похожа. И что-то в ней есть такое… не русское… а, ну да, она же итальянка. Большой рот, припухлые губы приятной формы; не сказать, чтоб красавица, нет, но взгляд притягивает. Длинная изящная шейка, круглый вырез, что-то вроде легкого, короткого халатика на пуговицах, в каких-то бледно-сиреневых разводах. И стройные ноги, да, очень… ну надо же.

– Что вы так смотрите?

– Ну… изучаю. Должен же я понимать, кому принадлежу в ближайшие трое суток. Ты … прости, не помню, как зовут…

– А, ну да… я Фиби.

– Что за странное имя?

– Моей маме очень нравился Сэлинджер, «Над пропастью во ржи», это имя оттуда, вы читали?

– Нет, и давай все же продолжим на «ты», так будет легче.

– Я постараюсь. Ты голоден?

– Вообще-то, зверски.

– Тебе какую еду, русскую, европейскую или восточную?

– Хм. Тащи все, что есть. – С ней было легко разговаривать, так что он совсем не чувствовал необходимости любезничать.

– Тащить? – она засмеялась. – Тебе разве папа не писал, что тут все автоматизировано?

И Фиби подошла к экрану на стене величиной с планшет, вдруг засветившемуся матовым светом. Поколдовав над ним с минуту – видимо, выбирала блюда из меню – она сказала вслух:

– Третий лифт, пожалуйста.

Ага, еда приедет на лифте. А кровать, интересно, тоже приедет? Или спустится на вертолете сквозь крышу?..

Еда оказалась привычная, вкусная, горячая. Он не стал притворяться хорошо воспитанным английским лордом, только буркнул «приятного»» и набросился на пасту и суши, попутно констатируя, что это его любимые блюда.

Мм-да, девушка подготовилась.

Пока он ел, она сидела напротив и смотрела.

– У тебя проблемы со зрением?

– Нет, а что?

– Ты смотришь на меня, не отрываясь. Сама есть-то будешь? Или только смотреть?

– Посмотрю, если ты не против. Ты всегда так красиво ешь…

– Да, я очень красиво ем, – сказал он, накручивая пасту на вилку с помощью ложки. – Этот аттракцион, вообще-то, дорого стоит… ну да ладно, смотри, раз уж ты меня купила, – сказал он и смачно втянул в себя пару макаронин, обмакнул лепешку в кетчуп, запихнул ее в рот, уронив кусочек в тыквенный суп-пюре, брызги которого полетели прямо на белоснежный шелк рубашки; он принялся их вытирать грязными, в соусе, руками, что-то попытался сказать с полным ртом, и часть пищи вывалилась из него в тарелку; он выудил ее руками и запихнул обратно.

– Ну как, тебе нравится? Скажи, красиво?..

Фиби наблюдала эту сцену, не сводя с него восторженных глаз:

– Потрясающе!..

– Это ты еще не видела, как я пью.

– Ой, что это я! Налить тебе вина?

– Давай. Для храбрости.

– А… зачем тебе храбрость? Я такая страшная?

– По-моему, ты очень даже симпатичная, – он, громко сёрбая, отхлебнул вина и закашлялся, пролив при этом половину себе на грудь. – А храбрость нужна определенного вида – та, что пригодна при принудительном соблазнении. Время идет, а мы еще не приступили к основной программе вечера.

Он понимал, что грубит и задирается, и вообще ведет себя неприлично с малознакомой девушкой, но если заглянуть в подсознание, то там он, пожалуй, обнаружил бы тайное желание, чтоб его просто выгнали вон – и проблема бы решилась сама собой. А проблема была: Фиби ему нравилась, и это ему не нравилось.

– Андрей…

– Можешь звать меня Андрюш.

– А я всегда называю тебя Даш… хорошо, пусть будет Андрюш.

– Хорошо, пусть будет Даш. Побуду девочкой.

Это даже хорошо, что она меня будет звать не так, как Ольга.

– Хорошо, Даш. А почему ты решил, что я буду… как это говорится… к тебе приставать? Для меня есть более важные вещи, которыми можно заняться с таким гостем, как ты. Разве ты сам уже хочешь со мной в постель?

– Нет, что ты… ну то есть… – он явно смутился.

Ну что я за идиот! Поймала меня, как кильку в сачок.

– Если ты хочешь… я в твоем распоряжении, конечно…

Фиби зачем-то встала, завела руки за спину, будто хотела что-то спрятать. Она не улыбалась.

– Я… ты, скорей всего, не поверишь, ты же секс-символ и все такое, но… я так не хочу. То есть… все будет, если… вернее, когда… когда ты сам захочешь. Когда ты мне об этом сам скажешь, только тогда. А так, за деньги… мне не надо. Вот. Мне ведь и так с тобой хорошо. А деньги… ну, это был просто папин привычный способ. Он у меня очень хороший и добрый, но… Как бы я еще смогла тебя заманить в гости?? кто я такая для тебя, пустое место, одна из миллионов твоих фанаток. Поэтому я и поставила ему условие – ты. Чтобы просто прожить с тобой рядом эти три дня. Всего лишь три дня… Я мечтала, я готовилась, много чего придумала и передумала, но сразу все пошло не так, потому что ты стоял спиной, и мне пришлось на ходу… но все равно здорово! Мне все нравится, что ты делаешь – и как ты специально ешь, как невоспитанный подросток, и как ты мне грубишь, чтобы не выдать своей… растерянности что ли… Я права?

– Ну… да. А если…

– Если ты не захочешь?

– Да.

– Ничего и не будет. Пусть будет то, что будет. Как сложится. Не заморачивайся… давай просто поживем рядом, как в отпуске – спешить некуда, работать не надо, готовить не надо, можешь ты себе позволить просто отдохнуть и не думать о всяком таком?

До него, наконец, дошло, что она еще, в каком-то смысле, ребенок, и что она действительно такая – непосредственная, открытая, совсем не кокетка, говорит, что думает, а думает так необычно для девушки…

Внезапно мелодичный звонок известил, что пришел очередной лифт – и это было как нельзя кстати: Фиби пошла вытаскивать из него тележку с фруктами и десертом, а Дашков кинулся ей помогать, и вопрос о постели и всяком таком замялся сам собой. Они пересели на диван, причем Фиби забралась туда с ногами (всё же, какие чудесные ноги… ровные маленькие пальцы на них, ну надо же), и вгрызлась зубами в персик, жестом предлагая ему сделать то же самое. Он вгрызся, заляпался для полноты натюрморта еще и соком, и, продолжая эротично всасываться в оранжевую мякоть, сказал:

– Расскажи что-нибудь, я же тебя совсем не знаю, а ты меня – как облупленного. Несправедливо, не находишь?

Фиби перестала жевать.

– Хорошо, Даш. На самом деле, это наш дом, а не снятая вилла. Но то, что мы с папой его покидаем, это правда. Папа не возражает, чтобы я говорила тебе правду. Он только хочет сохранить инкогнито. Поэтому его фамилию и кто он, я сказать не могу, потому что обещала.

Вот же честное семейство, одобрительно подумал Андрей.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три. Представляешь, я родилась в один день с тобой, только ровно через двенадцать лет, здорово, правда? Я тоже крыса и скорпион!

– Значит, мы с тобой два скорпиона в одной банке. Это плохо.

– Почему?

– Потому что по закону естественного отбора очень скоро там останется один скорпион. – Он принялся за абрикос.

– Не обязательно. Это могут быть скорпионы из одной шайки, или отец и сын, или брат и сестра, или они вообще собирались пожениться, а их в банку!

– Резонно. В банке, кстати, тоже можно нормально "пожениться".

Она, наконец, засмеялась.

– Интересно, а ты помнишь день своего рождения, когда тебе исполнилось двенадцать?

– Ага, еще как помню! В тот день с утра я участвовал в соревновании по стрельбе – из арбалета, кстати – и не взял первый приз. Помню, ревел, как девчонка! С детства ненавижу и не умею проигрывать.

– Ахаха, я знаю! – засмеялась Фиби.

– А вечером – в порядке компенсации свыше, что ли – пришло известие, что мой пейзаж победил в конкурсе рисунков! Так что я запомнил этот день рожденья, угу. День поражения и победы одновременно.

– Это так удивительно!.. а в это время в Санкт-Петербурге рождалась маленькая девочка…

– А твои родители…

– Мой папа итальянец. Он приехал по делам фирмы в Россию и встретил маму, она была его переводчицей. Ну, обыкновенная история. Потом он уехал, а у мамы родилась я. Нет, ты не подумай, папа не отказывался от меня, правдами-неправдами передавал деньги, но пожениться они тогда не могли, а потом, когда стало можно… не успели. Мама умерла… Папа очень переживал за меня, забрал к себе во Флоренцию, дал хорошее образование, стал проводить со мной больше времени… ну, старался всячески утешить. Мы смотрели много русских фильмов – он с субтитрами, а я так. Однажды он показал мне фильм про студентов, угадай какой?

– «Хороший мальчик», к гадалке не ходи. – Абрикосовая косточка полетела в ближайшую напольную вазу, брошенная меткой рукой баскетболиста.

– Бинго!! – захлопала в ладоши Фиби. – Я как тебя увидела, в очках, с короткой стрижкой еще… все остальные мальчики в этом фильме – да и в последующих тоже – для меня перестали существовать. Любовь с первого кадра.

Она улыбнулась. Не было никакой неловкости в этом признании, как будто речь шла вообще не о присутствующих.

Хороший ход, подумал Андрей и кивнул, надо запомнить, пригодится для какой-нибудь роли.

– Кстати, очень киношный прием, не находишь?

Ну ни фига себе! Она что, телепат?!

– Мне тогда десять лет было, а тебе, значит, двадцать два… Ты уже во всю звездился!

– Ага, «звезда востока». Ненавидел это прозвище! Просто до жути выводило оно меня…

– Я знаю, – Фиби улыбнулась. – А теперь спокоен?

– А какой смысл раздражаться? Людей же этим не исправишь и не заставишь. Меня Евгений Витальич научил…

– Миронов?

– Ну да. Говорит, скажи себе просто «ну и что?». Попробовал – помогло. Причем, сразу, с первой же попытки! А как ты к нам в кино попала?

– Из-за тебя. Вернулась в Россию, поступила в университет, потом папа мне помог – познакомил с режиссером, у которого ты снимался тогда, и он меня взял на должность «принеси-подай». Вроде, у меня хорошо получалось, ну и пошло-поехало…

Они болтали о всяком-разном, пили вино и грызли орехи, и ему стремительно становилось как-то легко и беззаботно. В какой-то момент он вдруг заметил, что смотрит на нее, как… в общем, как на женщину. Она это тоже, кажется, заметила.

А ведь она мне нравится. Как я должен себя вести? Какие вопросы я должен себе задать в этой ситуации? А как же Ольга, так что ли? Нет, так вопрос не стоит, это же совсем другое – ответил он сам себе. – Совсем? ты уверен?.. И зачем она меня отпустила? Хотела проверить себя, поиграть в жмурки с самой собой? Или хотела, чтоб я переспал с другой – зачем? Чтобы сделать меня виноватым в том, что она меня разлюбила?..