Читать книгу Змеи. Гнев божий - Ольга Миклашевская, О. В. Миклашевская - Страница 7

Сентябрь, 2018

В офисе так душно, что Кирилл готов совершить убийство. Вскочить с рабочего места, схватить из стаканчика остро заточенный карандаш и воткнуть клиентке так глубоко в глаз, чтобы мозг брызнул в разные стороны, будто разорвавшийся воздушный шарик с водой. В своем воображении Кирилл смел и непоколебим. В реальности – потный, как свинья.

– Извините. – Клиент – дама с большими бедрами, лет сорока – тоже еле дышит. – Вам не кажется, что у вас… жарковато?

Ответом ей служит улыбка, как у мерчендайзера в продуктовом магазине, которого заставили раздавать покупателям образцы колбасы, несмотря на то что сам он вегетарианец.

– Простите, Нина Борисовна, – масляным голосом говорит адвокат, – кондиционер сломался, а окно открыть не можем: заклинило.

На лице у клиентки целая гамма эмоций: от оскорбления до непонимания. Она поджимает губы в «куриную жопку» и после секундного молчания наконец дарует холопу милость:

– Ну ладно. Так что вы думаете? Шансы есть?

«Шансы есть, а вот морали у вас, мадам, никакой», – думает про себя Кирилл, но как настоящий юрист неопределенно отвечает:

– Со мной – конечно.

Деньги, как говорится, не пахнут, поэтому, по идее, Кириллу не должно быть дела до чужих склок. Только вот даже спустя столько лет работы по специальности сердце все равно чуточку, но екает.

Клиентка мечтает ободрать трех родных сестер по причине смерти обоих родителей. Точнее, нет, не смерти, а по факту недееспособности. Престарелую мать удачно упекла в психушку, отец пока живет с ней, но уже ничего не соображает и даже не может назвать свое имя.

– Они оба все подписали, – откровенно поведала клиентка, только войдя в кабинет. – Мать до того, как ее признали невменяемой, с отцом так вообще проблем не было.

Трешка на окраине Пензы, если судить по этой женщине, стоит так дорого, что легко перевешивает отношения со всеми родственниками и собственные моральные устои. Кирилл этого не понимает, но много лет принимает.

Он невольно подмечает, как ярко злость отпечаталась на лице и теле этой уже не совсем молодой женщины: вечно сведенные к переносице брови, покрасневшая шея, расплывшиеся полные бедра. Не такие бедра, как бывают у полненьких, но довольных жизнью девушек, а тот тип жира, который упорно тянет под землю, прямиком в адские чертоги.

С другой стороны, Кирилл ведь сам все это выбрал: таких женщин, такие деньги, такие бедра. Он протягивает клиентке договор на подпись, а сам украдкой посматривает на часы. Пусть это его офис, раньше обычного он старается не уходить.

– Пожалуйста.

Нина возвращает листок и расплывается в хищной улыбке, скованной брекетами. Если где-то сейчас проводят кастинги на мисс антисекс, то эта женщина смело может подавать заявку и рассчитывать на победу. По крайней мере, Кирилл бы на нее точно поставил кругленькую сумму.

Когда не только хозяйка, но и ее бедра скрываются в дверном проеме, Кир откидывается на спинку стула и резким движением ослабляет галстук. На столе нервно вибрирует мобильник. На время встреч с клиентами звук Кирилл обычно отключает, но вот вибрацию – никогда.

Минует экран блокировки, всплывает белое окошко с голубыми облачками.

«Ты как?»

Кирилл чувствует радость оттого, что Глеб объявился, и в то же время раздражение: ему, вероятно, опять что-то нужно. Весной он выслал ему приличную сумму денег и в ответ не получил даже элементарной благодарности.

Параллельно он вспоминает только что отчалившую клиентку и ее трех сестер, которых она решила оставить без гроша только потому, что, скорее всего, была самой несчастной из всех. Замужем за каким-нибудь жирным бездельником, с утра до вечера впахивает на нелюбимой работе и еще воспитывает сына, с двенадцати лет приноровившегося курить на балконе в гостиной.

Подписанный кровью договор маячит где-то на периферии сознания.

«Нормально. Ты?»

Брат никогда не пишет просто так, как, впрочем, и сам Кирилл. После похорон общаются, конечно, чаще, чтобы хоть как-то свыкнуться с новым положением вещей, но все равно в этой ситуации никому из них не легко.

«Устроился на новую работу».

Кирилл от удивления довольно громко присвистывает. Помощница в предбаннике оживляется, но Кирилл ее быстро успокаивает, дескать, ей послышалось.

«Да? И какую?» – быстро печатает в ответ Кир.

«Не поверишь. Взяли учителем в частную школу».

Кирилл действительно не верит. Нормальную профессию брат в свое время не получил по понятным причинам и менял работу не просто как перчатки, потому что перчаток у него уже лет двадцать как только одна пара, а вместе с переменами в настроении. Захочет – неделю поработает, соизволит – месяц. Нигде Глеб надолго не задерживается и ни в чем особенно он не хорош, кроме, разве что, детей.

Рената Кириллу нравится, таких он еще не видел. Хорошая девчонка.

Кирилл рассеянно потирает шрам на шее, чуть повыше левой ключицы, и одной рукой набирает текст:

«И что же ты там преподаешь?»

«Помогаю таким, как я».

Кир не выдерживает. Кто бы его брату сначала помог, пока он окончательно кукушкой не полетел. Немного подумав, Кирилл подхватывает подписанный клиенткой договор и методично рвет его на мелкие кусочки.

– Кирилл Владимирович, можно я пойду?

В дверях появляется младший помощник Вероника, и по ее внешнему виду точно можно сказать, что разрешение для нее формальность. Девушка нетерпеливо почесывает руку, пытаясь отвлечь от длины платья, в которое она только что переоделась. Только вот эффект случается прямо противоположный. Кирилл глаз не может оторвать от этого миниатюрного куска ткани из искусственной кожи.

– Конечно.

Только в этом «конечно» собирается вся гамма эмоций: от удивления до молчаливого осуждения. В ушах у девушки тоскливо покачиваются кольца такого размера, что жительница какого-нибудь цыганского племени с радостью бы назвала Веронику своей дочерью.

Кирилл знает, чем девушка занимается после работы: поет в клубах, иногда дает частные концерты. Он пытался спрашивать, зачем ей юриспруденция, но в ответ получал лишь стандартный набор из «стабильность» и «мама спокойна». Так она и уходит почти каждый вечер в ярких шмотках, а на работу утром возвращается разбитая и помятая, остро нуждающаяся в пяти чашках черного кофе, будто в переливании крови.

С другой стороны, в своем офисе Кирилл никогда не вводил дресс-код. Сам надевает что-то более-менее приличное только в суд. Клиентов часто убеждают просто белая рубашка и черные джинсы, остальную работу делает его профессионализм.

Начальник и подчиненная еще некоторое время обмениваются многозначительными взглядами, и затем Вероника исчезает. Удивительно, но у них даже ни разу ничего не было. Может, потому что у Кирилла волос нет и ростом он почти с Веронику? Вряд ли.

Он пробовал как-то раз встречаться с клиенткой, но ни к чему хорошему это не привело. Без пяти минут бывший муж – а они с супругой тогда занимались разделом имущества, – выследил, подкараулил у подъезда и хорошенько так врезал, от души. Как показал рентген, ничего не сломал, кроме разве что гордости. В суд Кирилл подавать не стал и просто пришел к выводу, что работу с личной жизнью лучше не смешивать. Вероника, судя по всему, придерживалась того же мнения.

Еще через двадцать минут стрелка настенных часов вплотную приближается к восьми, и Кирилл наконец решает, что на сегодня можно закончить. Он выключает ноутбук, кладет кое-какие бумаги в портфель, чтобы пролистать дома, и, на мгновение задержавшись у выключателя, гасит свет.

В темноте ему нравится гораздо больше. Очертания предметов становятся острее, шум от круглосуточно работающей вентиляции – живее. Зрение моментально захватывает и увеличивает крохотную фруктовую мушку на спинке начавшего портиться яблока на столе у секретарши. К мушке он быстро теряет интерес.

На лестнице Кир сталкивается с оставшимися в живых соседями по офису, и многие уже запирают кабинеты. В основном они кивают друг другу, не нарушая тишины.

Кирилл выходит на улицу, остро ощущая голод. Сейчас ему нужно что-нибудь покрупнее насекомого.

Уверенным шагом он заходит в мясную лавку неподалеку от метро. Посетителей почти нет, потому что самое свежее мясо привозят и разбирают именно с утра.

В лавке пахнет кровью. Запах сладкий, он липнет на язык и оставляет после себя приятное послевкусие. Кириллу так и хочется открыть рот, чтобы лучше чувствовать полный букет ароматов. Больше всего ему нравится запах свиной крови: она похожа на человеческую.

– Вам как обычно? – всплескивает руками продавщица, такая тощая, что ее смело можно вешать на крюк рядом с наполовину разделанными тушами.

Кирилл не планировал, чтобы его начали узнавать. В конце концов, он заходит сюда отнюдь не каждый вечер, а в лучшем случае раз в неделю-полторы, когда голод становится особенно невыносим.

Огромный нож взлетает в воздух и с едва различимым свистом опускается на свиную тушу. «Раз-раз» – и на разделочной доске лежат аккуратные куски, от которых по сторонам растекается розоватая жидкость.

– С вас тысяча триста тридцать три рубля, – с восторгом сообщает женщина.

Деньги. Товар. Пакет приятно оттягивает руку, заставляя желудок ныть в сладком предвкушении.

Дома Кирилл не разувается, не включает свет, а проходит прямо на кухню, где вываливает на белую скатерть шматы мяса. Садится за стол, некоторое время позволяет себе насладиться видом и запахом предстоящего ужина. Да, это, конечно, не животинка живьем, но лучше это, чем ничего.

Руками впивается в размякшие по дороге без холодильника волокна и позволяет пальцам войти как можно глубже, будто перед ним не кусок мертвечины, а живая женщина. Затем резко и быстро хищно впивается в мясо зубами. Кровь стекает по подбородку, заливает белоснежную рубашку и черные брюки. Запах сырой плоти заполняет легкие, даря кайф получше никотина.

В кармане штанов вибрирует телефон.

Кирилл с неохотой отодвигает от себя ужин, утирает рот рукавом и, для тренировки откашлявшись, берет трубку.

– Кирилл Владимирович?

– Да, это я.

– Меня зовут Вера Кузнецова, я представляю частную школу для особенных детей «ФИБИ».

– Простите, как?

– Как меня зовут или как школа называется? Меня зовут Вера, я представляю частную школу…

Но он не дает ей договорить:

– Знаете что? Катитесь куда подальше. Я занят.

Что, если подумать, не такая уж и неправда.

Сентябрь, 2018

Народ перед телевизором расселся так плотно, что не то что яблоку – пшеничному зернышку негде упасть. Эвелина сидит тут же, зажатая между Ахмедом и двумя потными таджиками, только что вернувшимися со стройки. Ей бы побрезговать, скривиться от отвращения, но она, напротив, тайком вдыхает запах настоящих людей. Запах прогорклого масла, краски и чего-то еще, очень личного и интимного, сильно напоминающего тоску по родине.

Никто не обращает внимания на неудобства: все прилипли к экрану.

– Кто-нибудь мне объяснит, кто это? – шепотом спрашивает Эля, но на нее тут же шикают несколько мужиков.

На помощь приходит Ахмед:

– Это Ольга Бузова, певица.

– А-а-а, – понимающе протягивает Эля и тянется к общему ведру с кукурузными палочками.

Пальцы после лакомства липкие, и сахар до конца слизать не получается, поэтому Эвелина просто берет себе еще палочек, чтобы отложить решение проблемы на конец времен.

Она, конечно, слышала про телевизор, потому что не была совсем дремучей, но реальность превосходит всякие ожидания. Это же потрясающе! Люди, которых ты хочешь увидеть, не могут видеть тебя, но желают, чтобы на них смотрели. Кикиморе бы непременно понравилось.

Девушка на экране больше похожа на царицу, чем на деревенскую бабищу. Волосы до пупа, ресницы до небес, улыбкой своей не всех одаривает, а только тех, кто верой и правдой служит.

Богатыри, правда, Эвелине не очень нравятся. Хлипенькие какие-то, тощие. Есть один мужик, довольно здоровый, но без единой волосинки на голове. Так тоже не пойдет: в конце концов, борода мужчины – его гордость, как у девицы коса.

Краем глаза Эвелина оценивает похрапывающего на своей койке Соловья и невольно думает, что вот такого цесаревича любая девица была бы рада заполучить. Ленив немного, но плуг и пара ударов чугунной сковородой любого лентяя исправит.

– Палочек передайте, пожалуйста, – раздается бас позади Эвелины, и она не глядя передает ведерко.

На экране оживление. Бузова в поисках жениха. Не все претенденты на девичье сердце оказываются чисты на руку! Эвелина усмехается. Она таких за свои многочисленные человеческие жизни повидала столько, что можно вместо огурцов засолить и сотню лет две деревни в двадцать домов кормить.

В самый неподходящий момент, когда в телешоу наступает долгожданная кульминация, Эвелина чувствует знакомое щекотание на поверхности языка. Впервые в жизни ей хочется сплюнуть предсказание, даже не поинтересовавшись, что там, но пересиливает себя и говорит вслух:

– Менты идут.

– Да ла-адно тебе, – отвечает сидящий рядом с довольно сильным акцентом, но вполне различимо. Отвечает, а у самого глаза упираются в экран, будто от этого зависит его жизнь.

– Поздно уже, – замечает Ахмед.

– Не боись, мы тебя защитим, – с похабной улыбочкой обещает другой мигрант и даже пытается полушутливо приобнять Эвелину за плечи, но та ловко выскальзывает и вскакивает на ноги.

Сзади тут же раздается коллективный вздох разочарования. Подросток лет шестнадцати дергает ее за штанину, пытаясь усадить обратно, только вот обратного пути уже нет.

Кто такие эти «менты», Эвелина без понятия, но даже само слово ощущение после себя оставляет липкое. В голове появляются новые картинки, совсем как те, что транслируют через телевизор, только более живые, объемные. Гулкие шаги массивных сапог; как младенец в кроватку, с любовью уложенный в кобуру пистолет; тянущая вперед крупная собака с забавными треугольными ушами. И этот человек не один, и сегодня вечером здесь будет кровь.

Эвелина кидается к кровати, изо всех сил тормошит своего нового знакомого, но тот отмахивается от нее, как от надоедливой мошки.

– Соловка, вставай!

– Отвали, – бурчит сын черта и зарывается лицом в плоскую плешивую подушку.

– Нет, я сказала, вставай! Сюда полиция идет!

– Не, ну вот она опять за свое, – комментирует один из смотрящих телевизор, видимо, окончательно перепутав реальность и чей-то сценарий.

Соловей недовольно ворочается, затем медленно садится и на ощупь ищет кроссовки. Пытается проморгаться, но пока безуспешно.

– С чего ты взяла? – хрипло спрашивает он.

Приходится признаться:

– Я могу видеть будущее. Не часто, но иногда случается.

Соловей хмыкает, но не злобно, потому что знает, что в мире еще и не такие чудеса возможны. Правда, все равно не верит.

– А я «сникерсами» какаю.

– Не смешно! – Взбудораженная Эвелина так торопится вывести Соловья из квартиры, что даже не удосуживается спросить, что это за зверь такой, «сникерс».

Он идет за ней не потому, что доверяет, а как раз наоборот – потому что считает последней проходимкой. Просто хочет убедиться в этом собственными глазами.

Пока на лестничной площадке ждут лифта, Эвелина нервно барабанит ногой по бетонному полу.

– Не трясись ты так, – успокаивает ее Соловей. – Никакой облавы не будет. Эта нора надежная.

Он не знает, что в этот самый момент Эвелина вспоминает лосей и как они в Божедомке могли приложить лицом к стене. Без причины, просто если им так хотелось. Как в первые месяцы она пыталась лезть на них с кулаками, обессиленная от недоедания, а они сначала терпели, а потом заставляли пройти через такую боль, которую, Эвелина думала, уже никогда в этой жизни не испытает.