Читать книгу Периметр зверя - Ольга Неподоба - Страница 3

«Алло!» – неестественный кашель в трубку – «Алло!»

– Алло. Это осень.

Это пустошь. В прицеле зрачка не сходящейся лестничной гаммы.

Это – руки отнять от лица и не плакать, так зло и упрямо, как предательской слабости тела отдать что-нибудь… на прощанье.

Крепкий кофе? Бессонницу? Строгий контроль над желаньем? Или надпись на потной стенной штукатурке: «Мы останемся вместе. Аминь»

Это – ночь! Несогласная, беглая буква.

В которой не было ничего, кроме недоумения, кроме убийства собственной нежности.

Руки – отнять от лица, эта черная каста неприкасаемо ищет предлога отправиться в путь, на случайную встречу, и к тебе побежать, задыхаясь от крика!

Сгинь! Мы останемся вместе! Усталые, смертные, злые.

В прицеле зрачка не сходящейся лестничной гаммы где бессонницы – нет!

Кофе – горечь во рту…

Ты не плачешь?

А зря!

Глава 1

И шорох, почти никому не заметного снега, и шепот шагов, и что-то еще… по следам находящее повод.

Ну вот и все.

Пол-сигареты остается до зимы.

Пустая смятая пачка – под лавку.

Хорошо, что сигарета – сыровата, и тлеет – медленно, будто знает, упадут последние хлопья пепла на мокрый асфальт и растают там первым снегом предстоящей зимы.

Черная музыка, осень удачи, восторг возвращенья…

Что будет потом?

Погаснет огонек – сладенькая подачка малодушию, полоснет мелкий отвесный дождик и погонит со скамейки парочку, ловить такси.

Ветер протяжно и туго забьется в русле бетонных стен, может, пытаясь вырваться на волю, может желая разбиться на сотню маленьких сквозняков и расползтись по кухням и спаленкам, где прячутся от него по вечерам, смешные, доступные люди.

Им ведь тоже нужно немного… ветра.

На чуть – чуть. На сомнение. На дрожь… На последнее – " Где ты?!!!» На единственное – «Бежать!»

На то, чтобы встать с табуретки и подойти к окну.

И задергивая плотную, всепонимающую штору, увидеть кусочек неба. И отойти. И остаться в свидетелях. Замерзающих луж стекленеют глаза на ветру и немного слезятся от лишнего желтого света.

Девочка в потертой кожаной куртке, явно с чужого плеча, поджав колени к подбородку курила на лавочке в городском парке.

Пес бесноватого, рыжего цвета, поскуливая, вился у ее ног. Он был голоден, но искал хотя бы внимания с ее стороны.

Парень, по имени Лаврентий, уже где-то недалеко от этого места, стоял на балконе и до его зимы тоже оставалось полсигареты.

Хотя… уже меньше. Треть.

И странный долгий звук пронеся над их головами, заставив вздрогнуть и поднять лица к небу, лишь некоторых людей, в некотором царстве, в некотором государстве… Хочешь, я расскажу тебе сказку? Жили-были, жили-были… Так было задумано, так повторялось из жизни в жизнь.

Как тяжелое, сытое животное, небо на мгновение прислушалось, взревело для острастки, поворочалось и отвернулось от них.

***

Странный, долгий звук прогудел в высоту, набирая силу, и заставил-таки Солдата поднять голову. Самолеты летят… определил Солдат и закашлялся. Поднимать голову – такое гадкое занятие, боль перекатывается к затылку, и кашель до тошноты. Неба не было видно. Закопченный потолок и тот маячил мутно в слезящихся глазах и вызывал весьма конкретные ассоциации. А там, в темноте, высоко-высоко, летят в самолетах люди и до восторга жутко думать о том, что даже если это наши… люди, они летят себе летят, и даже не представляют о том, как внизу, под скользкой изморозью, покрытых голыми стволами, черт знает какими дорогами и оврагами гор, есть еще на свете он. Солдат. Он кашляет, докурить осталось на затяжку и больше не предвидится… может совсем никогда.

И об этом тоже, жутко до восторга. Сидеть и смотреть в закопченное днище потолка.

Самолеты летят… И до них так близко no-прямой, гораздо ближе чем до любого, даже самого никчемушного человечка. Солдат докурил и улыбнулся.

Так пришла зима.

Глава 2

Не для города, не для всех.

А что такое зима, Улетова? Это не просто предательски скользнувшая ступенька, и так холодно ждать трамвая на остановке.

Это не только вяжущий привкус непротивления, когда легче поскучать дома, чем торчать в подъезде, или ехать к кому-то хоть и нужному, но на другой конец города.

Это не всегда время года. Иногда это – просто время.

Период севера. Бессмысленная, наглая разлука. Ленивая безрадостная ветка, сухой костяшкой, зацепившая стекло.

И ты прекрасно зная… НЕВОЗМОЖНО, зажмурясь глушишь спазм неумного, забившегося сердца.

Молчи…

Там нету никого – восьмой этаж. Пол третьего утра.

Период севера. И не к кому навстречу.

Смешно? Все проще! Все гораздо ближе к организму.

Зима – это когда ты ел последний раз вчера утром, когда твои кроссовки развалились, когда догорает последняя сигарета, курить больше нечего, и не предвидится.

Но главное – идти сегодня некуда, и завтра, наверное, тоже.

А Балбес… он… потерпит, он крепкий пес, он хорошо умеет чувствовать, когда не предвидится. Ничего больше не предвидится… пока.

Потому что ты дрянь, Улетова. Так и катилось за тобой, железным шаром грохота катило по лестничному пролету: «Дрянь!»

Ха!

Как весело! Как легко! Как бесповоротно! Черная музыка, осень удачи… Бежать!

Ха!

На выдох и с оттяжкой Плетеным поводком с увесистым карабином. Наконец-то и ставя точку, крест-на-крест, по ставшей вдруг узнаваемо беззащитной физиономии своего собственного брата.

ХА!

И вниз! Вниз по лестнице, на ходу застегивая куртку. Вниз! Легко и бесповоротно. Гадко и безболезненно. Дрянь. Хорошо. Ты не возражаешь. Ты больше не будешь. Делать вид, будто ты другая послушная, виноватая, занимающая место и мозолящая глаза. Хотя и слишком ничья, чтобы иметь право.

А потом телефонная будка и так, как это было не раз:

– Алло, – неестественный кашель в трубку, – Алло! Я сегодня немного занят!

Да, да. Я понимаю. Я привыкла. Спокойной ночи. Именно сегодня мне совсем не так уж нужно к кому-нибудь прийти.

Ваша светлость сегодня весь вечер протомятся в ванной, пивко посасывая, затем завалятся голым на диван и станут читать книжку, пока не изволят уснуть.

Я знаю. Вы заняты. К Вам сегодня нельзя.

Сегодня на улицах такая грязь, а ему в такой великий лом запускать твою собаку на новые цветные коврики в прихожей.

Вот я все. Просто, как карабином по щекам. На выдох.

Крест накрест.

Наконец-то и ставя точку…

***

…В конце какой-то длинной и запутанной фразы, которую Солдат мысленно выписывал на потолке, красными готическими буквами, фитиль в керосинке снова запал.

Самым неприятным был именно этот фитиль. Лампу приходилось постоянно встряхивать, чтоб пятнышко света не тускнело и не сужалось вокруг Солдата.

Так он и сидел, встряхивая и встряхивая капризную керосинку. А крысы, деловитые резвые тени, шастали по домику, и как только Солдат начинал дремать, пятнышко света сужалось, крысы вытягивали морды и тоже потихонечку сужали рубеж вокруг Солдата и лежащего рядом Керима, мертвого вот уже полтора часа.

Солдат не хотел, чтоб крысы погрызли Керима за ночь и поэтому знал, что ни за что не позволит себе уснуть. Сидел и встряхивал керосинку.

На крыс Солдат не обижался. Они шарили по углам, занимались, собственно говоря, своими делами, просто периодически присматривали за Солдатом. Как он там? Сидит еще? Ну-ну, пусть сидит, времени у нас все равно навалом.

Из-за них надо было не спать, а умереть во сне Солдату… ну не хотелось.

В конце концов, крысы не бросали его в эту ночь, а какие у них на то были причины, не имело никакого значения…

Глава 3

…То что заставило и ее – уйти. Ты молодец, мамка, ты умница, красавица, ты – слабая девочка. Ты ушла со слабым красивым мальчиком, и выглядишь рядом с ним как моя ровесница.

Даже лучше! Честно. Ты ведь знаешь, я никогда не вру тем, кто меня не бьет и не может бить. Детям, собакам и тебе.

И не жалей, мамка, их оханья, покинутых и несчастных – ложь и привычка. Им просто стирать – некому, им просто пинать некого.

Брат из армии пришел, как подменили. Только пьет да байки рассказывает. Ах, как они там! Ух, как он там их! И девок жутких водит толстых и тупых.

Отец только ест и в телевизор смотрится.

Я.. я дрянь.

Балбес – зверь.

А ты умница. Ты хорошая. Ты – ушла. У тебя квартира чистая, шторы не пыльные, пахнет вкусно. У тебя мужик – хороший. В ботинках с улицы по коврам не ходит, пепел на пол не стряхивает, не орет, не пинает беспробудно. Он у тебя с работы домой спешит, целуется с тобой на кухне, чтоб я не видела, курить с ним на балконе и за жизнь говорить, всерьез и по взрослому – сплошное удовольствие. И кофе он сам варит… и на гитаре играть умеет… и спортом горнолыжным зашатается …Будто и не мужик вовсе.