Читать книгу Христос был женщиной (сборник) - Ольга Новикова - Страница 4

Разговор с Линой окончен, а Кристины мысли все еще буксуют в прошлом. Она по привычке сует в задний карман джинсов включенный мобильник – оживляет связь с сегодняшним миром – и выбегает из дома. Конура назойливого консьержа зашторена. Облегчение. Любой догляд напрягает.

От быстрого шага, выведшего ее на крылатский простор, тревога подтаивает. С весны до осени заповедный луг (его однажды уже распахали, но общественность пока отстояла от застройки соблазнительный кусок природы) несколько раз меняется в масти, но всегда главенствуют два цвета. Теперь луг зеленый и белый. Белизна ромашково-одуванчиковая.

Криста сбегает на пологий кусок велодороги, серпантином накинутой на здешние холмы, продолжая не без удовольствия прокручивать в памяти тот первый Салон.

Пошла туда, чтобы расширить знакомства. Вдруг кто-нибудь нечаянно выведет ее на тех, кто что-то знает об отце. Кто-то же знает! В идеале – просеять бы всех жителей России, планеты…

Эх, так и не удосужилась записать свою тогдашнюю речь… А ведь в процессе говорения ввинтилась в другую реальность… Отчетливо помнится редкое ощущение, когда в голове начинает звенеть и язык без препятствий подхватывает слова – одежку для мыслей, а идеи, экономно и ладно экипированные, уже сами собой выстраиваются в цепочку. Структурируется хаос.

Ну-ка, может, сейчас удастся вспомнить что-то, хотя бы тезисно?

За спиной, подозрительно близко, слышится тяжелое дыхание. Неприятно. Кто-то не отстает и не обгоняет. Сопит, как перед сексом…

Эта «тринадцатая пятница»…

«Не оглядывайся!» – командует себе Криста. Ноги сами сворачивают на лесную тропинку с асфальтированной ленты, в ранний час совсем не безлюдной: женщины разных лет, одетые в длинные юбки, бесформенные кофты и платки, некокетливо повязанные под подбородком, торопятся в храм на Холмах, а мужчины с собаками и без быстро спускаются в долину за родниковой водой. Естественное, никем не навязанное деление: женщинам – верх, мужчинам – низ. Но низ все же в биополе храма… Может, аура подействует и хотя бы на обратном пути спадет с мужиков броня хмурой сосредоточенности?

Дорожка обрывается, недлинно попетляв между ощерившимися елками и неопознанными кустами. (Как, у кого узнать их названия? В Интернет лазила, иллюстрированную энциклопедию растений изучала, сличала сорванные травинки и листочки с иллюстрациями – бесполезно. Так и остались «висяки»…)

Дальше – резкий спуск.

Стоп. Криста дежурно оглядывается – вроде никого… Рукой смахнув букашек с ближайшей поваленной ветки, настолько крепкой, чтобы выдержала ее шестьдесят четыре и одну десятую кг (утренние данные), она садится, вслепую настраивая мобильник на функцию записи, и заставляет себя говорить.

– Экономика искусства… – тихим голосом озаглавливает она свою запись. – «Искусство – это то, что продается», – подсчитал Борис Гройс. – Не отдавая себе отчета, чужими уверенными словами Криста надеется отогнать преследователя, если он вдруг где-то тут затаился. Но, увлекшись, начинает и сокровенное говорить все громче и громче: – Проще всего обозвать этот тезис циничным и забыть о нем. Но если перенастроить мыслительный аппарат? Если исходить из того, что любое негативное наблюдение, всякая отрицательная оценка – это твое личное поражение? Плохое сразу бросается в глаза – особой наблюдательности не требуется. Обругать, заклеймить, хоть вроде бы и справедливо – все равно что найти вот тут поганку…

Криста осматривается и с ходу насчитывает дюжину колокольчатых шляпок разной величины и разных оттенков бледно-зеленого цвета. Содержащиеся в них токсины не разрушаются при термической обработке и при высушивании, быстро всасываются из желудочно-кишечного тракта, депонируются в печени.

– Смертельный яд… Отравляешь себя, собирая негатив. Выигрыш получаешь, лишь когда удается заметить, открыть что-то позитивное в природе, в другом человеке, в чужой мысли… Исповедуй милость…

– Граждане! Освободите трассу! – совсем рядом вдруг лает громкоговоритель. В просвете между деревьями несется стая велосипедистов.

Прервали мысль!

– Дон-н-н! Дон-н-н! – Глубокий, спокойный голос церковного колокола поглощает и нейтрализует визгливые звуки и вернувшуюся Кристину нервозность.

Звон, возвещающий начало заутрени, наполняет хилый лесок, возвышая его до храма природы. Ветви гудят, как трубы органа. Шишка падает рядом с Кристой. Она вздрагивает, поднимает голову и встречается взглядом с рыжехвостой белкой, дрожащей на безопасной высоте. Криста улыбается зверьку и краем зрения даже не видит, а чувствует, как мужская фигура – юрк и скрывается в овраге.

Отец?

Можно тени любить…

Криста заставляет себя не сорваться с места.

Кто-то за ней следит?!

Не хватало еще мании преследования!

Вернувшись на дорогу, уже свободную от велосипедного кросса, Криста снова убыстряет шаг, настраиваясь на воспоминание.

Тогда, после Кристиного выступления на Салоне, она мало что понимала и была погружена в параллельную реальность, где сотрудничают и борются только мысли, но не люди. Муж Евы поднес ей жареную мышцу оленя, горячую, окруженную вкусными и бескалорийными овощами.

Повел на балкон, а ей хотелось молча переварить то, что сказалось…

Ожидая от хозяина дежурных похвал, ни к чему не обязывающих замечаний, Криста сжалась, но как послушная гостья двинулась за ним. Пристроив вслед за Полом свою тарелку на широкие перила, она принялась усердно жевать и, рискуя показаться невеждой, не начинала первой светскую обязаловку.

От Василисы, приведшей ее в Салон, Криста знала, что Пол – бывший математик, а теперь бизнесмен. Очень успешный. В голове по банальной схеме, распропагандированной средствами массовой информации и массовым искусством, достроилась картина семейной жизни Евы. Богатый муж финансирует не только бриллиантовую роскошь на ее шее, но и дорогостоящие увлечения. Хороший, любящий муж.

А он спокойно смаковал каждый кусок и правда очень необычного мяса, перемежая жевание не разговором, а созерцанием: то поглядывал на Кристу, то рассматривал ожерелье из фонарей и светящихся окон, небрежно наброшенное на ночную Москву. Без комментариев.

В дружественном молчании растворяется напряжение, исчезают обязательства, которые накладывает светское общение. В ответ на благодарную улыбку Пол так заглядывает Кристе в глаза, что ей становится невесомо. Она читает в его взгляде все лестное, что ждет от мужчины женщина… Не всякая, наверное… Может, только она, Криста…

Так что читает?

Что она произвела на него впечатление, запомнилась… что он увидел в ней незаурядность… что приязнь сохранится в нем надежно… И дальше – все возможно, но не обязательно… Ну, в общем, что-то в этом роде…

– Сообщаю тебе первой. Эксклюзив! С эфира снят «Несносный город». Про застройку Москвы и отчасти Питера. На Дальний Восток показали, а…

– Что-что? Какой город?.. На Восток?.. – Инстинктивно сделав стойку на новую информацию, профессионально-приветливо переспрашивает Криста, трясет головой и по-утреннему быстро соображает, что это голос ее однокурсницы, которая теперь служит не самым маленьким винтиком в телеимперии.

Но как она тут возникла?

Криста зажмуривается, притопывает ногой, чтобы окончательно вынырнуть из своего воспоминания.

А, понятно… Это я на ходу, не отдавая себе отчета, достала из заднего кармана затрепыхавшийся мобильник, нажала на зеленую кнопку и поднесла трубку к уху. Сама встала в поток служебного процесса.

И хоть давно известно: эксклюзивом обзовут что угодно, и часто с помощью этого ярлыка реанимируют новости не первой свежести, а все равно журналистская жилка начинает трепетать.

– Я тебе на мыло сейчас скину весь репортаж, – командует ушлая приятельница и отключается.

Ни о чем не просит, никаких условий не ставит… Праведный гнев в жанре «не могу молчать»? Может быть… Не все же журналисты циничны, расчетливы…

В любом случае надо возвращаться домой и включать компьютер.

Пройдет ли такая обличительная тема в нашей респектабельной газете? Как вырулить ее в приемлемом духе?

Задумавшись, Криста ступает на проезжую часть дороги, отделяющей луг от ее дома, и вдруг слева прямо на нее несется синий джип.

Ну да, признаю: нарушила… но и водитель ведь не притормаживает.

Рывок – и Криста допрыгивает до белой разделительной линии посреди дороги. Взгляд направо – оттуда прямо на нее летит другая нервная машина. Криста руки по швам, вжимает живот, стараясь превратиться в плоскую доску, чтобы ее не задели рычащие чудовища. Вихрь, тепло… Уф, пронесло!

Когда-нибудь меня так возьмут и переедут…

Из прихожей, чуть помешкав, Криста направляется на кухню, а не в кабинет. Чтобы не сразу к компьютеру. Чтобы оттянуть момент включения в работу: ведь только загудит вентилятор в блоке питания – и ты уже на службе. Нет-нет, вкалывать совсем не противно, почти всегда… ну, чаще всего – захватывает, но все-таки…

Собиралась же о себе подумать… Поставить себя в центр своей жизни… Придется отложить…

Чайник бурчит, но все никак не щелкает. Не утерпев, не дождавшись закипания, Криста бежит в другую комнату, кланяется столу, чтобы нажать кнопку на сером вертикальном ящике. Включила машину и снова на кухню.

Живой, плюющейся водой ополаскивает заварочный чайник, встает на цыпочки, чтобы достать с висячего шкафчика черную жестянку с дарджилингом, купленным в знаменитом «Фортнум энд Мэйсон» для особых случаев. Необычные, кайфовые еда-питье – один из несложных способов переиначить то и дело наскучивающую рутину. Какая-никакая, а все же драматургия жизни.

Если не получилось сделать центром и смыслом сегодняшнего дня удовольствие полной свободы, полной отключенности от всего внешнего, то пусть останется хоть приятный фон. Сложный вкус, бодрящий запах, насыщенный цвет обжигающе свежего чая…

Ну что ж, посмотрим…

Криста приступает к работе в самом ровном расположении духа. Иначе нельзя. Иначе – теряешь объективность, сужаешь взгляд. Не доберешься до подноготной, не влезешь в кишки проблемы. А именно такое проникновение – закон газеты, обеспечение ее звучного бренда.

Смотрим непредубежденно.

«Шик-муар с мармеладом»… Недавно подслушанное выражение приходит в голову, когда камера фланирует по широченным лестницам и многочисленным залам ресторана «Три апельсина» на Тверской, открытого в особняке елизаветинского фаворита. Своими глазами бы поглядеть…

На миниатюрном экране не кажутся таким уж жутким преступлением готовые аккуратные новоделы, старинные и не очень особняки, по-подарочному обернутые в зеленую сетку.

Недавно в Питере пробиралась задворками Гостиного двора к своему отельчику. Путь срезала. Каблук застрял в выбоине и покорябался, известкой испачкала подол черной миди-юбки, пыль осела на бейсболку. Пыль веков… В стенах шатаются голые кирпичи – словно на тебя скалится однозубый рот смердящего, оборванного бомжа. Из обозленных… Тяжелая капля стукнула по щеке. И захлестало. Криста тогда впрыгнула в галерею, под крышу, и из-под чистой небесной влаги угодила прямиком в зловонную лужу. Застой…

Короткий ливень не дезинфицировал воздух, вернулась особенная летняя вонь, что помутила разум не одного Раскольникова. Да, Петербург – тот, что за показушным фасадом, – не сменил отвратительный и грустный колорит, запротоколированный Достоевским.

А тут, на экране – ровный, выложенный плиткой тротуар возле отремонтированной двухэтажной усадьбы. И в дождь не страшен для обуви.

Естественная борьба старого и нового… Для газеты – ничего такого уж экстренного, жареного.

Криста подумывает, не нажать ли на «стоп»…

Но вот появляется высокий старик в блекло-бежевом драпе и залатанных ботинках… Со спины так похож на отца…

Камера наконец схватывает его лицо. Нет, не он. Овал более вытянутый, глаза близко посажены… Несуетливо ведет корреспондентку к дому, из которого его выселили на окраину. Уступил силе. Но осанка! Позвоночник прямо держит. Может, и папа не сломался…

И вдруг – явно неожиданно для снимающих – в кадр вваливаются два плотных высоких бугая в черных костюмах с синтетической искрой и рукой закрывают объектив: нельзя! Частная собственность. Оттесняют потомственного москвича, не пускают на этот самый тротуар.

Дальше – больше… Один из лощеных олигархов-застройщиков безэмоционально констатирует: в этом городе, если ты не получаешь несколько тысяч долларов в месяц, тебе нечего делать… Мол, валите отсюда. Москва не для бедных.

В этом городе, в этой стране. Не в нашем, не в моем.

Как же они проговариваются! Завоеватели… А мой шеф крысит зарплату… Значит, они и меня прогонят, раз у меня таких денег нет? – закипает уязвленная Криста.

Фильм все не кончается… На экране – коренастый Матвей. Выступает как историк культуры. Криста радуется знакомцу и делает погромче. Он говорит про главного московского начальника по строительству: «Я отношусь к нему с уважением… Обаятельный человек, мы с ним обедали, ездили по Венеции, и он простодушно заметил про тамошние палаццо: „Сплошное гнилье, больная кладка, все отваливается… Сюда бы Главмосстрой! Мы бы все тут напрочь снесли и сделали из дряхлой Венеции конфетку“. На полном серьезе говорил. По всем параметрам вкус этого человека более значим, чем мой».

Матвей держит ровный тон, на лице – полуулыбка, руки в карманах, как в заключении. Чтобы не дергались? Лишь плечи то и дело вздымаются… Дескать, безобразие, но что тут поделаешь…

Отстранился. Умыл руки.

А Криста стервенеет и начинает действовать. Первый бросок – именно к Матвею. За инсайдовской информацией, как говорится.

Без утреннего Лининого звонка она вряд ли бы решилась обратиться за помощью к ее мужу. Тем более что пересеклась с ним всего-то несколько раз на Евиных Салонах, там не была ему внятно представлена и до вчерашнего дня даже не подозревала, что Лина и Матвей как-то связаны. В разговоре с Евой прояснилось, а так – откуда было догадаться? Фамилии разные, вместе ни разу не пришли, все порознь…

По пути на свой второй или третий Салон Криста случайно оказалась с Матвеем в одном вагоне метро. Он кивнул ей издалека и не подошел сам, но дорога-то от станции до Евиной высотки всего одна. Вынужденно шли рядом. Почти молча, усиленно избегая обращения. Вы да вы… Неловко. Но у Кристы в памяти была тогда лишь письменно ей известная фамилия попутчика и его инициалы, а он, видно, ее имени не запомнил. Глупая ситуация. Не станешь же представляться человеку, который первым с тобой поздоровался…

Лина сразу отвечает на Кристин звонок, но, увы, Матвей уже в Цюрихе. Правда, она оказалась полностью в курсе архитектурного дела и, забыв про срочные сборы, подробно стала описывать ужасы, которые творят перестройщики Москвы. «Матвея пытались и запугать, и подкупить, чтобы он перестал писать и публиковать свои статьи!»

В общем, муж выходил самоотверженным героем. Несколько противоречило это отстраненному спокойствию того Матвея, который с экрана комментировал архитектурный беспредел. Да ладно, не в Матвее дело…

К пяти часам – стандартное время сдачи номера – у Кристы есть короткие интервью с главными фигурантами: с авторшей фильма и с пресс-секретарем начальника, закрывшего передачу. Успела! Но что это? Телефон редакции не отвечает… Курят они все прямо в комнате, кофе там же пьют… Куда подевались?

Черт, сегодня же выходной! Азартные часов не наблюдают…