Читать книгу Ветер северный - Ольга Нуднова - Страница 3

Интарс собирался на работу. Сегодня были его сутки.

Вчера вечером Надежда вызвала такси и уехала от него.

Со счастливой совместной жизнью как-то не получалось. Все время были какие-то скандалы, претензии, обидки и нервотрепка.

Иногда Интарс вообще ничего не понимал, что случилось и что он опять сделал не так. Надежда сидела в углу, обидевшись и надув губы. Она пыталась наказать его молчанием. А вчера и вовсе уехала к маме. Словно ее мама могла спасти их отношения.

Вчера вечером, когда она хлопнула дверью и ушла, забрав вещи, Интарс вышел на лоджию, открыл окно и стал смотреть на ночной город.

Он пытался успокоиться, прийти в себя, в свое нормальное состояние, свое обычное состояние.

Он работал в силовых структурах. Ему было 25 лет. Элитное подразделение группы «Альфа» было для него родным домом. Друзья и приятели понимали, уважали его. Молодые бойцы брали с него пример.

Но Интарс не был иконой спецназа. Это была его работа, просто работа. Обычная работа, о которой он никому не рассказывал, даже девушке Надежде, которая вот уже два месяца считала себя его девушкой.

Но Надежда его практически не знала. Просто она потихоньку привыкала к нему. И она знала только, что работа у него секретная. А что именно он делает, и в чем заключаются эти секреты, она этим не интересовалась. Приняла, как данность и аксиому, что спрашивать об этом нельзя.

Надежде нужно было, чтобы он просто любил ее, водил в кино и рестораны, давал деньги на шмотки, обеспечивал материальными благами, и в перспективе, позвал замуж, предложил ей руку и сердце.

Сама Надежда приехала из провинции, была веселой и легкой на подъем, любила тусовки в ночных клубах. Она была не дура выпить. Но впрочем, была милой и непосредственной, когда это было нужно. И знала, что именно любили мужчины, в частности Интарс, и что ему от нее было нужно.

Интарс не был монахом. Девушки у него были всегда.

Девушки любили ласкать и гладить его мускулистое, мужественное тело, сильные руки, упругие ягодицы, нахальную улыбку, хитрый прищур больших серых глаз.

Он не любил спать один. Секс всегда входил в его программу жизни, был нужен ему, как воздух. Эту свою физиологическую потребность он удовлетворял, снимая на ночь милых подружек.

Эти мимолетные феи в его жизни скрашивали его одиночество.

Любви он не хотел. В далекой юности он слишком больно обжегся об эту Любовь. Как в песне поется: «Была ему любимая, а стала женой другого…»

Эту любимую он забывал очень долго. Чувств больше не хотел. Хотя в глубине души, где-то-где-то там глубоко внутри его души все же иногда скребли кошки. Возникали мысли, от которых хотелось спрятаться. Хотелось, чтобы в этой его жизни все же был кто-то. И этот кто-то был ему родным, близким и любимым, кто сможет тронуть его сердечные струны, заглянуть и понять его душу.

И тогда душа снова оживет. Запоют райские птицы, распустятся цветы. Жизнь снова станет прекрасной, удивительной и наполнит приятными сюрпризами.

Надежда удержалась дольше других, дольше всех его подружек.

Уже два месяца она жила в его уютной квартире на последнем этаже. Она следила за порядком в его доме, поливала цветы, пыталась приготовить что-то вкусненькое, когда он приходил со своей секретной работы, усталый и измученный.

Но она чувствовала и понимала, что он ее не любит.

Душа его была для нее закрыта. Интарс просто жил с ней рядом, жил какой-то своей, отстраненной жизнью. О чем он думал, когда смотрел на нее, Надежда не знала. Впрочем, знать и не хотела.

Они поругались в очередной раз. Из-за чего? Она представляла смутно, даже и не помнила. Но что-то в его словах ее задело, сильно задело и даже очень. Какой-то пустяк сорвал тормоза.

Его насмешливые глаза, казалось, заглянули в самую ее душу, взбаламутили, подняли с самого дна всю муть и гадость. Были произнесены те самые последние слова, которые она сказала ему сгоряча, не подумав. Была пройдена точка невозврата. Надо было что-то решать. Мириться, прощать или расставаться. Но когда нет Любви, простить можно, но другой сразу становился чужим. Точку нужно было ставить однозначно. Никаких многоточий и отрезания хвоста по частям.

Дело было даже не в словах. Интарс не любил Надежду. И он решился. Лучше быть одному.

Он молча принес ей чемодан, раскрыл его и коротко бросил: «Собирайся! Ты здесь больше не живешь!»

Он ушел в свою комнату. Он мог быть решительным, когда это было нужно. И своих решений не менял.

Надежда притихла. Она не поверила, что вот так в одну минуту можно просто так все закончить. Люди расстаются. Это бывает. Но только не с ней.

Но дверь в комнату Интарса была закрыта.

Делать было нечего. Надежда покидала в чемодан свои вещи, открыла дверь на лестницу, покатила чемодан к лифту.

«Ты еще пожалеешь обо всем!» – злые, колкие слова ударились в стену.

Интарс их уже не слышал. У него были надеты наушники. Он слушал музыку.

Дверь за Надеждой захлопнулась.

Интарс не жалел, что Надежда ушла. Он почувствовал, что стало легче. Можно вздохнуть полной грудью.

Он вышел на лоджию. Сверху он увидел, как Надежда садилась в такси. Но ни одна мышца не дрогнула на его лице, чтобы позвать ее обратно и вернуть.

Умерла так умерла! Не будет ее, будет другая. Подружку на ночь он всегда себе найдет. Было бы желание.

Вот только ее, Той Самой, Единственной, все не было. Сердце его молчало. Чувств не было. Девушкам он ничего не мог обещать и предложить, кроме уважения, дружбы и классного секса.

Интарс стоял на лоджии.

Ночь уже охватила весь город. На небе появились первые звезды. Он поднял голову, с удивлением посмотрел на них и оглянулся вокруг, словно проснулся от долгого сна и словно впервые все увидел.

Его сердце бешено заколотилось. Красота дивной ночи с прекрасными светилами наверху вдруг задели его за живое. У него вдруг открылись глаза.

Звездопад кружил над городом. Звездный дождь продолжал идти, будил все похороненные чувства внутри. Становилось легко и свободно.

Интарс чувствовал, что-то должно произойти. Даже, может быть, что-то хорошее. Они встретятся, и все будет хорошо.

Интарс закрыл лоджию, задвинул темные шторы.

Потом на своей светлой, уютной кухне он с удовольствием заварил себе вкусного чая с бергамотом. Он сделал свою фирменную яичницу с беконом, помидорами, тертым сыром с чесноком и зеленым укропом.

Интарс выложил яичницу на красивую тарелку, нарезал хлеб и с превеликим удовольствием, наслаждением и аппетитом все съел. Так сказать, откушал, оттрапезничал, несмотря на позднее время.

Затем он отправился в душ, встал под колючие струи бьющей сверху воды, попеременно меняя контрастность воды, поворачивая кран смесителя – то горячий, то холодный. Тело кололо, как иголками.

Постепенно его отпустило. Тело приходило в себя, начинало вибрировать на высоких частотах, начинало излучать гармонию, спокойствие и счастье.

Интарс поставил боевик со стрельбой и погоней, завалился на кровать под мягкое, пуховое одеяло.

Сон постепенно начинал окутывать его, погружать в сладкую негу. Приходили миражи, фантазии, грезы, красота и нереальные чувства.

Интарс увидел себя в какой-то незнакомой комнате. Он сидел на кровати рядом со спящей девушкой, смотрел на нее любящим взглядом, гладил по темным волосам, касался ее и нежно шептал на ухо: «Любовь моя, я так по тебе скучаю! Ты такая красивая, от тебя пахнет земляникой и шоколадом. Приходи, пожалуйста, быстрей!»

Звездный рассвет наступил как-то неожиданно быстро и незаметно. Одна за другой звезды начинали гаснуть. Небо светлело. Звезды уходили с небосклона, освобождая место солнечному Гелиосу. Тот уже с трудом сдерживал своих горячих коней, запряженных в колесницу, готовых рвануться вперед, открыть ворота в новый день.

Будильник звенел и гремел вовсю. Чтобы не проспать на службу, Интарс всегда заводил старый будильник, оставшийся от родителей и который так любила его мама.

Сами родители жили на даче, отдав квартиру в его полное распоряжение и предоставив парню самостоятельность и жизнь отдельно от них. Молодые должны жить отдельно.

Интарс ставил будильник в тарелку с мелкими монетами. Когда наступало нужное по часам время, будильник начинал свою работу. Он звенел и подпрыгивал так, что проснуться не мог даже спящий вечным, непробудным сном.

Интарс вскочил, собрался быстро, по-военному. Пока горит спичка, он уже был готов к труду и обороне.

Наступали его рабочие будни, его сутки.

Он захлопнул дверь, спустился на лифте со своего последнего этажа и вышел во двор.

Еще было очень рано. Моросил дождик. Было зябко и пасмурно.

Джип Чероки приветливо моргнул мокрыми фарами, приветствовал своего хозяина.

Интарс бросил спортивную сумку на заднее сидение, открыл дверцу, сел на водительское место, завел мотор. Джип послушно тронулся с места.

Новый день входил в свои права.