Читать книгу Горькие и сладкие цветы судьбы - Ольга Панина-Смольская - Страница 1

Два молодых человека шли по переулку маленького подмосковного посёлка, в котором любила отдыхать московская творческая элита. Первый из них, Георгий, которого все называли просто Георг, был начинающим, но уже заявившим о себе художником, а второй, Михаил – прозаиком и драматургом.

Михаил на ходу пытался ответить на вопрос друга, почему он пишет такие несовременные вещи, которые, с точки зрения художника, можно было назвать «антиквариатом в прозе». Прозаик с жаром объяснял Георгу, что, на его взгляд, все устали от житейской суеты, неурядиц, погони за призрачным счастьем – и хотят красоты и чего-то возвышенного.

Пока Михаил доказывал другу свою правоту, последний мысленно улетел в другие сферы, и глаза его уже привычно нащупывали подходящую натуру для очередной картины. Молодые люди проходили мимо сада, утопающего в августовских цветах, от которых веяло какой-то тревожной, обжигающей прохладой, и художник, утомившись от спора с прозаиком, стал заглядываться на эти цветы, на всё это многоцветное великолепие. Он почувствовал, что в груди у него что-то защемило, затрепетало, – захотелось тишины и одиночества, чтобы полностью погрузиться в желанное состояние творческого экстаза.

Художник и сам не знал, зачем затеял спор с другом, что за муха его укусила. И зачем надо было заявлять Михаилу, что не стоит писать столь возвышенным слогом на такие далёкие от современной жизни темы? Да пусть себе пишет, если чувствует такую необходимость.

– Ведь ты же ищешь красоту и пытаешься перенести её на свои холсты? – настойчиво спрашивал Георга Михаил.

– Да, но изображение на полотне и проза – совершенно разные вещи, – упрямо не соглашался художник.

– Разве? А я уверен, что это – суть одно, только формы выражения разные, – горячился Михаил.

– И где ты видел такую любовь, какую описываешь? Её нет в современном мире! Это чувства средневековых рыцарей к дамам своего сердца. А кто сейчас так любит и так верен? – Георг усмехнулся, прищурив карие глаза. Его густые тёмные волосы «ёжиком» стали ещё ершистее (по отцу в нём текла греческая кровь, и он очень этим гордился).

Молодые люди остановились у ограды сада, вдоль которой шли.

– Бессмысленный спор, я больше не хочу ничего доказывать – это пустое! – отрезал Михаил, сердито запыхтев и сверкнув сине-зелёными глазами. Его худощавая фигура будто ещё больше вытянулась и, казалось, выражала возмущение и несогласие, а светло-русые волосы рассыпались на два ряда и он их беспокойно поправлял.

– Ну что ты так горячишься? У каждого своя позиция, – примирительно сказал Георг, заглядывая другу в глаза. – Да ты прямо кипишь!

Но успокоить Михаила было не так-то просто. Художник знал, что у друга вспыльчивый характер, тем более, сейчас была затронута самая его чувствительная струна.

– Ну что, мир? – доброжелательно, но твёрдо спросил Георг у Михаила. – Я знаю, ты достойный мастер своего дела – и пиши себе о том, что тебя волнует. А прения и критика только подхлёстывают художника.

Эти слова и умиротворяющая сила Георга подействовали на Михаила благотворно, он сдался, выдохнул и улыбнулся. В этот момент они вдруг увидели в саду, за пышными цветами, женщину, которую ранее в пылу спора не замечали. Она собирала хризантемы, в руках у неё был целый букет. Женщина подносила цветы к лицу, вдыхала их аромат и при этом задумчиво улыбалась. Тут она подняла голову и от неожиданности замерла, с удивлением взирая на молодых людей, точно лунатик, которого внезапно разбудили. Юноши растерялись, но лишь на секунду, затем сразу же нашлись, раскланялись и стали уверять хозяйку, что у них и в мыслях не было кого-либо потревожить – они остановились у ограды случайно, увлекшись спором об искусстве и литературе.

– Мы из Москвы, а здесь сняли дом на месяц, – пояснил Георг. – Я – художник, а мой друг – прозаик.

– Вот оно что, – улыбнулась женщина, выслушав их сбивчивые объяснения. – Раз уж случай нас свёл, давайте знакомиться: меня зовут Ада. Если у вас есть желание, можете войти и посмотреть мой сад.

Юноши назвали свои имена и поблагодарили хозяйку за приглашение.

– Проходите, – сказала она. – Я сейчас открою калитку.

– Да это просто рай какой-то! – восхитился Георг, шагая с Михаилом по дорожке вдоль ряда цветов. Он залюбовался пышными хризантемами, похожими на светских красавиц на балу, гордыми гладиолусами и георгинами, что горели как яркие флаги, прикоснулся ладонью к бархатистым головкам пёстрых астр и погладил холодные, будто неземные, лепестки роз.

Михаил отметил про себя, что на длинном шёлковом халате Ады играет рисунок из таких же ярких цветов, как и в её саду. Ада, которая шла впереди юношей, обернулась и сказала:

– Вот какие цветы мне удалось вырастить! Разве я не молодец?

Молодые люди переглянулись, и лёгкие улыбки заиграли на их лицах – непосредственность хозяйки их развеселила.

– Конечно, у меня есть помощница, спасибо ей. Иногда приходила её дочка и тоже работала с нами. В саду всегда много дел. Для меня этот труд – сродни смыслу жизни, как бы претенциозно это не звучало, – пояснила Ада. – А о чём вы спорили? Расскажите.

Юноши несколько смутились, но Георг сразу же ответил:

– Это был вечный спор о красоте и любви, мы дискутировали о том, как лучше раскрыть эти темы в своём творчестве.

– Интересно… – улыбнулась Ада.

Они подошли к беседке в виде летнего домика для чаепитий. Вокруг росли молодые деревца и зелёной стеной стояли высокие кусты роз, над которыми радостно гудели пчёлы и шмели, перелетая с цветка на цветок.

«Какое всё живописное и будто сказочное», – подумал Георг.

– А не попить ли нам чаю? – спросила хозяйка.

– Это было бы замечательно! – обрадовался Михаил.

– Вот вы мне и поможете вынести из дома чайник и чашки, ловлю на слове.

– С удовольствием помогу, – радостно согласился он. – А наш художник пока полюбуется цветами.

– Возьмите у меня хризантемы, несите их в дом, – Ада передала букет Михаилу, – а я налью воды в вазу.

Георг был рад, что его оставили одного. Он погрузился в созерцание прекрасного сада, который напоминал ему библейские райские кущи, и в то же время стал осознавать, что события развиваются как-то неожиданно, довольно быстро и что новая знакомая вызывает у него чересчур живой интерес. «Сколько обаяния в этой женщине! – с восторгом подумал он. – Неужели она живёт одна? Или у неё кто-то есть…». Не успел он закончить свои размышления, как Ада с Михаилом вернулись.

Все уселись за столик в беседке, хозяйка стала разливать чай. Молодые люди залюбовались ею – женщина обладала природной грацией, движения её были гибкими, а манера держаться простой и естественной.

– Так в чём была суть вашего спора? – спросила она. – Я поняла, что вы спорили о том, как лучше раскрыть красоту и любовь в своих творениях?

– Примерно так, – подтвердил Георг.

– Жизнь сама вам всё подскажет и жизненный опыт поможет. Но опыта у вас пока маловато, как я понимаю… Однако, это поправимо, – улыбнулась Ада.

– Напрасно вы думаете, что только опыт всё решает, – с вызовом заявил Михаил. – Кстати, я хотел спросить: как ваше отчество? Просто по имени обращаться неудобно, ведь вы старше нас.

– Какая удивительная вежливость! – с иронией заметила женщина. – Как говорил Лопе де Вега: «Ну что за вежливая грубость?». Вы подчеркнули мой возраст, мне это, конечно, не совсем приятно, но куда деваться: годы… Правда, я их не замечаю и за цифрами не слежу. Обращаться ко мне можно без отчества, ведь вы люди искусства, а значит – люди с другой планеты, и я того же поля ягода.

– Вы пишете? – с большим интересом спросил Георг.

– Нет, – ответила Ада.

– А чем вы занимаетесь? Простите за любопытство.

– Просто живу… – Георг уловил в её голосе отрешённость и скрытую печаль, смутился и решил не задавать больше лишних вопросов.

«Наверное, поэтесса, – подумал Михаил. – И чем-то напоминает Анну Ахматову в молодости: такая же стрижка, тёмные волосы, гипнотический взгляд, гордая осанка. Только нос не как у Ахматовой, прямой, а взгляд огромных глаз такой же глубокий: в них можно утонуть».

– Как художник, хочу сказать, что вы всегда будете молоды и современны, – несколько глухим голосом произнёс Георг. – Я чувствую в вас какую-то колдовскую энергию – она просто ощутима! Разве не так?

– Возможно, – Ада посмотрела на художника проницательным взглядом. – Но не всё, что вы чувствуете, стоит озвучивать. – Она подлила в чашки чай и подала гостям печенье.

– Вы бываете на озере? – спросил её Георг, чтобы сменить тему разговора.

– Бываю. Иногда купаюсь, а в прохладные дни прогуливаюсь по берегу. Мне там очень нравится.

– Да, там чудесный песчаный пляж. В конце недели можно было бы сходить туда всем вместе и искупаться, – предложил Георг.

– Середина августа выдалась просто золотая, надо воспользоваться! – поддержал друга Михаил.

– Хорошая мысль, – согласилась Ада. – Давайте встретимся у озера в субботу в одиннадцать.

***

До субботы оставалось несколько дней. Юноши, занимаясь своими делами, постоянно вспоминали о новой знакомой и гадали: кто же она – поэтесса, актриса или… Как-то вечером Михаил сказал Георгу:

– Я заинтригован новым знакомством. Интересно, кто же эта женщина? И как жаль, что она для нас стара, я имею в виду любовь.

– Ты так думаешь? Разве возраст играет такую решающую роль? – задумчиво спросил Георг. – Знаешь, Михаил, меня не могли взволновать многие девушки модельной внешности, а эта зрелая женщина вызвала целую бурю в моей душе.

– Осторожнее – от неё действительно можно потерять покой.

– Я и сам не пойму, что со мной происходит…

***

В субботу с утра было солнечно, светло, но на горизонте зависли огромные белые облака, блистающие в лучах солнца и словно застывшие в своём великолепии.

По дороге к озеру Георг отстал от Михаила, увидев незабудки на небольшой поляне. Он наклонился и стал очень бережно собрать эти маленькие цветы: цветочек к цветочку. Пока он их собирал, как раз заметил кипучую жизнь среди листвы и травы: в этой зелени и в земле копошились жучки, паучки, муравьи… «Да здесь целый мир! – подумал он. – Видимо, у них свои законы и свои страсти. Не может быть, чтобы ими руководили одни инстинкты…».

Михаил окликнул друга:

– Что ты там делаешь? Не отставай!

– Иду! – крикнул Георг, догоняя его.

– Ты собирал незабудки? – удивился Михаил, заметив в руке Георга трогательный букетик. – Хочешь написать их акварелью?

– Нет, это подарок Аде от рыцаря печального образа, – шутливо ответил Георг.

– Хорошо помню, как кто-то недавно смеялся над такими рыцарями, – поддел друга Михаил.

– Что поделать, оказывается, человек совершенно не знает самого себя.

– Старая истина.

– Но когда она касается лично тебя, сразу делается очень новой.

Ада сидела на берегу и, завидев молодых людей, помахала им рукой.

– Вы опаздываете, юноши, – я уже минут пятнадцать вас жду! – крикнула она.

– В знак того, что вы нас прощаете, примите эти цветы, – сказал Георг, подходя к ней и подавая незабудки.

– Какое чудо! – воскликнула она. – Тут уж можно многое простить мужчине.

– Учту на будущее, – весело и беззаботно отозвался Георг.

– С незабудками у меня связаны очень личные воспоминания. Возможно, я когда-нибудь расскажу вам об этом, – тихо сказала Ада. – Почему вы сегодня такой задумчивый и молчаливый? – обратилась она к Михаилу.

– Незабудки вывели меня из равновесия – слишком хороши! – буркнул он.

– Не говори глупостей, – осадил его Георг.

– Какие вы смешные! – улыбнулась женщина. – Вы купаться собираетесь?

– А вы? – спросил Георг.

– Нет, сегодня я купаться не буду, посижу у воды и посмотрю на вас, – она поправила свою светлую блузу, которую теребил неожиданно разыгравшийся ветерок.

Над озером низко пролетали быстрые птицы. Из воды, играя, с лёгкими всплесками выпрыгивали небольшие рыбёшки. Вокруг Ады покружила цветная бабочка, почти коснувшись её плеча, и скрылась так же внезапно, как и появилась.

От соснового бора доносился тягучий медовый запах сосен, а откуда-то издалека потянуло волнующей прохладой и свежестью грозы. Молодые люди скинули одежду и стали заходить в воду. Михаил ёжился и вздрагивал, его белая кожа покрылась мелкими мурашками, а Георг, крепкий, смуглый и ладный, как древнегреческий бог, нырнул в воду, как в родную стихию, обдав при этом Аду брызгами.

– Холодновато… Хорошо, что вы не стали купаться! – крикнул Аде Михаил, проплывая вдоль берега.

А Георг, словно не чувствуя холода, поплыл к середине озера. Ада заволновалась:

– Не заплывайте так далеко! Ветер поднимается, тучи идут – посмотрите!

Георг вернулся к берегу, втайне довольный тем, что Ада за него волнуется.

Михаил, выскочив из воды, стал растираться полотенцем.

– Как бы не простыть, что-то я замёрз сегодня! – стуча зубами, сказал он.

– Одевайтесь быстрее оба – гроза приближается! Добежим до моего дома, здесь не так далеко, наверно, успеем… Я напою вас горячим чаем с кагором, а то простынете, – скомандовала женщина.

Молодые люди не без удовольствия подчинились ей и побежали следом за нею, смеясь, как дети. Купание их освежило, тела после холодной воды горели, а беспричинная радость вскипала как пузырьки шампанского.

В доме Ады стояла тишина. Художник и писатель как-то сразу притихли, присмирели от духа старины, царящего в этих стенах. Ада зажгла в гостиной камин и ушла переодеваться в спальную комнату, унеся с собой незабудки.

Юноши сели в кресла, с интересом разглядывая обстановку зала: старинную мебель, картины на стенах, книги и посуду в шкафах. Тут гром грянул с такой силой, что задрожали стёкла в окнах, и следом хлынул ливень.

– Мы вовремя успели! – Георг подошёл к окну.

– А приятно, сидя у камина, слушать, как за окнами шумит гроза, – задумчиво произнёс Михаил.

Расщеплённые молнии вспышками разрезали небо, раскаты грома напоминали трубные гласы.

Ада вернулась, переодевшись в длинное платье из текучей серебристо-песочной ткани, и сказала, что не стоит зажигать электричество, лучше свечи. Отодвинув вазу с хризантемами в сторону, она расставила на столе подсвечники.

– Зачем столько подсвечников? – удивился Георг.

– Я люблю, когда горит много свечей, и часто зажигаю их вечерами и в пасмурные дни, – ответила она. – Помогайте мне, друзья, доставайте бокалы и тарелки из «горки», кагор из шкафа на кухне, а из холодильника салаты, сыр, ветчину и фрукты.

– Да это будет настоящий пир! – Михаил встал из кресла и направился к «горке».

– Значит, за нами в следующий раз ответ, – сказал Георг, не в силах оторвать от Ады восхищенного взгляда.

– Я согласна, – просто, без кокетства ответила женщина и улыбнулась ему. – Вас, Георг, мне хотелось бы иногда называть Жоржем, на западный лад. Можно?

– Я предпочёл бы остаться Георгом, не обижайтесь, Ада, – мягко отказался молодой человек.

– И меня не надо на западный лад: хочу быть просто Михаилом, – тут же отреагировал его друг, сервируя стол.

– Пусть будет по-вашему, – несколько шутливо сказала Ада. – Не знаю, почему мне захотелось Георгия называть Жоржем?

– А я догадываюсь, в чём причина, – неожиданно заявил Михаил.

– И в чём же? – Георг с интересом посмотрел на него.

– Георгий – очень строгое гордое имя, возникает дистанция, а Жорж – мило, как-то по-домашнему.

– Да вы психолог! – смущённо улыбнулась Ада.

– Я писатель, правда, начинающий, и мне полагается быть психологом.

– А коль вы писатель, расскажите нам что-нибудь занимательное, – предложила женщина.

– Хорошо, расскажу смешной эпизод из своей жизни, – согласился Михаил. – Однажды в нашем книжном магазине продавщица спросила меня: «А вы сами пишете или вам кто-то помогает?». Я ответил: «Конечно, помогает! По ночам пишет мой пёс – всё строчит и строчит! А я по утрам только проверяю тексты и редактирую».

Ада рассмеялась, а Георг слегка поднял брови и усмехнулся.

Между тем они накрыли стол и принесли из кухни большой расписной чайник с горячим чаем.

– Располагайтесь поудобнее, накладывайте себе салаты, – обратилась к гостям Ада. – Это дом моего деда. Он завещал его мне. Здесь много старинных вещей – всё наше, родовое, есть и большая библиотека. Вам нравится этот дом?

– Конечно. От него веет стариной и тайной, – ответил Георг.

– Верно, – согласился Михаил.

– Именно стариной и тайной, – подтвердила Ада. – Друзья, наливайте кагор, можете добавлять его в чай, вам надо согреться.

– Кто скажет тост? – Михаил разлил вино по бокалам.

– За хозяйку, таинственную женщину этого таинственного дома, и за знакомство! – торжественно произнёс Георг.

– Как пышно! – улыбнулась Ада, глаза которой при свете свечей напоминали две большие блестящие черешни.

– В духе средневековых рыцарей, – поддел друга Михаил.

– Прекрати! – оборвал его Георг.

– Дорогие рыцари, оставьте колкости, – остановила их Ада.

– Я бы хотел написать ваш портрет, – обратился к ней художник. – Что вы на это скажете? Вы согласитесь позировать?

– Как я могу вам отказать? Вы такой милый! – она слегка дотронулась до его руки.

– Мне приятно это слышать! – обрадованно сказал Георг. – В вас, Ада, есть что-то царственное и это надо запечатлеть на холсте. Мне кажется, это место мелковато для вас. Вам подошёл бы какой-нибудь большой роскошный город, например, Париж, Рим, или Лондон.

– Это место мелковато для меня?! И это говорит художник?! – возмутилась Ада. – Моя приятельница тоже недоумевает, почему я живу здесь, считает, что это место не для меня. Я с этим не согласна! Если и есть рай на земле, то для меня он здесь. Запах нашей земли, лес и озеро, русский говор, перезвон колоколов, наши дожди и снега… А мой дом и сад!

– Но вы, наверно, любите путешествовать? Я уверен, что для такой женщины сидеть на одном месте было бы просто невыносимо, – Георг вопросительно посмотрел на Аду.

– Да, я иногда летаю за границу, в Европу, но всегда возвращаюсь сюда, в российскую глубинку, – спокойно ответила она.

– Куда именно вы летаете, и что вам больше всего там нравится? – поинтересовался Михаил.

– Я бываю в Италии у своего близкого друга. Мне там нравится всё – и люди, и природа, и климат, и архитектура. А какие там музеи! – она мечтательно откинулась на спинку стула.

В сердце Георга что-то кольнуло.

– Я как раз хотел посетить Италию, – тихо сказал он.

– Художнику непременно надо побывать в этой стране и поучиться у старых мастеров, – поддержала его Ада. – А когда вы собираетесь ехать?

– Пока не планировал точно, возможно, поеду следующим летом.

– А я, дай Бог, уже через месяц буду там! – с воодушевлением сказала она.

– А как же наши планы написать ваш портрет? – глаза Георга будто потускнели. – Я не успею за такой короткий срок, работаю я обычно подолгу.

– Тогда начнём писать здесь, а закончим в Италии. Хорошо я придумала?

– А стоит ли начинать, если неизвестно, когда я смогу его закончить? – упавшим голосом спросил художник.

– Дорогой Георг, можете прийти уже завтра утром делать эскизы к портрету. Начнём работу, а потом обязательно продолжим. В любом случае, я вернусь сюда месяца через два или чуть позже… За домом будет смотреть моя помощница. Вы можете мне звонить, запишите мой номер, потом ещё обсудим некоторые детали.

Георг слегка кивнул и записал её телефон.

– Ливень прошёл, нам пора. Спасибо вам, Ада, за обед. – Михаил поднялся из-за стола. – Вы спасли нас от дождя и простуды,

На прощанье Ада пожала им руки. Георг задержал руку женщины в своих ладонях дольше положенного, а она и не думала её отнимать и даже ответила ему лёгким пожатием. У Георга потеплело на душе. Но когда они с Михаилом пошли по переулку, его снова охватило беспокойство, и сердце сжалось от какого-то пронзительного чувства – то ли радости, то ли тоски.

– Что это со мной? – удивился он. – Я всегда умел владеть собой…

***

На следующий день Георг застал Аду в саду за чтением. Она сидела за небольшим столиком под яблоней, ветви которой клонились под тяжестью спелых плодов. Земля вокруг дерева была усыпана крупными яблоками, которые выглядывали из низкой травы красно-розовыми боками. И вновь вспомнился Георгу библейский райский сад – картины Кранаха и Дюрера, на которых изображены прекрасные обнажённые Адам и Ева до грехопадения, не ведающие своей наготы, доверчивые и безмятежные. Художник подумал, что в следующий раз обязательно напишет Аду под этой яблоней, но сейчас ему хотелось изобразить её в старинном кресле у окна или камина, загадочной, царственной.

Молодой человек окликнул женщину.

– Я рада вас видеть! – она отложила книгу и поспешила к калитке. – Как вы нагружены!

– Это мои рабочие принадлежности и подарки для вас, – художник достал из сумки большую коробку шоколада и высвободил из бумаги картину. – Мой автопортрет, вам на память.

– Вы дарите мне свой автопортрет? – удивилась она.

– Да, именно.

– Это очень необычный и дорогой подарок. Я даже не знаю, как вас благодарить.

– Благодарить не надо, я буду счастлив, если картина будет у вас.

– Какой вы… Давайте занесём картину в дом, я хочу её внимательно рассмотреть.

Они вошли в просторный зал, и художник поставил картину у стены.

– Это философский автопортрет, – сказал он.

– Вот как, – словно про себя, произнесла женщина, не отрывая взгляда от картины. – А что означают эти животные и птицы?

Георг промолчал.

В центре полотна, на дальнем плане, Ада увидела фигуру Георга, выходящего из какого-то античного дворца с мольбертом в руке. Слева была изображена большая серебристая рыба, справа – две обезьянки на лианах, из зарослей выглядывал лев, а в траве притаилась крупная змея. Возле террасы дворца сидела птица в клетке, а в вышине парил орел. На небе – одновременно – были и солнце, и луна, и звезды.

– Загадочная картина – с подтекстом, – задумчиво сказала Ада. – Таинственное послание… Что вы хотите сказать зрителю?

– А как вы думаете?

– Я думаю, вам хотелось приоткрыть то, что спрятано в глубинах вашего подсознания и в тайниках вашего сердца.

– Вы искусствовед? – живо спросил молодой человек.

– Вовсе нет. Просто я почувствовала скрытый смысл вашей работы.

– Вы меня поразили.

– А вы – меня. Да ещё как!

Оба рассмеялись.

Ада предложила Георгу выпить чашку кофе, но он отказался, объяснив, что уже хотел бы погрузиться в работу.

Он усадил Аду в старинное кресло у большого окна и стал поправлять ей волосы, близко наклонившись к ней, так близко, что ощутил лимонный аромат её духов и свежий запах её упругого тела. У него закружилась голова – он отпрянул и отошёл к мольберту.

Помолчав, Ада спросила, не включить ли музыку, и Георг тут же согласился.

– Что будем слушать? У меня много классики, выбор за вами.

– Пожалуй, Шопена, любое его сочинение, – Георг пытался побороть охватившую его скованность.

– Хорошо, сейчас.

Зазвучал Шопен, и Георгу, как будто, стало легче дышать и работать. Музыка сняла напряжение и поддержала его творческие силы.

Когда сеанс закончился, Ада снова предложила молодому человеку немного перекусить, но он почувствовал, что не сможет проглотить ни кусочка. Внутреннее волнение, как и прежде, поднялось у него в груди.

– В ближайшие дни я буду очень занята, – сказала Ада. – Готовлюсь к отъезду, много дел.

Тень пробежала по лицу Георга.

– Тогда я буду работать пока по памяти, – ответил он.

– А через неделю, ровно в это же время, встретимся, – Ада тепло улыбнулась, и в глубине её тёмных глазах промелькнуло что-то похожее на нежность.

Георг подошёл к ней вплотную, неожиданно наклонил голову к её плечу и уткнулся губами в её шею, прямо рядом с маленьким ухом, словно ребёнок.

– Я не смогу без вас! Не уезжайте! – с мольбой прошептал он.

– Это невозможно! – взволновано ответила она. – Нам, видимо, лучше расстаться. Всё это становится слишком серьёзным – и ничего хорошего из этого не получится. Мой отец, когда был жив, говорил, что я живу больше чувствами, чем разумом, и это может когда-нибудь привести к беде. Нам не стоит так погружаться в наши чувства – это опасно!

– Поздно… Я, пожалуй, пойду, – он быстро собрал мольберт и кисти и, опустив голову, пошёл к выходу.

Почти бегом бросился он по переулку, прочь от дома Ады, понимая, что отныне вся его жизнь переменилась.