Читать книгу Лучезарный ангел - Ольга Панина-Смольская - Страница 3

После свадьбы Катарина поселилась в доме своего мужа «Мехелен» на рыночной площади. Молодую пару переполняло счастье любви, и всё для них было согрето и расцвечено этим чувством.

Катарина летала по дому как птица и никакая домашняя работа не была ей в тягость. Она постоянно заботилась о чистоте и убранстве своего жилища и, не доверяя никому, с удовольствием сама наводила в нём порядок и красоту.

Дом был просторный, работы в нём было много, но Вермеер не мог позволить себе нанять прислугу. Постоялый двор и трактир – всё, что перешло ему по наследству от отца, не приносило большого дохода. Хлопоты, связанные с делами трактира, взяли на себя матушка Яна Дигна и его старшая сестра Гертруда, которые жили в другой части этого же дома, стараясь не мешать молодожёнам самостоятельно вести хозяйство. Ян был ещё подмастерьем, поэтому жили они с Катариной весьма скромно.

С утра, как бывало обычно, молодая жена уже сходила с корзинкой на рынок и выбрала в мясных и рыбных рядах небольшие, но свежие кусочки, прикупив кое-что и в овощных лавках. Вернувшись домой, сразу же начала готовить, желая порадовать Яна вкусными блюдами.

– Ах, забыла я про имбирь и корицу, – спохватилась она. – Ничего, ещё есть немного.

К Яну пришёл какой-то господин, и они вели беседу в мастерской. Катарина видела, что посетитель пришёл не с пустыми руками, а с картинами, значит, принёс что-то на продажу или явился для консультации по поводу подлинности полотен (помимо живописи Ян занимался торговлей и оценкой картин). Женщину переполняла гордость за мужа: к нему обращались за советами, его ценили.

Пока Ян вёл переговоры с незнакомым посетителем, Катарина общалась с соседкой, заглянувшей к ней перекинуться двумя-тремя словами о делах, здоровье и погоде. Угостив гостью только что испечённым пирогом, хозяйка посетовала, что подходит время обеда, а у мужа затянулась встреча с визитёром. Соседка вскоре убежала, так как у неё на кухне тоже что-то варилось.

Из мастерской вышли Ян с гостем, на ходу заканчивая беседу. Незнакомец быстро откланялся и ушёл, и только Катарина хотела спросить мужа, кто это был, как заметила, что из кладовой, находящейся рядом с кухней, выбежала кошка с большим куском рыбы в зубах. Катарина всплеснула руками, а Ян рассмеялся:

– Сегодня у нашей кошки прекрасный обед!

– Я её поймаю и хвост надеру!

– Милая, ты её так любишь, что и пальцем не тронешь, только грозишься.

Он обнял жену, и они на секунду замерли в этой нежной позе.

– Как там наш малыш? – спросил Ян, погладив живот жены.

– Растёт, толкается, – улыбнулась она.

– Уже осень на дворе, время летит, зимой родится наш первенец…

– Я хочу, чтобы у нас было много детей, – тихо сказала Катарина.

– Уверен, что так и будет.

– Дорогой, тебе пора обедать и идти к Фабрициусу. Ты не забыл, что у вас назначена встреча?

– Конечно, помню.

– Я накрываю на стол. Сегодня у нас гороховый суп со сливами и имбирем, а на второе – телячий язык с зелёными яблоками. Ещё я испекла пирог. А что приготовить завтра?

– Что бы ты ни приготовила – мне всё всегда нравится.

Пока Катарина расставляла тарелки, Ян прохаживался по комнате.

– У нас уже есть одно полотно Фабрициуса, – задумчиво сказал он. – Я хочу приобрести ещё несколько – не для продажи, для души, для себя. Карел сейчас пишет кое-что новое и приглашает нас посмотреть эти вещи.

– С удовольствием! Знаешь, я часто смотрю на ту картину, которую ты у него купил, и размышляю: о чём так задумался этот продавец музыкальных инструментов?

– Раздумья о жизни: о вечном и бренном. Удивительное полотно! С одной стороны – тишина Дельфта, глубокие размышления человека – всё как во сне, а с другой – чувствуется, что земля круглая, всё находится в движении, идёт по круговой линии. Жизнь пульсирует, мягко и неуклонно… Во время работы Карел использовал широкоугольную линзу, поэтому изображение города получилось таким необычным и это помогает ощутить его неповторимое очарование.

– Всё очень интересно, но ты садись, а то суп остынет, – напомнила Катарина.

– Как вкусно пахнет! – потирая руки, Ян уселся за стол.

– Давно хочу спросить тебя, милый, а не с тебя ли Карел писал этого молодого человека с музыкальными инструментами? Вы удивительно похожи.

– Мне тоже кажется, что в нём проскальзывают мои черты, но я не позировал Карелу, он не просил меня об этом. Я восхищаюсь им – он мастер с большой буквы, и для меня большая честь общаться с ним.

– А для меня – ты самый необыкновенный!

– Это потому, что ты любишь меня, ласточка.

– Я действительно люблю тебя. И ещё я чувствую, что ты – не как все. И не просто чувствую, а знаю, – сказала Катарина с глубокой убеждённостью в голосе. Эти слова тронули Яна до глубины души.

Катарина стала подавать второе блюдо. Ян, наблюдая за ней, размышлял о чём-то своём.

– Когда я закончу картину «Христос в доме Марфы и Марии», то попробую свои силы в другом направлении, – сказал он. – Напишу что-нибудь на тему блудного сына, с яркими цветовыми пятнами, а позже – ещё одну вещь. Сейчас я расскажу тебе об этом: мужчина и женщина сидят за столом у открытого окна, они долго не виделись – и вот радость встречи! Он – офицер или моряк, путешественник, она – сияющая от счастья женщина. Это будешь ты, мой лучезарный ангел. Ты должна позировать мне. Питер де Хох не раз писал подобные сцены, но я хочу, чтобы моя картина была прямо-таки магической по своему настроению!

– У тебя всё получится, иначе и быть не может, – улыбнулась Катарина и напомнила мужу: – не забывай о еде!

– Ты будешь моей музой всегда, – сказал Ян, с любовью глядя в её чуть расплывшееся от беременности лицо. – И время будет не властно над тобой.

– Я думаю, ты будешь писать только то, что затронет твоё сердце.

– Безусловно. Помнишь, я говорил тебе, что мечтаю написать наше небо и «портрет» нашего города, и вот недавно решил, что напишу и ту улочку, которая находится позади нашего дома, с богадельней для старух и примыкающим к ней двориком. Но работаю я медленно, только когда почувствую, что работа завершена, могу остановиться – не раньше. А теперь мне пора идти, моя радость, я опаздываю на встречу с Карелом.

Катарина соскочила со стула:

– Ян, ты почти ничего не ел!

– Неправда. Да и вечер у нас впереди, всё наверстаем, – он поцеловал жену и быстро ушёл через дворик.

Она вышла вслед за ним и, как всегда, залюбовалась его летящей походной. Развевающиеся на ветру полы плаща казались ей крыльями птицы.

Перемыв посуду и наведя порядок в бельевом шкафу, Катарина подошла к клавесину и поставила на пюпитр ноты, чтобы разобрать новые пьесы. «Вечером порадую Яна этой красотой, – подумала она и дотронулась до клавиш, но одна из них ответила слегка дребезжащим звуком. – Надо же, съехала струна, – поморщилась женщина, – попрошу Яна вечером подтянуть её. А сейчас я всё-таки немного поиграю».

Закончив занятия музыкой, Катарина решила пройтись вдоль канала. Ей нравились эти прогулки – плеск воды, движение гружёных судов, крики птиц – охотниц за рыбой, бег облаков. Она вспомнила, как они с Яном на том первом памятном свидании стояли на мосту, и он говорил, каким видит Дельфт и эту воду, и это небо. «Есть вещи, которые увидишь не сразу». Она вдруг поняла, что стала смотреть на всё его глазами – он ворвался в её тихий мир и расцветил его множеством красок. Катарина почти с ужасом подумала, что было бы, если бы она не встретила его… Как бы она жила? Серо и однообразно, и никогда не смогла бы почувствовать всего того, что чувствует сейчас! «Даже за крупицу этого счастья можно многое отдать! А некоторые и не подозревают, что можно так любить, так жить. Каждый мой день наполнен смыслом и светом, я с волнением смотрю, как под кистью моего мужа рождается новый мир, как его переполняют планы – и моё сердце ликует!».

***

Ян пришёл вечером в приподнятом настроении. Катарина бросилась в его объятия.

– Как там Фабрициус? Что у него нового?

– Я был вначале у него, а потом у одного заказчика. Фабрициус приглашает нас с тобой в гости в это воскресенье.

– Замечательно! А сейчас садимся ужинать, время подошло. У нас от обеда столько всего осталось: язык, пирог, да ещё сыр и фрукты. После ужина я сыграю тебе новые пьесы, только ты подтяни струну, которая дребезжит.

– Хорошо, иду мыть руки. А когда поедим, я всё сделаю.

За ужином разговор зашёл о Фабрициусе.

– Жена Карела хотела сегодня угостить меня жареным карпом, но я был сыт и отказался, – сказал Ян. – Это его вторая жена.

– Правда? Я этого не знала. А что же произошло с первой?

– Сейчас расскажу. Сначала у Фабрициуса всё шло хорошо: он учился в студии Рембранда в Амстердаме, был его самым талантливым учеником, потом работал в этом же городе, женился. Но спустя время семью Карела стал преследовать злой рок: у них умерли дети, а во время третьих родов умерла и жена. В отчаянии он вернулся в свой родной Мидден Бемстер и только через семь лет женился снова и поселился в Дельфте.

– Какая тяжёлая судьба!

– Да, но судьбе не удалось его сломить. Это говорит о внутренней силе Карела. Он невероятно талантлив и весь уходит в работу. Я наблюдаю, как он работает, и учусь у него. В отличие от Рембрандта, Карел обычно располагает модель на слегка подсвеченном фоне и любит работать в холодной цветовой гамме.

– Для меня это слишком сложно, – сказала Катарина, подавая Яну фрукты. – А что он пишет сейчас?

– Автопортрет, картину «Стражник» и маленькую замечательную вещь «Щегол».

– Что это за «Щегол»?

– А вот сама и увидишь в воскресенье. В каждой его работе живёт душа. Для него очень важен человек и его связь с окружением… А как меня восхищают его эксперименты в технике импасто, с сочным мазком!

– Это очень мудрёные вещи. Я стараюсь в это вникнуть и хоть что-то понять, но когда смотрю на любую картину, то, конечно, оцениваю её, в первую очередь, чувствами.

– Вот и прекрасно! Спасибо тебе за ужин, дорогая. Сейчас я подтяну струну, и ты мне сыграешь.

***

В воскресный день после утренней службы в церкви Ян с Катариной отправились в гости к Фабрициусам.

Осень выдалась на редкость сухая и тёплая. Багряные и ярко-жёлтые листья покачивались на ветвях деревьев, и в этом было что-то прощальное, но светлое, как обещание возрождения. Осыпаясь, они ложилась под ноги ковром. Ян собрал из них целый букет для Катарины. Её золотистые локоны во время ходьбы слегка выбились из-под головного убора, на лбу поблёскивали капельки пота.

Карел с женой Агатой, стоя у порога, поджидали гостей. Рассеянные лучи осеннего солнца мягко освещали их силуэты.

– Мы вам очень рады! – приветствовали они чету Вермееров.

Женщины познакомились и сразу почувствовали симпатию друг к другу. Агата спросила Катарину о самочувствии.

– Спасибо за заботу, – ответила гостья. – Я хожу хорошо, хоть ребёнок и беспокойный, – а затем обратилась к хозяину, – хотелось бы посмотреть ваши картины. Мой муж рассказывал мне о них.

– Давайте сначала пообедаем, а уж потом пройдём в мастерскую, – предложил Карел.

– Конечно, – поддержала его супруга. – Стол уже накрыт.

Продолжая беседовать, все прошли в залу. Агата, улыбаясь гостям, пригласила их к столу.

– Сегодня такой ясный день, – сказал Вермеер, помогая жене сесть. – Осень в этом году удивительно тёплая. Мы с Катариной чудесно прогулялись. Прогулки ей полезны.

– Ян такой заботливый, – Катарина ласково дотронулась до руки мужа. – Я не нарадуюсь.

Во время обеда она незаметно наблюдала за Карелом и Агатой, вспоминая рассказ Яна о судьбе друга. Всё пережитое оставило свой след в его облике: в простых крупных чертах его открытого лица жила какая-то неизбывная, глубоко спрятанная печаль. А жена Карела была простой, заботливой женщиной, прекрасной хозяйкой и верной подругой. Чувствовалось удивительное тепло в их отношениях. «Это как раз то, что нужно Карелу», – подумала Катарина.

За столом разговаривали о погоде, политике, об искусстве. Шутили.

После обеда хозяин повёл гостей в свою мастерскую. Глядя на его полотна, Катарина замерла. Ян стоял позади жены, обнимая её за плечи, и тоже рассматривал картины, пытаясь увидеть их её глазами.

«Автопортрет» Карела рассказывал о том, что пережил этот человек за свои тридцать два года – глубокое повествование в духе Рембрандта.

«Стражник» вызвал у Катарины улыбку. Какая живая сценка! Молодой солдатик, совсем ещё мальчишка, разомлев на солнце, заснул на посту, да так глубоко, что раскинул ноги в стороны и свесил голову на грудь. А чёрная собачка удивлённо наблюдает за ним.

Затем они подошли к очень маленькой картине, о которой говорил Ян. Жёлтый щегол смотрел с полотна на Катарину умным, внимательным, изучающе-насторожённым взглядом. Он словно осознавал своё положение пленника, навсегда прикованного цепью за ножку, горечь своей судьбы, свою несвободу. Казалось, его глазами на мир смотрит сам Фабрициус.

– У меня даже слов нет, – прошептала гостья, прижимая руки к груди.

– Я подарю вам эту картину, как только она будет закончена, – сказал Карел, заметив, какое впечатление «Щегол» произвёл на Катарину. – И можете выбрать для себя ещё одно полотно.

– Вы сделаете нам такие подарки? – не поверила она.

– Да, да. Для этого будет несколько поводов: скоро Яна примут мастером в гильдию Святого Луки и потом у вас родится первенец.

– Вы очень щедры, – растроганно сказал Ян, а изумлённая Катарина так и стояла, прижав руки к груди.

***

Запоздалая весна нарядила деревья в нежную блестящую листву и кокетливые цветы. Катарина радовалась каждому листочку, каждому весеннему лучу. Она стала матерью, и с материнством к ней пришли новые ощущения – и чувствовать, и смотреть на мир она стала по-иному.

Это была первая весна в жизни их маленькой дочки Марии, родившейся в январе. Мать Катарины, Мария Тинс, была счастлива, что стала бабушкой и в честь рождения девочки подарила Яну Вермееру триста гульденов и ещё двести – для Марии.

В этот вечер, как часто бывало, она зашла в гости к дочери и зятю.

– Матушка, пройдём в залу, – обратилась к ней дочь. – Я уже уложила малышку, она спит. А Ян всё ещё в гильдии.

– Мне так приятно, что вы назвали девочку в мою честь. Катарина, я советую вам переехать в мой дом, всем станет легче – и мне, и вам.

– Дорогая, мы подумаем об этом. И ещё раз спасибо тебе за те деньги. Хоть Ян и стал мастером гильдии, наше положение не слишком упрочилось. Я неплохая хозяйка и стараюсь справляться, но не всегда получается.

– Я чувствую, как ты любишь Яна. Видимо, он того заслуживает.

– А как Виллем? Тебе тяжело с ним?

– Да, улучшений нет. Твой брат серьёзно болен. Мы закрываем его, но он иногда убегает. У него участились приступы агрессии и мне нужна мужская помощь. Надо бы укрепить замки на двери его комнаты, но не каждый осмелится туда войти, – Мария провела рукой по виску.

– Я поговорю об этом с Яном, – пообещала ей дочь. – Он обязательно поможет. Он очень заботливый.

– И подумайте о переезде, это серьёзное предложение, – напомнила матушка. – Ваш дом просто утопает в картинах, – переключилась она на другую тему, внимательно вглядываясь в полотна, развешанные на стенах.

– Мне это тоже нравится, все эти выставки в нашем доме, – улыбнулась Катарина. – В основном это чужие работы, для продажи. А картин Яна у нас мало, их покупают сразу же и дают хорошую цену, но пишет он медленно. Я недавно спросила его, не может ли он писать быстрее, так он обиделся.

– Да, мог бы работать и быстрее. С другой стороны, он пишет так, что взгляд не оторвать, а это требует времени.

– Господин ван Рейвен, наш сосед Авраам Диссиус и хозяин пекарни Хендрик ван Буйтен готовы купить любую его работу.