Читать книгу Связь времен - Ольга Парахина - Страница 5

Я – серый сокол коруолч,

Из дня перелетаю в ночь,

Из тьмы перелетаю в свет

И на вопрос даю ответ.

Огонь блистающий и лёд,

Всезнанья непосильный гнёт,

Клубятся вместе свет и мгла,

И в мозг вонзается игла.

Плывёт в глазах кристальный грот,

И арфа чуткая поёт,

И царство тени и огня,

Открыв проход, зовёт меня.

Дыханьем огненным дракон

Опалит белый снег знамён,

И вспыхнет новая звезда,

Чтобы остаться навсегда.

Камней стоячих хоровод,

Воздвигнутых в далёкий год,

Вы видите спустя века,

А в небе тают облака

И сокол кружит в вышине,

Как чья-то память обо мне.

Я шорох соколиных крыл,

Я – Мерлин, я когда-то был.

За спиной у меня груз потерь,

Впереди – божественный свет,

Словно мне распахнули дверь,

За которой лежит ответ

На вопрос, что сумел задать.

А вопрос являлся ключом.

Знанье, может, и благодать,

Если знаешь, что и почём.

Может быть, дается ответ

Только тем, кто способен понять,

Что покоя в знании нет.

Знанье – это не благодать!

Знанье – это отточенный меч.

Удержи его рукоять!

Он способен время рассечь.

Знанье – это не благодать.

Может, это дамоклов меч?

Ну, а я тончайшая нить?

Я обязан предостеречь,

Но впрямую нельзя говорить.

Пусть в урочный назначенный час

Тот, кто должен, проникнет в суть.

А пока я пишу для вас –

Тех, кто будет когда-нибудь.

Священное пламя взметнулось стеною,

Треножник из бронзы окутала вязь,

И в пламени этом встаёт предо мною

Великих событий незримая связь.

В дремотном дыму, полусне-полуяви

Искрится мерцающий светом кристалл.

Стремление к власти, стремление к славе

Наполнило знаньем волшебный фиал.

Плывут чередою явленья и лица,

Как звенья цепи исторических дат,

И крови потоки готовы пролиться,

И движется время вперёд и назад.

Что будет – случится согласно законам.

Тонка, но прочна путеводная нить.

Как будто струна резонирует звоном

Событьям, которым назначено быть.

Каким промышленьем всё это явилось?

Закон постоянства больших перемен…

Проклятие знанья, неведенья милость,

И долг перед будущим – первый катрен!

Беспощаден век,

Злобно дик закон,

Каждый человек

Словно раб пленён.

Беспросветен мрак,

Безнадёжен путь,

И никто никак

Не постигнет суть

Этой злобной тьмы,

Крепкой, как стена.

Души и умы

Душит сатана.

Скованы в кольцо

Ненависть и ложь,

Кто поднял лицо,

Получает нож.

Или острый меч,

Или тяжкий крест,

Не расправить плеч –

Сразу под арест.

Неизбывен страх,

Тошнотворна муть,

Каждый новый шаг

Удлиняет путь.

Правит только Рим

И его мечи.

Все лежат под ним –

Сдохни и молчи!

Легионов шаг –

Шелест саранчи.

Кто не наш – тот враг,

Сдохни и молчи.

И парят орлы

В золоте эмблем,

Словно со скалы

Ищут Вифлеем.

Беспощаден суд,

Непосилен страх,

Век жесток и крут,

Кто не раб, тот враг.

Возвеличен Рим

Выше всех небес,

Грозен и незрим

Кесарь правит здесь.

Легионов строй

Не даёт упасть,

Каменной стеной

Ограждая власть.

В Горней выси – свет,

На Голгофе – тьма,

Милосердья нет,

Мир сошёл с ума.

Беспощаден век,

Неуёмна власть,

Бог и человек

Осужден на казнь.

Сколько рук ни мой –

Не отмоешь грех!

Разве ты немой,

Чтобы слушать всех?

Чернь вопит – распни!

Одолей свой страх:

Цезарь и они –

Всё едино – прах.

А Ему дано

Мерой выше мер:

Претворять в вино

Воду низших сфер,

Поднимать с одра,

Возвращать из тьмы.

Мудрость не мудра,

Где не властны мы.

Святость древних книг

Заменил обряд.

Жизнь – единый миг,

И Завет не свят.

Уж который век

Тает в небе вздох –

Этот человек

Был рожден как Бог.

На глазах у всех

Умирает Он,

Неискупен грех,

Бесконечен стон.

Опустилась мгла,

Содрогнулась твердь,

Над холмом крыла

Распростёрла смерть.

Раскатился гром,

Раскололась тьма,

С неба пал огонь

На кресты холма.

Кровью смыло грех.

Вдаль ушла гроза.

Он погиб за всех.

Небо – как слеза.

Превратилась кровь

В веру и слова,

Бог – всегда любовь.

И любовь жива.

Но отмерен срок

И наступит свет.

И воскреснет Бог,

Значит – смерти нет!

Где солнце золотит священный камень,

С горою слит исчезнувший ковчег,

Сокрытый тайно на глазах у всех

Между ложниц божественных скрижалей.

Неведом людям истинный Синай,

Где глубоко Завет упрятан в недра.

Иссох родник от времени и ветра.

Бог никому не открывает тайн.

Там, где склон безжизненно сух,

Куст на скалах горит огнём,

Словно в нем воплотился Дух

И навеки остался в нём.

Он погладил камень рукой,

Глянул в небо без птичьих стай

И подумал: вот ты какой,

Вход в давно обещанный рай!

Нету речек в море песка,

Голый камень гладок и строг.

И в глазах у людей тоска –

Неужели забыл их Бог?!

Сколько длится уже исход?

Ноги сбиты в песках времён,

Над горою горит восход.

Тяжки судьбы иных племён…

То ли ропот, а то ли стон,

Словно марево над землёй.

Тот, кто был однажды пленён,

Этот плен понесет с собой.

Но он знает, что за горой

Завершается долгий путь.

И рассветной тихой порой

Сел в последний раз отдохнуть.

За горою этой вдали

Всё народу его дано,

И плывет от дивной земли

Воздух, сладостный как вино.

Там народ его обретёт

Свой указанный Богом дом.

Он один на горé умрёт,

Для него не будет «потом».

У последней черты своей

На камнях он сел отдохнуть,

И сказал себе Моисей:

«Труд мой кончен, и кончен путь.

Я же выполнил всё, что мог,

Я привел их сюда сквозь тьму

Так, как мне заповедал Бог,

Так, как я обещал Ему.

Посох мой о дороги сбит –

Повелитель вод и огня.

Жизнь во мне хоть ещё горит,

За горою нету меня.

Внемля голосу с вышины,

Я познал невозможный свет.

Я услышал гром тишины.

Вопросив, получил ответ.

Мне дарила воду скала

И кормила манна с небес.

Жизнь моя почти истекла,

И утратил мой посох вес».

Он погладил камень рукой –

Вот и близок конец пути.

Скоро он обретёт покой,

А народу пора войти

В ту страну, где его душа,

Где сладки молоко и мёд.

И уже почти не дыша,

Напоследок шагнул вперёд,

Посох пастырский к небу вздел –

Он исполнил данный обет

И привёл их в родной удел.

Он их вывел из тьмы на свет!

С неба ясного рухнул гром

И упал огонь золотой.

Он обрёл вожделенный дом

И навеки обрёл покой.

Над Венецией гуляет тёплый ветер,

И вода в каналах тяжко шевелится,

На дворе семидесятипятилетье –

Дата, ей уже империя гордится!

А дела у той империи не гладки,

Хоть теперь она и стала чуть обширней,

Ей приходится сейчас совсем не сладко.

Дух поэта бродит меж смолистых пиний.

На Васильевский он больше не вернётся –

Там горюют тени сгинувших навечно.

Если вдруг опять империя проснётся,

Лучше спать вдали, под кипарисной свечкой.

Говорят теперь, что был он патриотом,

Что беды забыть язык родной боялся,

И что Нобеля добыл кровавым потом,

Что по миру в поисках себя скитался.

Говорят, что он-то был в душе имперцем,

И страдал всю жизнь от этого разлада,

Надорвал своё замученное сердце

Потому, что жил не так, как было надо.

Будто слишком уж упёрто и упрямо

Постигал всю жизнь, что истинно, что ложно,

А в стране одни остались папа с мамой,

И забрать к себе их было невозможно.

Для империй недоступно покаянье,

Только грубый разговор с позиций силы.

Раз навечно было это расставанье,

Пусть душа его гуляет между пиний.

И пускай под скромной кипарисной сенью

Вечно мирно почивает прах остылый,

Чтоб империя своей могучей тенью

Не закрыла солнца над его могилой.

Поэта порвала стая,