Читать книгу Летчику быть! - Ольга Попова - Страница 4

Остаток дороги до 27 разъезда ребята шагали молча. Каждый думал о чём-то своём, о близких и родных, о школьных товарищах или просто о руднике, где у каждого остались свои радости, горести и печали. Многих просто пугало, что придётся жить одному, без привычной семьи, без сестрёнок и братишек, наконец, просто без мамы, которая ещё так необходима.

Поезд почему-то задерживался, ребята расселись на брёвнах у железной дороги разъезда и считали вагоны проходивших товарников. Вечер наступил как-то неожиданно, вот уже засветились семафоры то жёлтым, то вдруг зелёным огоньком. И тогда был слышен шум приближающегося поезда, который появлялся из-за поворота и прорезал своим прожектором темноту. Поезд громыхал по стрелкам разъезда, проносился мимо дежурного с фонарём, мимо стрелочника, вышедшего из будки, и показывал ребятам свой хвост, огражденный красными фонарями. Лес за линией становился после прожектора совсем темным и зловеще смотрел на разъезд и его пассажиров. Вряд ли в этом лесу можно было отыскать зверька или птицу, все были напуганы шумом поездов, порой – пронзительными свистками паровозов.

Наконец дежурный объявил о подходе пассажирского. Пассажиры с мешками, чемоданами и котомками торопливо выстраивались вдоль первого пути, чтобы всем сесть за двухминутную стоянку поезда. Владик Удалов повел всех ребят к хвосту поезда, вернее, к тому месту, где должен остановиться десятый вагон, о чем он предварительно спросил у дежурного.

Владику много приходилось ездить на поездах, он был эвакуированный с Украины, да так и остался жить с мамой в Казахстане. В вагоне Владик занял всем ребятам верхние и средние полки, все быстро улеглись, но уснуть многим не удавалось: не отпускали впечатления прошедшего дня. Наконец усталость взяла своё, ребята крепко уснули и проснулись лишь в Акмолинске, когда в окна ярко светило солнце, а проводник ходил по вагону и громко говорил: «Акмолинск, конечная, поезд дальше не идёт!»

Вокзал серо-зелёного цвета встретил ребят ярким солнцем и громкой музыкой. Музыка придавала какую-то торжественность, она приподнимала настроение пассажиров. Её впервые включили при встрече военных эшелонов, возвращавшихся с победой после войны, а со временем музыкой стали встречать или провожать каждый пассажирский поезд. Перрон вокзала асфальтирован, на нём чисто, а сразу за привокзальной площадью огромные кучи грязи, которые приходилось обходить протоптанными тропинками. Приезжих всех группами с вокзала направляли в санпропускник; каждый должен был помыться и прожарить всю свою одежду, после чего выдавали талончик, разрешающий въезд в город.

Ребятам долго пришлось стоять в очереди, пока получили заветные талончики. Лишь после обеда, выяснив направление, ребята отправились к цели.

Вначале шли по дороге, выложенной булыжником, вдоль трёх- и двухэтажных домов, затем мимо одноэтажных, обмазанных жёлтой глиной бараков, пока не выбрались на пустырь между станцией и городом, где стало видно огороженное проволокой училище.

Станция Акмолинск 1947 года встретила ребят сплошной грязью и лужами. Достопримечательностью был базар, толкучка, где продавали съестное по баснословным ценам и различную, порой небезопасного вида одежду, которую отдавали за булочку чёрного непропечённого хлеба. Так же играли в три карты, выкрикивая прибаутки: «Выбери туз – заплачу, за красного сам получу, кто хочет выиграть, ставь скорей, да только чёрного не про глазей»! А среди зазевавшейся толпы промышляли беспризорники в рваной одежде и с перепачканными углём и золой лицами и руками: ночевали они на отвалах теплого шлака от паровозных стоянок.

Двухэтажный корпус железнодорожного училища №4 был построен из красного кирпича. Первые два этажа занимали учебные классы и кабинеты, а в подвальном помещении расположились мастерские и столовая. Вокруг основного корпуса стояли одноэтажные бараки, где жили курсанты и были хозяйственные здания. Вся территория огорожена проволокой и охранялась курсантским нарядом. За проволоку курсантов выпускали по разрешениям, дисциплина была полувоенной.

После лёгких экзаменов и мандатной комиссии ребят зачислили в группу помощников магистрального электровоза. Эти группы были впервые созданы, когда приняли решение правительства об электрификации Карагандинской железной дороги впервые в Союзе на переменном токе 15000 вольт, 50 периодов в секунду.

Владик Удалов, Володя Суворов, Николай Дьячков и Виктор Согрин – все из Даниловки попали в одну группу.

Ребят одели в сатиновые косоворотки, кителя и брюки хлопчатобумажной ткани, бушлаты и кирзовые сапоги и лишь к Новому году – в суконные брюки и чёрные железнодорожные шинели.

Учёба началась с сборки урожая подсобного хозяйства училища.

К началу занятий вернулись из отпуска «старички» – те ребята, которые проучились уже год. Это были будущие поездные вагонные мастера, слесаря, токаря железнодорожных мастерских. Они входили в барак «новичков» бесцеремонно, примеряли новые кителя, шинели, фуражки, а взамен оставляли замасленные. Утром мастер выстраивал свою группу и просил назвать тех, кто заменил форму, но большинство молчали, так как вечером «старички» сказавшему устраивали тёмную, то есть набрасывали на голову одеяло и били кто чем. Как правило, «старички» были дружны между собой, иногда они заходили в столовую к «новичкам» и бесцеремонно брали с подноса несколько паек хлеба, и все молчали.

Кормили в то время курсантов плохо, особенно к концу зимы. Мёрзлая капуста да свекла. Мясо только в обед, да и то мизерных два-три кусочка, никаких жиров. Заниматься приходилось много, появились незнакомые предметы – электротехника, пневматика, специальная технология и другие. На уроках часто многие думали о еде, так как с тарелки пшенного супа без картошки и полстакана чая утром все были полуголодные. Так приходилось учиться, ребятам особенно тяжело было заниматься дорожно-слесарным делом. Вначале каждый зажимал в тиски брусок железа и рубил его зубилом, притом смотреть необходимо на резец зубила, а бить по его головке, и поэтому часто попадало молотком по левой руке. У всех левая рука была в шрамах, они оставались навсегда. Позднее ребята, натренировавшись, рубили зубилом, отвернув голову. И по рукам уже не попадали.

Учёба давалась непросто, но ребята не были избалованы и не ныли, каждый прекрасно понимал, что виновата война. В стране в 1947 году во всю главенствовал голод, было трудно всему советскому народу.

К концу первого года обучения ребята стали между собой дружнее. Если кому-то удавалось достать казахскую лепешку, она тут же делилась на всех; если приходила посылка – ели все.

В 1948 году всей группой вступили в профсоюз, а тот, кто не был комсомольцем, – в комсомол. Весной 1948 года проходил областной конкурс художественной самодеятельности. В училище был создан большой хор, но после первых репетиций руководитель понял, что ребята очень слабы и худы, чтобы петь.

Приказом начальника училища участникам самодеятельности в обед дополнительно выдавалось 200 грамм белого хлеба и 30 граммов масла. Через неделю участники заметно поправились, и хор зазвучал красиво.

В городе Акмолинске в то время жило очень много чеченцев и ингушей, молодёжь их не давала проходу курсантам. Однажды ночью, вооружённые ножами, ворвались в училище, многих курсантов побили, в том числе и старшего мастера училища. Был показательный суд, многих посадили. Курсанты стали свободней появляться в городе, их перестали бить.

Витька Согрин старался хорошо учиться, часто вечерами просиживая за книгой. Он вступил в комсомол, пел в хоре, успешно занимался шахматами. В группе он не был приметной фигурой, жил просто, незаметно. В группе училось много ребят старше Витьки на один-два года, они считались уже парнями и гуляли с девушками, курили, порой рассказывали о своих похождениях.

Таких парней было несколько, и они дружили между собой, а остальных считали пацанами и иногда могли обидеть. Так однажды к Витьке подошёл Якунин (он был почти на три года старше) и грубо толкнул без всякой причины.

Витьке стало очень обидно, но он понимал, что с Якуниным ему не совладать, тот сильнее. И Витьке пришла мысль стать сильнее. Спорт и только спорт даёт силы. Витька стал после отбоя выходить к перекладине, на которой он еле подтягивался 2-3 раза.

Занимаясь ежедневно, он уже свободно подтягивался 7-8 раз, потом 12, потом простейшие упражнения, и вдруг получилась склепка (подъём разгибом). С этого дня Витька стал заниматься ещё охотнее, даже зимой хоть раз в неделю забегал в спортзал. На груди и руках у Витьки появились мускулы, он уже мог сделать на перекладине сразу несколько упражнений, появились сильные махи с выходом на полу – солнце. И когда уже весной 1949 года Якунин вновь взял Витьку за руку, чтобы крутануть, как было прошлый раз, то оказался сам свободно скрученным и придавленным к земле.

Прошёл первый год обучения, отметки у Витьки только хорошие и отличные, учиться стало легче, видимо, втянулся.

И через три дня отпуск. Нужно получить деньги и продукты на дорогу. Ребята стали отглаживать свои суконные брюки, начищать до блеска ботинки, хлопать и чистить шинели. Появившийся дежурный учебного корпуса в дверях комнаты закричал: «Срочно курсанта Согрина к завучу!» У Витьки защемило что-то внутри – такие вызовы ничего хорошего не сулили.

В кабинете заведующего учебной частью Витька доложил:

– По вашему приказанию курсант Согрин прибыл.

Завуч в отглаженном, застёгнутом на все пуговицы кителе внимательно оглядел Витьку с головы до ног.

–Вот так, курсант Согрин, я ознакомился с твоим делом, учишься ты хорошо, но мы вынуждены тебя исключить из училища. Дело в том, что программа вашей группы сокращена, и мы должны выпустить вас через два года обучения. А тебе в то время будет лишь полных семнадцать лет. Ну разве мы можем доверить электровоз, перевозку грузов и пассажиров несовершеннолетнему? Вот если бы ты выпускался слесарем…А водить электровоз никто не доверит.