Читать книгу Жила-была Катька - Ольга Пустошинская - Страница 2

Когда-то давно Катя жила в доме у бабушки с дедушкой. Не одна, конечно, жила, а с мамой и папой. Был у деда большой дом, а в доме – печка, которая называлась голландкой. Зимой, по утрам, мама говорила: «Не вставай, доченька, холодно. Сейчас дедушка печку затопит». И Катя лежала под одеялом, смотрела, как дед, топая галошами, несёт ведро с углём и растапливает голландку.

Теперь Катя переехала в новую квартиру, просторную и пустую, где было тепло безо всякой печки. Катя кричала: «А-а-а! У-у-у!» – и эхо отскакивало от стен, оклеенных скучными обоями, которые так и просили, чтобы их украсили принцессами, кошками и цветами. Из спальни была видна дорога и домики с треугольными крышами, заколдованные. Катя ни разу не замечала, чтобы из них кто-нибудь выходил, только вечерами в окошках загорался свет.

Она бегала по комнатам и таращилась на дом напротив, на детскую площадку с горкой и высоким турником, на котором какая-то тётя выбивала хлопушкой ковёр.

У Кати были соседи, разные. Наверху жили Колотухины, и она думала, что это не фамилия, а так просто. Как их ещё назвать, если они всё время колотят в стены чем-то тяжёлым, говорят, ремонт делают. Гвозди забивают, ковры вешают и ещё что-нибудь. Наверно, у Колотухиных все стены в гвоздях.

В квартире напротив жили Лунины: мама, папа, две дочки – Марина и Юля. Марина была недосягаемо старше Кати, на целых пять лет. Она бегала в школу, и Катька отчаянно завидовала и красному портфелю, и коричневой форме с кружевным воздушным фартуком, и тому, что Маринка не ходила в детский сад. Вот бы Катьке заиметь такое же коричневое платье, такой фартук и портфель с тетрадками! Как жаль, что до школы целых три года!

– Глупая! – фыркала Маринка. – Ты после садика пришла – и гуляешь, а мне уроки делать.

Катя согласилась бы делать уроки, лишь бы не ходить в детский сад.

Ещё в доме жили неинтересные взрослые мальчишки и девчонки, а были и вполне подходящие, чтобы с ними дружить. Вот, например, Алёнка Синицына с третьего этажа, белобрысый Женька, который Колотухин, толстяк Валерка по прозвищу Пузан.

С Женькой и Валеркой не то чтобы весело. В кукол они не играют, больше бегают с пистолетами, но эти мальчишки не такие противные, как Серёжка Моисеев, поэтому Катя с ними дружит.

Однажды папа позвал Катьку и сказал: «Принимай гостей!» – и завёл в комнату Алёнку, Пузана и Женьку.

– Ведите себя хорошо, – предупредил папа, – поиграйте во что-нибудь, а я на минутку к дяде Гене на четвёртый этаж. Дверь никому не открывайте.

Сначала они поиграли с Катиными собачками, кубиками и домиком из конструктора, потом просто бегали по комнатам и кричали: «А-а-а!» Потому что их мамы не разрешали кричать, а сейчас было можно. Никто не скажет: «Что ты вопишь? Я так устала, дай посидеть в тишине».

Женька заскочил в кухню и как вкопанный остановился у белого буфета. В верхнем шкафчике вместо дверок блестели стёкла, между ними мама просунула смешную картинку с голеньким малышом, топающим по песку. Мальчик был очень маленьким и не стеснялся того, что он без трусиков.

Женька увидел картинку и обрадовался:

– Голый! Валерка, иди сюда, смотри! Хи-хи-хи!

– Дурак, – обиделась Катька, – он ещё маленький. Мама говорит, что маленьким можно.

– А что тут у вас? – спросил Женька и дёрнул дверцу нижнего шкафчика.

Внутри, на полке, лежали две коробки шоколадных конфет «Птичье молоко». Их вчера принесла Катина мама и сказала, что это нельзя брать, это для какой-то тёти Иры, которую надо отблагодарить за сырокопчёную колбасу. Катя подумала: променять конфеты на колбасу – такая глупость!

Коробки были очень красивыми, тёмно-коричневыми, у нарисованных птиц топорщились золотые пышные хвосты, но Катька знала: коробки – не главное, важно то, что скрывалось внутри.

Женька открыл картонную крышку.

– Чего лезешь без спроса? – вскинулась Катька. Ей очень не понравилось, что Колотухин хозяйничал.

– Я только посмотреть… – прошептал Женька, – только понюхать…

Шоколадные конфеты тесно лежали в коробке и так сладко пахли, что и гости, и Катька никак не могли нанюхаться.

Алёнка с видом знатока показала на конфеты, завёрнутые в серебряную и золотую фольгу:

– Вот эти самые вкусные. Папа несколько раз приносил, ему на работе давали.

– А почему они так называются, «Птичье молоко»? – спросил Валерка и сглотнул слюну.

– Потому что их из птичьего молока делают, – ответил Женька, – доят разных воробьёв и конфетки лепят на кондитерской фабрике.

Катя очутилась как будто в облаке сладкого запаха, он пьянил и заставлял думать, что конфеты для того и сделаны, чтобы есть, а не смотреть на них.

Она тряхнула головой:

– Ну всё, хватит! Дай сюда, я спрячу.

– Погоди, Кать, – заискивающе улыбнулся Женька, – давай мы возьмём по одной! Вон их как много, тётя Наташа не заметит.

– Ну да, не заметит! Мама всё замечает.

И тут Алёнка встряла:

– А мы только по одной возьмём, а потом переставим пошире. Я всегда так делаю.

Катька подумала, что это предложение дельное. Из двух коробок вытащили конфеты в бумажках, по одной каждому, развернули золотистую обёртку и стали неторопливо лакомиться, растягивая удовольствие. Сначала обгрызли тоненькие пластики тёмного шоколада, а потом принялись за нежное и потрясающе вкусное суфле. Катьке и Алёнке досталась лимонная начинка, а Пузану и Женьке – шоколадная. Когда съели, поняли, что одной конфеты не хватило даже распробовать вкус.

– А ещё? – облизнулся Женька, и Катя ответила мамиными словами:

– Попа слипнется.

Женька стал уверять, что ничего у него не слипалось, даже когда он съел целый кулёк батончиков.

Катя расставила конфеты чуть посвободнее и убрала коробки в шкафчик.

– Всё, хватит, обойдёшься.

Немного поиграли в догонялки, потом в прятки, причём Женька с Пузаном полюбили прятаться в кухне: то за шторкой, то под раковиной, то за шкафом.

– Давай ещё по одной конфете съедим или по половинке хотя бы, – прошептала Алёнка Кате на ухо. – Мальчишкам ничего говорить не будем. Валерка и так толстый, а у Женьки зуб болит, его завтра в поликлинику поведут.

Катя подумала и согласилась. Если ещё одну конфету взять, тоже незаметно будет.

– Хорошо, пойдём прятаться в кухне.

Коробка стала подозрительно лёгкой. С самыми дурными предчувствиями Катька открыла крышку и обомлела: добрая половина конфет исчезла. Вот придёт мама, заглянет в шкаф и возьмёт «Птичье молоко», чтобы посмотреть и понюхать перед тем, как отблагодарить тётю Иру, и увидит, что конфеты кто-то основательно проредил.

Мальчишки отпирались и валили друг на друга. Пузан говорил: «Это Женька», Женька возмущался: «Это Валерка!»

– Вы оба виноваты! – заплакала Катька. – Из-за вас меня мама накажет! Это конфеты для какой-то тёти Иры…

Женька с Валеркой пристыженно замолчали.

– Ты не плачь, Кать, – тронул её за руку Женька. – У нас дома ириски есть, давай мы их в коробку сложим.

Катька захлопала мокрыми ресницами.

– Ириски на «Птичье молоко» совсем не похожи.

– Ну и что, что не похожи, они тоже вкусные. Тёте Ире понравятся. Вот я могу хоть сколько ирисок съесть.

– Давай… А твоя мама разрешит?

– А я ей не скажу, принесу под рубашкой. Ты не обижаешься? Давай помиримся!

Они сцепили мизинцы и хором прочли мирилку:

Мирись, мирись, мирись!

И больше не дерись.

Если будешь драться,

Я буду кусаться.

А кусаться ни при чём,

Я ударю кирпичом.

Кирпичом нельзя —

Мы с тобой друзья!

Женька выскочил в подъезд. Вернулся он не так уж скоро, с самосвалом на верёвочке и бумажным кульком под заправленной в шорты рубашкой.

– А машина зачем?

– Понарошку. Я маме сказал, что за самосвалом пришёл.

С ирисок сняли фантики и разложили на белой кальке. Конечно, было видно: конфеты разные, а так не делают, чтобы в одной коробке лежали дешёвые карамельки и дорогие шоколадные конфеты.

Женька поморщился:

– Эх, надо, чтобы все конфеты одинаковые были. Давайте ириски положим в две коробки, а шоколадные съедим. Тётя Ира подумает, что так и надо. Может быть, она «Птичье молоко» никогда не пробовала.

– А мама тоже так подумает? – скривила губы Катька.

– Да она и коробки открывать не будет. Она что, конфет никогда не видела?

Это было разумно, и у Катьки появилась кое-какая надежда. Все шоколадные конфеты поделили на четверых и съели. Сначала с удовольствием, потом через силу, уничтожая их как врага. В коробки доложили ирисок и убрали в шкаф. И очень вовремя. Не успели гости отмыть руки и губы от шоколада, как вернулись папа с мамой. Валерка с Женькой посмотрели на Катину маму, переглянулись и засобирались домой. Алёнка тоже шмыгнула за дверь.

«Трусы несчастные, – подумала Катя, – боятся, что им влетит». Она легла на кровать, завернулась с куклой в одеяло.

«Мамочка, не вспоминай ты про эти конфеты, – умоляла про себя Катька, – невкусные они совсем. Не открывай их, ладно?» Ей стало себя очень жаль, и она захлюпала носом. Обидно. Если б не Женька, который без спроса полез в шкаф, она бы и посмотрела на эти конфеты.

Мама хлопотала в кухне. Подогрела картошку и котлеты, разложила по тарелкам.

– Катя, обедать! – позвала она.

Катьке после сладкого совсем не хотелось есть, и она страдала над своей порцией, ковыряла вилкой пюре.

– Сейчас поедим, и пойду к Колотухиным, конфеты отдам. Им и одной коробки хватит, а мы сейчас чаю с «Птичьим молоком» попьём.

Ой. Потолок, казалось, стал ниже и опустился прямо на Катьку. Она съёжилась на табуретке.

– Ты чего? Живот болит? – забеспокоилась мама. – Нет? Ну ладно, ешь быстрее. Уже всё остыло.

Она открыла дверцу шкафчика и достала коробку конфет.

– Пахнет-то как… м-м-м… – зажмурилась мама. – Умеют же делать, когда захотят.

Она сняла картонную крышку, ахнула и долго смотрела на ириски, даже взяла одну и поднесла к самым глазам.

– Вот же сволочь! – с чувством сказала мама. – Я купила у Галки «Птичку», целый рубль переплатила, а она что сделала!

– А ну-ка, Наташа, вторую коробку посмотри, – приподнялся папа, но мама и без подсказки достала из буфета «Птичье молоко». Там тоже, разумеется, оказались ириски.

– Этого не может быть… – прошептал папа.

Катьке захотелось провалиться сквозь пол. Раз – и нету её.

– Почему не может быть? Ты думаешь, Галка такая честная и её на кондитерской фабрике обманули?

– А ты открывала конфеты?

Мама ответила, что не открывала. При Галке было неудобно, а потом она убрала их в буфет и забыла.

– А я открывал, – с нажимом сказал папа, – там «Птичье молоко» было, во всяком случае, утром. Я одну попробовал.

Мама посмотрела на Катьку:

– Ты не знаешь, куда делись конфеты?

Та соврать не смогла, потому что «боженька ушко отрежет», как стращала бабушка. Катька молчала, только щёки полыхали.

– Катя?

Она всхлипнула и разразилась слезами.

– Это не я… Это Женька с Валеркой первые начали, а нам с Алёнкой мало досталось… Потом Женька сказал: «Давай ириски положим, они тоже вкусные». Ы-ы-ы-ы…

Папа захохотал.

– Ну вот, – сквозь смех сказал он, – хотела Иру Колотухину отблагодарить, считай, что уже отблагодарила!

Мама побледнела:

– Вы съели две коробки на четверых?

– Да чего там… – задыхался от смеха папа, – по десять штук каждому!

Катька замотала головой:

– Нет, мы с Алёной только пять штучек… нет, шесть или семь…

Мама закрыла коробку.

– Теперь живот заболит, сейчас дам тебе касторки. Надо Колотухиным и Русаковым сказать. Это же вредно столько конфет сразу!

Она бросила недопитый чай и ушла. А позже стало слышно через потолок, как завопил Женька.

«Видно, попа у него всё-таки слиплась», – догадалась Катька.