Читать книгу Иглы в воде - Ольга Раковецкая - Страница 5

Настойки
Облепиховая

Оглавление

(ПОЛШОТА – В ОДИНОЧЕСТВЕ, ДРУГАЯ ПОЛОВИНА – С ЧЕЛОВЕКОМ)

Её зовут Полина.

К тому моменту, когда девушка показалась мне настойкой, мы знали друг друга три часа.

Где же можно было спрятаться и выдохнуть? Чтобы совсем никто не мешал? Я ходила по Гражданской, бродила неспешно по Декабристов. Зимним вечером эти улицы вымирали – никого не было видно и слышно, я говорила вслух. Всё это время я будто спала: автоматические движения доводили меня порой до предела, к которому я вовсе не хотела подходить, но приходилось. Я сняла перчатки, наклонилась к первому попавшемуся сугробу и взяла голыми руками снег. Обожаю трогать снег, мять его, чувствовать, как холодная вода стекает от соприкосновения с моей тёплой кожей вниз к локтю. Мяла и мяла, пока комочек существенно уменьшался в размере и в конце концов не исчез, оставляя только на моих руках перчатки из воды.

Я взяла ещё – подлинный восторг, ничто не сравнится с ним! Как будто мой предел успокоился при соприкосновении с холодным снегом, он слился с ним и растаял в моих руках. А я встретила это явление с радостью, мне полегчало.

Как давно меня никто не грел изнутри! Я задумалась – в данный момент я даже могу с уверенностью сказать: я никого не люблю, ни по кому не скучаю. Нас заставляют пребывать в настоящем миге, а там меня никто не окружает, только снег – вот я его и люблю, пусть он холодный и быстро тает, когда я его трогаю. На эту красоту можно только смотреть и что-нибудь из неё лепить, отдавая себе отчёт в том, что и эта скульптура скоро исчезнет.

Я потянулась не спеша. Вернулась в прежнее состояние и спрятала руки в своём огромном пуховике. Вода испарилась быстро, мне стало тепло, по крайней мере, теплее обычного.

Улица Глинки – вижу Новую Голландию. Решила зайти.

Вдруг всё резко поменялось – номинально мой космос сузился (хотя я давала себе отчёт в том, что любой космос – штука безграничная) – появилось много людей со своими вселенными, и некоторые из них замечали мою. Так странно – с чего это вдруг? Я пребывала в таком расположении духа, когда мне не хотелось понимать существование других бездн и соприкасаться с ними, мне лишь хотелось трогать снег и ходить одной по красоте, что появилась недавно на этом острове. Я держалась, как могла. Но космос в маленькой форме не мог оставить меня равнодушной, и всякий раз, когда мне навстречу шли дети, я расплывалась в тупой улыбке, просто так. Я давала себе отчёт – не потому что дети отличаются красотой или талантами, они все и не мои вовсе, но дело в другом – те галактики походили больше не на чёрные дыры, а на млечные пути. И так хорошо становилось на душе, когда в реальном времени ты ощущала существование красивой бездны, что верилось – и в тебе она не успела сдохнуть.

Семья, шедшая впереди меня, не торопилась. Я всё не могла её обогнать – дорожка была узкой и скользкой. Так странно – приходилось подчиняться их времени – но так как у меня не было цели – я подчинилась и шла вместе с ними. Эта семья не рожала меня и не воспитывала, и тем не менее мы идём в одну ногу, я слышу, о чём все говорят, и подозреваю, все понимают, что кто-то идёт сзади.

Наконец я обогнала семью. Я всё боюсь врезаться, как на машине, в кого-нибудь и упасть в Мойку – ведь такие столкновения заканчиваются обычно смертью.

Я стараюсь скрывать свой космос от других, мне нравится молчать и не предлагать себя никому. Задача – только быть вежливой и знать, когда можно уйти – потому другие вселенные, заметив перед собой белое пятно, искренно начинают полагать, что найдут в нём своё отражение, и приступают к общению. Люди делятся со мной печалями, они всегда открыты белому неизвестному, но такому вежливому пятну.

Пятно, чтобы все понимали, имеет свою историю и может многое о себе рассказать, но по обыкновению этот рассказ лишён правды и жизни. Я врунья и мне всё равно. Как правило, я долго не меняю позу – длительное время пребываю в одном состоянии. Многих это смущает – почему? Просто я располагаю вас к движению – моё бездействие заставляет что-то делать вас, при условии, конечно, если это является одной из ваших задач на данный момент, о которых вы много не задумываетесь – «оно само рождается».

Я многое забываю тут же – а вы полагаете, я внимательно отношусь к вашему рассказу. В данный момент – да, в следующий за ним – увольте. Мне понравилось жить в настоящем – но это чрезмерно жестокое состояние в представлении большей части вселенных. Так много прошлого, так много будущего – всё это нужно и стоит запомнить. А я не задумываюсь над той жизнью. Словом, я её не знаю: ни первую, ни вторую, мне всё равно. Скажу наверняка – тем меньше печалей.

Настоящее – это середина, это созерцание, медитативность, пребывание в одном состоянии длительный промежуток времени. Да, можно прийти к неутешительному выводу – это же жизнь без чувств – а моё внутреннее время замёрзло, потому я так сильно люблю трогать снег по вечерам, пребывая во власти голых старых улиц Петербурга. Потому неожиданные всплески кажутся мне проявлением собственной шизофрении. Так долго отсутствовать и одновременно с тем присутствовать везде и вдруг включаться всем своим существом в беседу и ощущать смену эмоциональных красок, которые рождаются в тебе благодаря людям. И бывает же такое, когда тебе начинает нравиться, и ты всё больше втягиваешься в происходящее и думаешь – хочу непременно всё запомнить. Но потом, спустя некоторое время, решаешь вновь забыть и жить настоящим, иначе каждый раз, возвращаясь к тому моменту, который был для тебя дорогим, можно умереть. Я иначе не могу. Исходя из заданных мной параметров – я живу, чтобы видеть красоту всего, что меня окружает, не души. Я знаю заранее – долго не выдержу, ведь ближних любить надо несмотря ни на что. Незнакомцев любить проще. Так почему бы не сделать так, чтобы тебя окружали всюду чужие люди, раз без человека мне всё равно не обойтись?

Бутылка прежде была тюрьмой. Её отреставрировали, вдохнули новую жизнь, и она на самом деле стала очаровательной. На первом этаже этого здания располагаются многочисленные бары и рестораны – по выходным здесь не протолкнуться, людей неимоверно много и мест почти нет, так душно! Как правило, тот, кто отправляется в Бутылку, переходит с одного места в другое: здесь шакшуку[1] съест, там хреновуху выпьет, в третьем будет посипывать чашечку крепкого кофе. Но в общем это брожение по кругу.

Для меня – это загадочное место, почти мистическое. Как ни приду туда, так обязательно кого-нибудь встречу, с кем-нибудь познакомлюсь и наше общение займёт меня на весь последующий день. В том круглом здании не было моей воли, не существовало моего желания, инициатива исходила извне, и мне это чертовски подходило, а потому нравилось. Никогда не знаешь, что ждёт тебя в будущем.

В тот вечер люди пришли поглазеть, как на площади внутри прошлой тюрьмы будут сжигать чучело. Да, то было воскресенье. Народные гуляния – им не было конца, блины повсюду – аромат масла сопровождал даже на катке, что находился всё же не так близко. Ведущие в одеждах скоморохов проводили конкурсы, музыканты исполняли несложные произведения на своих стареньких потрёпанных аккордеонах. Мы толпились у входа на площадь. Все жаждали зрелища. Я слышала часто, как люди недоумевали – а безопасно ли сжигать чучело в таком маленьком пространстве? Но все же стояли и смиренно ждали, пока огромный огонь не захватит полностью их глаза, и нечто потаённое, что, хочешь не хочешь, растёт у тебя внутри.

Дети плакали, они не понимали, зачем все взрослые стоят на холоде, чего ждут… Красивым это действо не назовёшь, но масштабным и чем-то вышедшим из-под контроля (хотя бы малость) – вполне.

Мне не хотелось. И я пошла в ресторан пить кофе. Как раз людей стало меньше, и я без проблем устроилась в отдалённом зале, рассчитанном всего на десять человек.

Присела – совсем успокоилась, даже дыхание моё пришло в норму всё тело почувствовало тепло. Это называется следующим образом: она устроилась. Теперь нужно было понять, а чего же я хочу сейчас. Наверное, просто так посидеть, не обращая внимания на свои наручные часы, забыть о существовании времени, отупеть до безобразия и уйти в себя.

– Не подскажете, это хорошее место?

Оказывается, рядом со мной сидела девушка с копной рыжих волос. Её губы украшала алая помада, глаза переливались зелёным. Что она от меня хотела? А, сказать об этом месте. Каком? Точно – девушка показывала на картинку в своём телефоне. Я включилась – это ведь было на самом деле отличное заведение.

– Прекрасное. Модное и вкусное.

Она довольно улыбнулась, будто делилась с кем-то в своей памяти: я же говорила!

– Вы здешняя, конечно?

– Да, – я повернулась к ней лицом.

– А я приехала в командировку из Москвы. По работе, в общем. Но вот выдался свободный вечер, и я думаю, куда пойти. Петербург – это же совершенно иной мир.

– Так вы из тех москвичей, что любят северную столицу? – я приятно улыбнулась.

– Да, из тех. Нас ведь два типа.

– Второй тоже неплох, но дружить я склонна с первым.

Девушка тут же сделала пару записей в своей тетради.

– Я стараюсь запечатлевать здесь все, что мне интересно, – пояснила она.

– Зачем?

– Чтобы не забыть и понять свою карму. Я люблю возвращаться к пройденному этапу – а иначе как можно учиться?

Я посмотрела вдаль, именно вдаль, так как перед собой я замечала не многое, а то немногое, что всё-таки приобретало какие-то черты, мне было не так уж и важно. Рядом сидит девушка и ей нужен мой совет. Вот мы посмеялись. Я знаю, Полина приехала сюда работать.

Зачем-то мы сидим здесь! Так почему бы не узнать, зачем?

– Где вы работаете?

Она вновь повернулась ко мне – на вид лет тридцать, любит за собой ухаживать. Так и кому по профессии принадлежала эта Вселенная?

– Маркетолог в компании кофе. А вы не торопитесь никуда?

– На самом деле мне нужно на час уйти в университет, провести лекцию, но потом я совершенно свободна.

– Отлично! Обменяемся телефонами и созвонимся тогда.

Похоже, многое в её жизни существовало в пределах её телефона.

– Не поверите, но я так знакомлюсь впервые. Тем более с девушкой.

– Это замечательно. Одному в чужом городе хорошо, но вдвоём лучше.

В данный момент я так и полагала.

Спустя два часа мы встретились в том самом заведении. Девушка всё записывала в блокнот и пила неспешно голубое шампанское.

– Вкусно, и вообще здесь хорошо.

Я села напротив и заказала чашку кофе.

– Рассказывай, как у тебя с мужчинами! – её глаза засверкали.

– А никак, то есть была парочка историй за последние полгода, но они прошли, так и стоит ли об этом вспоминать?

– Мужчины, дорогая, стоят того, чтобы о них вспоминали, – она глотнула ещё. – Знаешь, по какой причине? – она взяла паузу. – В нашей жизни настоящего мало, а вот такие воспоминания с течением времени способны рассказать, когда и с кем ты жила по-настоящему. Это способно подарить только время. И более того, каждое из этих воспоминаний будет окрашено в свой неповторимый оттенок. Это не значит, что нужно пребывать в постоянном томлении или унынии, печали, радости, что приносит нам прошлое… Я так это понимаю. Прошлое, проведённое с человеком, приводит тебя к той гамме, в которой ты есть сейчас. Тебе никогда не было интересно, почему?

– Моя гамма – тёмно-синяя. Я сама себя в неё окунула и испачкалась по самое не хочу.

– Так ли это? – ещё глоток. – Мне кажется, просто кто-то там, в твоём прошлом, подвёл тебя к этому оттенку, тебе понравилось, вот ты в нём и пребываешь. Конечно, ты сама ответственна за то, как долго всё это будет продолжаться. Но если тебе хорошо в тёмно-синем и, мне кажется, оно тебе к лицу, так почему бы не понять, кто тебе его подарил, и не вспомнить этого человека? – девушка погрузилась в записи.

Я задумалась.

Тёмно-синий мне подарили не так давно: пару недель назад. Я испугалась и решила законсервировать свои впечатления от соприкосновения в номинальной пустоте и тишине, но это ведь невозможно. Есть люди, и точка. Они просто есть. Не в моей власти отказываться от них.

Этот вечер мы говорили как сёстры. Она была старшей. Я не просила о сестре – но тогда всё вышло чрезвычайно органично. Кто-то за мной присматривал, это точно.

Спасибо.

1

Шакшука – блюдо арабской и еврейской кухни из яиц, жаренных в соусе из помидоров, острого перца, лука и приправ (здесь и далее – прим. автора).

Иглы в воде

Подняться наверх