Читать книгу В бизоновых травах прерий - Ольга Роман - Страница 25

– Я, наверное, понимаю тебя, Натаниэль, – снова заговорила Мэдилин. – Ты любишь эти прерии, свои успехи и приключения, но, знаешь, ты значит слишком увлекаешься всем этим, если у тебя больше не остается времени ни на что другое. Я тебя больше не уговариваю, я просто говорю, чтобы с этой недели ты в воскресенье был в храме. Или тебе придется проститься со своими друзьями и своими приключениями в прериях, – неожиданно закончила она. – Я просто запрещаю тебе покидать ранчо. Прости и не обижайся, но будет так, как я сказала.

Мэдилин понимала, что это будет только внешняя сторона вопроса, если просто заставить Натаниэля, но что она еще могла сделать? Хотя бы вырвать его из той круговерти, в которой он пропадал с рассвета и до заката. Мэдилин молчала. И молчал Натаниэль.

– Я попробую сам, – услышала она наконец его прозвучавший голос. – И правило я тоже попробую читать. Слово друга Текамсеха Крепкой Пантеры.

– Очень хорошо, – с тайным облегчением на сердце заметила Мэдди, ожидающая сейчас его возможного ропота и непокорности и крепившаяся в своей душе на отстаивание своей родительской власти. И улыбнулась. – Знаешь, Натти, в Святом Евангелии есть замечательные строки: «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф.5:37)… Можешь не добавлять лишних уверений к своему обещанию. Главное – это честно исполнить его.

– Спасибо тебе, что мы поняли друг друга, – добавила она, – и не печалься о будущем, если это будет полезно для тебя, Бог устроит тебе славу великого воина, мой маленький друг дакотов, помнишь, как сказано: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф.6:33)… Все у тебя будет хорошо, Натти.

Мэдилин взяла брошенную на спинку стула его рубашку и собралась выйти из комнаты. Как и всегда в подобных случаях, она снова не удержалась и внутренне содрогнулась, глянув на уже засохшие пятна крови. Ничего не произошло, Натаниэль был цел и невредим, но Мэдилин так и не смогла привыкнуть к таким моментам в его жизни.

Почему-то она вспомнила начало разговора. И имя, упомянутое ее сыном.

– Это был Сколкз? Я как-то видела тебя с ним, Натти, – догадалась она. – Конечно. – Не удержалась и вздохнула отчаянно и горько.

Мэдилин несколько раз гостила у матери Текамсеха, и как-то в один из дней, спустившись напоить свою лошадь к реке, она поняла, что там, выше на берегу, где-то за ветками и осокой ее Натаниэль.

Она случайно услышала тогда тот разговор.

– Когда я уже перестану постоянно встречать тебя на нашей земле? – с холодной и сдержанной неприязнью прозвучал чужой голос. – Ты не должен даже знать сюда дорогу, Маленький Сын Волка. Ты никогда меня не поймешь и не послушаешь, но я все тебе сказал. Знай, что у меня для тебя никогда не будет пощады, – услышала она.

– Не будет – так не будет, я понял, – просто сказал Лэйс. – Прости.

Сколкз отошел. Мэдилин вздохнула. Ее Натаниэль казался таким беззащитным перед грозным и яростным индейцем дакота.

Текамсех спрыгнул на прибрежный склон. Это тоже была случайная встреча. Он посмотрел на нее:

– Забудьте и не вспоминайте ничего из того, что вы здесь слышали, миссис. Натаниэль мой друг и Сколкз никогда не тронет его, – попытался он успокоить американскую леди, которая, как оказалось, стала сейчас непосредственной свидетельницей вражды Сколкза к ее сыну.

– Я знаю, Текамсех, всегда спасибо тебе, – вздохнула Мэдилин. – Поспеши к своему другу, он, наверное, уже давно потерял тебя, – улыбнулась она юному индейцу, справившись со своими нахлынувшими мыслями и чувствами, и пошла к своей лошади. Сильная, крепкая кобыла одним прыжком вынесла наездницу на откос, Мэдилин осадила ее и подняла на задние копыта, останавливая на месте уже ринувшееся было галопом животное, развернула назад.

– Текамсех, я забыла тебе сказать, что у нас на ранчо скоро праздник, и я жду тебя и остальных друзей моего сына в гости, – пригласила она.

Тот кивнул. Но он почти не слышал ее. Он смотрел на гарцующую лошадь и на хрупкую, легкую фигурку женщины, так легко и беззаботно справляющейся с этим мустангом и удерживавшей его.

– Я понял, миссис, откуда у вашего Натаниэля все его способности и его характер. Он просто истинный сын своей матери, – не удержался он.

– Я не стою такой похвалы, – невольно улыбнулась Мэдди. – Мне его таким даровал Господь.

Она помахала ему рукой и поскакала к себе на ранчо. Зеленая, зеленая трава и синее небо простирались вокруг… Мир, ее мир… Раскрытая книга земли, леса и солнечного света.

Мэдилин вернулась от этих воспоминаний в сегодняшний день. Когда это было? Наверное, несколько лет назад. Сколкз не знал, что с того дня где-то там, на ранчо, в сердце казалось бы кроткой и молчаливой женщины порой вспыхивала к нему такая же лютая и непримиримая ненависть, какая была и у него к Натаниэлю. Слепая ярость и беспощадная боль раненой волчицы, рвущейся порвать и убить за своего детеныша. Мэдилин вспоминала тот день, вспоминала лед и ненависть в глазах маленького индейца, и понимала: это было выше ее сил. В мире не было справедливости, в мире не было любви, мир утопал в ненависти и во зле, но при чем здесь был ее сын? Ее малыш, искренний, непосредственный, добрый Натти. И всегда рядом с ним Сколкз Крылатый Сокол, всегда где-то рядом гибель и опасность.

– Он больше не будет, – донесся до ее слуха беззаботный ответ Натаниэля. – Он сам пообещал Текамсеху. А если и будет, то я ведь все равно должен уметь переносить любую боль или кровь, как если бы был великим воином…

Но у Мэдилин уже была затронута та часть ее души, которая была словно запекшаяся рана. Горячие слезы уже были на глазах, и горячая печаль и горячая ярость – в сердце. Мэдилин отвернулась и посмотрела за окно. Что она видела там, сквозь эту вечернюю дымку? Может быть, бравого мальчишку с капитанскими погонами и весь его путь от Манассаса до Ричмонда и все, что будет потом у него в Миннесоте? Знала ли она, догадывалась ли она сейчас своим тонким чутьем материнского сердца? Нет, конечно же, нет. Она видела лишь спускающийся вечер и великолепие мира. И просто чувствовала свою неизмеримую и горькую скорбь.

Мэдилин спохватилась, и когда повернулась обратно к глубине комнаты, ее глаза уже сияли прежним мягким светом. Это было невозможно, но это была ее тайна, этот всегда сдержанный и спокойный характер. «Обышедше обыдоша мя (враги и страсти), и именем Господним противляхся им» (Пс.117:11).

– Сколкз так Сколкз, – просто сказала она. – С нами Господь…

Натаниэль между тем отыскал свой забытый молитвослов и отправился к себе наверх. Завтра был новый замечательный день, и завтра надо было очень много успеть. Мэдилин невольно вздохнула о нем со смешанным чувством нежной улыбки и щемящей грусти.

«Натаниэль», «дар Божий», ее любимый малыш, ее дорогой и смелый мальчуган со своим боевым характером. Маленький Сын Волка, как иногда называли его дакоты. И сын своего отца Рэндольфа, все значение имени которого составляли ведь два таких звонких и звучных слова: «щит», «волк»… Сквозь дали времен и веков, из поколения в поколение передавалась все одна и та же кровь, все один и тот же пыл гордости, завоеваний и стяжания славы… Вечный круг жизни и смерти. Но почти с самого своего рождения ее Натаниэль уже ведь был не просто поросль своих родителей, но крещенный от воды и Духа. «Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его, иже не от крове, не от похоти плотския, но от Бога родишася» (Ин. 1:12–13). Только вот понимает ли он сам не внешнюю форму, но саму истину христианства, останется ли и сейчас, и дальше в постоянстве и в повседневной искренности? А помнит ли она? Не забывает ли она сама постоянно?

«Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия,

как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою.

Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мк.1:1–3).[44]