Читать книгу Игра в Апокалипсис - Ольга Романова - Страница 5
Час волка
Оглавление«Часом волка» психоаналитики называют время, когда человек, оставшись один, подводит итоги.
Википедия
«Час волка» – промежуток времени с 4 до 5 утра, в который максимальны проявления депрессии».
Современная психиатрия
«Как лукавый силён – вот он к чему меня подвигнул!»
Н. В. Гоголь
Я проснулся внезапно, как просыпаются испуганные птицы.
«Где я?»
Белый, щемящий свет от края до края: повсюду, кругом; я, запертый в сфере, – бедный мотылёк, ломающий крылья о солнце. Ни конца, ни начала, лишь вечность, где-то внутри, гудит механическим: «У-у-у-у».
«Я умер».
Мысль едва прикоснулась к сознанью краем крыла. Кыш, проклятые вороны….
– Простите, – вдруг извинился кто-то. – Вы будете крайним?
Вздрогнув, ответил:
– Да.
«Это сон».
– Как вы думаете, долго придётся стоять?
– Не знаю.
«Нужно проснуться».
– Правильно, глупый вопрос, – рассмеялся кто-то. – Время – земное понятие.
«Всё же я – умер».
Вечный, слепящий полдень падал откуда-то сверху, отражаясь от густого пространства мириадами солнц. Я пытался увидеть, пробираясь глазами сквозь свет.
«Слепец».
– Наденьте очки, – посоветовал кто-то. – Всю жизнь вы смотрели на мир сквозь тёмные стёкла, не удивительно, что ваши глаза не видят.
– Но у меня нет очков.
– Следуйте за своим носом, молодой человек, – скрипнул над ухом женский прокуренный голос.
Толпа загудела:
– Человек без очков не может быть человеком. Видать, он шпион. Больной. Тунеядец. Не наш он, товарищи, не наш-ш-ш….
Я поспешно дотронулся до носа: очки были на месте.
«Как же я их не заметил?»
– Привычка, будь она неладна, – кто-то как будто читал мои мысли. – Живём по привычке, думаем…, и ладно привычка была бы масштабной, но нет, плещемся на мелководье, от этого и правда у нас какая-то своя, грязная, как Саврасовский тающий снег.
– Вы что, художник?
– Что вы, батенька, бог миловал….
Я снова мог видеть. Кто-то, оказался высоким, седовласым мужчиной за семьдесят в белой длинной рубашке и белой панаме, без брюк. Я поймал себя на мысли, что меня нисколько не удивило отсутствие брюк на человеке почтенного возраста. Сам я был в том, в чём уснул: голым, стыдливо прикрытым измятою простынёй.
– Позвольте представиться, – старик протянул мне руку, – Учитель. А вас как звать-величать?
– Николай…, простите, писатель.
– Хорошее имя, Коля-писатель, нужное.
