Читать книгу Дом с Луною. Рассказы - Ольга Сеним - Страница 15

Первые года четыре моей жизни – период экспериментально-разрушительный. Любой совет или комментарий взрослых, которыми были абсолютно все вокруг, проверялся мною на практике в обязательном порядке.

– Утюг горячий, бо-бо. Не трогай!

И мама отворачивалась.

Ох ты ж!.. И правда, горячий! Шрам на руке видно до сих пор.

Яйцо хрупкое? Об ковёр. А на дощатый пол? А если взять большую высоту?..

Еда, одежда, звуки, запахи, тело – всё проходило абсолютную проверку на вероятность совпадений с прилагаемой «инструкцией».

К трём годам я перешла к исследованию форм, объёма, трёхмерности и соотношения предметов. Как раз тогда отец привёз из рейса, время тотального дефицита, золотых рыбок. Очевидно, рыбки были маленькими, потому что в трёхлитровой банке на подоконнике их плавало – счёта я тогда не знала – явно больше двух. Очень они мне были интересны, и я рассматривала их бесконечно: нарядные хвосты, плавники, удивлённые, навыкате, глаза, и мне нравился их беззвучный, но оживлённый разговор.

А рядом в широкой жестянке из-под консервов у отца взошла рассада, только-только – к его приезду, плотное множество крохотных зелёных росточков. Отец вечно экспериментировал, мечтал, и вот – что-то там посадил.

Рассада мне тоже нравилась в отличие от мамы. Мама считала отца человеком ненормальным, сосредоточив в нём все причины своих бед. Это означало, что и рыбки, и рассада, смех отца, а заодно и я с братом – все мы были вражеской армией, желающей маме зла.

Меня много ругали. Если бы знали всё, ругали бы больше. В тот день я уже смогла вписать любимую расчёску сестры в щель между дверным косяком и стеной – линии и объёмы. Расчёска вошла точно и ровно и даже переходами цветов не выдавала себя. Я вернула её сестре лет через пять. Кроме того, после истории с расчёской я уже выстригла себе колготки на коленках ножницами старшего брата, а потом красиво распустила петельки почти до стоп. Подралась с братиком, почти нечаянно уронила чашку с киселём. И теперь сидела тихо в поисках новых идей, листая красочную энциклопедию про морской мир.

Да, идея оказалась хороша…

В сообщники сгодился братик, с которым по случаю пришлось мириться. У наших рыбок будет море, водоросли – всё как положено, надо лишь соединить содержимое банки с молодой рассадой.

Если я, бывалый экспериментатор, выдёргивала росточки аккуратно, отряхивая от земли, то братик, неадекватный двухлетка, кидал их с земляными комками, поэтому картинка получилась не самая идеальная – чёрное, красное и зелёное, но рыбок было видно. И я пошла хвастать взрослым – первый хороший поступок за день, как-никак.

Меня никто не тронул. Может, потому, что отец был в доме. Рыбки с подоконника исчезли, и никогда больше в этой квартире не случалось аквариума. Рассады тоже. Чуть позже отец ушёл, не от нас – от дома и мамы. А я со своими фантазиями оказалась в меньшинстве, замолчала и перестала играть в свои детские игрушки.

Лишь к годам девяти я перешла в другую, созидательно-творческую фазу, когда весь мой опыт обрёл противоположный вектор. Нити начали складываться в вышивку и сложное вязание. Растения пошли в руки, и подоконники расцвели розами, бегониями и фуксиями.

Когда я приносила домой что-то новенькое растительное, мама тревожно причитала «как отец!..», иногда добавляя «панаринское отродье». Но терпела, потому что это всё же было красиво.

Рыбкам не повезло.