Читать книгу Некрасивая - Ольга Степнова - Страница 2

II

Оглавление

Наверное, вы думаете, что я кокетничаю, называя себя некрасивой.

Наверное, вы думаете, что достаточно немного косметики и сексуальной одежды, чтобы любой серой мыши стать привлекательной.

Так вот, я не серая мышь.

Я некрасивая.

И никакой косметикой и одеждой этот факт не исправить.

Лет в семнадцать я поняла, что лучше совсем не краситься, и одеваться в широкие брюки и водолазку – так я хотя бы пустое место, а не уродина, в которую все будут тыкать пальцем.

Без пятнадцати шесть я решила, что тоже хочу поехать в Дом Актёра.

Имею право.

И могу даже не объяснять себе, почему я этого захотела.

Захотела и всё.

Некрасивым женщинам можно то, что для красивых может показаться странным и неприличным.

Ситуацию облегчало то, что для вечернего выхода мне не нужно было никаких ухищрений – разве что кроссовки сменить на туфли.

Прямо вот слышу, как миллион голосов возмущённо твердит – некрасивых женщин не бывает!

Бывает, поверьте мне.

Даже таксист, подвозивший меня, удивлённо переспросил:

– Куда? Дом Актёра?

Словно хотел сказать – "да тебе с таким хлебальником, милочка, нужно дома сидеть и крестиком вышивать, а не по театрам шляться".

Он молча довёз меня и молча дал сдачу.

Мне ни разу в жизни не попадались болтливые таксисты.

О чём говорить с некрасивой?

О политике – глупо. О бытовых проблемах – ещё глупее.

Лучше прибавить скорость и побыстрее сменить пассажирку.

Я взяла в кассе последний билет. В таких мелочах мне всегда везло, словно кто-то подарил мне компенсацию за мою главную неудачу – внешность.

Спектакль и, правда, оказался пошлейшим – она сказала ему, что едет к маме, а сама назначила встречу любовнику; он сказал, что едет в командировку, а сам назначил встречу любовнице; в результате они крутились в одной квартире, не замечая друг друга, а пройдоха горничная выманивала деньги то у одного, то у другого, и крутила ситуацией так, что я окончательно запуталась в сюжете. Актёры кривлялись, орали и путали слова. Единственное, что меня заинтересовало, так это то, что горничная была некрасива. То есть, правда жизни всё же была в этом спектакле – некрасивые рулят ситуацией, извлекая для себя выгоду, потому что на них, некрасивых, никто особо не обращает внимания.

Правда, мне эта выгода нужна была не в деньгах, а в более тонкой субстанции. Деньги такая чушь – тем более, если их особо не на что тратить. Квартира у меня есть – досталась от бабушки в наследство, – машина мне не нужна, я боюсь водить, в еде я неприхотлива, одежды нужно минимум, ну, а про косметику и другие женские глупости я уже говорила – они из некрасивой превращают меня в уродину.

Раю с Никитиным я в зале не увидела. Закралось даже подозрение, что в театр они не пришли, изменив планы, допустим, на ресторан. Но на поклонах я услышала его голос – "Браво!". Сама удивилась – с чего я решила, что узнала его голос?!– но обернулась и увидела Никитина рядом с Раей чуть позади, через ряд. Они аплодировали каким-то идиотским, дурашливым способом – он правой рукой обнимал её за плечи, а она своей ладонью хлопала в его левую ладонь.

Два часа этого балагана на сцене явно помогли им сблизиться настолько, что после спектакля можно было в ресторан и в постель. А, может, сразу в постель, минуя ресторан – и зависимости от того, жаден или широк душой Серж.

Я вдруг поймала себя на мысли, что хочу знать о нём всё – где живёт, какие у него привычки, что он любит есть по утрам, что смотрит и что читает, и говорит ли он по-французски. Мне показалось, что даже самые некрасивые его привычки и мелочные черты характера не смогли бы вызвать у меня неприязни.

Некрасивая горничная аплодисментов сорвала больше всех. И даже единственный букет жёлтых роз достался ей. Она послала воздушный поцелуй в зал.

Никитин, не снимая руку с плеча Раи, повёл её к выходу. Рая засунула руку в задний карман его джинсов.

Я ей не завидовала. Зависть пустое занятие. Я просто хотела быть в курсе, что у них происходит, поэтому поймала такси и попросила водителя ехать за чёрным джипом, в который Серж посадил Раю. Таксист осуждающе покачал головой, но поехал.

– Это мой начальник, – зачем-то пояснила я.

Таксист включил погромче шансон.

Иногда мне хочется поговорить с незнакомыми людьми. Но они редко отвечают взаимностью. Разве что, если хотят продать мне что-нибудь подороже, но это бывает только на базаре, а хожу я туда очень редко.

– Это мой начальник, он, кажется, собрался переспать с нашей сотрудницей! – перекричала я шансон.

– А тебе-то что? – удивился таксист.

– Я знаю, некрасиво следить. Да, вот такая сволочь.

Таксист усмехнулся и промолчал.

Джип затормозил у дома, который называют таун-хаус. Таксист остановился так, чтобы от подъезда его не было видно.

– Я денег с тебя не возьму, – приглушив музыку, сказал он.

– Почему?

– Следить противно. Ненавижу тех, кто подсматривает и подслушивает.

– Вы тут вообще ни при чём. Это я гадина. Возьмите деньги.

– Брысь отсюда, пока я твоему начальнику не посигналил.

Я вышла, он тронулся, соблюдая все правила конспирации – тихо и со светом одних только габаритов.

Чистоплюй и дурак.

Интересно, если я была бы красоткой, он тоже сказал бы мне – «брысь»?

Я думала, они зашли уже в дом, но они целовались в машине, нежно и целомудренно.

Я стояла на холодном ветру и смотрела издалека.

Французское кино.

Это было красиво.

Лучше, чем дурацкая антреприза.

Потом Серж вышел, открыл Рае дверь и подал руку.

А она подала ногу – с высоким подъёмом, в алой туфле на провокационно остром каблуке.

Он взял этот стилет, снял туфлю, потом другую.

– Ужас, как я ноги натёрла, – засмеялась Рая. – Помаду съел, на пятках мозоли. Ты уверен, что хочешь, чтобы я поднялась к тебе?

– Предлагаешь не торопить события?

– Не знаю. С одной стороны, ужасно хочется быть крутой и незакомплексованной.

– А с другой?

– А с другой, правильней будет включить динамо.

Он зарычал – красиво и театрально изображая разочарование и досаду. Демонстративно бережно надел на неё туфли и, задержав в руке её ногу, спросил:

– У меня дома бутылка "Шато Марго" урожая девяностого года. Может, передумаешь?

– Нет. – Рая выдернула ногу из его рук. – Поехали.

– Обещаю, что не притронусь к тебе.

– Что?! – Рая шлёпнула его по плечу, потом снова и снова, изображая шутливое избиение. – Не притронешься?! Ты сказал, не притронешься?!

Французское кино стало ещё более изысканным, все эти изгибы и линии, слова и движения были достойны того, чтобы их пересматривать снова и снова. Рая открыла вдруг бардачок и достала оттуда пистолет.

– Пах! – сказала она, направив дуло на Сержа и держа палец на спусковом крючке.

– Я же говорил, он игрушечный, – сказал Серж. – Для антуража.

– Представляешь, а у меня дома есть настоящий.

– Откуда? – удивился Серж.

– От бывшего мужа остался. Я спрятала, когда разводились. С паршивой овцы хоть шерсти клок, – вздохнула она.

– Никогда не направляй оружие на человека. Даже если это игрушка. – Серж мягко выкрутил пистолет из руки у Раи и положил его в бардачок.

– А пусти меня за руль, – попросила Рая. – Так хочется порулить…

Он разрешил великодушным жестом, в котором чувствовалась обида за нарушенные вечерние планы.

Она, не выходя из салона, перебралась за руль, и они уехали.

Я поняла, что осталась одна в незнакомом районе с напрочь разряженным телефоном и продрогшая до костей. Петляя и путаясь, я пошла туда, где слышался шум трассы и светили огни – чтобы поймать такси.

Видимо, я срезала путь, потому что первое, что увидела на дороге – это чёрный джип. Он мчался на большой скорости, стремительно приближаясь к оживлённому перекрёстку, где горел красный светофор. По пешеходному переходу шёл парень. Было темно, но отчего-то я отчётливо разглядела на нём очки и красную толстовку с принтом "Be Happy". На парне были наушники, он не смотрел по сторонам и шёл неторопливо – как ходят пешеходы, уверенные, что соблюдение дорожных правил гарантирует им абсолютную безопасность.

– Осторожнее! – крикнула я то ли парню, то ли чёрному джипу.

Послышался глухой удар, парень подлетел вверх.

Я зажмурилась – никогда на моих глазах не сбивали пешеходов. Мысль, что в этот момент душа отделяется от тела, а тело приземляется на асфальт уже мёртвым, показалась настолько ужасной, что я чуть не сорвалась с места, чтобы убежать. Если бы не подвели ноги, которые стали ватными, я бы, наверное, так и сделала.

Но пришлось открыть глаза.

Парень в красной толстовке лежал в нескольких метрах от перехода, как сломанная и выброшенная за ненадобностью кукла. Кроссовки валялись далеко от него – одна на газоне, другая на встречной полосе.

Джип, немного притормозив, стал набирать скорость.

Мои герои из французского фильма решили удрать.

Другие машины тоже ехали мимо и тоже, как мне показалось, заметив сбитого парня, ускорялись.

Я была единственная, кто должен был к нему подойти.

Почему мироздание ткнуло в меня своим пальцем?

Терпеть, кстати, не могу это слово – мироздание. Оно такое острое и угрожающее, им заменяют слово Бог, когда не хотят или боятся его упоминать.

Я подбежала к парню, под головой у него медленно расплывалось чёрное пятно крови.

Что нужно было делать?

Я не знала.

Телефон был разряжен.

– Эй, – я дотронулась до его плеча. – Не помирай, а? У меня было такое кино… И вдруг ты со своими наушниками… Всё испортил.

– Очки… – простонал парень. – Найдите мои очки, я ничего не вижу без них.

– Сейчас, – я стала ползать по асфальту и искать между шныряющих мимо машин очки, и только тут до меня дошло – парень жив, и надо его спасать, а то точно помрёт.

Недалеко светилась вывеска кафе "Дикий Запад". Я бросилась туда – за помощью, за телефонной связью, за стаканом воды, потому что во рту пересохло.

Некрасивая

Подняться наверх