Читать книгу Личные границы. Установить, поддерживать, защищать - Ольга Сульчинская - Страница 6

Наше чувство личного пространства зависит не только от культурных и индивидуальных предпочтений, но и от того, как работает наш мозг – его миндалевидное тело (амигдала), расположенное в височных долях. То самое, которое обрабатывает сильные негативные эмоции, такие как гнев и страх. В 2009 году выяснилось, что оно также связано с социальным взаимодействием[6]. Нейробиологи Калифорнийского технологического института (США) исследовали 42-летнюю женщину с обширным повреждением миндалевидного тела в обоих полушариях мозга, из-за которого она испытывала трудности с распознаванием страха на лицах других и с оценкой надежности человека.

Работавший с ней профессор психологии Ральф Адольфс заметил, что эта женщина, которую называют инициалами СМ, очень общительна и дружелюбна вплоть до «нарушения» того, что другие воспринимают как свое личное пространство. Предыдущие исследования на людях никогда не выявляли связи между миндалевидным телом и личным пространством. Однако из специальной литературы исследователи знали, что обезьяны с поражениями миндалевидного тела предпочитают более тесную близость к другим обезьянам и людям, чем здоровые обезьяны.

Заинтригованные необычным социальным поведением СМ, Адольфс и профессор биологии Дэниел Кеннеди решили сравнить ощущение личного пространства СМ и еще 20 здоровых добровольцев разного возраста, пола и этнической принадлежности. Для этого они разработали эксперимент:

сначала участник стоял на заранее определенном расстоянии от экспериментатора, затем шел по направлению к экспериментатору и останавливался там, где чувствовал себя наиболее комфортно. В среднем комфортное расстояние для 20 участников составило 64 см. Но для СМ оно было почти вдвое короче – 34 см. В отличие от других участников, которые сообщали о дискомфорте, если экспериментатор подходил ближе, СМ хорошо чувствовала себя на любой дистанции, даже если она стояла нос к носу с экспериментатором. Более того, ее предпочтительное расстояние не менялось в зависимости от того, кто был экспериментатором и насколько она была с ним знакома.

У большинства людей дистанция общения со знакомыми меньше, чем с незнакомцами, но для СМ этой разницы не существовало. Можно предполагать, что миндалевидное тело мозга, которое управляет нашим чувством дискомфорта, также регулирует социальную дистанцию, не позволяя нам подходить к другим людям слишком близко. Наш мозг заставляет автоматически, без сознательных усилий уважать чужое пространство.

Во второй части эксперимента исследователи использовали функциональную магнитно-резонансную томографию (фМРТ) для изучения активации миндалевидного тела у отдельной группы здоровых участников. Они были помещены в аппарат фМРТ и затем им сообщали, на каком расстоянии от них находится экспериментатор. Внутри аппарата они не могли видеть или слышать экспериментатора, но их амигдалы активировались, если они считали, что он рядом. Если же они думали, что экспериментатор в другом конце комнаты, их миндалевидные тела не проявляли активности.

Иными словами, достаточно было мысли о присутствии другого, чтобы амигдала активировалась, для этого даже не нужны были конкретные сенсорные сигналы, указывающие на то, что кто-то стоит рядом: звуки, вид или запах.

В отличие от СМ, мы всегда осознаем, когда наше пространство нарушается, подчеркивают исследователи. Хотя предпочитаемая дистанция может варьироваться в зависимости от ситуации, и нам легче терпеть тесноту в метро, чем в офисе. Наше понимание причин и условий происходящего влияет на наши оценки, а они, в свою очередь, влияют на наше самочувствие. Если мы надолго окажемся в среде, где близкая дистанция – норма, вероятно, мы привыкнем к этому, и наше личное пространство изменится, дискомфорт при приближении собеседника уменьшится. Но если эту новую норму кто-то нарушит, миндалевидное тело снова активизируется.