Читать книгу Пристойное поведение - Ольга Вечная - Страница 4

Мистер Математик

Привет, блог.

Прежде, чем решить, стою ли я вашего времени, вы должны узнать обо мне несколько вещей. Во-первых, я не могу иметь детей. Ого, да? Вы такие сейчас: эм-м-м, ладно. Опускаете глаза, а сами не можете сдержать неудобную улыбочку. Вам кажется, это не та информация, которую стоит сообщать при знакомстве, но поверьте, именно та, оказывается.

Несмотря на то, что с десяти лет я был безнадежно влюблен в старшую сестру своего лучшего друга, я пытался строить отношения с другими женщинами и быть типа счастливым. Дважды я признавался в своей проблеме девушкам, которые до этого клялись, что хотят встретить со мной старость. Одна из них минутой ранее согласилась стать моей женой. А потом они меня бросали, обозвав мудаком и заявив, что о таком стоит предупреждать заранее, чтобы нормальные люди не теряли время.

Окей, вы предупреждены заранее.

Во-вторых, я настолько мечтателен и наивен, что когда Ксюха забеременела, подумал, что свершилось чудо. Слово, обозначающее мой диагноз, едва помещается по длине в строчку страницы А4, но врач намекнул, что в его практике случались удивительные вещи. Природа имеет медицину всевозможными способами под настроение, а основной инстинкт – на то и первый, что самый сильный. Давайте поспорим, если хотите. Я любил ее с нежных десяти лет, почему бы небу не сделать мне подарок за то, что сумел добиться женщины своей мечты?

Наивен, но не глуп. После счастливой новости я начал почитывать сообщения в ее телефоне, просматривать историю браузера, иногда следить. Ну, для разнообразия. И, как выяснилось, не зря. Мы превратились в охотника-жертву, чем упорнее я догонял, тем искуснее она пряталась. Радовался будущему отцовству, как все уже поняли, я недолго, а точнее – двенадцать дней. Принимал поздравления, дарил жене подарки. А потом пришло время заслуженной расплаты за обман. Ксюше я не сознался, что бракован. Мне почти тридцать лет, ей тридцать четыре, я думал, у нас еще есть время побыть просто вдвоем, а когда вопрос встанет ребром, что-нибудь обязательно придумаем… вместе. Я, скажем так, был готов пойти на уступки. Но только не секс с другим. Е*ать, ну конечно нет!

Гребаный трындец, вот что происходит сейчас. Сука, ну почему? За что, блин, мне все это? Я не из тех, кто шантажирует любимых суицидом, мне ближе вылезти из кожи вон, доказывая, что все в полном порядке, а затем неожиданно всех удивить, сиганув с высотки на мокрый асфальт. Иногда мне кажется, что вытерпеть такое невозможно в принципе, как и решить мои проблемы. Если бы я был семнадцатилетней ванильной белоснежкой, я бы просто все бросил и сбежал. Вместо этого с похмелья фигачу боксерскую грушу со всей дури, пытаясь вымотаться до состояния бессилия, прежде чем пойти домой. Я солгал Веронике, нет у меня сегодня работы, полностью свободный день, еще один из череды многих, которые надо пережить.

* * *

– Что ты мне вчера за дурь подсунул? – вместо приветствия говорю тренеру, как только тот подходит ближе, чтобы прокомментировать мои удары. Тренер он так себе, как вы уже поняли, но дружим мы полжизни, поэтому менять его не собираюсь.

– А что? Не вставило? Или, наоборот, хочешь еще? – посмеивается Илья. – Сильнее размах делай, что за бабьи шлепки. Позорище, Озерский.

– Вставило нормально, но такого… – ударяю еще несколько раз, вкладывая последние силы, и останавливаюсь. Ловлю раскачивающуюся грушу, утыкаюсь в нее лбом, по которому крупными струится пот. Облизываю губы, и кажется, что он, пот, у меня с привкусом спирта. Говорю, запыхавшись: – Такого голода я не испытывал со времен турпохода на Байкал. Черт, я проснулся в шесть утра от того, что понял – подыхаю! Залпом выпил два сырых яйца и сожрал пучок сельдерея!

– Кого?! – громко хохочет Илья. – Сельдерея? Это такая фиговина зеленая?

– Да, блин, зеленая! Сгрыз его, как чертов кролик, еще и пальцы облизал, пока ждал, когда раскалится сковородка для яичницы.

Он пополам складывается от смеха, пока я вытираю полотенцем шею.

– Откуда он у тебя вообще взялся?

– Димас забыл пакет с продуктами, я уже неделю их подъедаю в студии.

– А, ты в студии ночевал? Я думал, Ксюха снова у родителей, не кормит тебя.

– Не, Ксюха готовит, как шеф-повар, играет в домохозяйку с таким рвением, что мне иногда страшно. Она молодец, чувствую, мальчик никогда не женится, с такой-то мамашкой! Будет требовать от жены невозможное.

– Вы имя еще не придумали?

– Нет, решили с этим не торопиться.

– Слушай, Егор, – его голос становит тише, его почти не слышно за ударами и пыхтением парней, занимающихся поблизости, – ты же сегодня будешь у меня вечером? Я на тебя рассчитываю.

– Нет, дела.

– Ну смотри, если что – приезжай. Сауна, пиво… – он прослеживает мой взгляд, упирающийся в красотку на беговой дорожке, – девочки – всё в плане у дядюшки Илюши. Санникова точно не будет, никто не узнает, – подмигивает он мне. Коля «Санни» Санников – это мой друг и брат Ксюши по совместительству. Раньше на развратных вечеринках у тренера мы зависали вместе, пока я не женился на его сестре, разумеется. Теперь о подобном не может идти и речи, хотя Илья по-прежнему упорно зовет меня второй год подряд.

– Все, я в душ.

– Ага, давай, торопись массажировать ножки своей королеве, – бросает он мне вслед обиженно, через шаг резко разворачиваюсь и с вызовом показываю ему сразу два средних пальца. Он смеется, я тоже криво улыбаюсь.

– Егор! – гаркает через весь зал, когда уже подхожу к раздевалке. Нехотя оборачиваюсь «ну что еще?». – Потерянный для друзей каблук, надумаешь – ток позвони. Без тебя не то.

* * *

Ксюша встречает у порога. Крошка моя уперла руки в бока, смотрит строго, не испытывать вину под пристальным взглядом этих серых глаз невозможно, но каким-то чудесным образом все же умудряюсь. В квартире приятно пахнет чем-то вкусненьким, и сама Ксения источает ароматы ванили и шоколада. Подозреваю, на десерт у нас будет торт. Безэмоционально целую ее в щеку, прохожу в свой кабинет, некоторое время оглядываю поломанное оборудование для звукозаписи, перевернутый стол, вздыхаю, сдерживая вспышки агрессии, они пятнами идут перед глазами. Гашу. В коридоре и на кухне идеальная чистота, но мои личные вещи снова впали в немилость.

А что же происходит в спальне? Большой-большой секрет. Раз уж до кабинета добралась… Мучают неприятные подозрения. Да и какая разница? Что я, трусов себе новых не куплю?

Иногда, глядя на жену, я чувствую разочарование, но чаще пока еще – ревность. Я бы хотел однажды вылечиться и перестать ее ревновать, вырваться обратно во френдзону и на этом успокоиться. В френдзоне была категорически недоступна киска стоящей передо мной красавицы, но по крайней мере – всегда свободный вход на кокаиновые вечеринки тренера.

Она переминается за моей спиной с ноги на ногу. Самое время для рубрики «Минутка уныния». Засекайте (читать нужно быстро, уложиться в заявленное время – дело крайней важности): я бы хотел подойти к ней, крепко обнять и прижать к себе, прошептать на ухо, что никогда не брошу в беде, заступлюсь, кем бы ни был враг – когда дело касается ее, мне не страшно. И, разумеется, я помогу исправить любые ошибки, начать все заново. Любые да не любые. Все чаще я думаю, что самая большая Ксюшина ошибка – это я сам. Если бы она попросила меня уйти или хотя бы согласилась поговорить начистоту, всем бы стало легче. Наверное. Она ведь знает, как сильно я ее любил, как меня трясло, когда получил доступ сначала к ее губам, потом к телу. В двадцать-то семь лет, можно подумать, у меня баб до этого не было. Было. Много, разных, и лучше, и красивее ее, и уже, и изящнее, и на одну ночь, и в попытке построить серьезные отношения. Я нервничал, она смеялась, а потом согласилась выйти за меня замуж, добавив: «Егор, я думала, ты никогда не позовешь уже!» А потом снова доказала, что имеет надо мной власть, раздавила парой поступков.

Если бы я знал, кто был с ней, я бы его убил, и мне стало бы легче. Ненадолго. Эмоциям нужен выход, блогеры пишут блоги, понятия не имею, как справляются остальные.

– Если ты извинишься за вчерашнее, я тоже извинюсь, Егор, – говорит она мне осторожно. Голос родной, нежный. Ей грустно. Мне не нравится слышать ее грустный голос, двадцать лет я тратил бесконечное количество часов, веселя и радуя ее, а теперь понимаю, что сам – причина ее печали, и ничего не могу поделать. Ей надо оставить меня в покое, пока я не сделал ей больно. – Егор?

У меня не получается самому разобраться в том, что происходит, могу только молчать и делать вид, будто тупой и не понимаю, что мы по кругу ходим, а под ногами ступеньки осыпаются, вот-вот кто-то первый ахнется вниз, и этот кто-то будет не она, потому что, несмотря ни на что, ей упасть я не дам.

Мне нужна помощь, слышишь, блог?

Она решается, подходит и крепко обнимает меня со спины. Прикрываю глаза, чувствуя аромат ее духов. Прилив нежности внутри меня сменяется новой вспышкой агрессии, которую гашу. – Я понимаю, что тебе тяжело дается воздержание, я закрою глаза на твою интрижку. Тем более, что ничего ведь не было? Я успела вовремя предотвратить. А если и было раньше, просто не рассказывай мне, хорошо?

– Я сожалею.

– Только, пожалуйста, не позорь меня впредь перед подругами. Ты же понимаешь, что у меня есть определенный статус в глазах окружающих. Да, у нас не лучший сейчас период, но вот такими поступками ты ставишь точку. Пока что у нас есть шанс пережить это, но если ты не перестанешь, то потеряешь его. Потеряем мы вместе.

– Да, скандал – это меньшее, что нам сейчас нужно.

– Вот именно. Ты ночевал у мамы?

– Ага, – она никогда не звонит маме и не проверяет. Возвращаю на место стол, поднимаю микрофоны. Не сломано, просто брошено на пол. На всякий случай проверяю технику. После того, как Ксюша оказалась в интересном положении, она часто крушит мебель, мне велено спускать это на тормозах. Наверное, она тоже нервничает, понимая, что ребенок может оказаться не моим. Ей тоже не позавидуешь. Малышка, вот зачем ты так с нами?

– Егор… я люблю тебя.

– И я тебя люблю, – отвечаю заученную фразу. Я и правда ее все еще люблю. В доказательство замечу, что целых три секунды думал о том, чтобы смириться с судьбой, которую Ксюша для нас выбрала. Ну а что, у меня детей быть не может, а они нужны. И Ксюше, и моей маме, которой я обещал внуков. Но… я не смог продолжать с ней жить после измены, как раньше. Не могу и никогда не смогу, хотя и сказал, что поверил ее клятвам в верности.

– А мое кольцо? – спрашивает она, заглядывая в глаза. – Та придурочная, которая ударила тебя, должна была вернуть его. Только не говори, что она захапала его себе! Прости, это было лишним, просто… как увидела тебя с той блондинкой, с ума сошла от ревности.

Я достаю из кармана кольцо и надеваю ей на палец. Сердце бьется немного ускоренно – каждый раз, когда мы ссоримся, она возвращает мне кольцо, и каждый раз после примирения я снова надеваю его ей на палец, вспоминая ЗАГС, ее в белом платье и свое бесконечное счастье.

Я прошу ее выйти из кабинета, так как на почту пришла работа. Нужно ознакомиться и сдать сегодня. Это правда, показываю сообщение в ящике.

Вечером Ксюша умоляет заняться с ней сексом. Даже беременной она выглядит соблазнительной с полной грудью и стройными ножками. Мое тело мгновенно откликается на ее предложение, но я говорю, что слишком устал в спортзале. Она тянется к моей ширинке, приходится перехватить ее ловкие пальчики, пресечь попытку опуститься передо мной на колени.

– Ну уж нет, я не позволю тебе сейчас стоять передо мной на коленях.

– Когда ты успел превратиться в зануду? – она улыбается. – Расслабься, давай попробуем. Может, именно этого нам не хватает столько месяцев, и отсюда берутся проблемы.

Отрицательно качаю головой. Мне хочется закрыть глаза и в следующее мгновение открыть их в студии или, как говорит Вероника, в «квартирке для траха». Припомнив наши словесные перепалки, я невольно улыбаюсь, Ксюша воспринимает это по-своему, ей кажется, что я даю зеленый свет, поэтому приходится сильнее сжать ее плечи и капельку встряхнуть.

Если я начну ее трахать, меня накроет окончательно и бесповоротно. Со всей навязчивой тягой к саморазрушению, на какую только способен человек, воображу на своем месте другого и сказану ей что-нибудь эдакое. В лучшем случае. Ну, что думаю на самом деле. Она тут же позвонит моей маме, своей маме. Мы это уже проходили: «Егор, засунь свою тупую ревность себе в задницу, пока Ксюша носит нашего внука».

Что я и делаю.

Ежеминутно уже пять месяцев.

Возможно, мне не хватает решительности поставить ту самую точку, о которой она говорила выше. Всегда лучше, менее болезненно дернуть резко, чем тянуть медленно по сантиметрам, да ведь? Просто… С Ксюшей я… другой, даже друзья стебутся, обзываясь. Когда я добился ее, парни изрядно удивились моему новому образу жизни: кабаки, женщины, бухло… – все по-настоящему интересненькое потеряло привлекательность. Я действительно каждый вечер с упорством оленя шел домой, потому что мне хотелось находиться здесь, в этих стенах рядом с ней. Ксюша активно переделала мою квартиру под себя, вернее, под нас, мне было все равно. Надо мной подшучивали, потом успокоились, понимая, что бесполезно.

Эта женщина много лет являлась моим слабым местом, крепко держала за яйца, ничего особенного для этого не делая. Ради того, чтобы проводить ее до подруги или отвезти на вокзал, я мог отменить абсолютно любые планы. Наверное, поэтому и спешил жениться поскорее, потому что сам по себе был неспособен справиться с этой манией. Наваждением. Психовал каждый раз, когда видел ее очередного исключительного ухажера, и радовался, когда она разрывала отношения. Семнадцать лет я был просто другом ее младшего брата, основательно засев во френдзоне. А потом я сотворил невозможное и теперь захлебываюсь последствиями.

Надо набухаться где-нибудь подальше от нее. Р – рефлексия.

Я ей отказываю по возможности мягко, но Ксюша словно с цепи срывается.

– Ага, значит этой ночью ты все же трахался со своими шлюхами?! – вопит она.

– Ты считаешь, что это бы как-то на мне отразилось? – пытаюсь свести все в шутку, но Ксюха не в настроении. Я живу с ней, продолжаю о ней заботиться и давать деньги, я сопровождаю ее во время поездок к родителям или куда-то еще, даже вечером смотрю вместе с ней сериалы, обнимая. Единственное, что я не могу делать – это спать с ней. Огромное счастье было, когда врач не разрешал ей вести половую жизнь. Уже думал о том, чтобы приплатить ему за какой-нибудь лишний диагноз.

– Только не говори, что ты все еще сомневаешься в отцовстве! – вспыхивает она. – Ну давай сделаем тест немедленно, прямо сейчас поедем и проколем мне живот. Рискнем. Давай, чтобы тебе спалось спокойнее. Но имей в виду, тогда я уйду от тебя навсегда. Если ты мне не доверяешь, если думаешь, что я способна на такое… – она снова начинает плакать, – Егор, если ты так унизишь меня, на этом все закончится. Абсолютно все между нами.

* * *

Несколькими днями после происходит следующее.

– Привет, что делаешь? – радостно приветствует меня кокаиновый тренер, как только я отвечаю на его входящий с мобильного.

Штрихую черным фломастером на плакате слово «сиськи».

– Читаю переводы, разумеется, – отвечаю ему.

– И распеваешься? До-ре-ми… – от души фальшивит в трубку, да так громко, что приходится отвести ее от уха.

– Как ты догадался?

– Ксюха близко?

– Не-а. В последнее время она не дает мне сосредоточиться. В студии я.

– О, отлично. Может, подъедешь? Мы тут с пацанами решили поиграть в бильярд. Внезапно.

– А кто за меня сделает работу?

– Например, ты, который встанет пораньше и все успеет?

– А, ладно, сча подумаю.

Сбрасываю вызов, выхожу на балкон и разворачиваю свой ватман с яркой надписью черными буквами на желтом фоне:

«!!Ну покажи сиськи!!»

Вероника целую секунду пораженно смотрит на меня с балкона напротив, я начинаю беспокоиться, не переборщил ли, но она вдруг сгибается пополам. А когда выпрямляется, я вижу, что она хохочет. Заливисто, заразительно, в полный голос. Вытирает пальцами уголки глаз. Воодушевившись и зажав сигарету между губ, я прикрепляю скотчем плакат к окну, затем жалобно смотрю на соседку, сведя ладони в умоляющем жесте.

«Неужели не осталось ни одного порно, которого ты еще не видел?» – пишет она мне в вотсаппе.

«Не-а. Чета медленно его снимают».

Она улыбается, когда читает это сообщение. Пишет в ответ. Пишет и пишет, стирает, снова пишет.

«Ну же, – отправляю ей, – смелее».

Она показывает мне язык. Я поглядываю на нее в маленький бинокль, который раздобыл специально для этих целей. Наши балконы расположены близко, но не настолько, чтобы досконально улавливать мимику. А мне же интересно.

«Что тебе от меня надо, Егор? Только честно».

Тыкаю пальцем на плакат, смотрю на нее, как на недалекую. Она закатывает глаза. Ну же, девочка, знаю, что ты смелая и безбашенная, и что ты сделаешь это. Давай, не стесняйся. На улице тепло, не замерзнешь, тем более – это будет вызов, а что в нем плохого? Вероника, давай бунтовать вместе? Передо мной не стыдно.

«С какой вообще стати мне это делать?»

«С той самой, что мы друзья. И ты обещала меня поддерживать».

«Мы разный смысл вкладываем в слово «поддержка».

«Ну, пожалуйста. Ты согласилась со мной дружить при условии, что я не стану больше изменять жене. Я держу слово. Но я… на пределе. Как друг, ты обязана поднять мне настроение».

«Егор, прошло четыре дня!»

«Очень несчастных и грустных четыре дня».

Делаю несколько сильных затяжек, а сам держу телефон наготове.

«Пожалуйста. Я погибаю, Вероника», – отправляю ей и включаю камеру.

«Да ну тебя», – присылает она мне смайл «рукалоб». После чего поворачивается спиной и стягивает майку. Без лифчика! По спине каскадом рассыпаются длинные черные волосы. Эта девочка – сумасшедшая, честно говоря, я от ее смелости и непредсказуемости в диком восторге.

Она показывает палец, два пальца. Три. У меня пот выступает на лбу от напряжения. Вероника резко поворачивается. Я щелкаю ее на телефон, в следующее мгновение она приседает, пряча от меня красоту за бортиком балкона. А я жадно всматриваюсь в экран мобильного, торопливо увеличивая изображение. Фотка получилась, еще как! Еще какая! Вот только один минус – Вероника показала грудь, но спрятала лицо за книгу «Преступление и наказание».

Федор Михайлович хмуро смотрит на меня с обложки, причем так, словно осуждает. Вот не надо ля-ля, дорогой гений, в моем возрасте вы еще и не так отжигали.

«Ты фотографировал на телефон! – Вероника присылает мне сообщение с разъяренными смайлами. – Такого уговора не было!»

«Егор, перестань пялиться в телефон!»

«Егор, подними на меня глаза! Как тебе не стыдно!»

Не отрывая глаз от телефона, я показываю ей большой палец, облизываю губы. Затем делаю вид, что облизываю экран сотового. Она присылает мне:

«Ты даже не стараешься казаться лучше».

«Отличные сисечки», – отвечаю ей, снимаю плакат, разворачиваюсь и ухожу в комнату.

«Эй, ты куда пошел?»

«Ты чем там занимаешься?»

«Егор, ты мерзкий человек».

«Спасибо, ты настоящий друг», – отвечаю ей. Размышляю секунду и добавляю: «если понадобится моя «поддержка», пиши, не стесняйся».

«Даже не сомневаюсь, ты только рад будешь».

Вероника забавная. Так сложилось, что о ней я не знаю практически ничего, кроме имени, адреса и веса – действительно ведь тащил на руках. Зачем, правда, не помню, накурился до такой степени, что не соображал, что делаю. Но в то же время она – единственная, кто знает, что на самом деле творится в моей жизни, и действительно поддерживает меня. Когда мне скучно, я начинаю подкалывать ее, и обычно она ведется! Не знаю, надолго ли хватит нашей эдакой дружбы, но, наверное, такой человек мне сейчас не помешает. Готовый выслушать.

Пара слов, чтобы лучше понимать масштаб проблемы. С Ксюхиным братом Колькой мы крепко дружим много лет, у меня нет компании, в которую он не был бы вхож, и у него – аналогично. Мы росли вместе, жили в соседних подъездах, ходили в один класс. Когда я начал встречаться с Ксюшей, он предупредил: обижу ее – он меня уроет. Наши мамы тоже неплохо ладят, часто созваниваются, отцы вместе работают. Оно и понятно – много лет соседи, дружим семьями.

Однажды правда погубит огромное количество связей, выстроенных десятилетиями. Все очень, очень непросто. Иногда мне даже страшно. Немного. А потом я представляю свою маленькую девочку под каким-то мужиком, и меня кроет. Ослепляет. И я готов разорвать свой ошейник и вцепиться в глотку тому, кто окажется поблизости.

Ваш ММ