Читать книгу Слепая зона - Ольга Вечная - Страница 14

Платон

– Случилось хорошее настроение! – сообщает мама радостно. – Я проснулась пораньше и кое-что тебе привезла. – Она показывает пакет.

Выдыхаю, но не расслабляюсь. Сканирую ее внимательно, пытаясь найти следы похмелья.

Неделька выдалась та еще. В среду я нашел в одном из маминых кухонных шкафов склад пустых бутылок, в четверг – ее саму в невменяемом состоянии. В пятницу мы с Егором отвезли мать к наркологу. В субботу она дала слово, что больше не повторится.

Быстро подхожу и принюхиваюсь – ощущаю лишь духи. Мама обнимает и звонко клюет в щеку.

– Надо было написать, я бы заехал вечером.

– Здесь твой любимый суп и куриные ножки, – шепчет она громко. – Сходи поешь нормально, а то стал как Кощей, кожа да гости. Посмотри на меня. Платон, не закатывай глаза. Щечки впали, штаны висят на одном ремне.

Мама задирает мне свитер, я тут же опускаю спокойно. Это уже последствия приема лекарств. Она не всегда осознает, что можно говорить вслух при коллегах, а что – вообще никогда не следовало бы.

Любой раллист подтвердит: до восьмидесяти процентов поворотов на трассе происходят вслепую. Вот только во время ралли находишься в боевой машине, со штурманом и стенограммой. В жизни же никто заранее даже не пытается предупредить, что тебя ждет.

«Щечки», – врезается в спину едва слышное слово.

Каменею. Черт.

Московскую красотулю, а она именно красотуля, за неделю я разглядел от и до. Читать с горем пополам начинаю, поэтому оборачиваюсь, уже зная, что увижу – злорадство. То самое не девчачье чувство, делающее кукольное личико отталкивающим.

Элина шею вытянула, уши-локаторы только что не шевелятся, впитывая звуки.

– Спасибо, – принимаю позвякивающий пакет. – Пойдем провожу. Ребята заняты, не будем мешать.

Мама шепчет:

– Поставь в холодильник, а то испортится. Я соус сделала, со сметанкой, тот самый. Помнишь, ты еще хвалил у тети Светы… и добавки просил.

– Да, поставлю, идем.

– Прямо сейчас поставь, чтобы я видела. Ой, а может, поешь? Горяченькое. Ты обедал вообще? Я так торопилась, чтобы успеть, но позвонила тетя Женя, и я на час выпала, как обычно. У вас же есть столовая?

Качаю головой.

Мама смотрит через меня и сообщает уже Москве:

– Так и знала. Совсем не следит за питанием.

Оглядываюсь и замечаю, как девица расплывается в такой широкой и счастливой улыбке, что понимаю мгновенно: это конец. Краш неизбежен. Глаза, которые можно было бы назвать красивыми, вспыхивают мстительным удовольствием.

– Да, Платон Игоревич питается как попало, – заполняет комнату змеиное шипение, – обеды пропускает только так. Одни булки в рационе. – Москва кивает на комод, куда лично приперла маффины.

Мама меняется в лице:

– Тебе нельзя глютен в таких количествах, Платош, с ума сошел? Он у тебя не усваивается.

По кабинету проносятся смешки, но это вообще ерунда по сравнению с лживым сочувствием на лице Одинцовой.

Этого она не забудет никогда. И меня мгновенно швыряет во фрустрацию. Злость и бессилие веревками крутят грудную клетку, давят.

Машинально бросаю быстрый взгляд в сторону Элины, дабы оценить масштаб ущерба, и одновременно пытаюсь побороть озноб. Тело вспыхивает, словно от стыда, хотя именно стыд я никогда не ощущаю. Люди ошибаются – это нормально, моя мама борется с зависимостью, и я ею горжусь.

Фрустрация усиливается, когда Москва отвечает:

– Вот оно что, буду знать. Руководителя проекта нужно беречь, он у нас один такой замечательный.

– Мам, ты уже много сказала, пойдем-ка выпьем кофе, – очухиваюсь и возвращаю ситуацию под свой контроль.

Но поздно. Меня похвалили, и это тот камень, о который мы спотыкаемся всю мою жизнь.

– А вы знаете, да. Когда Платон еще в первом классе учился, его учительница Ева Сергеевна, прекрасная женщина, говорила много раз. Не при всех, разумеется… – Мама понижает голос и продолжает заговорщически: – Бывало, после собрания отведет в сторонку и рассказывает, что Платоша такой один и что у него большое будущее. Двадцать лет стажа – и первый ребенок, настолько уникальный. Чудо.

Элина кивает с таким усердным пониманием, что из фрустрации меня закидывает в океан ледяного смирения.

Планы свои и грязные фантазии о ножках под розовой юбкой закапываю, фигурально выражаясь, на глубину земного ядра, чтобы расплавились к чертям собачьим. Что хотел – больше не имеет значения.

Проехали.

Просто принимаю к сведению – здесь все. Ничего не светит. Ни губ пухлых, ни смеха искреннего, ни малейшего шанса на секс.

На повороте сорвался с трассы – и вдребезги. После столь широкой рекламной кампании от матери, залезть под юбку к девчонке нереально. Какое там под юбку, уважение придется с нуля взращивать. Пилот я опытный, давно в курсе: после такого краша в гонку не возвращаются.

Быстро сглаживаю:

– Она это говорила всем родителям.

– Неправда! Не слушайте его, Платон особенный. Вы знали, что он дважды перепрыгивал через класс? Уникум, говорю же.

– Обычно я рассказываю о таком при первом знакомстве, а тут, мам, что-то не успел.

Осекшись, она закрывает рот рукой. И я жалею, что сорвался.

– Не знала, но догадывалась, – как ни в чем не бывало издевается Москва.

И даже сейчас она мне интересна, даже когда уже стало поздно. Дурной знак.

– Я Элина, работаю в команде Платона Игоревича.

– Людмила Михайловна. Так это вас прислали в помощь? О, поняла, Платон много о вас рассказывал.

Закрываю глаза. Пиз-дец.

– Да неужели? – ахает якобы заинтригованная Элина. Протягивает руку, которую мама охотно пожимает. – Интересно, что же? Вы меня смутили. Не думала, что Платон Игоревич меня обсуждает. Да еще и с мамой!

Мама пытается присесть и продолжить приятную беседу. Тогда говорю чуть резче:

– Мне нужно работать.

Возникает необъяснимое раздражение, сродни тому, когда я увидел Москву в кладовке.

Собирался сегодня после работы предложить посмотреть пару вариантов машины для нее, съездили бы вместе. Элина просила Егора, но он занят. Я отобрал несколько, они в закладках.

По плану было поболтать, познакомиться ближе.

– Он со мной все обсуждает, – хвастается мама, обернувшись на полпути к выходу. – Вообще, у меня есть теория, почему Платон родился одаренным. Во время беременности я сидела на кое-какой диете. А почему фикус стоит здесь? – вдруг спрашивает она и снова останавливается.

– Это ваш? – подскакивает Элина. – На столе Платона Игоревича он совсем не получал света, я взяла его к себе, ближе к подоконнику.

Мама оценивает количество света, падающего на мой стол, и, видимо, собирается это прокомментировать, но мне все же удается вывести ее из кабинета в коридор.

– Я вырастила фикус для тебя, чтобы ты дышал кислородом и твои глаза отдыхали. А не для непонятной девицы. Платон, я читала статью о том, что происходит с глазами, когда они часами без отдыха…

– Я заберу фикус, хорошо. Пойдем. Расскажи лучше, ты созванивалась с врачом? Тебе поменяли таблетки?

– Дозировку. Ой… – Она испуганно прикрывает рот ладонью: – Я наговорила лишнего? Тебе за меня стыдно?

Раздражение смывает уже настоящим стыдом. Маме непросто, и она борется. Она молодец.

Что подумает Москва – пофиг. Просто пофиг. Не имеет значения. Она вообще скоро уберется отсюда. Платить больше я не могу при всем желании, денег нет вообще, а на столь жалкие гроши ей физически не выжить.

– Нисколько. Я потому и спросил, что будто нет побочек.

Мама кивает:

– Мне спокойно на них. Легко-легко, хочется общаться, дружить. Наверное, это перебор. Не со всеми нужно дружить.

Мы заходим в лифт, спускаемся вниз. Она вздыхает, и я тепло ее приобнимаю. Мама улыбается:

– Так-то лучше. Заедешь сегодня?

– Пока не знаю. Еду ведь ты привезла, повода нет, – шучу.

– Заберу сейчас обратно.

Я усмехаюсь.

– Ты помнишь, что никакого алкоголя? Нельзя мешать с таблетками. Даже глоток вина.

Она качает головой.

– Давай не будем меняться местами, в нашей команде я мать, а ты сын. Не наоборот. И ничто в мире этого не изменит.

– Давай не будем. Но тогда отвечай за свои слова.

Она смотрит на меня ласково, треплет быстро по щеке. Уворачиваюсь, двери разъезжаются, и мы выходим.

– Последние три года я пила только ликер, так будет и впредь. Когда ты мне его вернешь, сама покупать не буду. Я всего лишь один раз сорвалась, не волнуйся, Платон. Мама просто сорвалась, она в порядке.

– Хорошо.

Пока пьем кофе, обсуждаем поход к наркологу. Развод с отцом и смерть Федора сильно ударили, намного больше, чем я думал поначалу. Она топила печаль в слезах, потом в алкашке. Реабилитация, завязка. Более-менее спокойные годы. На прошлой неделе не сдержалась, но тут мы не стали тянуть, приняли меры незамедлительно.

– Я думаю вернуться на работу, – говорит мама напоследок.

– Да ладно? Вот это новости. Супер.

– Свозишь на собеседование? Витя сказал, что это формальность, меня все знают, но я так давно не видела коллег, что от одной мысли дурно.

– Я постараюсь. Это хорошая идея, одна из лучших.

Приободрившись, возвращаюсь в кабинет и сразу напарываюсь на фикус, стоящий на моем столе.

Черт. Услышала.

Досада отдается болью прикушенного языка. Чтобы отвлечься от упущенных возможностей, я мысленно переключаюсь на утренний скандал с Рыбаковым. Плавно прихожу в норму, там есть над чем подумать.

– Да, у меня заботливая мама, – говорю вслух. – Всем такую желаю.

– Простите, Платон Игоревич, больше не буду покушаться на ваши растения.

Стреляю глазами в надувшую губы Москву. Палит в монитор, на меня больше не смотрит.

Возвращаюсь за стол. Чат кипит сообщениями. Я открываю, пролистываю по диагонали.

Элина Одинцова: «А босс-то у нас сыночка-корзиночка! Какая милота!»

Дарина: «Всегда такой был))».

«Понятно, откуда родом его эго. Значит, дважды перепрыгивал в школе через год? Вот так подвиг».

«Людмила Мих им оооч гордится. Ты еще не слышала, какие тосты она толкает на корпоратах. Я сам чуть не захотел за него замуж», – поддерживает Михаил.

«Она приходит на корпоративы?»

«Дааа».

«Дамы и господа, вы в курсе, что ПлИг в чате?»

Элина Одинцова: «Конечно».

Дарина: «Он не читает этот чат, не парься».

«Первое время, когда он съехал, она приносила обеды каждый день, сейчас значительно реже))».

«Юлька на нее сильно жаловалась. Там такие сражения были, мама дорогая!»

Москва: «В смысле – сражения?»

«Это тема для личной беседы за бокалом».

«Я так понимаю, мама победила. Аха-ха-ха. Расскажи подрооообнее».

Пишу:

«ПлИг читает чат».

Они обе вскидывают глаза на меня. Дарина хотя бы краснеет, Москве же явно в кайф. Ни тени смущения или сомнений.

Не могу определиться: это полное отсутствие даже зачатков воспитания или намеренное хамство. Вряд ли первое, ведь когда ей надо, ведет себя паинькой. Видит же, что мне некомфортно.

Видит и действует.

Что столица влезет и переиначит сметы, из-за чего у нас теперь жопа полная, было ожидаемо – для этого Одинцову сюда и прислали. Эколог понадобится за два года пару раз, вполне можно было бы обойтись приглашенным спецом. Ее отправили именно надзирать и шпионить. Это работа, ничего личного, я понимаю. Но сейчас Москва переходит границы.

Черт. Сучка самодовольная. Рассматриваю с головы до ботинок несколько раз подряд. Досадливо цокаю языком.

«Щечки». Мама, спасибо.

Сход с трассы на первом же спецучастке.

– Если все повеселились, давайте работать, – устало призываю коллектив.

– Платон Игоревич, можно попробовать ваш любимый суп? Гречневая диета довольно голодная. Я к такому не привыкла.

Заметив, что я поднял глаза, Москва продолжает невозмутимо:

– А что, я еще не повеселилась.

– Гречка полезна, вам не повредит на ней посидеть, – парирую не задумываясь и тут же осекаюсь.

Дарина громко вздыхает.

Зря я. Капец как зря. Лицо Элины вытягивается, в глазах мелькает обида – ровно такая же, какую увидел утром. Хотя нет, смертельнее.

Черт. Черт. Я не имел в виду, что она некрасивая и что ей пора худеть. В гречке много железа и все такое.

Вообще, план был, что Москва найдет себе подработку и не будет тут пастись без дела. Ее пальцы летают по клавиатуре, Дарина не отстает, парни тоже подключаются. Я проверяю чаты – пусто.

Провокация закончилась, сейчас все серьезно.

Вечером пишу Элине:

«Я отработал на сегодня. Можем прокатиться, посмотреть вам машину. Егор сказал, на какую сумму вы рассчитываете, я присмотрел несколько неплохих вариантов».

Она не поднимает глаз, сразу строчит:

«Спасибо, не надо».

«Вы злитесь из-за зарплаты или дурацкой шутки? Элина, я не хотел вас обидеть. Вы же сами знаете, что очень красивая девушка, с прекрасной фигурой.

«Еще одно слово, и вы у меня пойдете по статье за харассмент».

Следом падает скрин нашего диалога, где красным подчеркнуты слова про фигуру.

Развожу руками. Класс.

«С вами легко и приятно работать», – отправляю.

«Буду стараться и впредь не разочаровывать».