Читать книгу Небо на языке. Стихи - Ольга Вирязова - Страница 2

Неразрешимое

Море сушу у нас крадёт,

а потом возвращает сушу,

криво море кирпич кладёт,

строит Землю – все швы наружу.

И оставшаяся гряда

после бури, и новый берег,

ночью выброшенный сюда,

прямо к двери,

открывают иной пейзаж,

говоря о неразрешимом.

На взъерошенный выйти пляж,

перешитый,

по ракушкам и по камням,

окаймляющим, берегущим —

глубина, цунами, война,

утечка кофейной гущи!

Что ни выберешь, всё ущерб,

клокотание недовольства.

День закатывается в щель.

И глядит изнутри вещей

откровенная глубина —

обратная сторона Солнца

медузой своих лучей.

По ракушкам и по камням

мимо нас, мимо —

Необъяснимое Необъяснимо.

И тянешься за ним

по краю моря или огня —

скорее-скорее

обнять

и сделать снимок.

Пустыня загораживается горами,

море берегом.

Но если лампочка перегорает —

нет никаких преград.

И где те кораллы потерянные,

где тот Нескучный сад?

Наверное им темно,

или они разуверились

в своём воздухе и воде

и ушли в кино.

Теперь уже ищут Австралию.

Украли, на дно отправили?

К акулам в ад?

Ты накрываешься одеялом,

чтобы не потеряться,

однако тьма тебя не забывает —

теперь можешь бояться —

и принимает за раковину

или дикий плод ума.

Тьма тебя принимает.

Утром отыщешь себя сама.

Плод или раковина,

или дерево внутри – да-да!

Свет включается, горит,

и дерево в тебе не умещается.

Всякое дерево

пробирается, куда не звали,

выходит на всякий Арбат,

и растёт из его миндалин

дивный сад.

Руки

Рука скатывается в песок,

в траву, ищет путь,

выпутывается из пути,

остаётся на плаву.

Рука получает всё,

что может вместить.

Семечки пустые, шелуха,

раковинки на берегу,

которым в ту же воду не войти,

останутся, застынут,

о нас забудут.

О, солнечные протуберанцы,

словно руки большие,

магнитные бури, звёздные войны!

Ведь мы этого достойны.

Как бы мы жили,

если бы не они?

Кто бы нас взял в свои руки,

сказал бы «здравствуй»?

Раздраконил по закону

магнетизма?

Кого бы ещё

винить?

Вытянуть ладони слепоты,

чувствуя: обманчиво пусты,

отпуская мост на середину

синевы – не Индия, не Крым,

на меня удар её открыт,

выгнулся всей далью невредимой,

но не через Керчь и смерть, и пот

пара детских варежек вразлёт

улетает, пущена из лука,

крыльями спеша обнять и смять

высоту, пернатую, как мать,

и не уронить её безруко.

От одной и до другой руки

через темноту и васильки —

сколько темноты и Василиска —

по струне, бегущей в три ручья,

человечьи радости змея

в землю и луну – ни взять, ни выспать —

поспевают волны лечь и речь

врачевать, потворствовать, беречь,

если не распробовать иначе

моря одинокий топкий смысл —

ты с какого края ни возьмись,

юбка горизонта бурю тащит.

Переправа, кто тебя ни ждёт,

вывернута задом наперёд,

адом налицо из лабиринта

рук и ног, узлов, сердец, голов,

узок путь, подёргаешь – готов

выбираться всей дорогой длинной.

Тесен мир осыпался с горы,

светел мир синеет и горит.

Вода меня расправит,

как мятую бумажку,

везде меня оставит —

везде совсем не страшно,

зацепит и потянет

за грех сопротивленья,

за прямоту и тайну,

за кривизну вселенной,

где шлёпает и шепчет

меж Сциллой и Харибдой

весь мир произошедший,

живой водой налитый.

Пришла, светла, как солнце и луна,

И встала по обеим сторонам,

Мой белый день, а я на самом дне,

И белый снег спускается ко мне,

Упав, он разгорается сильней

И освещает анфилады дней,

Которыми, превозмогая сон,

Иду к Тебе, а Ты со всех сторон,

И сила, невесомая, как лес,

В котором каждый вырос и исчез,

Лучится электрическим гало,

Когда другие звёзды замело,

Ветвится, не желая умирать,

Открытых жестов общая тетрадь —

Где древеса, где крыльев или рук

Щекочется, щебечет кроткий звук.

Вот бы самой загадать и выбрать,

пойдёшь ли напра-налево – как в сказке сказывается…

Полудня лоснится угловатая глыба,

птицы наверху захлопываются и распластываются.

На середину улицы – туго, словно идёшь по дну —

выберешься, смотришь: чайки апрельско-майские,

впутавшиеся в голубизну,

купное у них чародейство, таинство.

Горла их – горны, музыка им подстать,

крыльями гнутый воздух упруг и густ.

Ах, эта мускулистая высота

и существование наизусть!

Это тебе не оторви да брось —

с картою рек в груди, с компасом в голове,

хоть и почти бумажная снасть и кость,

чтобы легко носить её, не жалеть.

Ноги твои тряпичные – раз и два —

всё твоё человеческое выбирает близь,

верит в миры, картонные до нутра…

Но эти птицы, откуда они взялись?

Всё в тебе электрическое не твоё —

по водам, по воздуху, наобум

чайки ли, гуси-лебеди, белый шум,

ты ли, уловившая эту нить —

что-то такое во сны твои звонит,