Читать книгу Таня - Ольга Власова - Страница 5
4. Уныние
ОглавлениеКогда Юля вошла в комнату, Таня сидела на кровати с высушенными волосами и чистила себе мандарин.
– Будешь? – беззвучно предложила она девушке.
– Слушай, а в бульон можно морковку положить? – внимательно посмотрела та на девочку.
– Даже лук! – Татьяна улыбнулась. – Если ты все это будешь сама есть. Мне одну водичку. – уточнила она.
– Привереда. – фыркнула на нее Юля и вышла из комнаты.
Не успела девочка доесть свой мандарин, как гостья уже вернулась и начала двигать кресло, чтобы сесть напротив. Как только она устроилась, Таня взглядом предложила ей фрукты.
– Ну, давай. – согласилась та и взяла уже очищенный мандарин. – Как ты? – поинтересовалась она у девочки ее самочувствием.
– Лучше. – выдохнула та. – Температура видно спала.
– Надо больше пить!
– Потом. – отрицательно покачала головой Таня. – Дай передохнуть. Хоть сухой посидеть. – усмехнулась она.
– Ой, тоже не люблю, когда болеешь и вся насквозь мокрая. – передернула плечами Юля. – А я, пока ты спала, все стихи пыталась найти…..читала-читала, так ничего пока и не выбрала. Там поэтический вечер в моей бывшей школе будет, а меня как местную знаменитость пригласили хоть что-то прочитать.
– Рождественские стихи? – переспросила девочка.
– Да, тема любая, только вечер посвященный Плещееву. У них каждый год разных поэтов берут.
– Взяла бы любые, да и выучила. – пожала плечами Таня.
– Как это любые? – удивилась девушка. – Мне нужно, которые мне самой нравятся, раз такая возможность выбора есть.
Таня изобразила недоумение на лице и развела руками.
– Что-то пока ничего не нашла. Почитала, может уляжется? – он посмотрела на телефон, который держала в руках и положила его рядом. – Слушай! – вдруг всплеснула руками она. – Зато у меня такая история приключилась!
Девочка подняла указательный палец, чтобы гостья немного задержала свой рассказ и старательно взбила подушки, чтобы можно было слушать полусидя.
– Перед Рождеством меня знакомая позвала в храм, чтобы помочь убраться перед праздником. Чтобы не тащить одежду для переодевания, я постаралась на себя нацепить что-то попроще. Мне же не красоваться и женихов там искать, а убираться нужно было. Поэтому я надела свою черную юбку, ну ты сто раз ее видела, коричневую удлиненную кофточку и сверху безрукавку, чтоб спину не надуло. А еще тонкий бежевый платок повязала так, чтобы волос совсем не видно было. И сапоги старые, которые я еще хотела на дачу отвезти, да так и не отвезла. В общем к обмундированию я подошла серьезно. – засмеялась она.
– А храм этот далеко от тебя? – поинтересовалась девочка, представив Юлю, которая сидела сейчас в тонком трикотажном фисташковом платье и такого же цвета плотных колготках.
– А нас на машине туда отвезли. – пояснила та.
Таня кивнула головой и показала, что внимательно слушает собеседницу.
– Так вот, мы целый день там убирались. Хотя народу было много, но и работы хватило на всех. Я вымыла два окна, потом вдвоем с какой-то женщиной мыли купальню содой, потому что химией нельзя – там деток крестят, а потом мне дали швабру и надо было мыть пол, потому что чистили и мыли все-все-все и на полу грязь была как на ступеньках в метро. Я как-то быстро к этой швабре приноровилась, так что мыла, мыла и мыла. И вот уже под вечер мыла как раз у входной двери. Люди открывали ее, видели, что я мою, и аккуратно проходили боком. И тут в очередной раз открывается дверь, входит пожилая женщина в сером пальто с воротником типа бобрика и говорит мне: «А, Вы кто? А Вы вообще православная? Да, Вы себя вообще в зеркало видели?» Я никак не могла понять, что этой женщине нужно от меня, и как можно спокойнее попыталась выяснить, что ей нужно? Она презрительно посмотрела на меня, и прошла за свечками. Я в это время продолжала мыть пол. Через минуты три я уже снова была на середине храма, а она, присев на скамеечку, которая от меня находилась метрах в трех, громким хорошо поставленным голосом снова обратилась ко мне. Типа: «Эй, ты, иди сюда, и сядь около меня.» Я поинтересовалась, зачем я это должна сделать. Она снисходительно посмотрела на меня и сказала, что может хочет меня пригласить в гости. И смотрела она на меня так, что вспоминалась фраза, что у нас с семнадцатого года господ нет. Я, чтобы не затевать смуту в храме, снова попыталась выяснить, что же она от меня хочет? Она снова попыталась уколоть меня моим не славянским, в ее понимании, видом. На что мне очень хотелось расхохотаться, но это не то место, где я смогла бы поиграться в гастарбайтера. Поэтому я сказала ей, что если она пришла в храм молиться, то никто ей не мешает в этом, и обратилась к ней: «Матушка.» Видно, это обращение совсем сбило ее с толку. В ее понимании гастарбайтеры, которые моют полы, не знают таких слов, и она, покривившись от этих слов, почти сразу же удалилась.
– Почему она решила, что ты не православная? – Татьяна сидела с вытаращенными глазами.
– Видно человек совсем – совсем не знает, что происхождение и вера это разные вещи. – весело рассмеялась девушка. – Она, наверное, раньше большим начальником была, попыталась и тут покомандовать, а у нее ничего не вышло. Да еще и не поняла, наверное, что не в ближайший магазин зашла, а в храм.
– Тебя нерусской обозвать? – возмущенно прошептала девочка.
– Я потом оооочень смеялась, – поправляя белокурые волосы, произнесла гостья, – хотя там мне было не по себе, потому что я боялась, что неправильно поведу себя, и снова будут говорить, что в храмах уборщицы всех выгоняют.
– Ты бы сказала ей, что бесплатно убираешься, и чем командовать, лучше бы помогла. – у Тани щеки горели от возмущения.
– А зачем, Танюш? – пожала плечами Юля. – Она знала куда идет, и если она так себя ведет, то скорее всего очень одинока. Зато теперь я понимаю, как людей унижают просто так, и если надо будет, то смогу это сыграть. – задумчиво произнесла она.
– И почему бабки такие противные бывают? – передернула плечами девочка.
– Ну, не все же? – возразила ей собеседница.
– Нет все, но много.
– Ну? прости их, Тань. – пожала плечами девушка. – Старость, болезни – не самое лучшее в жизни.
– Но ведь некоторые и в болезни такими не становятся! – у эмоциональной девочки на глазах выступили слезы, и она посмотрела на портрет.
– Не все. – согласилась Юля. – Многие просто годами живут-коптят свои жизни, и эта копоть так въедается, что уже за ней и ничего не различишь и видишь все только в черном свете. А другим не нравится смотреть на мир в закопченное окно, и они стараются с этим бороться, и видят там и солнышко и зеленую траву.
– Только вот эти хорошие меньше живут. – насупилась Таня.
– Ну, нет, – не согласилась девушка, – я так не считаю. Видела прекрасных пожилых людей, которые не растеряли за многие годы своей детской чистоты и прожили, да и продолжают жить, помогая своей мудростью и светлым примером многим. У всех своя судьба.
– Судьба, судьба. – проворчала девочка. – Кто-то здоровый как конь бегает, а я тут валяюсь с температурой.
– Вот если ты будешь ворчать, так постоянно и будешь болеть от этого. – улыбнулась девушка. – Бабушка-то твоя любимая и во время болезни так, наверное, не ворчала.
После этих слов Таня поджала губы, снова посмотрела на портрет, и надувшись начала рассматривать свои ногти.
– И по твоей логики я тоже должна сейчас сидеть и ныть, потому что у меня на ушах аппараты. – развела руками Юля.
– Прости. – нехотя прошептала Таня, исподлобья взглянув на крестную. – Тебя не хотела обидеть.
– А ведешь иногда, как те самые бабки, которых ты осуждаешь. – покачала головой крестная.
– На-до-е-ло бо-леть. – прошептала девочка, еле сдерживая слезы.
– Ну, не плачь.. – Юля понимающе кивнула. – А то, глядя на тебя, вспоминаешь стишок про Нашу Таню…
Девочка только поморщилась от этих слов.
– Все-время мне его напоминают. – пробурчала она.
– А я, пока искала свои стихи, наткнулась на подражание как бы Тютчевым.
– Тютчевым? – переспросила девочка.
– Ну, помнишь стихотворение. – она взяла телефон, и заглянув в него, начала декламировать, —
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Гремят раскаты молодые!
Вот дождик брызнул, пыль летит…
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит…
С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной, и шум нагорный—
Все вторит весело громам…
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила!
– Ну, помню.
– А тут есть ему подражание на тему«Уронила Таня мячик.» – она снова заглянула в телефон, и продолжила свое выступление перед единственным зрителем. —
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Пугает деву в голубом…
Вдали уж слышатся раскаты,
Дождь брызнул – мяч из рук летит,
И неожиданно и странно,
В откос на озеро уж мчит.
С горы бежит проворно Таня,
И по лицу слеза течет,
И никого уж нет в тумане
И не аукнется никто…
Ты скажешь: ветренная Таня!
Смотрела вверх, расслабив рук,
И не ждала того обмана,
Когда скатился вниз твой друг.
Не плачь, Танюша, мы поможем!
Привстав, окинем все кругом,
И отягченный уж водой
Твой мяч вернем тебе….Вернем!
Девочка за время выступления немного оттаяла, и концу прочтения, уже улыбалась, незаметно постукивая ладонью в такт стихотворению.
– И не ветреная я совсем. – кокетливо наматывая на палец длинный локон произнесла она.
– Ну, есть немного. – расхохоталась Юля и, вскочив, обняла девочку.
Таня, отбиваясь, беззвучно смеялась, морщила нос и показывала язык.
После непродолжительной борьбы, было объявлено перемирие, и Юля ушла на кухню.