Читать книгу Тайный дневник Лолиты - Ольга Володарская - Страница 2

Зал ресторана был так мал, что Виктор Саврасов, как только вошел, почувствовал себя крайне неуютно. Его рост составлял два метра. Саврасову везде было тесно. Приходилось то нагибаться, то поджимать ноги, то следить за руками – если их развести широко, можно что-нибудь уронить или удариться. В те годы, когда у Виктора не было личного самолета, он ужасно страдал, летая на транспортных. Даже в бизнес-классе ему было некомфортно. В стандартных квартирах с высотой потолков два пятьдесят пять он вечно стукался о люстры. Поэтому сразу, как только появились деньги, он построил себе огромный дом. Недоброжелатели тут же решили, что Виктор Саврасов жуткий выпендрежник, а он просто стремился к максимальному комфорту.

В ресторане же, куда он заехал, чтобы поздравить своего бывшего преподавателя с юбилеем, Виктор сразу почувствовал себя Гулливером в стране лилипутов. Низкий потолок давил на макушку, а столики, которыми было густо заставлено тесное помещение, доходили ему до колен и казались игрушечными. Когда же Саврасова усадили за один из них, он едва не опрокинул закуски, попытавшись просунуть под него свои длиннющие ноги. Виктор планировал остаться на десять минут, подарить педагогу букет цветов и шахматы из слоновой кости, провозгласить тост, выпить символическую рюмку водки и ретироваться, сославшись на неотложные дела. Но не тут-то было! Семидесятилетний профессор, пока не высказался сам, другим и слова вставить не дал. А поговорить он любил…

Пока старик вещал, Виктор рассматривал гостей. Их, включая его, было шестеро. Двоих он знал. Остальных нет, хотя лицо одного из них показалось смутно знакомым. Старик представил его Виктору, но имя ни о чем тому не сказало.

– Вот я дурак, – услышал Саврасов шепот сидящего рядом гостя. Это был его сокурсник и добрый друг Андрей Седаков. – Думал, забегу на минутку, уважу старика, а, судя по всему, застрять придется не меньше чем на час…

Виктор кивнул. Он уже и сам был не рад тому, что решил поздравить профессора лично. Мог бы, как обычно, позвонить тому и отправить курьером цветы и презент, но… Старикову исполнилось семьдесят, такая дата! К тому же впервые он прислал официальное приглашение на торжество. Когда секретарь сообщил о нем, Виктор удивился. Старик был крайне скуп. Просто-таки маниакально. И никогда не собирал застолий. Даже когда к нему приходили в гости коллеги или студенты, чтобы поздравить, он только чаем их поил. С недорогими конфетами или вареньем. А тут вдруг приглашение на банкет. Да еще и в ресторан.

Виктор решил так: «Буду в это время в Москве, заскочу. Порадую юбиляра. Как бы я к нему ни относился как к человеку, а преподаватель он – от бога. Он так много мне дал…»

Профессора не любили многие. Можно сказать, все. За скверный характер и излишнюю строгость. Он три шкуры драл со своих студентов. Любимчиков не имел. Поблажек никому не делал. Даже тем, кого выделял. Виктор, например, пусть и считался фаворитом старика, ни разу «на халяву» не получил ни одного зачета. А Седакова – его Стариков недолюбливал за излишнюю самоуверенность – профессор вообще беспощадно топил. Андрей чуть из-за него из института не вылетел. Виктор, между прочим, когда увидел друга в числе гостей, поразился. С чего бы Седакову являться на день рождения к человеку, омрачившему все его студенческие годы? А вот почему старик пригласил Андрея, Виктор понял сразу. Те ученики, что добились большого успеха, для любого педагога почетнее медалей. И не важно, где он преподает или преподавал, в Гнесинке, Литературном институте или Финансовой академии, льстит, что тот, кто у тебя учился, стал звездой. Сцены, беллетристики, предпринимательства – не имеет значения. Главное, человек достиг высот своей профессии. А в этом немалая заслуга педагога, не правда ли?

Так что Виктор изначально готовил себя к роли эдакого свадебного генерала. Предполагал, что на торжестве будет множество гостей – бывших коллег, друзей, родственников. И старик будет перед ними хвалиться своим «творением» – одним из самых известных олигархов России Саврасовым.

Виктор в списке «Форбс» занимал шестую строчку. Мог бы забраться и на самый верх, но не стремился к этому. Самому себе он давно все доказал и перестал рваться в абсолютные лидеры уже в возрасте тридцати лет. Теперь ему было сорок. И он прочно закрепился во всех рейтингах самых богатых и влиятельных людей России. Его состояние было так велико, что обращать внимание на то, на сколько миллионов богаче кто-то другой, он считал глупым. Но было время, когда он мечтал стать самым-самым. Во всем. В том числе в этом. И когда ему удалось потеснить с первого места бессменного «чемпиона» Лаврентия Кондрашова, Виктор понял – жизнь удалась. И успокоился. Перестал гоняться за сверхприбылями, вкалывать без выходных, шагать по головам. «Всех денег не заработаешь, – сказал себе Виктор. – А тех, что я имею, мне хватит на миллион лет!»

Виктору нравилась поговорка: кто знает, сколько у него денег точно, не может считать себя богатым. Сам он не знал. Его активы были так огромны и разнообразны, что, возьмись он без помощи своих бухгалтеров прикидывать размер собственного состояния, погрешность в подсчетах составила бы несколько миллионов евро.

Виктор всегда был золотым. Мальчиком, парнем, мужчиной. Его отец занимал пост министра, мать была прима-балериной Большого театра. Виктор ни в чем не знал отказа. Ему покупали фирменные вещи, бытовую технику, мотоциклы. Сколько он перебил их в подростковом возрасте, не сосчитать! Когда Виктор на очередной «Ямахе» врезался в бетонный забор и едва не погиб, отец сказал: «Хватит!» – и… Подарил сыну машину. Юркую иномарку с подушкой безопасности. Тогда Виктор только поступил в Финансовую академию.

Учился Саврасов легко. Ни разу не завалил ни одного экзамена или зачета. Родители гордились умницей-сыном и после каждой успешно сданной сессии одаривали его чем-то. Многие сокурсники Виктора думали, что именно поэтому он так хорошо учится. Старается, чтобы получить новый магнитофон, золотые швейцарские часы, машину, квартиру, наконец. Ее подарил Саврасову отец после того, как сыну вручили «красный» диплом. Но они ошибались! Виктору просто нравилось учиться. А то, что его увлекало, давалось ему легко.

После института была аспирантура и престижная работа в международном банке. Став кандидатом наук, Виктор занял пост вице-президента московского филиала. Другому бы радоваться: жизнь удалась, а Саврасов захандрил. Стало скучно. Ведь все ему давалось без борьбы. Многие думали, что тут не обошлось без мохнатой лапы папочки-министра. Даже сам Виктор. Пару раз он напрямую спрашивал у отца, не вмешивался ли тот в его судьбу. Тот отвечал отрицательно. Но Виктор все равно сомневался. И чтобы доказать самому себе, что он чего-то стоит, уволился со своей престижной работы и вместе с однокурсником и большим другом Андрюхой Седаковым учредил коммерческий банк. В ходе залоговых аукционов он приобрел государственные пакеты акций многих крупных компанией – судоходных, золотодобывающих, нефтяных. Это сделало Виктора и Андрея богачами. Когда им стало тесно вместе, они разошлись. Но только как компаньоны. Дружба их прошла многие испытания и только окрепла со временем. Встречались Виктор с Андреем нечасто, оба были крайне занятыми людьми, но хотя бы три раза в год обязательно выбирались вместе на пять-шесть дней на отдых. Катались либо на горных лыжах, либо на яхте. А последний раз летали в Кению на сафари.

С того незабываемого отпуска прошло два месяца. Друзья постоянно созванивались, но увидеться смогли только сейчас. Причем явились на юбилей профессора, не сговариваясь. Виктор думал, что тот Седакова даже не позовет. А вот поди ж ты! На то, что старик изменил свое отношение к Андрею, можно было не надеяться, он был страшно злопамятен. Значит, позвал по той же причине, что и Виктора. Седаков тоже был миллиардером. Но не любил светиться. Его знали только в узких кругах. Не то что Виктора. Не проходило недели, чтобы о нем не написали в желтой прессе или не показали по телевизору.

Еще одного гостя, Лаврентия Кондрашова, пресса также удостаивала вниманием. Но если имя Седакова обычно полоскали скандальные журналисты, приписывая ему романы то с одной красоткой, то с другой, то с третьей, то о Лавреннии писали газеты финансовые и политические.

«Трое из шести гостей чертовски богаты, – подвел итог Виктор. – Остальные, судя по всему, тоже не бедствуют. Не так круты, как мы, иначе я знал бы их, но, судя по часам, запонкам и костюмам, состояние каждого составляет как минимум несколько десятков миллионов в валюте! Разве что тот, чье лицо мне кажется знакомым, выглядит очень скромно. На нем нет ни часов, ни украшений, даже телефона сотового не видно. Но держится очень уверенно, не тушуясь. Бедняки обычно в компании сильных мира сего так себя не ведут…»

– Узнал Аристарха Козловского? – услышал Виктор тихий голос Андрея.

– Кого? – переспросил тот.

Седаков молча указал глазами на знакомого незнакомца. Виктор недоуменно на него воззрился. Знал он когда-то человека по фамилии Козловский и имени Аристарх. Да кто его не знал? Он владел фондовыми биржами. Стал первым российским олигархом. Был немного эксцентричен. Любил учреждать премии имени себя и жениться на знаменитых женщинах. Виктор хорошо помнил, как Козловский выглядел. Импозантный, бородатый, с обширной лысиной, в очках и в неизменном черном костюме, призванном его стройнить. Виктору он чем-то напоминал крота из мультфильма про Дюймовочку. Господин же, что сидел поодаль от него, не походил ни на этого персонажа, ни на Козловского. Хотя и был лыс. Но лицо и фигура другие. Тот был крепко сбитый, этот худой как щепка. И лицо у Аристарха было сытое, благостное, но чуть хитроватое, как у хорошо поддающего, вороватого дьячка, а у знакомого незнакомца – аскетичное, вытянутое, с заостренными чертами и каким-то бабьим подбородком…

Неужели это Козловский?

– Не может быть! – воскликнул он. Да так громко, что старик услышал его возглас и сурово сдвинул брови. Он как раз рассуждал о том, насколько снизился уровень образования в стране, и решил, что Виктор оспаривает его мнение. Саврасов извинился и попросил продолжать. Едва старик возобновил свою пламенную речь, Виктор наклонился к Седакову и переспросил: – Это Козловский?

– Да.

– Но мне старик его представил как Николая Козлова.

– Правильно. Его именно так зовут. И профессор знает его прежде всего как Кольку Козлова.

– Назвался Аристархом и подкорректировал фамилию для благозвучности?

– Наверное.

– И все равно я бы его не узнал…

– У него фаланги на мизинце правой руки нет.

Виктор покосился на кисть Козлова. Действительно, левый мизинец обрублен. У Козловского был точно такой же дефект. Саврасов это помнил.

– Чего это с ним случилось? Отчего так исхудал? – не переставал удивляться Виктор.

– Может, болеет…

– Не скажешь. Вид бодрый. Хоть и истощенный.

– А этих двух братьев знаешь? – полюбопытствовал Седаков, легонько кивнув на сидящих по правую сторону от старика мужчин. На первый взгляд они были непохожи, разве только своей «компактностью»: низкий рост, узкие плечи, маленькие кисти, но, если присмотреться, в лицах угадывалось родственное сходство. Однако ж Седаков его уловил мгновенно. Он был очень наблюдательным.

– Нет, – ответил на его вопрос Виктор. – А ты?

– Вот и я тоже подозреваю, что и они учились у него. На его родственников-то не тянут. Старик – русский, а ребята – евреи.

Тем временем старик закончил свою пространную речь словами благодарности в адрес тех, кто пришел, и попросил их выпивать и угощаться. Но едва прозвучали эти его слова, как из фойе раздался шум. Прислушавшись, Виктор различил голоса:

– Я говорю вам, ресторан закрыт на спецобслуживание!

– Да я понимаю. Но я и пришла, чтобы поздравить юбиляра!

Первый голос был мужским, принадлежал, судя по всему, охраннику Лаврентия Кондрашова, оставленному при входе, а второй – женский.

– Так вы гость? Назовите свое имя, у меня список…

– Я человек, желающий поздравить Алексея Алексеевича Старикова с днем рождения! – отчеканила женщина.

Кондрашов вопросительно глянул на юбиляра, тот кивнул.

– Гоша, впусти! – крикнул Лаврентий. А Стариков встал из-за стола.

Через несколько секунд в зале показалась женщина с цветами в руках. Ее возраст определить было трудно. Прежде всего потому, что половина ее лица скрывалась под огромными дымчатыми очками, а голову украшал (а скорее уродовал) платок, повязанный на мусульманский манер. Он был надвинут на лоб и уши, а заканчивался узлом сзади. Многие женщины подобным образом на курортах закрывают голову от солнца. Но Виктору это не нравилось. Выглядело несексуально. Уж лучше шляпа. А если есть тяга к платкам, то их можно завязывать и по-иному. Чалмой, например.

– С днем рождения, Алексей Алексеевич! – проговорила женщина, подойдя к столу и встав рядом с Виктором. Он уловил легкий ванильный запах духов. Весьма приятный.

Старик поблагодарил ее кивком. Виктору показалось, что к незваной гостье он испытывает неприязнь. И она взаимна.

– Это вам! – женщина протянула букет имениннику.

Тот взял и, не взглянув на него, положил на столик с подарками.

Повисла пауза.

– До свидания, – нарушила ее дама.

– Прощайте, – разомкнул-таки уста Стариков.

Его поведение показалось Виктору странным. Хотя бы из вежливости мог пригласить гостью к столу. Тем более что на нем стояло несколько лишних приборов. Очевидно, не все гости из списка явились на банкет.

Когда женщина ушла, именинник с явным облегчением выдохнул и опустился на стул. Затем аккуратно разложил на коленях салфетку и сказал:

– Давайте уже кушать! Милости прошу, угощайтесь.

Первым потянулся к закуске Козловский. Хотя не пил. Взял оливку, засунул в рот. Но тут же поперхнулся, закашлялся. Извинившись, вышел из-за стола и поспешил на улицу. Виктору подумалось, что отплевываться. Наверняка оливки были кислыми.

Виктор окинул взглядом стол. Колбасная нарезка сомнительного качества, красная рыба явно не первой свежести, салаты, напоминающие месиво. Старик, как всегда, пожадничал. И сэкономил не только на закуске, но и на выпивке. Водка, что была предложена, пахла настолько отвратительно, что Виктор даже пригубить ее не смог. Только сделал вид, что хлебнул. Седаков тоже. Остальные притворились непьющими. Хотя, вполне возможно, Козловский и братья на самом деле являлись трезвенниками. А вот Лаврентий совершенно точно любил выпить. Причем всем дорогущим коньякам и изысканным винам предпочитал русскую водочку. И имел несколько заводов по ее производству. Этот бизнес не приносил ему ощутимого дохода, больше удовольствие. Технологи его предприятий постоянно изобретали какие-то новые сорта, и Лаврентию нравилось их дегустировать.

– Не знал, что Кондрашов учился у старика, – заметил Виктор.

– Я не знал, что Кондрашов вообще учился, – хмыкнул Андрей. – По крайней мере, по его речи этого не скажешь…

Седаков, как всегда, попал в точку. Разговаривал Лаврентий на самом деле так, будто окончил только восьмилетку, и ту с горем пополам. В том, что Кондрашов чертовски умен, ни у кого сомнений не было. Дурак не сможет сколотить миллиардное состояние, и уж тем более не только не потерять его во время кризисов, но и приумножить. Причем Лаврентий разбогател законным путем (лучше сказать, условно законным, так как сделать большие деньги, соблюдая все буквы закона, невозможно), а если и проворачивал какие-то нелегальные дела, то так аккуратно, что ни разу не был в том уличен. И с властью Лаврентий не ссорился. Даже вступил в партию правящего большинства. Но в авангард не лез. Понимал: политическим лидерам нужно, кроме всего прочего, иметь хорошо подвешенный язык. Лаврентий же был не только косноязычен, но и безграмотен. Он неправильно ставил ударения, склонял слова, строил фразы. Поэтому никогда не давал телевизионных и радиоинтервью, а те, что печатались в газетах, придирчиво редактировались его помощниками. Лаврентий, по слухам, даже нанимал репетиторов по русскому языку, педагогов по риторике и обращался к специалисту, ставящему правильную речь (Кондрашов тянул гласные, хотя родился и вырос в Москве, и проглатывал некоторые согласные), но все напрасно. Говорил он все так же коряво.

– Что же вы не едите ничего? – разнесся по залу обиженный возглас именинника. – Рыбка красная вот, колбаска, салатики… – Он подвинул к вернувшемуся с улицы Козловскому тарелку с оливье. – Коля, покушай!

– Спасибо, Алексей Алексеевич, но я вегетарианец.

– Тогда минтай съешь в кляре.

– Рыбу я тоже не употребляю. Я лучше яблочка… – И он взял с вазы дольку грушовки.

Старик хотел высказать свое мнение насчет вегетарианства (судя по скривившейся физиономии, отрицательное), но тут Лаврентий предложил тост за здоровье именинника. Наверняка хотел сразу после него покинуть ресторан.

Однако старик не собирался никого так рано отпускать. Сообщил, что скоро будет горячее, а затем сюрприз для гостей. После чего он подозвал к себе официантку. Худенькая девушка с собранными в хвост светлыми волосами подошла к нему так стремительно, что со стола сдуло пару салфеток. Обе упали Виктору под ноги. Официантка не заметила этого. И Виктор решил поднять их сам. Наклонился под стол и увидел валяющийся на полу пузырек. Зная, что у старика язва и он регулярно принимает пилюли, Саврасов взял лекарство в руки и громко сказал:

– Алексей Алексеевич, вы, кажется, обронили!

Старик посмотрел на пузырек и кивнул.

– Да, это мои таблетки. Когда я умудрился их обронить? Вроде в плащ перекладывал… – Он взял лекарство, поблагодарил Виктора и вернулся к беседе с официанткой. Говорил он тихо, но было ясно: отчитывает ее за что-то. Он едва заметно постукивал пальцем по столешнице. Девушка понуро кивала.

Виктору стало жаль ее. Такой клиент, как Стариков, беда для официантов. Всю душу вытрясет, а на чай ни рубля не оставит.

Отпустив девушку, профессор обратился к гостям:

– Итак, друзья мои, через десять минут принесут горячее. А потом обещанный сюрприз! Сейчас же можно перекурить… – И ворчливо добавил: – Хотя я бы не советовал. Вреднейшая привычка…

Все встали из-за стола. Старик направился в уборную, братья – на улицу курить, Козловский с ними, воздухом подышать. В зале остались Саврасов с Седаковым да Кондрашов, все встали, чтобы размяться.

– Лаврентий, неужто и ты у старика учился? – спросил у него Андрей. Они были с ним на «ты». Седаков вообще быстро с людьми сходился, хотя никого, кроме Виктора, близко к себе не подпускал.

– Да. Заочно.

– Когда?

– Два года назад диплом получил. Старик нас выпустил и на пенсию ушел.

– Зачем тебе это нужно было, не пойму…

– Что именно?

– Диплом! Ты же финансовый гений и без него. Самородок. Таких, как ты, учить – только портить.

– Почему же? Узнал кое-что полезное. – И, усмехнувшись, добавил: – Учиться было забавно…

После этого он удалился в другой конец зала, чтобы поговорить по телефону, который зазвонил. Лаврентий сказал: «О, телефон зво́нит, пойду покалякаю!» Виктора это покоробило. Он отличался врожденной грамотностью и испытывал чуть ли не физические страдания, когда при нем коверкали слова, письменно или устно, не важно.

Но к Лаврентию при всем при этом он испытывал симпатию. Ему даже внешность Кондрашова нравилась, хотя многие находили ее блеклой, невыразительной. Среднего роста, худощавый, белобрысый, Лавр не бросался в глаза. Если бы не родимое пятно в форме креста на лбу, вряд ли бы его вообще замечали. Но Виктор, который любил рассматривать лица, отметил при первом же знакомстве, что у Кондрашова очень тонкие, можно сказать аристократические черты. Благородный нос, четкий рот, высокие скулы. Глаза хоть и небольшие, но выразительные.

Сам Виктор был похож на мафиози. Причем нижнего звена. Рост – два метра, вес – сто двадцать килограммов, литые бицепсы, бритый череп, волевая челюсть. Если бы Саврасов не начал лысеть, он ни за что бы не обрился. Но кудри над ушами и небольшой островок волос на лбу делали его смешным. И Виктор стал сначала стричься под машинку, а потом убрал волосы под ноль. Без них он выглядел лучше, но опаснее, что ли. А так как Саврасов от природы был крупным, да еще любил спорт, много занимался им, то фигура его с возрастом приобрела пропорции боксера-тяжеловеса. Сними с него итальянский костюм, надень атласные шорты да перчатки и выпусти на ринг, Виктор там смотрелся бы гармоничнее, чем в своем офисе.

Тем временем с улицы вернулся Козловский. За ним следом – братья. Оба маленькие, как гномики. Даже официантка, казавшаяся Виктору дюймовочкой, была вровень с тем, что повыше. Или уж просто гиганту Саврасову все, кто ниже ста восьмидесяти, кажутся лилипутами?

Горячее подали. Картофель с куриной голенью. Виктор и не предполагал, что такое подают не только в столовых или привокзальных бистро, но и в ресторанах, пусть и не престижных.

– Не ел пюрешки с окорочками с начала девяностых, – проговорил Андрей азартно. – Хочу! Блин, хочу… – И, потирая руки, направился к своему месту.

Седаков сел за стол. Понюхав пюре, кивнул.

– Да, точно хочу! – И, не дожидаясь остальных, принялся есть, сопроводив начало трапезы фразой: – Надо слопать, пока не остыло.

– А где именинник? – спросил Козловский, тоже подойдя к столу и взяв из вазы яблоко. – Хотелось бы поскорее увидеть сюрприз и ретироваться.

– Интересно, что в его качестве будет продемонстрировано? – хмыкнул Андрей. Затем, отодвинув тарелку, проворчал: – Ну и гадость это пюре… Фу.

– Певца, наверное, пригласил, – предположил Лаврентий.

– Ага. Стинга, как ты на свой юбилей.

– Стинга вряд ли, – спокойно возразил Кондрашов. – А вот какого-нибудь барда, он вроде любитель…

– Или фокусника, – подал голос один из братьев. Тот, что повыше.

– Лучше бы стриптизершу, – усмехнулся второй.

Все заулыбались. Представить моралиста профессора в обществе стриптизерши было решительно невозможно. Он ни разу не продемонстрировал естественной мужской слабости. Даже двадцать лет назад, когда Стариков был еще относительно молод, он не заигрывал с коллегами женского пола и симпатичными студенточками. Вел себя если не как робот, то как евнух.

Виктору хотелось пить. Но на столе стояла лишь цветная газировка. Ни тебе минералки, ни простой воды в графине. Только что-то кошмарно красное, зеленое и желтое, разлитое в полуторалитровый пластик.

– Девушка, принесите, пожалуйста, воды, – окликнул он официантку. – Можно просто кипяченой.

Она, не оборачиваясь, кивнула и направилась к двери, ведущей в кухню. Саврасов, посмотрев ей вслед, заметил, какие красивые у нее ножки. Им бы не по этой забегаловке ходить, а по подиуму, и не в растоптанных кроссовках, а в изящных туфлях на высоченной шпильке.

От этих мыслей Виктора отвлек грохот. Резко обернувшись, он увидел, как распахнулась дверь туалета – она стукнулась о стену, отсюда и грохот – и из нее показался старик. Его шатало из стороны в сторону, точно смертельно пьяного. По лицу катился пот. Глаза были вытаращены, а руки сведены судорогой.

– Алексей Алексеевич, что с вами? – испуганно вскрикнул Козловский. – Вам нехорошо?

Ответа не требовалось. Всем было ясно, что имениннику не просто нехорошо, а очень и очень плохо. Его лицо, еще несколько секунд назад иссиня-бледное, стремительно начало краснеть. Белки выпученных глаз пошли алыми «трещинками» – это лопнули капилляры.

– Убийца, – прохрипел старик, выбросив скрюченную руку вперед, ткнув ею в Виктора. – Отравитель!

И, с трудом выплюнув изо рта это слово, рухнул на пол.

Его «потрескавшиеся» глаза закатились.

Рот распахнулся и застыл.

Кисти рук, похожие на когтистые лапы птицы, задрожали и обмякли.

Прерывистое, громкое, хрипящее дыхание оборвалось.

На миг воцарилась тишина.

После этого раздался звон. Это официантка уронила на пол бутылку с минеральной водой.