Читать книгу Туман - Ольга Юрьевна Богатикова, Ольга Богатикова - Страница 2

В этот раз на завтрак я опоздала. Перед сном решила добавить сказку Эдуарда Солуса в свой черновик и засиделась до поздней ночи. В столовую спустилась в восемь часов, однако барона там уже не было. Вместо него меня ждали картофельный суп, чашка чая с бутербродом и листок бумаги, на котором красивым каллиграфическим почерком было написано, что хозяин замка отправился в библиотеку и приглашает меня к нему присоединиться.

Ела я так быстро, как только могла – не хорошо заставлять себя ждать занятого человека. Тем более такого доброго и гостеприимного.

Вообще, гостеприимство Эдуарда меня приятно удивило. Признаюсь честно: во время своего путешествия в Ацер я представляла господина Солуса холодным высокомерным типом, который привык отдавать распоряжения и смотреть на всех свысока. По крайней мере, именно так в моем представлении должен был выглядеть потомственный аристократ, проживающий в большом старинном доме. На поверку же оказалось, что аристократизм – это не финансовое положение и не генеалогическое древо, а прекрасное воспитание и безупречные манеры. Если у человека с этим проблемы, то никакой он не аристократ, даже если ему принадлежит половина государства, а предки известны со времен древних королей.

Я нахожусь в Ацере всего пару дней, однако меня не покидает ощущение, что его главной достопримечательностью являются вовсе не стены и не старинные интерьеры, а Эдуард Солус – мужчина с манерами и воспитанием лорда позапрошлого столетия. Он вежлив, деликатен, ненавязчив, предупредителен. Общаясь с ним, невольно хочется быть леди – обаятельной, нежной и, по возможности, психически уравновешенной.

Покончив с завтраком, я отнесла грязную посуду в кухню и поспешила в библиотеку.

Сегодня здесь действительно было теплее и уютнее, чем вчера. Жарко горел камин, мягко светили две переносные напольные лампы. Наличие последних очень порадовало – в ноябре светает поздно, а значит, мне не придется, как прошлым утром, раскладывать чертежи в полумраке.

Эдуард Солус ждал меня в кресле у стола. Когда же я появилась на пороге, он встал и вежливо кивнул.

– Доброе утро, София.

– Доброе, – улыбнулась я.

– Как вам спалось?

– Замечательно. Спасибо за одеяло, сегодня мне было тепло.

Он улыбнулся в ответ.

– Я нашел книгу, о которой говорил вчера. Надеюсь, она будет вам полезной.

Эдуард подошел ближе и протянул мне старый блокнот в мягкой матерчатой обложке. В таких книжечках несколько веков назад образованные люди вели личные дневники. Ее состояние было прекрасным – очевидно, книгу бережно хранили на протяжении всех этих лет.

На первой странице блокнота аккуратными округлыми буквами было написано «Сказки нянюшки Матильды. Записаны с ее слов баронессой Аннабель Солус». Я перевернула несколько листов. Тонкие и желтые, они оказались сплошь покрыты убористыми кривоватыми строчками. Чернила на них поблекли, однако текст был хорошо виден и вполне читабелен.

– Какой интересный почерк, – заметила я. – Создается впечатление, что эти сказки записывал ребенок.

– Так есть, – ответил Эдуард. – Аннабель работала над ними, когда ей было двенадцать лет.

– В самом деле? – удивилась я. – Надо же! Обычно дети легкомысленно относятся к историям своих воспитателей. В первый раз слышу о ребенке, который решил составить из них сборник. Наверное, повзрослев, эта девочка стала очень умной и начитанной дамой.

– Эта девочка не повзрослела. Она умерла через семь месяцев после того, как записала последнюю сказку. Аннабель – та самая юная баронесса, о которой я рассказывал вам вчера вечером. Она скончалась от холеры вместе со своими родителями и средним братом.

Взгляд Эдуарда погрустнел.

– Ана была чудесным ребенком, добрым и светлым. Ее считали маленьким ангелом, которого Бог послал Солусам на старости лет. Она все делала очень старательно, а эти истории писала так, будто они дело всей ее жизни. Знаете, София, ее записи еще не видел ни один филолог. Судя по всему, Аннабель трудилась именно для вас.

Я невольно погладила шероховатую обложку старинного блокнота.

– Вы очень хорошо знаете историю своей семьи, – заметила ему. – Кажется, что вы лично были знакомы с девочкой и наблюдали за тем, как она работала.

Солус пожал плечами.

– От моих предков осталось немало личных дневников, писем и доходных книг. Если внимательно их изучить, можно составить неплохое впечатление о том, как они жили, чем занимались и с какими чувствами относились друг к другу. История своей семьи всегда очень интересна, София. Поэтому – да, я знаю ее хорошо.

– Это замечательно, – улыбнулась я. – Немногие могут похвастаться тем, что помнят имена родственников хотя бы до четвертого колена. Вы же можете не только рассказать своим детям об их предках, но и научить их гордиться ими.

– Это вряд ли, – покачал головой Эдуард. – У меня нет детей и, скорее всего, не будет. Что ж. Не смею вас больше отвлекать, София. Работайте, библиотека в полном вашем распоряжении. Сегодня мне нужно отлучиться – я уеду по делам в Баден, поэтому обедать вы снова будете в одиночестве.

– Хорошо, – кивнула я.

– В таком случае, до вечера, София.

– До вечера, Эдуард.

Он скрылся за дверью, а я с тяжелым вздохом отложила книгу Аннабель Солус в сторону и приступила к съемке чертежей. Вчера перед сном я решила, что первую половину дня буду посвящать заданию Алекса, а вторую – своим собственным делам.

Учитывая, что весь мой вчерашний труд оказался напрасным, в этот раз к фотографированию пришлось подойти более серьезно – несколько раз перепроверять каждый снимок на четкость и на всякий случай делать дубликаты. Сосредоточиться на архитектурных планах было непросто, ибо и мысли, и взгляд то и дело возвращались к сборнику сказок маленькой баронессы.

Получить в свое распоряжение подобный дневник – большая удача, даже если он содержит в себе истории про зайчиков и лисичек категории 0+. Юную собирательницу фольклора можно вынести в отдельную главу или посвятить ей целый раздел – если Эдуард согласится рассказать о девочке что-нибудь еще.

Ближе к одиннадцати часам я оставила чертежи и отправилась пить кофе – не столько для того, чтобы испортить перед обедом аппетит, сколько за тем, чтобы позвонить брату. Ругаться с ним уже не хотелось, за ночь я успокоилась и накидала примерный план работы с его бумагами. Но отдельные вопросы все-таки требовалось прояснить.

Так, дозвонившись, я заявила Алексу, что больше не намерена ходить вокруг замка кругами в поисках Интернета, а потому буду присылать ему фото один-два раза в неделю – из Бадена. Кроме того, потребовала, чтобы брат время от времени пополнял счет моего мобильного телефона – переговоры с ним стоили денег, а оплатить сотовую связь в Ацере попросту невозможно. Судя по всему, часть вдохновенной речи, которую я толкала вчера вечером на холодном ветру, Докер все-таки услышал, ибо на все мои требования согласился без возражений.

– Алекс, ты знаешь что-нибудь об Эдуарде Солусе? – спросила я после того, как мы обсудили последний организационный вопрос.

– Что-то знаю, – ответил брат. – Правда, не много. Когда я собирался в Ацер, навел о нем кое-какие справки. А почему ты спрашиваешь?

– Да так. Интересно, что он за человек.

– Солус к тебе пристает?

– Боже сохрани, Алекс! Эдуард ведет себя прилично. Более того, мы видимся только утром и вечером – днем барон занимается своими делами, а я сижу в библиотеке. Знаешь, в нем есть что-то, что цепляет взгляд. Солус какой-то… странный. Нет, не так. Скорее необычный. Загадочный. Он вежлив и деликатен, но при этом держится с таким достоинством, что в его присутствии хочется сделать реверанс и спрятаться за веером из страусиных перьев.

– Вот загнула! – усмехнулся Алекс. – Впрочем, я тебя понимаю. В наше время встреча с воспитанным человеком действительно может вызвать культурный шок.

– Очень смешно, – фыркнула в ответ. – Я, между прочим, не шучу. Эдуард правда необычен и отличается от всех моих знакомых мужчин.

– Прими мои соболезнования, Софи. Похоже, ты всю жизнь общалась с неотесанными грубиянами. А если серьезно, Солус – аристократ Бог знает в каком поколении. Утонченность и умение держаться с достоинством у него в крови.

– Он живет в жутком захолустье, Ал. Трудно оставаться утонченным, когда тебя окружают волки, лес и туман.

– Согласен. Вот только в захолустье Солус находится не очень-то давно. Большую часть своей жизни он провел за границей. Профессор, который свел меня с нашим бароном, говорил, что этот парень долгое время занимался разработками в области машиностроения. Вроде бы его интересовали скоростные поезда. Если порыться в Интернете, можно найти пару интервью, в которых он рассуждает, какие двигатели лучше, и что придет на смену составам на магнитной подушке. Забавно, да?

– Не то слово, – удивилась я. – Особенно если учесть, что сейчас этот мужчина – управляющий большим старинным музеем. Наверное, в его жизни случилось какое-то серьезное событие, раз он оставил поезда и вернулся в Ацер. Как думаешь, Солус женат?

– Тебе-то какая разница, Софи? – хохотнул брат. – Признайся, Эдуард тебе понравился?

– Алекс, я познакомилась с ним два дня назад. Мне просто любопытно.

– Я про его личную жизнь ничего не знаю. Но могу предположить, что если рядом с ним не ошивается какая-нибудь высокородная леди, то господин аристократ холост. Если любопытно, поинтересуйся у него сама. Но сначала закончи с чертежами, ладно?

Я закатила глаза и, буркнув, что сделаю все в лучшем виде, положила трубку.

Залпом допила остывший кофе, ополоснула чашку и уже собралась отправиться обратно в библиотеку, как вдруг услышала из прихожей скрип открывающейся двери. Поспешила на звук и едва не столкнулась на пороге кухни с незнакомой коренастой женщиной средних лет. Она была одета в толстую матерчатую куртку, поверх которой был накинут красный жилет с надписью «Орион», и держала в руках большую прямоугольную сумку.

– Здравствуйте, – сказала я ей. – Вы пришли к господину Солусу?

– Добрый день, – кивнула женщина. – Я пришла сделать уборку, а заодно принесла вам обед. Вы – София Корлок?

– Да.

– А я – Аника Мун, здешняя приходящая горничная. Будем знакомы.

– Очень приятно.

– Хорошо, что я вас застала, – продолжила женщина, проходя в кухню. – Уж больно хотелось на гостью посмотреть. Как вам живется в этакой холодине?

– Если честно, не очень, – призналась я. – Но я уже начинаю привыкать.

– К местным сквознякам привыкнуть не возможно, – твердо заявила Аника, выставляя из сумки на стол судки, обмотанные фольгой. – Поживете тут неделю и, как пить дать, схватите пневмонию. Переезжайте лучше к нам. Мой супруг держит в Бадене гостиницу «Орион», – она гордо ткнула пальцем в свой жилет. – Там тепло, уютно, имеется хороший ресторан. До замка четыре раза в день ходит автобус. Будете приезжать в Ацер, как королева.

– Нет, спасибо, – улыбнулась я. – Мне удобнее находиться здесь. Так значит, это вы кормили меня теми вкуснейшими кашами?

– Да, – она заулыбалась в ответ. – Мы с сыном по очереди возим сюда еду. А я еще дважды в неделю делаю здесь влажную уборку.

– Понятно. Чем же вы побалуете меня сегодня?

– Сегодня в меню жаркое по-домашнему, капустный салат и чай с яблочным пирогом. Вы любите яблочный пирог?

– Обожаю.

– Выпечка у нас отменная. Приезжайте в Баден, мы вас угостим плюшками с корицей и домашними эклерами. Пальчики оближите.

– Приеду непременно, – улыбнулась я. – Причем, уже в эти выходные. Для господина барона вы тоже что-то привезли? Он говорил, что уедет в город и вернется только вечером.

– Господин Солус готовит себе сам, – хмыкнула Аника. – Наверняка питается какой-нибудь гадостью. Сомневаюсь, что он способен состряпать что-нибудь сложнее овсянки. Мой муж периодически варит для него какие-то напитки, еду же барон не заказывал у нас ни разу. По крайней мере, для себя.

Я слушала ее с возрастающим удивлением. Готовит сам? Странно. Я не видела в кухне никаких следов того, что здесь бывает кто-то кроме меня. Быть может, у Эдуарда есть собственная кухонька? Или же он предпочитает столоваться не в «Орионе», а в другом ресторане – втайне от четы Мун.

Вообще, разговаривать с Аникой оказалось очень интересно. Она пересказала мне все городские и деревенские сплетни, искренне посочувствовала намерению провести пару-тройку недель в холодной библиотеке, и с ходу назвала около десятка краеведов, которые могли бы помочь мне со сбором фольклора («Знаешь, кто у нас главный сказочник? Наш мэр! Каждый день фантастические истории рассказывает: про ремонт тротуаров, про новый сквер, про уличные фонари. Да так складно! Заслушаться можно»).

Словом, в библиотеку я вернулась только после обеда и в течение двух часов наверстывала то, что упустила из-за болтовни с братом и горничной. Когда же план по сегодняшней фотосъемке оказался выполнен, поспешила в спальню – читать записи Аннабель Солус.

В комнате несколько минут пришлось потратить на то, чтобы перенести снимки чертежей в ноутбук и распределить их по нужным папкам, после чего я уселась в кресло, укрылась одеялом и принялась изучать старинный блокнот.

Сказок в нем было много, я насчитала не менее девяти. Судя по всему, Аннабель не стремилась литературно их обработать – каждая история оказалась изложена так, как ее могла бы рассказать старая няня – говорливая добродушная крестьянка с хорошей памятью и прекрасной фантазией.

Первые три сказки, посвященные приключениям храброй белки и глупого волка, были «бродячими» – подобные произведения, только с иными героями, я встречала в других регионах нашей страны. Остальные оказались волшебными и имели разные сюжеты – о любви, о поисках похищенного сокровища или же о победе над злым демоном. При этом все они имели общую деталь: одним из героев этих сказок оказывалось страшное потустороннее существо – оборотень или вампир. На самом деле, в этом не было ничего удивительного – топкие болота и глухие леса, окружающие Баден и его окрестности, не могли не породить в воображении людей жутких кровожадных монстров – аллегорию опасности, поджидающей местных жителей в чаще или среди надгробий старинных кладбищ.

Если с оборотнями было все понятно – крестьяне в лице старушки Матильды считали их черными колдунами или переродившимися разбойниками, то информация, которую няня давала воспитаннице о вампирах, меня изрядно удивила. Прежде всего, выяснилось, что у этих монстров имеется своя иерархия. Аннабель четко разграничивала кровососов на две группы: вурдалаков – оживших мертвецов, чьей единственной целью было напиться человеческой крови, и собственно вампиров – бессмертных существ, которые сохранили память, интеллект, а значит, могли свободно жить среди обычных людей и питаться кровью, не привлекая к себе внимания. Вурдалаков, являвшихся, по сути, аналогом безмозглых бешеных зверей, следовало немедленно уничтожать, желательно при помощи огня, ибо ни хрестоматийный осиновый кол, ни соль, ни святая вода на них не действовали. В самом деле, как можно убить куском дерева то, что и так уже является мертвым?

С вампирами же няня Матильда сражаться не рекомендовала, а предлагала договориться: этим созданиями было не принципиально, чью именно кровь пить, а потому за стакан свиной или бараньей крови, главный герой сказки мог приобрести мудрого советчика или даже верного союзника.

Описание кровососов тоже существенно отличалось от общепринятого. Во-первых, у них отсутствовали клыки. В этом была своя логика: если у человека изначально имелись нормальные зубы, каким образом его челюсть могла трансформироваться в ненормальную? Поэтому, ввиду отсутствия альтернативы, вурдалаки разрывали жертву когтями или вовсе голыми руками, а вампиры имели при себе специальные ножи, которыми было удобно вскрывать жертве вену.

Во-вторых, те и другие по-разному относились к солнечному свету. Вурдалаки предпочитали прятаться от него в любом темном укромном месте, вампиры же были к нему равнодушны – я нашла в сборнике Аннабель три сказки, в которых эти бессмертные существа совершенно спокойно прогуливались днем по городским или деревенским улицам.

От прочитанного я пришла в дикий восторг. Эдуард вручил мне настоящий клад – на основе записей баронессы Солус можно не только составить шикарный раздел фольклорного сборника, но и написать целую научную работу про суеверия жителей разных уголков нашего государства.

Когда же я дошла до последней страницы книги, выяснилось, что одним томом «Сказки нянюшки Матильды» не ограничиваются – последняя сказка обрывалась на самом интересном месте. Видимо, Аннабель не хватило места, чтобы записать ее целиком. В связи с этим можно предположить, что в Ацере есть еще один старинный блокнот со сказками. Вечером нужно попросить Эдуарда его найти. Такое сокровище не должно пылиться на полках, его нужно обязательно представить людям.

***

На ужин Солус, как и всегда, явился раньше меня. Он снова ничего не ел, зато – очевидно, для разнообразия – что-то неторопливо пил из большой керамической кружки.

Мои восторги по поводу «Сказок нянюшки Матильды» барон выслушал с улыбкой, а на вопрос, нет ли у них продолжения, только покачал головой.

– Его нет, и это совершенно точно, – сказал Эдуард. – Возможно, последняя сказка оказалась незаконченной, потому что из блокнота выпали несколько последних листков. Если хотите, я могу их поискать. Или поищите сама – скорее всего, они лежат на третьей полке шестого стеллажа. Сборник Аннабель все эти годы хранился именно там.

– Чудно, – кивнула я. – В таком случае, мне и правда лучше поискать самой. Я ведь все равно проведу в библиотеке все утро. Кстати, Эдуард. Вы говорили, что с завтрашнего дня в Ацере возобновляются экскурсии.

– Да, так и есть. И вы по-прежнему можете к ним присоединиться. Я предупрежу об этом гида.

– Спасибо.

Несколько минут мы молчали: я ела куриный салат, Солус пил свой напиток.

– Как дела в Бадене? – поинтересовалась, отодвигая в сторону пустую тарелку.

– Как обычно, – пожал плечами барон. – Серо, грязно, печально. Вы уже гуляли по этому городу?

– Нет, я была только на железнодорожном вокзале, а с него сразу же отправилась в Ацер.

– На самом деле Баден достаточно уютен и живописен, – заметил Эдуард. – Там есть старинная церковь, множество средневековых улочек с каменными двухэтажными домами, несколько старинных кафе. А здание городского совета и вовсе считается памятником архитектуры. Однако в ноябре там уныло. По крайней мере, так кажется мне.

– Вам здесь скучно, верно? Вы говорили, что раньше жили за границей.

– В Ацере хватает дел. Тут постоянно что-то рушится, ломается, выходит из строя. У меня создается впечатление, что замок пытается этим привлечь к себе внимание. Его можно понять – на протяжении столетий здесь кипела жизнь: звучали голоса, рождались и умирали люди. Десятилетия тишины сводят Ацер с ума. Не могу сказать, что мне здесь скучно. Тут мой дом, София. Я люблю эти стены, и хочу, чтобы они простояли, как можно дольше. Я действительно долгое время жил в другой стране, и это было очень интересное время. Но сейчас я здесь. И это хорошо.

Он говорил мягким спокойным голосом, на его губах время от времени мелькала улыбка, но взгляд был печален. Я слушала его и думала о том, что этот человек, должно быть, очень одинок.

– Где ваши родные, Эдуард?

– Умерли, – он поставил свою чашку на стол. – Много лет назад.

– А жена?

Солус покачал головой.

– Я никогда не был женат, София. Вы, как я понимаю, тоже не замужем.

– Почему вы так думаете?

– Муж не позволил бы вам так долго находиться в тысяче километров от дома в компании малознакомого мужчины.

– Резонно, – усмехнулась я.

Да, с замужеством у меня пока не сложилось. И, на мой взгляд, в этом нет ничего страшного. Мне всего-то двадцать семь лет, а значит, я еще успею и найти жениха, и родить детей, и построить карьеру, и даже научиться плести кружева. При условии, что буду правильно распределять свое время и не стану размениваться по пустякам. По крайней мере, так говорит моя бабушка, а бабуле я доверяю безоговорочно – у меня еще не было повода, чтобы усомниться в ее правоте. Между тем, мы с Эдуардом не настолько близко знакомы, чтобы обсуждать чью-либо личную жизнь, а потому тему разговора лучше сменить.

– В субботу мне нужно побывать в Бадене, – сказала я. – Говорят, что между ним и Ацером курсируют автобусы.

– Верно, – кивнул Солус. – Они ходят через каждые два с половиной часа, начиная с девяти утра. Вы намерены провести в городе весь день?

– Да, скорее всего. Нужно отослать брату фотографии чертежей, а еще посмотреть средневековые улочки и старинные кафе.

– Я мог бы отвезти вас туда сам, – заметил Эдуард. – Личный транспорт гораздо удобнее общественного.

– У вас в Бадене дела?

– Нет. Просто мне хочется составить вам компанию. Поверьте, я знаю этот город как никто другой, и могу показать множество его интересных уголков. Если вы, конечно, не против.

– Я только за, – кивнула ему.

Прогулка с этим мужчиной определенно была хорошей идеей. Я посмотрела на стоявшую на столе пустую чашку, немного подумала и спросила:

– Эдуард, могу я задать вам личный вопрос?

В его глазах появился интерес.

– Задавайте.

– Чем вы питаетесь?

Интерес во взгляде Солуса сменился удивлением.

– Простите?

– Я ни разу не видела, чтобы вы ели, – смущенно объяснила я. – Мне начинает казаться, будто вы приходите в столовую только для того, чтобы я не скучала в одиночестве.

Эдуард усмехнулся.

– В целом так и есть. У меня особый режим питания, София, и особая диета. Мои приемы пищи не совпадают с вашими по медицинским причинам. Поверьте, я не голодаю. В столовую же действительно прихожу, чтобы составить вам компанию, а заодно узнать, нужна ли какая-нибудь помощь.

Я почувствовала, как мои щеки заливает краской.

– Спасибо за объяснение.

– Пожалуйста, – улыбнулся он. – Обращайтесь.

Туристы прибыли в Ацер в двенадцатом часу дня. В какой-то момент через приоткрытые двери библиотеки послышались громкие голоса и щелчки затворов фотоаппаратов. Я отложила в сторону мыльницу и поспешила на звук. Успела к самому началу экскурсии – посетители как раз выстроились в холле первого этажа напротив высокой худощавой женщины в строгом коричневом жакете.

Я невольно улыбнулась – точно такой пиджак носила моя преподавательница истории и литературы. Собственно, госпожа гид была на нее похожа не только этим – та же прямая спина, те же седоватые каштановые волосы, тот же умный внимательный взгляд. Увидев меня, женщина кивнула. Видимо, Эдуард, как и обещал, предупредил ее обо мне. Я кивнула в ответ и присоединилась к остальным экскурсантам.

– Добрый день, дамы и господа, – сказала гид. – Меня зовут Руфина Дире. Я рада приветствовать вас в старинном замке, полном тайн и загадочных историй. Ацер уникален. Здесь сохранились не только подлинные вещи, которыми пользовались аристократы прежних столетий, но и восхитительная атмосфера нескольких эпох – от средневековья до так называемых изящных времен. Прошу вас, следуйте за мной.

Рассказ госпожи Дире оказался очень интересным. Переходя из комнаты в комнату, она рассказала о том, когда и кем был основан Ацер, коротко обрисовала, как он переходил из рук в руки, пока не стал семейным гнездом баронов Солус.

– Скажите, не с этим ли замком связана история про вампиров? – спросил один из экскурсантов, когда мы вышли из очередного зала.

– С этим, – кивнула госпожа Дире. – В позапрошлом веке Баден и Ацер оказались в центре эпидемии холеры. Ее ужасные последствия породили в воображении людей немало фантазий, которые превратились в страшные сказки.

– Так значит, крестьяне действительно брали замок штурмом, а потом устроили пожар?

– Это выдумки, – улыбнулась экскурсовод. – Местные жители с уважением относились к Солусам и ни при каких обстоятельствах не стали бы жечь их жилище. Скажу больше: после того, как холера выкосила его хозяев, Ацер ни разу не подвергался нападению грабителей. А ведь он стоял пустым почти сорок лет – до тех пор, пока его не навестил сын последнего выжившего барона. Кстати. Сейчас мы с вами входим в среднюю галерею – переход между центральной частью замка и его правым крылом. Обратите внимание на эту стену: здесь висят семейные портреты Солусов. Все они – отличные образцы живописи прошлых веков. Наши аристократы не позировали местным самоучкам, их писали только столичные мастера. Особенно хорошо сохранились три последних портрета. Это старый барон и двое его детей – сын Антуан и дочь Аннабель.

Услышав имя юной сказочницы, я встрепенулась и поспешила продвинуться вперед. Изображения брата и сестры висели рядом, а их сходство сразу же бросалось в глаза. Они были одинаково темноволосы и кареглазы, имели острые скулы и удивительно красивые губы – точеные, будто вышедшие из-под руки великого скульптора. Точно такие, как у нынешнего хозяина Ацера. Похоже, эти губы – семейная особенность Солусов.

Я подошла к портретам ближе. Антуану на вид было не больше восемнадцати лет. Он держался с достоинством и одновременно создавал впечатление доброго, чуть застенчивого молодого человека. А его сестра… его сестра действительно была ангелом. Ее круглые румяные щечки, большие лучистые глаза и мягкая улыбка приковывали взгляд. Судя по всему, картину написали незадолго до смерти Аннабель – на ней девочке было одиннадцать-двенадцать лет. В отличие от брата, изображенного в дорогом камзоле, юная баронесса позировала в простом домашнем платье (не иначе милая причуда, которой не смогли отказать любящие родители), а в руках держала маленькую книжечку – блокнот в мягкой матерчатой обложке. Тот самый, который я читала вчера.

По моей спине невольно поползли мурашки.

– А где же еще один портрет? – спросила я у Руфины Дире. – Насколько я знаю, у старого барона было трое детей.

– Совершенно верно, – кивнула экскурсовод. – Антуан и Аннабель – младшие дети господина Солуса. Старший сын – Эдуард – тот самый счастливчик, который выжил во время эпидемии и продолжил сей славный аристократический род. Его изображения, к сожалению, нет. Вернее, оно есть, но конкретно сейчас картина находится на реставрации. Впрочем, чтобы узнать, как выглядел наследник Ацера, портрет не нужен. Для этого достаточно посмотреть на нынешнего Солуса, тоже, кстати, Эдуарда. Я видела картину до того, как ее увезли из замка, и могу сказать, что сходство между ними потрясающее. Если бы я не знала, что этих мужчин разделяют две сотни лет, подумала бы, что живой и нарисованный Солус – это один и тот же человек.

Руфина говорила, улыбаясь, однако и в ее доброжелательном тоне, и во взгляде, который она теперь не сводила с меня, было нечто такое, из-за чего возникало четкое впечатление: господин барон этой женщине почему-то не нравится.

Экскурсия длилась больше часа. За это время мы обошли все помещения замка, открытые для посетителей, включая старинную кухню и погреб. Госпожа Дире была права – Ацер производил на гостей потрясающее впечатление.

После того, как обход завершился, и туристы направились к выходу, я подошла к госпоже Дире. Та, как оказалось, меня уже ждала.

– Я помогу вам с большим удовольствием, – сказала она, когда я сообщила ей о своей работе и горячем желании узнать больше о местном фольклоре. – Приезжайте ко мне в Хоску, я вас с такими замечательными бабушками познакомлю! Сказительницы они необыкновенные, столько интересного знают – заслушаетесь.

– Здорово, – обрадовалась я. – Когда же мне можно приехать?

– Завтра. У меня будет выходной, а в Ацере станет работать другой экскурсовод. Приезжайте утром, после обеда наши старушки имеют обыкновение ходить друг к другу в гости.

– Хорошо. В таком случае, до завтра.

– Буду вас ждать, госпожа Корлок.

***

Чертежами Алекса я занималась до вечера. Рассудив, что завтра у меня наверняка не хватит на них времени, решила выполнить двойную работу, дабы потом спокойно заниматься своими делами. Поиск утерянных листков из «Сказок нянюшки Матильды» тоже пришлось отложить на более поздний срок, хотя соблазн порыться на библиотечных полках был очень велик: благодаря напольным лампам Эдуарда я могла здорово увеличить время своих занятий – аккумуляторы, на которых они работали, оказались достаточно мощными, чтобы работать несколько часов без перерыва.

Когда мои наручные часы показали, что до пяти часов вечера осталось десять минут, я выключила фотоаппарат, погасила лампы и отправилась на ужин.

Столовая встретила меня тишиной – господин Солус почему-то опаздывал. Это оказалось неожиданным: вечернюю трапезу Эдуард еще ни разу не пропускал. Возможно, барона задержали какие-то дела, или же в этот раз у него попросту не было настроения меня развлекать.

Ужин в итоге получился унылым. Рагу, которое мне доставили в пузатом глиняном горшочке, было сочным и ароматным, но я глотала его, не чувствуя вкуса. Приглушенный свет бра, темень за окном и звенящая тишина комнат вызывали ощущение грусти и безнадеги, а сам Ацер напоминал склеп – холодный и безмолвный. Его хозяин прав, здесь очень не хватает человеческих голосов, и даже толпы туристов не в силах заменить осиротевшему замку семью.

Между тем, стоило мне покончить с рагу и приступить к чаю, как хлопнула дверь в прихожей, и в столовой появился Эдуард, тепло одетый и находящийся в прекрасном расположении духа.

– Вы поужинали, София? – весело поинтересовался он. – Допивайте чай и собирайтесь. Я приглашаю вас на прогулку.

– Здорово, – улыбнулась я. – Где будем гулять?

– Возле Ацера.

– В лесу?

– В парке. Он небольшой и находится рядом с правым крылом. Сегодня там закончили монтаж нового освещения, и мне нужно проверить, как теперь будут гореть фонари. Составите мне компанию?

– Конечно, – кивнула я, залпом допивая то, что осталось в чашке.

Как интересно: в Ацере, оказывается, есть парк. Мне почему-то казалось, что он окружен высокой стеной, и кроме хозяйственных построек здесь ничего нет. Впрочем, это не мудрено – с момента своего приезда в замок на улицу я выходила всего один раз – когда ловила у местных ворот Интернет.

Отправив грязную посуду в мойку, я надела куртку и шарф, и вышла вслед за Эдуардом на крыльцо. Стоило закрыть за собой дверь, как территория озарилась мягким желтоватым светом – барон нажал на невидимый рычаг и включил уличные лампы, встроенные в лежавшие вдоль дорожек каменные плиты.

– Так гораздо лучше, не правда ли? – улыбнулся Солус, предлагая мне взять его под руку. – С электричеством в Ацере беда, оно то и дело выходит из строя. Надеюсь, в этот раз все будет по-другому.

Мы спустились по ступенькам вниз и неторопливо пошли вперед. Воздух был сырой и холодный, однако туман еще не успел повиснуть над землей, и у меня появилась прекрасная возможность осмотреть Ацер снаружи.

От увиденного в первое мгновение захватило дух. Если верить рассказам Алекса и моим скромным познаниям в архитектуре, замок Солусов представлял собой яркий образец готической постройки – крепкие мощные стены, которые, казалось, уходили в самое небо, стрельчатые своды крыш, высокие узкие окна и башни с каменными скульптурами в полукруглых нишах. Если Ацер так хорош в свете фонарей, как прекрасен он должен быть при свете солнца!

Эдуард, явно заметивший мой восторг, время от времени бросал на меня хитрые взгляды, однако молчал, от чего возникало впечатление, что самое интересное нас ждет впереди.

Мы миновали замковый двор и остановились возле невысокой каменной ограды, выполнявшей, скорее декоративную, нежели защитную, функцию. Ворот у ограды не было – две ее стены сходились в широкую крепкую арку, плотно оплетенную стеблями каких-то ползучих растений.

– Прошу вас, София.

Парк действительно был небольшим, он состоял всего из трех аллей, расходившихся в стороны, как цветочные лепестки. Вдоль широких дорожек росли толстые деревья – дубы и клены, а также низкие густые кустарники, между которыми прятались тяжелые скамейки на витых металлических ножках и высокие затейливые фонари. Несмотря на то, что парк был по-осеннему гол, впечатление он создавал потрясающее, причем, в самом прямом смысле. Архитектор, проектировавший сие великолепие, обладал своеобразным чувством юмора: очевидно решив, что с дубами и лавками парк смотрится бедновато, он разместил здесь статуи полуобнаженных мраморных красавиц. При этом установил их так близко к деревьям, что создавалось впечатление, будто это и не статуи вовсе, а привидения, которые внимательно наблюдают за гуляющими людьми.

Не знаю, как каменные девы выглядят днем, а вечером, в желтом свете фонарей они смотрелись жутковато.

– Забавные скульптуры, – сказала я Эдуарду.

Тот пожал плечами. Судя по всему, у него призрачные девы таких ассоциаций не вызывали.

– На днях их закроют ящиками, – заметил Солус. – Пока держится хорошая погода, они стоят так, но перед наступлением холодов их придется спрятать.

– Как вам фонари?

– Отлично. Они работают, и это здорово. По крайней мере, пока. Вам нравится парк, София?

– В целом да, – я невольно поежилась. – Правда, сейчас он выглядит несколько… готично. Темное небо, холодный ветер, голые деревья, статуи, которые кажутся полупрозрачными… Не хватает только вампира.

Эдуард сбился с шага.

– Вампира? – переспросил он.

– Для полноты картины, – пояснила я. – Если бы он сейчас появился из-за деревьев, все это могло бы стать отличной декорацией для какой-нибудь страшной и загадочной истории.

– Из-за этих деревьев может появиться только волк, – усмехнулся Солус. – Парк маленький и примыкает к перелеску, о котором я вам говорил пару дней назад. Но не волнуйтесь, конкретно сейчас зверь сюда не придет – его отпугнет свет, наши голоса и запах.

Что ж, это радует. Потому как волк – это последнее существо, которое мне хотелось бы тут встретить. Право, уж лучше вампир. Если верить нянюшке Матильде, с ним хотя бы можно договориться.

– У этого парка интересная форма, – заметила я, когда мы дошли до конца одной из аллей. – Мне казалось, что его дорожки должны соединяться, а они просто обрываются у деревьев.

– Да, это не очень удобно. Чтобы перейти на другую аллею придется вернуться назад, – согласился Эдуард. – Между тем, эта странная форма вполне объяснима. Если смотреть на парк из верхних спален правого крыла, можно увидеть, что он обустроен в виде огромной буквы Э. Его заложил один из моих предков для своей супруги Элеоноры. Ей не нравилось, что возле замка нет места для прогулок, а бродить по лесу она не желала. Поэтому муж разбил для нее парк.

– Наверное, ваш предок очень любил свою жену, – сказала я.

– Да, любил, – криво улыбнулся Солус. – Элеонора являлась его второй супругой, и у них была значительная разница в возрасте – барон был старше жены на двадцать три года. Он обожал ее, почти боготворил, поэтому всячески баловал и безропотно исполнял любой каприз. Благодаря Элеоноре в Ацере появился не только парк, но и несколько новых комнат и даже теплицы с диковинными цветами. Правда, теплицы до нашего времени не сохранились – после эпидемии холеры ухаживать за растениями стало некому, и новый хозяин Ацера приказал их снести.

– Вы имеете ввиду Эдуарда Солуса? – уточнила я. – Речь снова идет о той семье, что жила здесь двести лет назад?

– О, я смотрю, вы сегодня побывали на экскурсии, – снова улыбнулся мужчина. – Да, речь снова о них.

– Выходит, Элеонора была матерью Аннабель?

– Антуана и Аннабель. Старший сын являлся ребенком от первого брака.

– А что случилось с первой женой барона?

– Насколько мне известно, она умерла от воспаления легких. В то время уровень медицины оставлял желать лучшего, и люди жили гораздо меньше, чем теперь. Знаете, София, у меня все никак не доходили руки до этого парка. Он, конечно, мил и живописен, однако его давно пора реконструировать – посадить новые кусты, разбить клумбы, обновить дорожки. Вы правы, станет гораздо удобнее, если все три аллеи будут соединяться в одну. Весной непременно выпишу сюда рабочих.

– А как же буква Э? Если вы соедините ее лучи, исчезнет последняя память о безграничной любви барона к его супруге.

Эдуард поморщился.

– Не вижу в этом никакой беды. Парк станет красивее и комфортнее, а это гораздо важнее, нежели чувства, о которых давным-давно все забыли. К слову сказать, память о безграничной любви Солусов останется даже в том случае, если я сравняю это место с землей. Перед смертью старый барон распорядился похоронить его рядом с супругой. Так вышло, что Элеонора умерла на несколько дней раньше него, и была перенесена в семейную усыпальницу. Старик приказал изготовить большой саркофаг, в котором бы они поместились вдвоем, поэтому Солусы покоятся вместе. Более того, на крышке их гробницы высечена сентиментальная ерунда, вроде «Навеки неразлучны» или что-то в этом духе, я точно не помню.

– Вас не очень-то вдохновляет эта история, верно?

Он пожал плечами.

– В ней есть нечто фальшивое. Театральное, отдающее дешевой бульварщиной. Привязанность барона у меня сомнений не вызывает, а вот взаимность его жены находится под большим вопросом. Элеонора происходила из обедневшего дворянского рода, и Солус стал для нее очень удачной партией. Я не хочу сказать, что она была плохой женщиной. Наоборот, баронесса оказалась умной и рачительной хозяйкой, да и манеры у нее были на высоте. Но муж ей был не нужен. Он годился Элеоноре в отцы, и она относилась к нему скорее с уважением, нежели с любовью. Я уверен, что у нее имелся тайный поклонник, с которым она проводила время.

Я улыбнулась. Удивительное дело – в каждой семье есть человек, которого принято считать недостойным и который по каким-то причинам не вписывается в общую картину родственных связей. К примеру, в моей семье таким родственником-изгоем является тетушка Марта – мать дорогого братца Алекса и жена не менее дорогого дядюшки Рика – двоюродного брата моего отца. По мнению большинства членов нашего семейства, тетя Марта – это неаккуратное легкомысленное создание, которое много лет сидит на шее у своего мужа и больше всего на свете любит праздники и вечеринки. Если же познакомиться с дядиной женой поближе, удивительным образом оказывается, что Марта – веселая очаровательная женщина, исключительно мудрая и понимающая, прекрасный организатор любых мероприятий и вообще мозговой центр их семьи. Она относится к тому типу дам, которым не нужно прилагать усилия, чтобы покорить сердце мужчины или получить дорогой подарок. И мужчины, и подарки падают к ее ногам, как листья в осенний ветреный день. Тетя легко относится к жизни, и жизнь отвечает ей тем же. Мою бабушку до сих пор раздражает патологическое нежелание Марты мыть посуду и полы, и чрезвычайно удивляет, насколько спокойно к этому относится ее муж, который, к слову, купил супруге посудомойную машину и робот-пылесос. Дядя с тетей живут душа в душу тридцать лет, и окружающие жутко завидуют их счастью.

– Судить о людях, умерших много лет назад, конечно, тяжело, – сказала я. – Но, мне кажется, что барону и баронессе было друг с другом хорошо. Имелся у Элеоноры любовник или нет, мы уже не узнаем, да это и не важно. По крайней мере, дети у Солусов точно были общими – об этом говорит уже то, что вы, наследник их старшего брата, похожи на Антуана и Аннабель, как родной. Барон очень любил свою жену, рядом с ней он был счастлив, а это самое главное. Знаете, Эдуард, я бы очень хотела, чтобы мой отец тоже был счастлив. Чтобы встретил женщину, в которую без памяти влюбился, женился на ней, и она родила бы мне брата или сестру. Даже если избранницей папы станет моя ровесница или совсем молоденькая девушка, я отнесусь к этому с пониманием. Лишь бы ему было хорошо.

Солус бросил на меня вопросительный взгляд. Я глубоко вздохнула.

– У моей матери была серьезная болезнь почек. Она умерла от нее, когда мне исполнилось десять лет. Для нас с папой это стало большим ударом, причем, отец переживал в разы больше, чем я. Он ушел с работы, целыми днями сидел у ее могилы, много пил… Он любил ее, Эдуард. Всей душой. Мне пришлось переехать к бабушке, потому что папа категорически не хотел меня видеть. Я очень похожа на маму. У меня такое же телосложение, такие же голубые глаза, курносый нос, и каштановые волосы один в один, как у нее. Я так сильно напоминала отцу умершую жену, что его боль становилась невыносимой. Поэтому первые месяцы после ее смерти мы провели врозь. Да и следующие тоже. Моим воспитанием до самого совершеннолетия занималась бабушка, а папа только переводил ей деньги и время от времени приходил к нам в гости. Тогда я ужасно обижалась на него за эти редкие встречи. А теперь понимаю: отцу фактически пришлось учиться жить заново – без мамы. С тех пор прошло семнадцать лет, а он этому так и не научился. Его боль, конечно, притупилась. Папа бросил пить, нашел хорошую работу, которая ему очень нравится, да и на мамину могилу приезжает всего пару раз в год. Мы с ним стали общаться гораздо чаще и здорово подружились. Он поддерживает меня во всем. Знаете, это по-настоящему круто – чувствовать, что на свете есть человек, который всегда находится на твоей стороне. Однако в личной жизни папа не счастлив.

– Он стал затворником?

– Что вы, наоборот! Когда отец более-менее пришел в себя, женщины пошли в его жизни чередой. Он менял их так часто, что я не берусь вспомнить их точное количество. При этом ни одна из них не смогла подвигнуть его на второй брак. Папа очень разборчив в связях, его подруги – приличные милые женщины. Любая из них могла бы стать ему хорошей женой, но он и не хочет связывать себя какими-либо обязательствами, поэтому все его отношения длятся не больше пяти-восьми месяцев. Конечно, человек имеет право жить так, как ему нравится, но я вижу, что даже окруженный женским вниманием, папа остается бесконечно одиноким. Он словно ищет такую, как мама, но никак не может найти. Знаете, Эдуард, вашему предку очень повезло. Барон сумел пережить смерть первой супруги, полюбить снова и построить еще одну крепкую семью. Какой бы женщиной не была Элеонора, она смогла сделать своего мужа счастливым. Если же при этом баронесса была счастлива сама, остается ей только позавидовать – по-доброму и с улыбкой.

Солус слушал меня молча. Когда же я закончила свою речь, он остановился, а потом взял мою руку и, наклонившись, осторожно коснулся озябших пальцев сухими прохладными губами.

– Спасибо вам, София.

– За что? – удивилась я.

Он мягко провел пальцем по моему запястью.

– За теплоту.

Я повернула ладонь и пожала ему руку.

– Элеонора достойна благодарности, Эдуард. Оставьте парку ее имя. Вам все равно это ничего не будет стоить.

Солус улыбнулся и пожал мне руку в ответ.