Читать книгу Сказки двух соек - Ольга Юрьевна Морозова - Страница 2

В давние-давние времена, в далеком-далеком уральском селении жила-была красавица Таисия. Жила она в родительском доме и горя не знала. Все у нее было: нарядов полные сундуки, украшений да каменьев разных видимо-невидимо. Отец дочку обожал и все для нее делал, потому что она была у него одна – единственная, а мать ее умерла родами. Семья ее по тем меркам зажиточной была, отец считался богатым купцом. Ездил он в далекие города, возил шкуры соболиные, да изделия из камня, кои скупал у резчиков. В ту пору много на Урале было мастеров да резчиков по камню – один другого искуснее. И все богател он и богател, да вот беда – жадность стала его одолевать. А, как известно, богатство в руках у слабого человека много бед натворить может, потому как, кроме денег все остальное стало купцу уже не мило. И все сидел он и думал, как бы ему еще побольше заработать. Сундуки уже ломились от добра, складывать было некуда, но купцу все мало и мало было. Через ту жадность и приключилась с ним беда.

К красавице Таисии многие сватались, но она все же одного из всех женихов выделяла – местного мастера Никиту. Был он в тех краях самым искусным резчиком по камню. Что за изделия выходили из его рук! Любо-дорого посмотреть было. Славились они далеко за пределами Урала, аж до самого царского дворца слава о них доходила. Отец Таисии все покупал у него за небольшие деньги и отвозил в столицу, где продавал втридорога. Но Никита не горевал. Для отца любимой он мог сделать все, что угодно. Камня вокруг было полно, а мастерить было для него все равно, что воды напиться. Вскорости он собирался к Таисии посвататься, и копил деньги на свадьбу. Но все случилось иначе. Всем сватам отец девушки отказывал – они казались ему недостаточно богатыми. Ему пришло в голову, что за Таисию он непременно должен получить сундук золота и сундук драгоценных камней, только тогда он соглашался отдать ее замуж. Девушка плакала, умоляла разрешить ей выйти за Никиту – они любят друг друга, Никита лучший мастер, он много поделок отцу смастерит, да и бедным его не назовешь. Но отец был непреклонен. Он и слушать ничего не хотел. Топал ногами, кричал – сундуки, да и точка.

И вот, как-то раз в пасмурный осенний вечер, когда за окном свистел злой ветер с гор, сгоняя в кучи опавшие листья и бросая их комьями в окна, да так, что иногда приходилось вздрагивать, дверь в избу Таисии отворилась, и изумленные домочадцы увидели на пороге странного гостя. Он был высок ростом, черноволос, с орлиным недобрым взглядом из-под насупленных черных бровей. Если не принимать во внимание злого выражения лица, его можно было бы назвать красавцем. Одет он был великолепно – дорогая соболья шуба до пят, на голове шапка из белого горностая, руки унизаны перстнями, которые таинственно мерцали в тусклом свете лучины. Как только он взглянул на Таисию, она сразу и обомлела, почувствовав что-то неладное. Низким утробным голосом гость спросил, где хозяин? Тот поспешно вышел из загородки, жестом отослав Таисию в светелку, а сам спросил, что будет угодно господину? Что это очень важный господин, купец сразу смекнул, но зачем он к ним пожаловал?

«Может, поделки осмотреть желаете, али шкурки? Извольте войти, я сейчас все принесу», – засуетился купец. Такой гость впервые сам к нему пожаловал, и он растерялся.

« Нет, не нужно, я по другому делу, – прогудел гость,– слышал я ты дочь красавицу замуж выдаешь? Видел, видел, хороша, ничего не скажешь. Я долгий путь проделал, да и времени у меня мало, скажу сразу – свататься я пришел. Сватов мне засылать недосуг, сам и приехал. Отдашь за меня?»

Купец оторопел. Как рыба открывал он рот и закрывал, но не мог и слова вымолвить.

«Успокойся,– сказал чернявый,– знаю я о твоем условии, иначе бы и не приехал»,– он крикнул что-то в пустоту за дверь, и как по волшебству появились вдруг на полу в избе сундуки: один до верху наполненный золотом, другой драгоценными камнями.

«Ну как? – поинтересовался гость,– этого ты хотел? Смотри, как сверкают! Только зачем тебе столько, ума не приложу? Вовек не истратишь, старый дурень. Ну да ладно, бери, мне не жалко, у меня этого добра сколько хочешь».

Но купец его уже не слушал. Глаза его от жадности загорелись, а руки затряслись. Блеск золота и каменьев ослепил его, и он готов был на что угодно. Бедная Таисия все слышала, она дрожала за дверью, как осиновый лист, хотя в доме было жарко натоплено. Незнакомец внушал ей ужас, а когда она услышала от отца согласие на свадьбу, и вовсе чуть не лишилась рассудка.

«Таюшка, доченька, выходи,– закричал купец не своим голосом,– посмотри, жених—то какой у тебя завидный – и красавец, и молодец, ни на что не скупится. Оденет тебя в шелка и бархат заморские, на золоте да на серебре кушать будешь, выходи, радость моя!»

Таисия вышла ни жива, ни мертва. Она боялась голову поднять, чтобы не встретится взглядом с женихом.

«Когда свадебку сыграем?» – купец потирал руки, довольный сделкой.

Незнакомец засмеялся: « Мы свадьбу играть не будем, завтра вечером я за невестой заеду, а ты собирай ее, да смотри, не шути со мной. По пути в церковь заедем, обвенчаемся, и домой скорее, я и так тут у вас задержался. Недосуг мне долее оставаться. Готовь, отец, дочь в дорогу, да береги ее как зеницу ока. Завтра, как стемнеет, я ее заберу».

Купец закивал, ему не терпелось с богатством своим остаться. Незнакомец еще раз захохотал, и вышел вон, как ветром его сдуло. Выглянула Таисия в окно, а там только ветер воет, да деревья к земле клонятся. Никого, пусто. Страшно ей стало, да деваться некуда – воля отца – закон. Скрутила Таисию тоска смертная, села она на лавочку возле печки и заплакала. Никто ее слез не видел. Отец спустил сундуки в подпол, да и сам там остался – богатства перебирать. Много ли времени прошло или мало, неизвестно, а Таисия так и сидела около печки, да, видно, уснула с горя. Очнулась она оттого, что кто—то об нее терся. Посмотрела вниз, а там рыжая кошечка сидит. Да такая забавная, шерстка длинная, шелковистая, рыжая-рыжая, прямо огонь. И глазками изумрудными прямо на Таисию смотрит. Удивилась Таисия, не было у них в доме никогда такой кошечки. Взяла она ее на руки, прижала к себе и начала про беду свою рассказывать, что жизнь не мила ей стала. Кошечка слушала внимательно, да вдруг и заговорит человеческим голосом:

«Не плачь, милая, твоему горю помочь не просто, но можно».

Таисия от изумления чуть в обморок не упала, но взяла себя в руки и спросила:

«Откуда ты, чудесная кошечка, и почему по-нашему говоришь? Никогда такого чуда не видела, да от людей не слышала. Может, от горя разум мой помутился? Наверное, так и лучше. Глядишь, жениху не мила стану».

Кошечка не помедлила с ответом: «Нет, с тобой все в порядке. Я не простая кошечка, а волшебная. Я не каждому являюсь. Отец мой огонь, а про мать ничего не скажу. Уж больно сильно ты горевала, жаль мне тебя стало, вот я и решила помочь. Да и жених твой мне давно известен, это горный дух Синей гряды. Он красивых девушек похищает, или вот как тебя забирает, а потом в каменные истуканы превращает. Душу живую он себе забирает, поэтому и может он иногда в человека превращаться. Но время у него в человеческом облике ограничено, для этого ему все новые и новые жертвы нужны. Ведь душа в его каменном теле долго не живет, она все равно улетает, и тогда он вновь рискует в глыбу превратиться, и горе ему, если это не дома произойдет. Только у себя, в Синих горах, может он передвигаться без опаски, далее без души ему путь заказан. Ну а когда душа улетает, человек, что в камне спрятан и вовсе надежды лишается, и ничто его уже не спасет, так и будет истуканом весь век стоять. У него целый сад таких фигур. И тебя такая же участь ждет. Ну да я тебе помогу. Сейчас уже ничего поделать нельзя. Дух силен как никогда. Придется тебе с ним ехать. Но ты главное не бойся. Зашей в подол красную ленточку, синюю в косу вплети, а зеленую в рукаве спрячь. И смело иди за ним. Как до места доберетесь, он тебя конечно, в камень превратит, но часть души твоей с тобой останется. А я тем временем Никиту предупрежу, и мы к тебе на подмогу отправимся, одной мне не справится»,– промолвила так кошечка и потерлась ласково о подол девушки. Таисия немного успокоилась, решив, чему быть, того не миновать, раз уж так судьба распорядилась, послать им с Никитой такие испытания, пусть так и будет. И пошла выполнять кошечкин наказ, да и заодно в дорогу собираться. Очень Таисия на кошечку понадеялась, потому как надеяться ей больше не на кого было.

Собрала она немного пожитков, зашила ленточки, как сказала кошечка, и прикорнула до утра. Утром вышла она в горницу, позвала отца, а он все в погребе сидел, деньги считал. Только каждый раз он со счета сбивался, и приходилось заново начинать. Уж больно много там денег было. Кликнула Таисия его из погреба, сказала, что хочет пойти с Никитой попрощаться, но отец раскричался на нее, и велел дома сидеть, жениха дожидаться. Негоже сосватанной невесте по парням бегать. Нечего делать, осталась Таисия, села у окошка, пригорюнилась, и запела песню о родном крае, о любви девичьей несостоявшейся. Хотела кошечку рыжую найти, погладить, да той нигде не было. «Видно, привиделось мне с горя, —подумала Таисия, – ну, да ладно, судьба девичья такая, от родительской воли никуда не денешься». Так, за думами, и вечер наступил. Стемнело. И сразу услышала Таисия во дворе цокот копыт. Сердце ее замерло, голова поникла на грудь. Поняла она, что жених здесь. Тотчас дверь распахнулась, и он показался на пороге.

«Ну что, невестушка, готова?– спросил он громким голосом. – Заждался я тебя. Уже не терпится мне наедине с тобой остаться. Поехали поскорее, время не ждет».

Таисия поднялась со скамьи, тут и отец, услышав голоса, из погреба вылез.

«Здравствуй, здравствуй, дорогой гость, невеста готова, только вас с нетерпением дожидается. Ты готова, доченька?»– купец посмотрел на девушку с радостным умилением.

«Готова, отец»,– произнесла Таисия чуть слышно.

«Ну, вот и хорошо, пойдемте во двор, провожу»,– купцу не терпелось остаться одному.

Вышли они во двор, а там запряженные в карету, четверка вороных коней стоит. Что это за кони были! Один другого краше. Да и карета богато убрана, только мрачновата немного, шторки серые на окошках, и сама вся серая. Несмотря на непогоду, жители деревни вышли посмотреть на чудо, отродясь они такой кареты не видели. Многие дальше соседней деревни никогда и не были. Дивились они, языками цокали. А купец, гордый, что такой гость у него, вел дочь под руку к карете. «Сосватали Таисьюшку, видите, какой жених нашелся, не то что вы, босяки, всем женихам жених!»– радовался купец. На сельчан он теперь и смотреть не хотел, не ровня они ему. В толпе и Никитка промелькнул, хотел броситься на жениха, да удержали его. Негоже бузу учинять, все знали— воля отца – закон для дочери.

«Уймись, Никитка, успокойся,– говорили люди,– не пара она тебе».

Уже занесла невеста ногу в карету, как отец спохватился, и, обращаясь к жениху, спросил: « Любезный зять, а как звать величать тебя? Так и не познакомились».

Зять усмехнулся, недобро посмотрел на купца, и ответствовал: «Имя мое, старик, ни к чему тебе, вряд ли более свидимся мы, но зови меня Варфоломеем».

Старик кивнул: «Хорошо, Варфоломеюшка, как скажешь». Поднял он руку, с дочерью попрощаться, и тут на пальце его перстень сверкнул, с огромным синим сапфиром – это он в сундуке с камнями нашел, и тут же надел. Гость перстень заметил, взгляд его вспыхнул каким—то красным злым огоньком, но ничего не сказал. Сели они в карету, дверь за собой захлопнули, и только их и видели. Не успела пыль улечься, а кареты уже и след простыл. Такие прыткие кони оказались. Все разошлись, а Никита еще долго вдаль вглядывался. Да только не было там ничего, как ни смотри. Не успели они уехать, как у купца с рукой что—то странное начало происходить. Отяжелела она как—то враз, обвисла, ни поднять, ни пошевелить он ей не может. Посмотрел купец на руку, а она почернела вся, скукожилась, словно высохшее дерево стала. Хотел он перстень снять, да не смог. Рубин в булыжник превратился, а золото в простое железо. Кое—как спустился купец в погреб, на богатства поглядеть, да так и застыл там в столбняке. Все золото, что было, на глазах его в землю превратилось, а камни простыми булыжниками стали. И почудился ему вдруг в тишине погреба дьявольский хохот. Заплакал купец, понял, какую непоправимую ошибку совершил, понял, что дочь нелюдю сосватал, да поделать ничего не мог. Вылез он из погреба, хотел к Никите пойти, да ноги вдруг подкосились. Немощь одолела. С той поры и занедужил. Слег, и, видно, уже не чаял подняться. Ни жив, и не мертв. Как окаменел. Дела его тоже в упадок пришли, совсем в бедность впал. Позвал Никиту к себе, и слезно умолял Таисию найти, и домой вернуть, иначе не умереть ему спокойно: «Прости меня, Никитушка, жадность дурака одолела. Да, видно, не заработанное счастья не приносит. Понял я все, да поздно уже. Смерть на пороге стоит».

Никита простил старика, и обещал, что непременно найдет девушку, без нее ему тоже жизни нет. Старик успокоился и благословил Никиту. В тот же день, Никита решил собираться в дорогу. И тут, когда он ворошил уголья в печи, появилась, вдруг, откуда ни возьмись, рыжая кошечка: «Здравствуй, добрый молодец! Как живешь, поживаешь? Неужто за Таисией собрался? Пора, пора. Заждалась она уже»,– сказала это кошечка и посмотрела на Никиту.

Тот от удивления слова вымолвить не мог. Никогда не слышал он, чтобы кошки говорили человеческим голосом. Ну и чудеса! Но кошечка не дала ему опомнится: «Что, удивлен? Ну не пугайся, я Таисии помочь обещала. А что до того, что я по—вашему говорю, так чего только на свете не бывает. То ли ты еще увидишь. Лучше поторапливайся. Завтра утром мы в путь трогаемся. Я тебе помогу».

«Ну, коли так, – промолвил Никита, – я согласен. Только как зовут тебя, помощница?»– и он наклонился погладить кошечку по шелковистой шкурке.

«Я волшебная кошечка, отец мой огонь, а про мать ничего не скажу, зови меня Огоньком, – кошечка повторила то же, что и Таисии,– сейчас я уйду, а завтра утром, как только рассветет, отправляйся в дорогу. Только положи с собой в котомку уголек из печки, инструменты свои для резки по камню, да смотри, ничего не забудь, и смело иди, а я тебя догоню».

На том и порешили. Никита, еще раз подивившись, спать пошел, чтобы с рассветом в путь отправится. Всю ночь ему то Таисия снилась, в мольбе тянущая к нему руки, то рыжая кошечка, то отец Таисии, скорбно умоляющий найти дочь, чтобы простится перед смертью и прощения попросить.

Утром чуть свет, Никита поднялся. Он сделал все, как кошечка сказала, положил в котомку уголек из печи, немного еды, лапти запасные, инструменты, и вышел за околицу села. Долго ли коротко шел он, да утомился, и решил отдохнуть, перекусить. Сел на пенек, достал хлеб, воду и начал есть. Хоть и глубокая осень стояла, а все равно не может Никита родными местами налюбоваться. До чего же хорошо, горы вдалеке виднеются, то синие, то черные…

Небо свинцовые тучи затянули, дождичек накрапывает, мох на камнях мокрый, бурундуки снуют меж валежника. Оставил им Никита немного хлеба, а сам задумался: « А туда ли он идет? Куда этот жених Таисию увез, неизвестно. Никто не видел. В любую сторону пойти можно. Да только, если уйдешь не туда, сколько времени потеряешь».

И вдруг, откуда ни возьмись, рыжая кошечка появилась. Никита обрадовался страшно: «Привет, Огонек! Я уж думал, ты забыла обо мне. Куда же идти нам? Может, ты знаешь?»

«Конечно, знаю, – ответила кошечка, – тот, кто невесту твою увез, живет в Синих горах. Это хозяин этих гор. Он Дух, но иногда, с помощью таких, как Таисия, удается ему к людям являться».

« Что значит, таких, как Таисия? – перебил кошечку Никита,– она, что не одна у него?»

«Нет, что ты, много, много девушек, – и кошечка рассказала ему про горного духа, то же, что и Таисии, а в заключении добавила: «Мы сейчас пойдем к одному Отшельнику, что в глухом лесу живет, он нам советы даст, как с Духом справится, а потом уже прямо к Синей гряде направимся. Я впереди пойду, а ты за мной поспевай, по сторонам не зевай, до темноты успеть нужно. Там, у Отшельника, и заночуем. Ну, готов?»

Никита кивнул, надежда на спасение Таисии все реальнее ему стала казаться. И пошли они в самую глубину леса, где не ступала нога человека, и даже звери старались сюда не забредать. По мере продвижения вглубь, лес все мрачнее становился, кустарник гуще, корни деревьев сплетались между собой, образуя сплошной ковер.

«И надо же человеку в такую чащу забраться! – недоумевал Никита. – Да и человек ли он, этот Отшельник?»

Но задумываться ему особенно некогда было, потому что рыжие всполохи мелькали далеко впереди, и Никита отстать боялся. Он и так почти бежал, даже под ноги не смотрел. Но видно, любовь ему упасть не давала. Рыжий огонек он из виду не упустил.

И вот, когда уже казалось, что этому переходу конца не будет, Никита увидел впереди не только свой путеводный Огонек, но и свет в окошке небольшой избушки. Подошел он поближе, а кошечка уже на пороге сидит, умывается. Постучался в дверь, никто не открывает. Смотрит Никита на кошечку с недоумением, а она будто дара человеческой речи лишилась. Мурлычет, да умывается. Растерялся Никита, стучит, стучит, чуть не плачет: « Открой, старче! Я за помощью пришел! Невесту мою горный дух украл обманом. Прошу, помоги!»

Тут кошечка перестала умываться, кинулась на крышу и исчезла в трубе.

«Ну все, – подумал Никита, – пропала моя кошечка, должно, сгорела, вон дым то из трубы валит какой!»

Сел он порог и заплакал. Но тут дверь в избу открылась, и на пороге показался старик. Был он высок и благообразен, с длинной седой бородой. Но глаза под кустистыми бровями были добрые: « Прости, добрый человек, – молвил он певучим голосом, – что долго не открывал тебе. Зелье доваривал, оторваться нельзя было. Но моя старая знакомая, Огонек, просила пустить тебя. Сказала, дело не терпит. Заходи, гостем будешь».

Никита вошел в избушку. А внутри светло, как днем. И непонятно, откуда свет идет. Ни лучина не горит, ни свеча. Подивился Никита, но промолчал. Все про Таисию думал. Как она там, в плену?

Старик усадил Никиту за стол, на котором, как по мановению волшебной палочки, вдруг всякая снедь появилась – и грибочки, и огурчики соленые, ягоды разные, дичь жареная, морсы, картошка паром дышит, щи дымятся, а запах такой, что с ума сойти можно.

«Поешь, с дороги, добрый молодец, не побрезгай, а потом и о беде своей мне расскажешь», – старик жестом показал Никите на еду.

Но того и уговаривать не надо было, так он проголодался. Поел, попил всласть, и начал рассказывать. Старик слушал, головой кивал, а когда Никита закончил, промолвил: «Ну что ж, я все понял, помочь тебе трудно, но можно. Многое от тебя зависеть будет, да от силы твоей любви. Сможешь справиться? Лиха тебе хлебнуть придется. Но ты мне приглянулся. Я все сделаю, чтобы задачу твою облегчить. Не бойся. А сейчас иди, отдохни, утро вечера мудренее. Да и устал ты с дороги, вижу сильно».

На том и порешили. Никита на сеновал отправился, и там, в душистом сене, на чистой постели и уснул богатырским сном. Но среди ночи вдруг легкое дуновение разбудило его. Открыл он глаза, а это кошечка усами его щекочет, разбудить пытается.

«Что тебе, Огонек? – недоумевал Никита. – Ты зачем меня разбудила? Вчера даже не показалась, а сейчас будишь?»

Но кошечка не обратила на его слова внимания: «Прости, так надо было. Всего я тебе сказать не могу. В нашем мире свои законы. Но слушай меня внимательно. Завтра Отшельник расскажет тебе, как Таисию освободить. Слушай и запоминай, повторять он не будет. Все, что даст, бери, не раздумывая. Он тебя не обманет. Но просто так он тебе подарки не отдаст, попросит что—нибудь взамен. Ты ему работу свою предложи. Да постарайся, чтобы ему понравилось. Он в этом толк знает. Делай так, как будто от этого жизнь твоя и Таисии зависит. Придется тебе несколько дней здесь провести, да ничего не поделаешь. И я силы пока наберусь. Как сделаешь работу, и старику ее отдашь, я скажу, что дальше делать, а пока прощай. Не спорь с ним, все что скажет, делай»,– с этими словами кошечка прыгнула в сено и исчезла, только сено немного вспыхнуло, где она сидела. А Никита снова уснул, теперь уже до утра.

Утром все случилось, как кошечка сказала. Не успел Никита в избу явиться, а стол уже накрыт. Хлеб свежий, как будто только из печки, молоко, сметанка. Поел Никита и ждет, что старик скажет. А тот и говорит: «Ну, не буду томить тебя. Знаю я, как твою суженую спасти. Слушай внимательно и запоминай. Повторять я не буду. Пойдешь ты по лесам и полям к Синей гряде, там горный дух живет. Сейчас, к зиме, он очень слаб, а с первым снегом и вовсе уснет беспробудным сном. В это время он тебе ничего сделать не сможет. Поэтому должен ты до места добраться, пока первый снег не пойдет. Там ты увидишь каменный сад, сплошь из фигур, похожих на человеческие. Это заколдованные люди, но им уже не поможешь. Ты ищи Таисию. Если она все сделала, как сказала ей кошечка, то душа в ней еще теплится, и помочь ей можно. Подходи к каждой фигуре, и ладонь прикладывай, как тепло почувствуешь, то и Таисия. Да смотри, не ошибись, а то время зря потратишь, и девушку окончательно погубишь. Не торопись. Как будешь уверен, что нашел, приступай к делу. Рано утром, на рассвете, с первым лучом солнца, вставай, ешь, и принимайся за работу. А работа у тебя будет такая: должен ты до весны из этого камня Таисию вырубить, точь в точь, как она в жизни есть. Нигде ошибиться нельзя, иначе душа ее тело не узнает, и не вернется. Каждый пальчик, каждый волос как живой должен быть. Ты, конечно, поторапливайся, но и не спеши особенно, работу ты должен в первый день весны закончить, не раньше, не позже. Ибо весной все к жизни пробуждается. Как закончишь, там, где сердце должно биться, небольшую выемку оставь, и вложи в последний момент туда уголек, Таисия тотчас и оживет. И тут вам медлить не стоит. Потому как горный дух тоже пробуждается, и непременно в погоню пустится. Просто так он своего не отдаст. Нельзя, чтобы он вас поймал. Но как только вы пересечете границы его владений, он вам больше не страшен. Можете спокойно домой возвращаться. Вот и все. Но еще я тебе с собой подарки дам, которые тебе помогут. Это волшебный котелок и платки. Котелок тебе для пищи, потому что не должен ты никуда от камня отлучаться, денно и нощно при нем находится, а он тебя накормит, а платки для вас с Таисией. Когда она оживет, ты один платок на себя накинь, другой на нее, и вы в сокола с соколицей превратитесь. И летите, что есть сил к дому, но нигде не садитесь, потому что если вы сядете, то сразу же опять в людей превратитесь, и тут для горного духа вы легкая добыча. А как до дома доберетесь, садитесь на землю, платки упадут, и идите с богом. Это все, чем я помочь могу. Ах, да! Начало владений горного духа можно по синим елям определить, на границе они плотным забором растут. Но, – добавил старик, – просто так я тебе дары не могу отдать. Должен ты мне их отработать. Что можешь предложить взамен?»

Никита, не задумываясь, ответил: « Могу тебе из камня поделку вырезать. А коли не хочешь, сам скажи, что нужно. Все выполню».

Старик усмехнулся, посмотрел на Никиту и говорит: « Ну, если ты такой мастер, вырежь мне безделицу. Посмотрю, на что ты способен. Да старайся, сия вещица должна мне понравится. Дары мои бесценны для тебя, и ты не подведи».

На том и порешили. Принес старик парню кусок малахита, а тот сел работать. День и ночь работал Никита, не покладая рук. Все о Таисии думал, а руки сами собой дело делали. Вырезал он шкатулку, украшенную портретом девушки на крышке. Через неделю работа закончена была. Посмотрел Никита на свое творение, и сам залюбовался. Никогда он еще такого не делал. А портрет как живой был. То Таисия, в камень впечатанная смотрела. Позвал он Отшельника, на работу посмотреть. Пришел тот, увидел, от радости языком зацокал: «Вижу, вижу, матер ты хоть куда, всю душу в шкатулку вложил. Уважил старика. Ну что ж, подарки ты заслужил. Иди спать, завтра утром в путь тебе пора».

Уставший Никита возражать не стал и отправился на сеновал, где тотчас заснул богатырским сном. Но проспать ему долго не удалось, кто-то его за руку тянул. Открыл он глаза, а это его помощница, Огонек.

«Ну, что тебе, – осерчал Никита, – почто спать не даешь? Я семь дней работал, завтра в путь, мне выспаться нужно!»

Но кошечка не отставала: «Послушай, дурень, что скажу. Успеешь выспаться. Если не послушаешь, беда может приключиться. Старик не так прост, как кажется. Приглянулся ты ему, на беду твою. Хочет он тебя у себя оставить. Стар уже, дело некому передать, ученик ему нужен. Вот и подумал он, что ты подойдешь. А что до Таисии… Сколько там, у Синей гряды, народу полегло, одному Богу ведомо, одним больше, один меньше, его этим не проймешь. Но ты не расстраивайся,– поспешила добавить кошечка, видя, как поник Никита, – я тебя научу, как с этой бедой справится. Утром он тебе поесть предложит, перед дорогой, ты откажись. Ни в коем случае не соглашайся, как бы он не уговаривал. Но потом он гусли возьмет, и играть сядет, вроде как песню на дорогу тебе. Но ты не слушай. Вот возьми мою шерсть, – тут кошечка подставила Никите спинку,– скатай шарики, и засунь в уши, да поплотнее, чтобы ни один звук не проник, и иди, не оборачиваясь. Я все его штучки знаю. От этих гуслей сладкоголосых ты забудешь про все на свете, забудешь, кто ты такой и зачем пришел, и будешь делать все, что старик велит. Многие годы пройдут, пока очнешься, сам стариком станешь, а Таисия твоя пропадет. А напоследок он морок на тебя нашлет – покажет тебе девицу, писаную красавицу, будет она молить тебя остаться с ней, женится, деток нарожать, но ты не поддавайся, просто уходи и все, нет никакой девицы, это ворону старик в девушку на время превратил, чтобы тебя заморочить. Так-то он не злобный, если уйдешь, мстить не будет. Он любовь уважает. Но от расстройства вслед тебе ветер пустит, деревья тут его слушаются, они всячески мешать тебе будут, но ты иди, не останавливайся, если упадешь – ползи. Скоро это все пропадет, и он отстанет. А как рассветет, присядь отдохнуть, котомку открой и поешь. А я тебя догоню», – с этими словами кошечка хвостиком взмахнула и убежала.

Повздыхал Никита, скатал шарики из кошачьей шерсти, в уши засунул и уснул, теперь уж до утра.

Утром все оказалось, как кошечка предсказывала. Сначала Отшельник предложил парню позавтракать перед дорогой, и чем только не соблазнял: тут и поросенок жареный был, и гусь с яблоками, и пироги со всякой всячиной, а запах так просто с ума мог свести. Никогда такого изобилия Никита у старика на столе не видел. Подивился, но, памятуя кошечкин наказ, есть отказался. «Негоже, – говорит, – в дорогу наедаться, а то я и шагу после такой закуски ступить не смогу, а мне спешить надобно». Ничего старик не сказал, даже виду не подал, что не доволен, а тут же говорит: « Ну не хочешь, как хочешь, может, ты и прав. Дай я тебе только напоследок на гуслях сыграю. С хорошей песней и дорога легче покажется», – и тут же в руках у него гусли появились, и полилась песня. Но уши у Никиты были шариками из шерсти заложены, и он ничегошеньки не слышал. А тут вдруг из-за печки девушка показалась красоты необыкновенной. Руки к Никите тянет, остаться просит. Залюбовался невольно Никита девушкой, уж больно хороша, но, вспомнив про наказ, стряхнул с себя наваждение и отвернулся. Девушка тот час исчезла. Поклонился он старику в пояс, поблагодарил его за все и был таков. Но не успел он за порог выйти, как сильнейший ветер поднялся, да прямо в лицо свищет, шапку срывает, под одежду пробирается, холодом косточки пытает. Но Никита не обращал внимания, а шел вперед. В этот миг мысль о Таисии его грела, и забыл он про холод и стужу осеннюю. А как только в лес он вошел, тут уже деревья зашумели, ветки к нему тянут, за волосы хватают, корни под ноги лезут, идти не дают. Шаг он сделает, а на второй его назад отбрасывает. Но собрался Никита с силами, схватил топор и стал ветки рубить, чтобы идти не мешали. Да так разогрелся от работы, что не заметил, как ночь прошла, и утро наступило. Сразу же все прекратилось, и вышел Никита на полянку. Сел он на пенек, развязал котомку, и поесть собрался. А тут, откуда ни возьмись, и рыжая кошечка показалась. Прыгнула к нему на руки, о щеки трется, мурлыкает: «Молодец, Никита, все правильно сделал, теперь старик от тебя отстанет. Он любовь уважает, я говорила. А ты не дрогнул, на сытую жизнь любовь не променял. Ай да молодец! Ну, давай, собери ветки, костер разожжем, и поесть нужно».

Собрал Никита сухого валежника, сложил в кучку, кошечка хвостиком взмахнула, и костер загорелся. Вынул Никита котелок, поставил на огонь, а там уж каша варится, да такая рассыпчатая, вкусная, и сразу с маслом. Достал он ложку и начал есть, и ел, пока не насытился. А ее меньше и не становится. «Вот чудо-котелок»,– подумал, и сложил его в котомку. После еды на сон его потянуло, да и кошечка не возражала: «Поспи, поспи, дорога дальняя». И Никита уснул сладким сном. В том сне Отшельник ему привиделся. Стоит, на палку оперся, и говорит тихим голосом: «Ты прости меня, Никитушка, что помешать тебе пытался. Уж больно ты мне понравился. Хотел, грешным делом тебя у себя оставить, да, видно, не судьба. Вижу, сильно ты невесту свою любишь. Ну, да Бог вам в помощь. Все испытания мои ты выдержал, значит, любовь твоя настоящая»,– и с этими словами старик исчез, а Никита проснулся, и начал снова в путь собираться.

Котомку за плечи закинул, и пошел, теперь уже до самых владений горного духа. До первого снега успеть нужно, помнил он слова старика. Шел он и шел, через реки и долины, дремучие леса, старые сапоги сносил, новые одел. Зима уже готовилась от осени права принять, холоднее и холоднее становилось. Тучи снеговые над лесом бродят, торопится Никита. Но вот и граница владений горного духа – синие ели плотной стеной стоят. Пробрался Никита через них, все руки исцарапал, вышел на поляну и еще целых три дня шел, такие владения большие у Духа синей гряды.

Но, наконец, увидел он каменный сад с фигурами. Оторопел он поначалу от увиденного, так много тут истуканов было. Где же Таисию среди них найти? Тут щупать их, не перещупать, а вдруг да ошибется? Сел он и пригорюнился – вот-вот снег пойдет, а он Таисию еще не нашел. Но тут, как нельзя кстати, и кошечка появилась: «Вижу, сомневаешься ты, Никитушка. Но да не горюй. Я немного помогу тебе. Ищи камень трехцветный, у которого низ красный, верх синий, а середина зеленая. А потом и трогай. Ежели теплый он в такую стужу, значит, жива Таисия. Но торопись, скоро снег пойдет». Обрадовался Никита, и поспешил на поиски. Много камней он обошел, солнце уже к закату клонится начало, но с последним проблеском увидел вдруг Никита трехцветный камень. Подошел он к нему, обнял, и, показалось ему, что застонал камень. И в стужу тепло он хранил, как будто человека Никита обнял. Понял он, что это и есть его Таисия. Сел он возле, обрадованный, что нашел ее наконец, а тут и снег пошел, да такой плотный и пушистый, что засыпал их вместе. Так и просидел Никита до утра. А утром, с первым лучом солнца взял он инструменты и принялся за работу. Каждую черточку любимой тщательно вспоминал, чтобы не ошибиться. Но она и так, как живая, перед глазами у него стояла. За работой даже времени Никита не чувствовал, и холод ему был нипочем. А с каждым днем все холоднее и холоднее становилось, зима уже полностью власть над природой захватила. То ветром ледяным задует, так, что руки в ледышки превращаются, то снегопадами завалит, то морозом испытывает.