Читать книгу Яблоки для Белоснежки - Ольга Завелевич - Страница 3

– Да вставай же, наконец!

– М-м-мм… Уже по дороге…

Дан почувствовал, как на голову ему опустилось что-то увесистое. Пришлось приоткрыть один глаз. Ну, конечно! Толстый, невообразимо пушистый рыжий кот восседал на его подушке, расположив раскормленную нижнюю часть туловища на голове хозяина. Морда выражала презрение к окружающим и скуку.

– Вылезай! Мам, он уже час там торчит!

– Иди в нашу ванну.

– Еще чего… Мне надо привести себя в порядок, а он…

– Ха! В порядок! Мам, посмотри на нее… Я вчера передачу видел про дикие племена Африки. Раскраска очень похожа…

– Мааа, хочууу.

«Детки, – вяло подумал Дан, – чтоб они были живы и здоровы».

Утро началось. Вставать не хотелось, разбираться в туалетной очереди – тем более. Однако деток надо было кормить и учить, значит, надо идти на работу.

Тут старший инспектор отдела расследований тель-авивского округа полиции Дан Шапиро несколько кривил душой. Свою работу он ценил и уважал не только из-за более чем приличной зарплаты и приятных льгот. Отслужив в армии и окончив полицейскую школу, он пошел работать в полицию. Затем продолжил учебу уже в университете и в относительно короткое для такой карьеры время многого добился. Кроме цепкости, дотошности, ума, он был искренне убежден, что люди должны спокойно жить: гулять по вечерам, не устраивать из квартир банковских сейфов с хитроумными замками, отпускать детей на улицу, не опасаясь за их жизнь и здоровье. Все, кто предпринимал действия, идущие вразрез с его своеобразным кодексом, должны были сидеть в тюрьме. Он так успешно претворял в жизнь свою теорию, что пользовался заслуженным уважением коллег и расположением начальства. Правда, последнее выражалось не только в поощрениях и наградах, но и в том, что он получал нередко самые зубодробительные дела, от которых умело увиливали коллеги.

Из спальни пришлось выползать. Но к этому времени жене уже удалось навести относительный порядок, и она носилась по комнатам, собирая в садик младшую, пытаясь всунуть что-то поесть старшим, допивая свой кофе и докрашивая один глаз.

– О втором не забудь, – буркнул Дан и отдав сие ценное указание проследовал в ванную. Посмотрел на себя в зеркало – круглое лицо, нос с горбинкой, слегка оттопыренные уши, черные, коротко остриженные волосы, – ничего нового не увидел, но остался вполне доволен имеющимся. Плотно сложенный, среднего роста – типичный клерк или семейный доктор. Только взгляд светлых, унаследованных от предков со стороны матери – репатриантов из Польши, глаз, слишком цепкий для представителя этих мирных профессий, выдавал полицейского. От отца, репатрианта из Марокко, был получен взрывной характер и решительность. Такую смесь называли, в шутку, «Марко Поло».

Когда он вышел умытый, побритый и вполне добродушный, в доме уже царила благодатная тишина. Жена повезла младшую дочку в садик, старшие, толкаясь и переругиваясь, умчались в школу. На столе его дожидался завтрак. «Когда она только все успевает? – вдруг удивился он привычной, казалось, вещи. – И работа сумасшедшая в школе, и трое детей, а в доме полный порядок». Окинув взглядом свою большую, недавно купленную, такую замечательную квартиру, прибавив заботливую и красивую жену, шумных, иногда совершенно невыносимых, но самых лучших на свете детей, старший инспектор порадовался за себя, позавтракал, выпил кофе и отправился искоренять преступность.

До управления Дан добрался просто замечательно: в пробке простоял всего полчаса и только один раз водитель соседней машины объяснил ему на пальцах, что он, Шапиро, неправ. Обнадеживали новости, которые мощным потоком, как брандспойт пожарной машины, выливало на него радио. Сначала была, разумеется, борьба за мир. Боролись все: дальние и ближние соседи, а также те, кто, вероятно, плохо представляли себе, где находится крошечная – на карте название не помещается, – но всегда и во всем виноватая страна, давали советы, угрожали, судили. Дан только удивлялся: неужели нет своих дел ни у Европы, бултыхающейся в экономическом кризисе, ни у Америки, увязшей в бесконечных военных операциях по втюхиванию демократии всем желающим и нежелающим, ни у России, беспрерывно ругающейся со своими соседями. «Вот отвязались бы, да занялись бы своими делами – всем нам стало бы веселее» – сердито подумал он. Передача, между тем, бодро двигалась по накатанной колее: полив самих себя грязью, не переводя дыхания посулили невиданный экономический рост, одновременно вещая о неслыханном уровне бедности, скороговоркой перечислили, кто кого и как обозвал в верховном законодательном органе страны и кого облили там же водой. Гвоздем программы были, разумеется, коррупция и воровство в высших эшелонах. Но к его работе крупные жулики отношения не имели, и все высоколобые рассуждения он пропускал мимо ушей. Старший инспектор полиции Дан Шапиро занимался мелкими, но конкретными душегубами, поэтому отвлеченные рассуждения терпеть не мог, справедливо полагая, что лучше поймать и посадить в тюрьму одного преступника, чем долго и велеречиво рассуждать о всеобщей коррупции. Он любил свою маленькую страну, возрожденную на пустынной земле, защищавшуюся и огрызавшуюся на мордатых и злобных соседей, хотя в последнее время это начинало считаться дурным тоном и отсталостью, и не считал, что именно здесь совершаются самые гнусные преступления, царит самое отъявленное воровство и мошенничество. Везде воруют, обманывают ближнего своего, берут взятки и путаются с секретаршами.

Проехав по набережной со скоростью черепахи, что давало ему возможность полюбоваться изумительно красивыми пляжами, заполненными, несмотря на ранний час, отдыхающими, купающимися и загорающими людьми, Дан постарался вспомнить, когда они с женой последний раз были на пляже, оставил это безнадежное дело, усилием воли давя в душе черную зависть – про белую он никогда не слыхал. Взяв чуть левее, выехал на центральную улицу Яффо. С двух сторон сплошными рядами, занимая первые этажи зданий, теснились магазины и магазинчики, кафе и забегаловки. Посреди улицы проходил знаменитый бульвар, обсаженный невероятной величины деревьями, образовывавшими над улицей своеобразный потолок. Эти деревья помнили еще турецкие кофейни и фески. Проехав еще пару светофоров и, повернув налево, старший инспектор через несколько минут уже парковался около здания управления.

Все еще находясь в состоянии душевной борьбы, Шапиро начал подниматься на свой этаж, но тут возглас: «Как дела, дружище?» – остановил его на середине лестницы. Обернувшись, он увидел своего приятеля, занимавшегося наркоторговцами. Тот сиял.

– Сколько выиграл в лото? – деловито поинтересовался Дан.

– Не угадал! – хихикнул коллега.

– Памела Андерсон хочет с тобой познакомиться?

– Фу… старуха…

– Ну, тогда я не знаю, – развел руками Шапиро.

– В Австрию посылают… – скромно потупившись, сообщил приятель. – Семинар по обмену опытом. Представляешь: Альпы, пиво, девушки.

Настроение старшего инспектора напоминало снежную бурю в горах.

– Нет, конечно, сначала, для приличия будем трындеть о наших достижениях, но недолго. Потом – неофициальная часть: банкеты, экскурсии, – лицо коллеги приняло такое мечтательное выражение, что Дан устыдился своей зависти.

Он тоже хотел бы прокатиться за казенный счет в Альпы, но убийства и грабежи – дело внутреннее, какой уж тут международный опыт! А приятель, по слухам, витавшим в управлении, действительно заслужил эту поездку, которая, как показалось инспектору, была замаскированной благодарностью от начальства за отлично проведенную операцию по поимке банды наркоторговцев, промышлявших в молодежных ночных клубах. Будучи сам отцом двоих подростков, Дан подумал, что работа молодого полицейского, вероятнее, даже важнее его собственной. Отбросив все завистливые соображения, он уже искренне улыбнулся и пожелал счастливой поездки.

Добравшись наконец до своего кабинета, Шапиро включил компьютер и просмотрел ночную сводку. Пока все было спокойно. Поножовщина в паре ночных клубов, мордобой в «массажном кабинете» – все эти происшествия относились к графе «повлекшие легкие телесные повреждения» и к компетенции старшего инспектора не относились. Он занимался убийствами и другими серьезными преступлениями. Вот и сейчас у него было убийство и изнасилование. Сходив за кофе, он уселся за стол и с головой ушел в знакомый ему за многие годы мир допросов, экспертиз и следственных экспериментов.

После обеда размеренное течение рабочего дня было прервано. Старшего инспектора срочно вызвали на место преступления.

Многоэтажный шикарный дом в престижном районе мало подходил под определение «место преступления». Огромный холл, консьержка на посту, ухоженный двор – все кричало о благополучии, больших деньгах, отсутствии проблем. Но Дан по опыту знал, что самые изощренные преступления совершаются именно под прикрытием внешнего лоска, показного преуспевания. В неблагополучных районах все проще и примитивнее: не так посмотрел, не то сказал – хватаются за нож. В результате один в тюрьме, другой – в больнице или, того хуже, в морге. Долги, ревность, злость, месть – все на виду, все про всех известно. Другое дело – обособленный, закрытый для окружающих мир больших денег.

Выбросив из головы не относящиеся к делу мысли, старший инспектор поднялся на лифте на четвертый этаж и вошел в квартиру. Там работали полицейские и эксперты: фотографировали, описывали, снимали отпечатки. Шапиро поздоровался с коллегами и начал осматриваться. Огромный холл, часть которого, отгороженная барной стойкой, служила кухней. Шкафы, покрытые пластиком, мирно соседствовали со столом «под старину» – огромным, с золотыми узорами по темному дереву. Стулья на гнутых ножках, обитые, естественно, «гобеленом», стояли вокруг как солдаты, на совершенно одинаковом расстоянии друг от друга. Кощунственной казалась даже мысль слегка подвинуть их, а уж о том, чтобы сесть, не могло быть и речи. Такой же неприступный буфет занимал весь простенок. Внутри стоял сервиз – темно-синий, настолько густо намазанный золотом, что даже инспектор, никогда не причислявший себя к людям с тонким художественным вкусом, мысленно содрогнулся.

Следующий кусок холла являл собой гостиную с диванами и креслом, обитыми все тем же «гобеленом», непременным столиком на кривых ножках, ковром и картинами на стенах.

«И кому только первому пришла в голову мысль, что кастрюли, сковородки и холодильник, даже в стиле модерн, блестящие и сверкающие, могут служить украшением салона? – почему-то вдруг раздраженно подумал Дан, видевший во всех известных ему домах одну и ту же планировку, отличавшуюся только размерами и стоимостью. – А эти барные табуретки, на которых сидишь как попугай на жердочке в собственном доме!» Инспектор спохватился, что снова лезут в голову посторонние мысли, и заставил себя вернуться к работе.

Остальные помещения были под стать салону: чувствовались деньги, стремление быть «не хуже других», схватить модные веяния и. полное отсутствие индивидуальности. «Похоже, преуспевающая дама, родом из маленького провинциального городка, добившаяся всего, чего хотела, – прикинул инспектор. – Такие, обычно, умеют наживать себе врагов, идя к цели по головам окружающих».

Подошел полицейский, начал докладывать. Погибшая – Дорит Шульман, 36 лет, незамужняя, начальник отдела очень крупной компании, детей нет, родителям, живущим на юге страны, уже сообщили. В квартире проживает два года. Есть постоянный друг. Консьержка знает его только в лицо, он приезжал к Дорит довольно часто. Был этот мужчина и вчера вечером. Словесный портрет его составляют, опрашивают соседей. Труп обнаружила уборщица, которая приходит два раза в неделю.

– Что скажешь? – обратился Шапиро к эксперту.

– Ну, что можно пока сказать? Смерть наступила сегодня утром, примерно между семью и девятью часами. Похоже на отравление ядом.

– Ох, – простонал Дан, – только яда мне не хватало!

Сбывались его самые мрачные прогнозы относительно преступлений в среде благополучной, с виду, публики. Нож, передозировка наркотиков, даже огнестрел все привычно, знакомо, расследование идет по проторенной дороге. Но отравление! Это уж слишком романтично, по-книжному. Живому воображению инспектора представилась фигура в средневековом балахоне, одной рукой прикрывающая лицо веером, а другой – капающая яд в бокал несчастной жертве. Усилием воли отогнав глупое видение, следователь обратился к полицейскому.

– Что с замком?

– Замок на двери не взломан. Отпечатки пальцев сняли, будем проверять по картотеке. Но вряд ли убийца проходил по нашему ведомству: следов борьбы нет, на ограбление не похоже: украшения, небольшая сумма наличных денег – ничего не тронуто. Вероятно, жертва была знакома с убийцей.

– Да уж, не похоже, что она водила знакомство с уголовниками. Впрочем, чего только в жизни не бывает. Проверяйте.

Внимание Дана привлек пузырек, извлеченный полицейским из аптечки. Он был пуст, и это удивило инспектора. Судя по идеальному порядку в квартире и отсутствию любой лишней бумажки или вещицы, хозяйка отличалась аккуратностью и крайним педантизмом. Других пустых упаковок в доме не было.

– Да-да, – заметив его интерес, произнес полицейский, – это тоже они забирают, – он кивнул на экспертов, заканчивающих работу.

Упаковав начатую бутылку вина со стола, пузырек, еще кое-какие вещи, сняв отпечатки пальцев где только было возможно, специалисты уехали. Тело увезли в морг. Полицейские, закончив опрос соседей, тоже отбыли. Делать в квартире было больше нечего, и Шапиро отправился в управление. На улице уже совсем стемнело. Он снова пробирался по набережной, заполненной толпой веселых, беззаботных людей, которые, казалось, прямо из моря, не одевшись толком, переместились в кафе и рестораны, занимавшие все пространство вокруг. Темное море с одной стороны улицы и море огней с другой – это была феерическая картина. Дану, который видел это практически каждый день, и то не надоедало великолепное зрелище. Что же говорить о людях, приехавших издалека, для которых все было экзотично: страна посреди пустыни, небоскребы и узкие улочки старого города, пестрая смесь лиц, одежды, языков, песчаные пляжи, удивительное море, нега и бешенная энергия «города без перерыва» как часто называют Тель-Авив.