Читать книгу Моя бывшая жена - Оливия Лейк - Страница 2

Маша

Я проснулась от того, что мои груди жадно мяли. До боли, до острого чувства нужности. В ягодицы уперлось недвусмысленное доказательство, что муж действительно соскучился. Кто ж ему виноват, что ветрянкой не болел и не прививался!

– Ты во сколько вернулся?

– Неважно, – прорычал и трусики стащил до колен, рукой между ног скользнул, возбуждая, подразнивая. – Машка, трахаться хочу… – и на полную ворвался, не продохнуть. Рукой клитор массировал, так уверенно и ловко, что я поплыла сразу. Весь дискомфорт от резкого вторжения прошел. – Хорошо, правда? – шептал мне на ухо, покусывая шею. Я повернулась и губы подставила: целоваться хочу, по-взрослому. Мы так много позволяли себе в постели, но когда последний раз в засос целовались. Не вспомнить.

– Мама, я пласнулся! – услышала сквозь стук крови в ушах. – Можно к вам?

Я буквально соскочила с Кира, одеялом прикрылась, отдышаться не могла.

– Да блин! – взвыл Кирилл. – Семь утра, ну что тебе не спиться?!

– Мам, а почему папа такой злой? – бесхитростно поинтересовался сын.

– Папа не злой, – надавила взглядом на мужа, – просто он не выспался. Поздно лег. Паш, иди на кухню. Сейчас блинчики печь будем.

– Здолова!

Как только Паша выбежал из нашей спальни, Кир вскочил. В чем был. Точнее, не был ни в чем. Он все так же возбужден физически, но сейчас от него исходили волны раздражения.

– Маш, что за херня? В доме теперь что, только туалет мое место?

– Кир, ну ты что передергиваешь? – я пыталась замять нарастающую ссору. Но муж никогда не шел на уступки. Никогда не делал шаг навстречу. Сначала принимала это спокойно, списывала на властный характер, но я тоже человек со своим мнением. Я не всегда бываю права, но и Кир тоже. Только я готова это признать, а он нет.

– Да! Я передергиваю! Только и осталось это! Может, ты передернишь, а? – и мощным членом мне в лицо ткнул. Я бы не против, но не с такой агрессией. Кир всегда был доминантен, но не жесток. Я оттолкнула его и поднялась. Халат накинула, завязала и вышла. Пусть остынет.

Были ли у нас проблемы? Были, конечно. Как у многих, кто прожил в браке не один год. Как у многих, у кого сложные дети. Как у многих, кто устает и не боится этого признать. Я очень любила мужа, сына, свою семью, но отдавала отчет, что между нами пропало понимание. Не знаю, когда это произошло, но не хочу, чтобы проблема прогрессировала. Нашему браку нужна помощь.

– Зоя Степановна, вы уже встали?

У нас была хорошая няня: тридцать лет в педагогике, Пашка любил ее, со своим уставом не лезла никогда. Мы пользовались ее услугами, когда нужен свободный вечер или мне нужно по делам, а сын дома. Вчера Зоя Степановна позвонила, потому что я велела. У Паши до сих пор случались приступы сильных головных болей. В такие моменты только от меня брал таблетки и со мной рядом успокаивался. Сейчас приступы намного реже. Раньше случались чаще. Врачи твердили, что перерастет. Или нет. Как карта ляжет. Меня не устраивал такой вариант. Я хотела точно знать, что мой сын будет здоровым. Ведь моя вина, что так вышло тоже была…

– Да. Машенька, простите, что не услышала, как Павлуша встал. Что к вам в спальню побежал…

Неужели слышала, как кричал Кирилл? И Паша слышал. Это самая болезненная тема. Мои мальчики не могли поделить меня. Оба ревновали. Отдалялись друг от друга. Это моя боль. И прокол как жены и матери. Я не смогла грамотно построить взаимоотношения между ними. Но если Паша просто еще маленький, то Кирилл в принципе не хотел работать в этом направлении. Потому что он мужик и у него все под контролем. Это я сына воспитываю не так. Вот если бы он! Вот тогда бы да! Только у него времени нет.

– Все хорошо, Зоя Степановна. Я блинчики пока испеку. Накроете на стол в беседке? Вы же позавтракаете с нами?

– Ой, балуешь ты меня, Мария.

– Да бросьте, – и сыну крикнула. – Паша, иди умываться! А то без блинов останешься!

Я замесила тесто, сковороду поставила на плиту. На поднос мед, варенье и сметану. Такая чудная погода. Чувствую, лето будет жарким.

– Блины? – Кир подошел сзади, через плечо заглянул. Обнял, к себе прижал. – Прости, Маш. Перегнул, согласен.

Субботин извинялся? Что-то большое в лесу умерло.

– Но и ты не права. Носишься с Пашкой.

Ан-нет, показалось. В лесу все живы.

– Он пацан, а ты девчонку сопливую из него растишь.

– Так расти мужика, Субботин, – обернулась в его руках. – Расти. Я ж не против.

– И пойду. Зарядку делать будем. А с тобой, – за грудь схватил и сжал, – вечером разберусь.

Я вышла с блюдом пышных блинчиков во двор. Солнце уже было высоко. Беседка утопала в зелени, небо кристально чистое, как и воздух. Мы жили на Соколе, в поселке Художников. Кир получил участок в подарок от отца, Павла Аркадьевича, но дом строил практически лично. Контролировал все. Ему хотелось, чтобы внутри было сочетание комфорта и удобства, а отделка снаружи времен Щусева и Марковникова. С высокой крышей, мансардой, широкими сводами и деревянными окнами. Настоящими! Никакого металлопластика!

– А где мои мужчины? – спросила у Зои Степановны.

– У бани, – головой покачала. – Прохладно все же закаляться, – и добавила: – Я считаю.

Я ничего не ответила. Просто пошла в сторону сруба. Банька у нас была хороша: русская, душистая, жаркая, с вениками березовыми. С каким наслаждением иногда по бокам мужа проходилась, ух!

Два красавчика: один огромный, сильный, мощный, как медведь, второй щуплый мальчишка, дрожавший осиновым листом. Сын у нас образовал симбиоз из внешности папы и мамы. Темные волосы отца, а глаза мои, серо-голубые. Подбородок такой же упрямый как у Кира, а губы бантиком, как у меня.

– Не холодно еще?

Я сдержала желание наорать на него. Июнь теплый, но не настолько, чтобы обливания устраивать.

– Нормально, да, Паха? – и долбанул его по спине тяжелой рукой. Сын энергично кивать начал, а у самого зуб на зуб не попадал.

– Давайте вытираться и завтракать, – предложила, чтобы ни одно мужское эго не пострадало.

– Не, мы еще отжиматься будем.

– Ну ты отжимайся, а мы с Пашей пойдем блины лопать, – и поманила сына. Он бросился ко мне на руки. Дрожал, жался, согреться хотел. Мой мальчик. Я так любила его. Хотела. А еще хотела до декрета закончить ординатуру. Мне было двадцать четыре, когда забеременела, год оставался. Я пахала в больнице до самых родов. По пятнадцать часов на ногах. Гипертонус, нервы, хронический недосып – а еще акушер-гинеколог. Все бежала, торопилась, думала, после декрета выйду и сразу врачебную деятельность начну. Как итог сложные роды прямо во время смены. Из-за моего упорного желания родить самой, сын получил травму шейных позвонков. Как он плакал первые месяцы жизни. Как меня грызло чувство вины. Спасибо Киру, ни разу не упрекнул, поддержал, врачам платил. Я подняла всех. Он оплатил все. Мы практически справились. Практически. Вот только друг друга терять начали…

Я услышала, как громко фыркнул муж, но не обернулась. Мне казалось, что до определенного времени дети – это дети, неважно, какого пола. Мальчикам можно плакать, их можно жалеть, их нужно любить.

– Мам, а почему папа меня девчонкой называет? – надулся Паша, кутаясь в полотенце. – Я не девочка! У девочек пися другая!

– А ты откуда знаешь? – изумилась я.

– Вела в садике показала. У нее нет кланика, но я все лавно учил ее писять стоя.

Я расхохоталась и обняла его. Садик – отдельная тема: у нас сопли перманентно, а ковид заставил всех перестраховываться, поэтому мы с Пашкой неделю ходим, три дома. Недавно, вот, ветрянку принес. Поэтому работать полноценно не получалось, так, чтобы навык не терять на полставки гинекологом подрабатывала, практически бесплатно. Не ради денег, только для опыта и практики. Я очень надеялась, что скоро иммунитет сына адаптируется, и я смогу начать работать. Я восемь лет отдала медицине. Я мечтала стать врачом. Но свою семью я люблю больше, если я им нужна, значит…

День мы провели вместе, но я кожей ощущала нетерпение мужа. Няня уехала, Пашу я уложила. Мне передался кураж Кира, поэтому практически вбежала в спальню, на ходу избавляясь от одежды. Муж стоял в одних шортах, смотрел в окно. По мускулистой спине медленно сползали капельки воды. Я скинула топ и прижалась голой грудью. Соски затвердели, болезненно чиркнули по его пылающей коже.

– Наконец-то… – резко повернулся и поцеловал меня. Так жадно, как давно не делал. Потом толкнул на кровать и снял шорты. Член налитой в руке взвесил.

– Трусики сними, – приказал хрипло. Я подчинилась. – Пальчиками со складочками поиграй.

Я призывно раздвинула ноги, медленно облизнула кончики пальцев и опустила на лобок. Кровь огнем бежала по венам, порочным жаром оседая в самых чувствительных местах. Клитор болезненно реагировал на мои прикосновения. Он хотел не руки, а головку, упругую и гладкую. Муж дразнил меня, демонстративно мастурбируя. Показывая, как он хочет, как его разрывает от желания.

– Иди ко мне, – поманила, выгибаясь, показывая, что предложить ему могу.

– Машка, трахать всю ночь буду.

– Мама! – услышала из детской. – Мам, мне холодно.

Я села и на дверь посмотрела.

– Кир…

– Нет, – рявкнул и ко мне в плотную подошел. – Покричит и уснет. – Головкой по губам водить начал, размазывая прозрачную каплю вожделения. Соски больно пощипывая. – Я хочу тебя. Везде хочу. Сдохну, если не… – надавил и проскользнул в рот. – Какой кайф, Машка. Кайф, – ускорился, проталкиваясь глубже. В волосы зарылся двумя руками, жестко зафиксировав голову. Не вырваться.

– Мама, мне плохо, – снова жалобное.

Я попыталась отодвинуть бедра мужа, но он еще жестче, агрессивней трахал меня в рот.

– Пусти, – наконец вырвалась. – Я так не могу, Кир!

– Я блядь тоже так не могу! Здесь скоро жить невыносимо будет! – в сердцах выдал.

– С нами? – тихо уточнила я, натягивая одежду. – Ну что молчишь?

Кирилл только громко языком щелкнул.

– Я укрою его и вернусь, – проговорила. Мне кажется, нам пора серьезно все обсудить. Что-то не то с нами происходит.

– Можешь не торопиться! – бросил в спину. Обидно. И больно. Мы оба родители, но виновата я.

Детская была соседней, но комнаты большие, а шумоизоляция хорошая, поэтому в спальне мы чувствовали себя вполне комфортно. Но, если орать, то услышать можно все.

– Ну что случилось? – подошла к кроватке в виде бэтмен-мобиля. Свет не зажигала, наощупь коснулась сына. – Да ты горишь…

Потрогала ноги и спину. Горячий, а ступни ледяные.

– Мне плохо и голова снова болит.

– Сейчас, милый, сейчас, – бросилась в гардеробную под изумленный взгляд мужа, сумку свою взяла и обратно к Паше.

– Что такое? – услышала обеспокоенный голос Кира.

– У него жар, сознание спутанно, – проверила зрачки. – Здесь больно? – коснулась затылочной части.

– Да, – Пашка держался, не хлюпал носом, но слезы катились по щекам.

Черт, у него еще вчера голова болела, но я не придала значения, думала, все как обычно.

– Вызывай скорую, – посмотрела на мужа, – ребенок пять лет, подозрение на менингит. – Я сама чуть не плакала.

– Давай отвезу…

– Кир, вызывай скорую! – прикрикнула я.

Он скрипнул зубами, но подчинился. Я начала собирать Пашу и себя.

– Это я виноват? – он поймал меня за руку, когда доставала документы для госпитализации. Он уже был собран. С нами хотел, но его не возьмут. И в инфекционку не пустят.

Я поняла, о чем он. Мы долго друг на друга смотрели, потом я ответила:

– Нет. Не ты.

Кир с силой сдавил челюсти, скулы буквально разрезали кожу, настолько ярко проступили. Казалось, он мне не поверил, но у меня не было времени баюкать его раненое эго. У меня ребенку реально плохо!

– Приехали.

Кирилл схватил сына, и мы пошли встречать скорую.