Читать книгу Друзья и герои - Оливия Мэннинг - Страница 9
Часть первая
Антагонисты
8
ОглавлениеНакануне отхода эвакуационного судна Куксон устроил прощальный прием в честь Грейси. Среди приглашенных был и Якимов.
– Кто еще там был? – спросила Гарриет на следующий день.
– Буквально все, – ответил Якимов.
Гарриет почувствовала себя уязвленной: она воображала, что они с Гаем уже стали частью местного общества, но оказалось, что это не так. Однако когда последний корабль ушел, в городе воцарилась совсем иная атмосфера. Люди не знали наверняка, кто уехал, а кто остался, и поэтому встречали друг друга с ликованием. Словно ветераны, задержавшиеся, чтобы дать отпор врагу, они смотрели друг на друга с заново обретенной приязнью.
Тем временем ситуация на фронте переменилась. Стоило уплыть кораблю, как на улицах началось ликование: сдалась альпийская дивизия, застрявшая в горах Пинда. Греки взяли пять тысяч военнопленных. «Даже Муссолини не может заставить итальянцев драться!» – говорили люди друг другу. Греки, которые до этого сражались, не веря в свою победу, стали видеть во враге водевильного злодея, который валится с ног от первого же удара.
На фоне всеобщего ликования в Татой[27] и Элефсис начали прибывать британские летчики. Они появились на городских улицах как раз в тот момент, когда греки упивались восторгом и надеждой.
Гай и Гарриет шли в «Зонар», чтобы встретиться там с Аланом, и по пути встречали молодых англичан – робких, розовощеких, окруженных восторженными афинянами. Возле кафе они встретили толпу, которая несла на плечах бородатого английского летчика, направляясь к улице Гермеса. Вокруг гремел греческий боевой клич: «Аэра! Аэра!» – на что пилот, размахивая руками, отвечал: «Йо-хо-хо и бутылка рома!»
– Это старинный английский боевой клич, – пояснил Алан, и окружающие стали передавать его слова дальше. Аплодисменты усилились.
Пилота уже не было видно, но, прежде чем шумное веселье стихло вдали, на углу улицы остановился грузовик с греческими солдатами. Они сидели на горах одеял и теплой одежды: афиняне жертвовали всё возможное в помощь солдатам, которые вынуждены были сражаться под дождем и снегом. При виде грузовика прохожие бросились к солдатам и стали хватать их за руки. Гарриет, заразившись всеобщим возбуждением, взяла бокал Алана, подбежала к грузовику и протянула его солдатам. Один из них с улыбкой принял бокал, но не успел он отхлебнуть, как грузовик тронулся.
– Простите, – сказала Гарриет.
– Это был самый что ни на есть уместный жест, – уверил ее Алан. – Греки любят подобное. И поскольку мы еще не виделись после отхода корабля, давайте выпьем за то, что вы остались здесь несмотря ни на что. И правильно сделали, на мой взгляд. Я верю, что слабейшие одержат победу, а жертвы накажут обидчиков.
Они выпили, и Гарриет спросила:
– Полагаю, Дубедат теперь и в самом деле стал главным?
– Нет, – ответил Алан. – На приеме у Куксона произошла прелюбопытная история. Грейси у всех на глазах потребовал у Дубедата вернуть письмо, в котором назначал его временно исполняющим обязанности директора. Он решил, что до назначения нового директора школу надо закрыть.
– Но ведь директором всё равно могут назначить Дубедата.
– Возможно. Кто знает? А вот и еще один претендент на должность. Гай говорил, что хочет пообщаться с ним.
Бен Фиппс перешел Университетскую улицу; завидев Алана, он помахал ему и устремился к их столику. Он уже выглядел не таким оживленным, как раньше, хотя и пытался держаться с деланой веселостью; казалось, его мысли витают где-то далеко.
– Боюсь, что не смогу задержаться, – сказал он. – Я должен ужинать в Фалироне, а у меня сломался автомобиль. Пришлось оставить его в Психиконе[28].
– Ну, выпить-то у вас хватит времени, – возразил Алан с иронической язвительностью, которая заставила Фиппса попытаться взять себя в руки.
– Не судите меня строго, – попросил он. – Я не в форме. У меня еще осталось небольшое похмелье после Великого Прощания.
Они обсуждали прием у Куксона, когда мимо них прошла миссис Бретт: она направлялась в кафе со своей подругой, мисс Джей, и остановилась, чтобы сообщить, что съезжает из гостиницы.
– У меня теперь своя квартира. Я буду давать приемы, вот увидите! Великолепные приемы. Вы же придете? – спросила она у Алана, после чего повернулась к Принглам с тем же вопросом, не обращая внимания на Бена Фиппса, который смотрел куда-то поверх ее головы. Закончив описывать преимущества своего нового жилья, она бросила на Фиппса ядовитый взгляд. – Значит, мы наконец избавились от Грейси! Слышала, в Фалироне по этому поводу было празднество. Очевидно, не я одна радовалась его отъезду.
Приняв эту реплику на свой счет, Бен повернулся к мисс Джей и любезно поинтересовался:
– А вам понравился прием у майора? Видел, что вы оценили закуски.
Мисс Джей тут же развернулась и удалилась в кафе, но миссис Бретт не желала сдаваться. Возбужденная присутствием врага, она заговорила с еще бо́льшим воодушевлением:
– А что же лорд Пинкроуз? Надеюсь, он не уехал?
Алан, переминаясь на своих больных ногах, смущенно улыбнулся:
– Нет, он не уехал. Он с самого начала колебался и в итоге решил остаться. Полагаю, его убедили новости с фронта.
– И правильно, – заявила миссис Бретт с таким видом, будто Пинкроуз этим поступком выказал невероятную смелость. – Мне говорили, что он претендует на пост директора, и я надеюсь, что он получит его. Здесь нужен ученый, который был бы джентльменом. Таких людей немного. Будет приятно наконец-то заполучить одного из них.
Наконец она ушла, и, пока остальные мужчины неторопливо опускались на свои места, Фиппс рухнул на стул, словно подстреленный.
– Я не знал, что Пинкроуз входит в число кандидатов, – произнес он слабым голосом.
– Это так.
– И каковы же его шансы?
– Кто знает? Но он совершенно определенно ухаживал за Грейси. Я не раз видел, как он таскал ему разные подарочки: бутылку хереса, шоколад, цветы.
– О господи, – сказала Гарриет.
Алан рассмеялся:
– Никогда не забуду, как Пинкроуз, словно влюбленный, крался к Грейси с двумя туберозами в руке.
Бен Фиппс без улыбки посмотрел на часы.
– Я позвал вас, – сказал Алан, – потому что Гай хочет познакомиться с вашими друзьями из числа левых греков.
– В самом деле? – ответил Бен, не глядя на Гая. Черные глаза его заметались за стеклами очков. – Я с ними в последнее время совсем не вижусь.
– Полагаю, большинство из них – студенты? – спросил Гай, которого интересовало всё.
– В основном, – ответил Бен. – Старшие уже ушли в армию.
Последовала пауза. Гай выжидающе смотрел на Бена, а тот, понимая, что от него ждут ответа, приподнял бровь в сторону Алана.
– Вы можете отвести его к «Алеко», – наконец пробормотал Фиппс. – Они вечно там сидят. Познакомьте его со Спиро, он работает за стойкой. Он их сведет.
– Возможно, – неохотно согласился Алан.
Фиппс впервые посмотрел на Гая и попытался как-то объясниться.
– Я сам туда уже не хожу, – сказал он и вскочил, увидев автобус. – А вот мой автобус! Увидимся.
Он поспешил прочь. Глядя ему вслед, Алан произнес:
– Обычно майор посылает автомобиль за самыми важными гостями. Видимо, у бедняги Бена есть все причины нервничать. Кроме того, он, очевидно, старается отмежеваться от своих левых знакомых.
Повернувшись к Гаю, Гарриет внезапно спросила:
– А почему бы тебе не стать директором?
Он изумленно уставился на нее, после чего расхохотался, словно услышал отличную шутку.
– Но почему нет? Ты же единственный член Организации, оставшийся в Афинах. Пинкроуз из Кембриджа, он не имеет ни малейшего представления о работе Организации.
– Дорогая, об этом не может быть и речи, – твердо ответил Гай, желая пресечь этот разговор на корню.
– Но почему?
– У меня нет опыта такой работы, – нетерпеливо объяснил он. – Меня назначили младшим лектором. Если мне удастся получить здесь работу лектора, будет очень хорошо.
– У тебя больше опыта, чем у Фиппса или Дубедата.
– Если один из них получит назначение, – в чем я очень сомневаюсь, – это будет часть некрасивых подковерных игр. Я не собираюсь в них участвовать и пользоваться ситуацией, чтобы получить больше причитающегося.
Отвернувшись от Гарриет, Гай обратился к Алану:
– Я бы хотел сходить в то место, о котором говорил Фиппс.
– «Алеко»? Можно потом туда заглянуть, но… – Алан огляделся в поисках официанта.
Сгущались сумерки; поднялся холодный ветер, и столики на улице стали пустеть.
– Я надеюсь, вы согласитесь со мной поужинать? – спросил Алан и, видя, что Гарриет улыбается в знак согласия, продолжил: – У вас есть какое-нибудь место на примете?
– А могли бы мы пойти в Русский клуб?
Алан рассмеялся. Очевидно, это был очень скромный запрос.
– Конечно могли бы. Он называется клубом, но туда пускают всех.
Клуб состоял из единственной комнаты, которую обставили в начале двадцатых и никогда более не переделывали. Когда они вошли, Алан сказал:
– Мы можем встретить здесь Якимова.
Они и в самом деле тут же его увидели: он сидел за маленьким столиком, а перед ним возвышалась гора блинов.
Он поднял взгляд и пробормотал:
– Дорогая моя! Дорогие! Как я рад вас видеть.
Впрочем, очевидно было, что на самом деле он не рад встрече. Пока они стояли рядом, он размазал по блину красную игру, после чего с сосредоточенной улыбкой оглядел получившийся бутерброд и вывалил на него гору сметаны.
– Да вы гуляете! – сказал Алан.
– Отмечаю кое-что, – ответил Якимов. – Продал автомобиль, мою милую «Испано-Суизу». Немецкий офицер купил его в Бухаресте. Думал, что денег мне не видать, но мой дорогой друг Добсон привез мне пачку купюр. Ваш Яки в кои-то веки при деньгах. Небольших, конечно, только чтобы продержаться. Мне их должно хватить надолго.
Якимов ждал, пока они отойдут. Обзаведясь деньгами, он более не нуждался в друзьях. Когда он мог купить себе еды самостоятельно, он питался роскошно – и в одиночестве.
Они уселись в эркере с видом на Акрополь, который скрывался в темнеющих лиловых сумерках, и тоже заказали себе блинов с икрой и сметаной.
– Восхитительно, – объявила Гарриет.
Гай готов был терпеть Русский клуб – точно так же, как и Алана. Он готов был принять тот факт, что некоторые его друзья аполитичны, как если бы они не различали цветов. Он не винил Алана в этой его ограниченности, но держался рассеянно, и было видно, что мыслями он где-то далеко. Гарриет понимала, что Гай просто коротает время в ожидании похода в «Алеко», где можно будет встретить единомышленников. Алан, однако, позабыл об их планах. Он с довольным видом устроился в кресле, готовясь насладиться ужином. По его виду было ясно, что он не намерен никуда двигаться.
Гай, напротив, только и ждал окончания вечера, но держался терпеливо. Гарриет радовалась происходящему. Что-то в окружающей обстановке пробуждало в ней давно забытые мечты о безопасном убежище. Она стала презирать эти мечты, когда отправилась в Лондон, чтобы зарабатывать деньги наравне с другими незаурядными молодыми людьми. Тогда она с негодованием отвергла бы саму идею упорядоченной супружеской жизни. Замуж она вышла ради приключений.
Когда-то в Бухаресте ее насмешили слова Якимова: «Мы здесь в тихой заводи, мы спокойно переживем войну»: они с Гаем приехали туда, готовые к любым опасностям и даже гибели. Теперь, после всех этих беспокойных месяцев и долгого периода неопределенности, она понимала, что была бы счастлива обрести такое убежище. Но период неопределенности еще не закончился.
– Как вы думаете, итальянцы прорвут оборону? – спросила она.
– Почему вы спрашиваете? – рассмеялся Алан. – Вам бы хотелось этого?
– Нет, но, если мы останемся тут на зиму, нам понадобится теплая одежда. Я всё бросила в Бухаресте, а Гай привез с собой одни лишь книги.
– Вам совершенно точно понадобится пальто.
– Гарриет может купить пальто, если хочет, но я никогда не чувствую холода, – отрезал Гай.
– И нам потребуется какое-то жилье, – продолжала Гарриет.
– Чушь, – возразил Гай. – В гостинице дешево и удобно.
Он не желал тратить время на обсуждение одежды и домов, стремясь как можно скорее покончить с ужином. Когда Алан снова взял меню, Гай сказал:
– Я больше ничего не хочу. Если мы собираемся в «Алеко», думаю, пора идти.
27
Татой – бывшая загородная резиденция королевской семьи Греции, расположенная неподалеку от Афин.
28
Психикон – северный пригород Афин.