Читать книгу Пангея приветствует тебя! - Оливия Штерн - Страница 5
Глава 5. Тана
Оглавление«Меня зовут Тана Альен. Тана. Альен».
Она повторяла это раз за разом, спасительный обрывок воспоминаний, путеводная нить к тому, что было раньше, и что должно было удержать на грани и не дать сойти с ума.
Тана чувствовала, как тонет в собственной ненависти. Весь мир вокруг сжался в точку, ледяным шипом пронзая разум. Исчезло… почти все, кроме ненависти – всепоглощающей, разрушительной и… совершенно бесполезной и беспомощной. Она больше не могла улыбаться Дей-шану, и не называла более его «добрым господином». Все, о чем мечтала Тана – это добраться, наконец, до Иллерона и быть проданной. Все равно кому, лишь бы не видеть более ненавистного лица, не ощущать отвратительного запаха давно немытого тела, не чувствовать прикосновений грязных рук.
Все перевернулось с ног на голову несколькими днями раньше. Она пыталась играть, плести невесомую паутину интриги, благо что Риэду бросал на нее взгляды все более пылкие. И вот, наконец, Дей-шан оставил их вдвоем во время привала – тогда Тана подумала, что бывалый воин ошибся, но теперь понимала, что это была всего лишь ловушка. Но ни Риэду, ни ей не закралось и тени сомнений в тот роковой час. Всего-то надо было, что протянуть к молодому мужчине руки и прошептать: увези меня. Куда угодно, только подальше от Дей-шана. Риэду не пришлось просить дважды: он подхватил Тану в седло и дал шпор лошади. Они неслись на юг так долго, как выдержал конь, а потом устроили привал, где ей пришлось вознаградить Риэду известным способом. Потом он оставил ее, отошел поискать что-нибудь для костра. Смеркалось. Тана сидела на теплой земле, прикидывая, каким образом можно заставить Риэду делать то, что нужно, а заодно пытаясь сообразить, что же все-таки нужно. Она не сразу поняла, что силуэт, вылившийся из сумерек, не принадлежит молодому разведчику, а когда узнала Дей-шана, лишь замерла и обреченно ждала. Тем вечером Дей-шан ее избил, а Риэду так и не вернулся.
Все последующие дни Дей-шан с ней не церемонился, и держал руки связанными. Тана подбирала с земли объедки, которые он ей бросал, а воду приходилось выпрашивать. В какой-то миг она даже решила, что лучше сдохнуть от голода и жажды, чем продолжать это болезненное и бесконечное унижение, но потом одумалась. На многое можно пойти ради достижения целей: можно отдаваться первому встречному, ибо ее тело в этом странном мире имело высокую цену, можно униженно выклянчивать прогорклую воду, можно облизывать вонючие сапоги Дей-шана, давясь рвотой. А целью было – выжить, и не просто выжить, а взобраться на самую вершину пирамиды власти в этой иссушенной солнцем степи.
Поэтому Тана терпела и молчала, молчала и терпела, мечтая о том счастливом мгновении, когда Дей-шан навсегда исчезнет из ее жизни, а если и появится, то исключительно в виде насаженной на пику головы. Но силы таяли, как жир под палящим солнцем, и Тана раз за разом повторяла про себя то имя, которое помнила. Тана Альен. О, когда-то все было по-иному! Не ей приказывали, а она… Тана не могла сказать, кем была, но обрывки воспоминаний весьма прозрачно намекали на высокое положение в общественной иерархии. Теперь она не могла даже справить нужду в одиночестве. Дей-шан слишком боялся лишиться ценной добычи. А еще ему очень нравился страх. Присосавшись, словно сказочный вампир, он пил страх жертвы, день ото дня наглея и теряя человеческий облик.
И, когда ее силы подошли к концу, на горизонте замаячили стены Иллерона.
***
Город оказался слеплен из глины в буквальном смысле: Тана окунулась в вязкий, душный лабиринт глинобитных стен. Узкие улочки, водосборные желоба, канавы, слишком мелкие, чтобы вместить все нечистоты этого места. Вонь стояла невыносимая: по степи гуляли ветра, здесь же люди наконец нашли защиту в широком кольце ненадежных глиняных валов – защиту не от людей, но хотя бы от зверья. И пока Дей-шан невозмутимо направлял коня прямо на снующих мимо прохожих, Тана старалась дышать глубоко и размеренно: от подступающей тошноты сводило челюсти, и больше всего она боялась вывернуть свой скудный завтрак на доброго хозяина. Потому что, случись подобное, он снова ее изобьет, а потом возьмет силой. Наверное, прямо посреди этой мерзкой и вонючей улицы, среди нечистот…
Между тем улочки становились шире и чище, кое-где замелькали дома, сложенные из белого камня и крытые плоскими чешуйками из такого же материала. Тана чуть приободрилась и даже принялась с интересом осматриваться, насколько ей это позволяло черное покрывало, наброшенное на голову.
Мужчины, которых она видела, были смуглы, черноволосы и коренасты. Кто в полотняных робах, кто в кожаном доспехе – от которого на самом деле толку мало, особенно если колоть обоюдоострым мечом или острием копья. Женщины мало чем отличались от мужчин, такие же смуглые и коренастые, разве что в плечах уже и ростом ниже. Одежда их не блистала разнообразием: длинные балахоны, то расшитые, то из некрашеного полотна, кто в шароварах и длинных, до колена, туниках. Некоторые покрывали голову цветастыми покрывалами, некоторые красовались сложными прическами из кос, украшенными металлическими пластинами и яркими бусинами. Лица женщин показались Тане грубыми, словно второпях вырубленными из камня: широкие, чуть сплюснутые носы, тяжелые подбородки, скулы, делающие лицо похожим на лунный лик.
«Немудрено, что я здесь ценный товар», – эта мысль отдавала приятной горчинкой. Если уж быть чьей-то собственностью, то лучше дорогой. Рачительный хозяин не будет портить вещь, которая стоила ему много звонких монет. Дей-шану досталась она бесплатно, и потому он не стесняется в методах воспитания…
Они приблизились к большому дому, глинобитному и старательно беленому. У входа переминался с ноги на ногу рыхловатый молодой мужчина с сотней сальных косиц на голове. Ярко-синий, в пол, халат с золотым шитьем и красные сапоги красноречиво говорили о занимаемом этим горожанином положении и о достатке.
Дей-шан спешился и, ведя коня на поводу, пошел прямиком к нему, из чего Тана сделала вывод, что это наверняка местный скупщик рабов.
– Да пребудет с тобой сила Полночных, Сей-шан, – беззаботно сказал воин, – товар принимаешь?
Липкий взгляд работорговца метнулся к Тане, затем, уже неторопливо, вернулся к Дей-шану.
– Больно тощая, отсюда вижу. Не больна ли чем? Мне здесь зараза не нужна.
Дей-шан ухмыльнулся и развязно хлопнул синий халат по плечу.
– Пойдем, посмотришь. Если удачно продашь, твоя десятая часть.
Сей-шан вскинулся, словно почуявшая кость собака.
– Пятая.
– Полночные с тобой, Сей-шан, пусть будет пятая. Но продать надо хорошо.
– Ты, никак, решил службу оставить? – подозрительно прищурился работорговец. И, словно догадавшись о чем-то, добавил, – одну треть.
– Приведи покупателя, – зло процедил Дей-шан, – а там поглядим.
Сказано это было весьма высокомерно, но у Таны сразу шевельнулось подозрение, что Дей-шан и десятой долей не собирался делиться. Впрочем, это уже ее не касалось. Пусть хоть загрызут друг друга.
– Эй, слезай, – приказал Дей-шан, и Тана неуклюже сползла на землю.
– Проходи-ка сюда, милочка, – заворковал торговец, – сперва я посмотрю на тебя, а потом уж решим, кого позвать. Или торги устроим.
Подталкиваемая в спину Дей-шаном, Тана покорно пошла вслед за синим халатом. В отличие от провонявшего конским потом предателя, от работорговца остро пахло травами и специями, и Тана подумала, что наверняка он смазывает себе волосы ароматическими маслами. Неуместные, глупые мысли…
Ее провели по длинному темному коридору, с обеих сторон усаженному низкими и узкими дверцами, в которую едва мог протиснуться широкоплечий степняк, затем работорговец отворил одну из них и, шагнув в сторону, сделал приглашающий жест.
– Иди, – прошипел Дей-шан, – и только посмей мне…
– Она что, непокорна? – мгновенно отозвался Сей-шан, – мне такую не надо. У меня самый лучший товар в Иллероне, почтенные люди заходят…
– Да нет же, нет! – Дей-шан, похоже, начинал раздражаться, – она будет как овечка, ласковая, как котенок и страстная как Полночная Дева.
– А она, гм, дева? – казалось, работорговец от души потешается над вспыльчивым воякой.
– Нет, – только и ответил Дей-шан.
– Сам, небось, проверял?
Дей-шан сделал вид, что не расслышал.
Тана очутилась в довольно светлой и совершенно пустой комнате. Источником света служило небольшой окно, забранное решеткой. Земляной пол был присыпан соломой. Мужчины зашли следом и закрыли дверь.
– Ну-с, Дей-шан… Показывай, что там у тебя сегодня.
– Раздевайся, – приказал тот.
Тана размотала покрывало с головы, бросила на пол. Затем выскользнула из широкого ворота черной рубахи и замерла посреди комнаты, внимательно следя за торговцем. Тот был тертым орешком и ни единым движением не выдал удивления.
– То, что кожа светлая – это хорошо, это большая редкость. Но то, что ты ей наставил синяков, Дей-шан, это плохо. Цену начнут сбивать. А вдруг ты ей что-нибудь повредил?
– Я должен был ее научить покорности, – пробормотал Дей-шан и умолк, наверняка подумав наконец о том, что за товар будут платить по состоянию.
– Девка – не визар ли? – уточнил Сей-шан, – а то потом бед не оберешься.
– Сам ты визар. Не видишь, что ли, что тонкая, из-за Гиблых Радуг?
– Вижу, – протянул задумчиво Сей-шан, – а она, часом, не беременна ли? А то ведь тонкие мрут как мухи в родах.
– Не знаю, – по крайней мере, Дей-шан ответил честно, – Полночные ее там знают… Нам-то что?
– Ну, ладно, – Сей-шан недовольно пожевал губами, кивнул Тане, – а ну, милочка, покрутись, я хочу посмотреть на тебя… Полночные духи, Дей-шан, синяк на синяке!
Он подошел, по-хозяйски пощупал Тане грудь, провел мягкой и потной ладонью по животу, по бедрам, причмокнул.
– Хороша, полночные тебя дери! Конечно, не мешало бы откормить чуток, но и так пойдет. Глаза-то какие, мать моя! А волосы? Жаль, что коротки…
Дей-шан промолчал, и Тана поймала его мрачный взгляд. «Чтоб ты сдох, Дей-шан, в страшных муках».
– Так, – подытожил тем временем Сей-шан, – сейчас я пришлю к ней служанок, чтобы они привели ее в порядок, а сам тем временем схожу к одному уважаемому человеку. Ты где остановился?
– Нигде, – мрачно обронил Дей-шан, – я здесь подожду.
– Здесь нельзя, уважаемый. Не бойся, не убежит.
С этими словами Сей-шан принялся аккуратно подталкивать воина к двери. Тана так и осталась стоять посреди комнаты. Но в тот, последний миг, когда дверь уже почти закрылась, все же не утерпела:
– Дей-шан! Твоя смерть будет ужасна! Запомни!..
И сжалась в комок. Казалось, что сейчас он вернется, и произойдет то, к чему она уже почти привыкла. Но – из коридора донеслась забористая брань, прерываемая визгливым голосом Сей-шана, и дверь закрылась окончательно. Тана усмехнулась и стала ждать.
Одиночество ее продлилось недолго. Дверь снова отворилась, на сей раз впуская троицу коренастых и смуглых девиц в туниках из грубого полотна. Две из них втянули в комнату закопченный медный чан с водой, третья принесла куски холстины, какие-то горшочки из синего стекла и аккуратно сложенную одежду.
– Купайся, – одна из девушек, видимо, старшая, указала на чан, – Сей-шан приказал тебя помыть и одеть. Скоро покупатель придет.
Тана кивнула и молча уселась в теплую воду. Девушка сноровисто принялась поливать ее из ковша, и от этого незамысловатого удовольствия Тана внезапно расплакалась.
– Поплачь, – услышала она сочувствующий голос, – ничего не поделаешь. Мы принадлежим Степи, а степь – мужчинам. Ты чужестранка, тебя купят за большие деньги, и твой новый хозяин будет добр к тебе.
– Я хочу, чтобы он сдох, – выдохнула судорожно Тана.
– Тот, кто тебя сюда привез? – в голосе рабыни было понимание, – не переживай, с ним что-нибудь все равно случится. Такие, как он, долго не живут. Ты будешь жить, а он – нет.
Теплая вода лилась и лилась на макушку, смывая грязь, смешиваясь со слезами. Как, оказывается, немного нужно для полного, всеобъемлющего счастья! Тана сидела, прикрыв глаза, слушала, как плещется вода, и не было сил даже думать.
Потом ее попросили подняться, намылили все тело и голову, затем смыли пену чистой водой из принесенного ведра.
– Ты очень красива, – заметила девушка, которая говорила с Таной, – Степь никогда не производила на свет таких, как ты. Сей-шан приведет богатого покупателя, будешь с золота есть и на золоте спать.
– Мне хватит простой кровати, – покачала головой Тана.
Ее вытерли кусками холстины, ссадины и синяки смазали едко пахнущей мазью, волосы причесали широким гребнем.
– Теперь надо одеться, – снова скомандовала старшая, и две рабыни принялись наряжать Тану в замысловатые и пестрые одежды, которые не столько скрывали, сколько подчеркивали каждую выпуклость ее тела.
К завершению процедуры вновь пришел Сей-шан, окинул Тану оценивающим взглядом.
– Понимаю Дей-шана, мало кто устоит перед таким соблазном.
– Он и не пытался, – холодно отозвалась Тана, – он убил того, кто меня нашел, чтобы продать самому.
Сей-шан, если и удивился, виду не подал. Передернул слабыми плечами.
– Что ж, милочка, таковы законы Великой Степи. Выживает тот, кто сильнее или хитрее. Была бы ты послушной, не было бы таких синяков.
– Я буду послушной, – заверила его Тана, – продайте меня подороже, и пусть Дей-шан подавится этим золотом.
– Да ты злюка. Может быть, ты и в постели такая же? – Сей-шан усмехнулся, сделал знак девушкам, и те мгновенно исчезли за дверью. Работорговец подошел к Тане так близко, что она ощутила тепло его тела.
– Я уже нашел того, кто тебя купит, – негромко сказал он, – милочка, сделай так, чтобы покупатель остался доволен. Это очень важное лицо в Зу-Ханн, Мер-даланн.
«Приближенный к государю», – поняла Тана и улыбнулась.
– Поверьте, уважаемый Сей-шан, – через силу она даже улыбнулась, – покупатель останется так доволен, что спустя годы будет нахваливать ваш сервис.
– Что?.. – не понял Сей-шан, – чудными словечками ты бросаешься, женщина. Следи за тем, что говоришь, дети Степи этого не любят.
– Дей-шан… еще придет? – внезапно Тану охватил озноб.
– Он больше к тебе не подойдет, милочка, – Сей-шан ловко убрал синюю прядку, упавшую ей на глаза, втянул хищно воздух, словно пытаясь запомнить ее запах. – Полночные с тобой, женщина. После ванны ты пахнешь куда лучше.
И отошел, удовлетворенно потирая руки. Оглянулся на Тану, а затем и вовсе вышел.
Она вновь осталась одна. Нахлынула усталость, копившаяся все эти дни, и Тана, оглядевшись в поисках стула, в итоге уселась прямо на пол, под окном. Она оперлась спиной о теплую стену, откинула голову и закрыла глаза. Тут же накатила дрема, но Тана понимала, что спать нельзя – слишком зыбко ее нынешнее положение, слишком много вокруг недругов. Дей-шан, опять-таки. Тана не верила в то, что он оставит ее в покое в обмен на золото. Власть над существом более слабым пьянит и приносит наслаждение куда большее, нежели любовное соитие, а Дей-шан – в этом Тана не сомневалась – давно успел распробовать, каково это. Зажмурившись, она зябко обхватила себя за плечи; ей мерещилось, что вот-вот откроется дверь, и снова появится он. И все повторится сначала – побои, унижение, насилие, снова побои.
«Я схожу с ума, – меланхолично размышляла она, бессмысленно уставясь в серый потолок своей тюрьмы, – насколько меня еще хватит до того, как я смогу перестать быть игрушкой в чужих руках?»
Тане очень хотелось знать, кто она, и зачем здесь оказалась. Медальон с портретом неведомой женщины казался теперь химерой, миражом в пустыне. Наверное, она пришла в эти земли не только ради поиска незнакомки на медальоне. Наверное, была более веская причина, по которой она, Тана Альен, покинула свой безопасный, удобный дом и отправилась в безумное и бесперспективное путешествие. Но какая? Тана рассеянно потерла тыльную сторону локтевого сгиба, где под кожей засел твердый циллиндр размером с ноготь. Неужели ответ на все вопросы в самом деле хранился там?..
***
Дверь легко скрипнула, и Тана вжалась спиной в стену. Внутрь шмыгнул Сей-шан – даже странно, что к такому крупному мужчине оказалось применимо это слово. Он стрельнул взглядом в Тану, быстро кивнул ей, словно предупреждая, а затем принялся подобострастно кланяться, подметая пол своими напомаженными косицами. Женщину начал бить озноб. Вместо того, чтобы радоваться маячащим изменениям в судьбе, Тана почему-то раз за разом представляла себе Дей-шана. «Что, шлюха, думала сбежать от меня? Да твои куриные мозги не способны ни на что, кроме как ублажать мужчину!». Зябко обхватив себя руками за плечи, она со все нарастающим ужасом наблюдала, как в дверь, чуть пригнувшись, втискивается боком покупатель.
«Дура! Радуйся, тебя покупает высокородный господин!» – но почему-то радоваться не получалось, скорее наоборот. Словно все пережитые тяготы собрались в чаше из тонкого стекла, и чаша была переполнена.
– Женщина, поднимись, – приказал Сей-шан.
Она медленно, по стеночке, встала, все еще продолжая ощущать спиной шершавую поверхность глинобитной стены. Не смея поднять взгляд – воистину, Дей-шан умел привить почтение рабыни к господину. Тана из-под полуопущеных ресниц рассматривала вошедшего мужчину.
«Да это же Уннар-заш! – Заполошно мелькнула мысль, – только одетый по-другому, вымытый и причесанный».
Но Тана одернула себя: в этом мире не бывает чудес, и наверняка кости Уннар-заша уже успели обглодать какие-нибудь степные падальщики. Но, тем не менее, покупатель удивительно походил на убитого Дей-шаном воина: все те же приятные, открытые черты смуглого лица, широкие брови, темные блестящие глаза. Длинные волосы шелковой волной падали на широкие плечи, составляя идеальный контраст с кипенно-белым длинным кафтаном.
Покупатель шагнул вперед, сокращая разделяющее их расстояние, и Тана зажмурилась.
«Похоже, Дей-шан и впрямь сделал из тебя послушную овечку», – подумалось ей.
– Мер-даланн, позвольте, я покажу вам ее, – прозвучал совсем рядом заискивающий голос, – она великолепна, она прекраснейшая из женщин, добра, нежна и покорна как голубка.
Сей-шан принялся торопливо дергать шнуровку на лифе ее одеяния, которое и без того мало что скрывало, но то ли пальцы работорговца вспотели, то ли девушки-служанки завязали чересчур добротные узлы, случилась досадная заминка. Демонстрация достоинств товара задерживалась. Тана глянула вскользь на покупателя – тот терпеливо дожидался, положив руки на расшитый золотом и камнями широкий пояс. Лицо его выражало всеобъемлющую скуку.
– Полночные дери эту шнуровку, – хрипло прошептал Сей-шан, выдергивая из ножен кинжал и при его помощи освобождая Тану от жесткого лифа.
– Вы только посмотрите, Мер-даланн, какие груди, не знавшие детей, какой живот, какая спина! А кожа? Чистый мрамор!
– Я вижу синяки, – наконец изволил подать голос Мер-даланн, – что ты пытаешься продать мне, уважаемый? Искалеченную побоями женщину?
– Это же тонкая женщина! – фальцетом возразил Сей-шан. Его лоб покрылся испариной, и он торопливо отерся рукавом халата.
Мер-даланн продолжал скучать. Он подошел к Тане, потрогал ее за плечо, как будто оценивая масштаб черного кровоподтека, оставленного сапогом Дей-шана.
– Где ты взял ее, уважаемый? – на сей раз в голосе мелькнула легкая заинтересованность.
– Мне привез ее один воин с пограничья.
– С западного? – красиво очерченные губы мужчины сурово сжались, как будто он вспомнил нечто неприятное.
– Да, оттуда, – не стал лгать Сей-шан, – но я не могу сказать, высокий господин, откуда именно.
– Хорошо, – Мер-даланн помолчал немного, как будто собираясь с мыслями, – я куплю эту женщину. От подобных сделок не отказываются, и ты, наглая гиена, это знал с самого начала. Иди, получишь деньги у моего казначея.
Сей-шан, мгновенно поняв намек, рысью бросился исполнять, оставив Тану наедине с новым хозяином. Вздохнув, она подняла с пола брошенный и безнадежно испорченный лиф и попыталась водрузить его на место.
– Как твое имя, женщина?
– Тана.
– Посмотри на меня.
– Я… не смею, господин, – выпалила она на выдохе.
– Этому тебя научил тот, кто нашел и привез сюда?
Бросив безуспешные попытки привести в порядок платье, Тана отбросила бесполезный кусок ткани в сторону и выпрямилась, сложив на груди руки.
– Тот, кто меня нашел, был убит тем, кто меня сюда привез, – просто сказала она, – и – да. Тот, кто убил, применил все свое умение, чтобы я была покорной и не разочаровала нового хозяина.
Сообразив, наконец, что легкую накидку одеяния можно использовать по назначению, Тана ловко завернулась в нее как гусеница в кокон. Мер-даланн, наблюдавший за ее манипуляциями, выглядел несколько озадаченным.
– Я хочу, чтобы ты снова научилась смотреть в глаза тому, с кем говоришь.
– Я постараюсь угодить вам, добрый господин, – пробормотала Тана.
– Никто больше не причинит тебе вреда, – заверил он ее, – пойдем со мной, я отвезу тебя в свой иллеронский дом, а завтра на рассвете мы отправимся в Хеттр, жемчужину Степи.
Тана молча кивнула. Мужчина подал ей руку и, как только ее пальцы легли на широкую мозолистую ладонь, он резко дернул Тану к себе. Она не сопротивлялась – к чему? – и позволила обнять себя за талию. К слову, очень властное и одновременно нежное объятие получилось.
– Когда-то, очень давно, – проговорил Мер-даланн, щекоча дыханием макушку, – у моего отца была среди наложниц такая, как ты. Женщина из-за Гиблых Радуг. Но она прожила очень недолго и умерла, когда я был еще маленьким мальчиком. Вот за это вас и ценят. Хрупкая и прекрасная бабочка, чей век слишком короток. Платят за возможность обладать самим быстротечным временем…
Тана подняла голову и заглянула в темные глаза хозяина. Там, в тягучей чернильной глубине, она уже видела тлеющие угли, грозящие разгореться в огонь страсти. Да-да, он хотел ее, в этом не возникало сомнений. А вот как все это произойдет… Тут Тана решила, что может взять все в свои руки, а потому сделала то, что сочла единственно верным: приподнялась на цыпочки и, обвив руками шею хозяина, поцеловала его так, делала это всегда.
– Ты… что делаешь? – он с трудом перевел дыхание, отстраняя Тану от себя, – женщина, ты невыносима. Мне уже кажется, что Сей-шан запросил гораздо меньше, чем ты стоишь на самом деле.
И улыбнулся. Почти как Уннар-заш.
Тана все еще смотрела ему прямо глаза, подумав, что они цвета крепкого чая.
И отчего-то на сердце стало легко, так, как уже давно не было…
***
Дворец, к удивлению Таны, оказался каменным, а стены – оштукатуренными и кое-где расписанными сценами быта благородных сословий Зу-Ханн. По тому, что краски еще не утратили яркость, а кое-где в углах по-прежнему лежали кучи строительного мусора, Тана заключила – дворец был отстроен недавно, скорее всего, по приказу Мер-даланна. Она покорно шла за ним, неслышно ступая по холодным каменным плитам, глядя в широкую спину, обтянутую белоснежным шелком, и – к собственному изумлению – чувствуя, как в ней самой зарождается неопределенное, но вполне теплое чувство к этому человеку. Потом был холл, прислуга, рабы, собственная комната, девушки, прислуживающие во время омовения, душное розовое масло, которое, не жалеючи, втиралось в ее тело. Ей принесли новую одежду оттенка цветущей гортензии, мягкие бархатные туфли без задников, склянку с ароматной водой, чтобы придавать своему телу нежный и чувственный аромат. После того, как Тана была одета и причесана, девушки удалились, едва слышно перешептываясь. Дверь тяжело стукнула о притолоку, закрываясь. Тана прислушалась, повернется ли ключ в замке – но нет, похоже, никто и не подумал ее запереть. Она устало присела на край огромной кровати под балдахином и стала ждать Мер-даланна. Тане казалось, что он вот-вот появится, чтобы предъявить свои права на собственность – но мужчина все не шел и не шел, и Тана, забравшись с ногами в постель, свернулась калачиком. Каменные стены дышали прохладой, скрадывая зной. Откуда-то издалека доносился шум города. Из-за двери было слышно, как кто-то отчитывает служанку. Воздух был напоен ароматом роз, от которого начинало ломить виски.
«Любопытно, куда подался Дей-шан?» – сонно размышляла Тана. Голова этого человека, насаженная на пику, никуда не делась из ее планов; нужно было только немного выждать, еще чуть-чуть…
Она почти задремала, когда тихо приоткрылась дверь, и в комнату вошел Мер-даланн. Он переоделся, но и в черном кафтане и шароварах выглядел весьма привлекательно. Тана встрепенулась, соскочила на пол и поспешно поклонилась, помня о том, что здешние мужчины любят покорность и почитание. А если она собралась покорять этот мир, то вести себя надо соответственно… Так, чтобы понравиться. Мужчина улыбнулся уголком губ, оглядел Тану с головы до ног.
– За Гиблыми Радугами все такие, как ты?
Она пожала плечами.
– Мой господин, я почти ничего не помню. Ни кем была, ни где жила. И я…
– Довольно, – Мер-даланн оборвал ее, – мне не нужны твои воспоминания. Подойди, я хочу тебя раздеть.
Дальнейшие действия представляли мало интереса для Таны Альен, но вызвали бурный восторг у ее хозяина. Впрочем, он оказался хорошим любовником, нежным и властным одновременно, и Тана, засыпая, подумала о том, что наконец все начало складываться так, как ей бы того хотелось. Она распласталась на мускулистом теле Мер-даланна, впитывая его тепло и наслаждаясь наступившим наконец покоем, и даже во сне чувствовала, как он лениво перебирает пряди ее волос, изредка прикасаясь губами к макушке.
Проснулась к вечеру, и Мер-даланн все еще был с ней.
– Скажи, – он выдохнул ей это в шею, – тот, кто нашел тебя… Он получил твою любовь?
Тана не торопилась отвечать, прошлась легкими поцелуями по гладкой смуглой груди мужчины.
– Тот, кто меня нашел, был благородным человеком. Он вез меня в подарок вашему повелителю, я была для него неприкосновенна. А потом… мерзавец и предатель убил его, чтобы продать меня здесь. И потом… – она выразительно глянула на Мер-даланна, – потом все было так плохо, что я думала – лучше умереть.
– Назови мне имена этих людей, – подобно сытому коту, промурлыкал мужчина, – первый будет помянут в Храме Полночных, второй будет казнен, и его голова украсит стену Иллерона.
Тана едва не рассмеялась вслух, но взяла себя в руки и, напустив на себя скорбный вид, прошептала:
– Первый, что погиб, защищая меня – Уннар-заш. Второй – Дей-шан, предатель и убийца.
– Ты сказала – Уннар-заш? – в голосе Мер-даланна появились металлические нотки, – ты не ошиблась, женщина?
– Нет, – она мотнула головой, – сложно забыть имя того, кто был добр и благороден.
Внезапно Мер-даланн мягко отодвинулся, а затем сел в постели.
– Что? – не поняла Тана, – я огорчила тебя, мой повелитель?
– Уннар-заш, – хрипло повторил он, – Полночные духи, да пребудет с ним их милость…
– Ты… знал его, мой господин? – Тана, в надежде успокоить мужчину, нежно поглаживала его плечи.
– Да, – он горько рассмеялся, – я знал его, Тана! Уннар-заш был моим кровным братом. Моим старшим братом. Моим любимым братом, которого терпеть не мог наш нынешний владыка Зу-Ханн!
– Тогда единственное, что тебе следует сделать, мой господин, это найти убийцу, – сладко прошептала Тана, – и пусть Дей-шан умрет страшной, мучительной смертью. Мои страдания – ничто перед твоими, мой господин. Я страдала, но жива, а твой брат – погиб от руки предателя.
Мер-даланн внезапно отстранился, посмотрел на нее с прищуром. А Тана вдруг поняла, что цвет крепкого чая может быть и холодным. Более того, заставляющим кровь мерзнуть в жилах.
– Сладости быстро надоедают, Тана.
Она замерла. Похоже, Мер-даланн оказался тем экземпляром мужчины, с которым придется считаться.
– Я хочу, чтобы того ублюдка, что убил Уннар-заша, казнили, – просто сказала она, опустив глаза.
– Я тоже этого хочу, – он повел плечами, – но есть кое-что, Тана, о чем я намерен тебя предупредить. Я желаю, чтобы, говоря со мной, ты говорила не с хозяином, а с мужчиной, которого уважаешь. А если чего-то захочешь, то просто скажи.
Тана прикусила губу. До боли, до металлического привкуса крови на языке. Подняла взгляд на Мер-даланна. К Забвению все… Пусть он ее накажет, пусть выбросит вон…
– Откуда я могу знать, что мой мужчина достоин уважения?
Ну вот.
Самое ужасное, что она могла сказать – сказано, так глупо, так опрометчиво. Наверное, она все же сошла с ума, пока ехала в Иллерон, раз позволяет себе такое. И теперь… Что он сделает с ней?
– Думаю, что достоин, – на губах Мер-даланна появилась тонкая улыбка, – и, смею надеяться, ты очень быстро это поймешь.
…На этот раз он взял ее довольно грубо, заставив поначалу вскрикнуть от боли, а потом – стонать от удовольствия, сжигавшего ее всю. И когда удовольствие достигло пика, а мир вокруг взорвался, разлетаясь на куски, Тана почувствовала, как сильные горячие руки обнимают ее, крепко прижимая к себе. Закрыв глаза, ощущая, как медленно гаснут волны наслаждения, она откинулась назад, прижалась к сильной груди мужчины. В голове была звенящая пустота.
– Ты меня полюбишь, – прошептал хрипло Мер-даланн, целуя ее в шею, – ты – слишком редкая возможность поймать мгновение.
И в то мгновение она вдруг подумала: да, полюбит. Наверное, как бы дико не звучало это для той, прежней Таны Альен, уже любит…
Было во всем этом что-то неправильное, иррациональное. Ведь… нельзя так? Нельзя полюбить того, кто тебя купил как вещь и попользовался твоим телом? Или все-таки можно?
Тот маленький осколок, что остался от разбитой на тысячу частей и забывшей себя Таны Альен, уже воспрянул, тянулся к Мер-даланну как тянется росток к солнцу, а ребенок – к матери. От Мер-даланна исходило тепло, необъяснимое, небывалое. То тепло, корого Тана никогда не знала в той, прошлой жизни.