Читать книгу Зарубки Бабы-Яги - Оля Тулянская - Страница 3

Сели в машину. Я, как принято, на переднее сидение, ибо это неписаное правило. Но об этом позже. Ехать минут сорок. Разговаривать не хотелось. Задумалась…

Успех… Она ж, эта Лерка, рискует не просто так, не ради показухи, а ради него самого… успеха, который дразнит, манит, зовет за собой, но стоит приблизиться – в руки не дается, требует прежде поднять ставки.

А все потому, что именно на «телеке» он, успех этот, так близко, как нигде больше, и кажется, руку протяни и ухватишь. Вот и бегут все за ним, бегут, бегут… И забег у всех разный: у одних – длинный, а то и нескончаемый, а у других – короткий. Но при этом устают все одинаково, спотыкаться начинают, останавливаются, даже назад поглядывают, раздумывая, а не зря ли? А не вернуться ли? А не бросить ли все к чертям собачьим?

Но нет! С крючка так просто не соскочить. Успех, маячащий впереди, тоже притормаживает и словно поджидает тебя, оглянувшись, призывно улыбается, сильнее обнадеживает. А в следующий момент ты уже слышишь, как ласково, даже любовно шепчет: «Ну ты чего? Всего-то шаг остался, еще рывок, и все мечты сбудутся!»

И большинство верит, поднимаются и, не отряхиваясь, не обращая внимания на ссадины и синяки, снова бегут за ним, пытаясь ухватить или хотя бы прикоснуться. Но он вновь миражом растворяется где-то впереди, неопределенном, непонятном, пугающем «впереди»…

Так было и со мной. Раньше. Теперь остыла. Теперь наблюдаю за другими и делаю ставки, как скоро выдохнется тот или эта, потому что силы всегда рано или поздно тают, и на смену им приходит боль, физическая и душевная, саднят былые царапины, на месте синяков остаются пятна и шрамы, а кто-то и вовсе уже не встает после очередного падения… А успех? Ему-то что, ему все равно, он по-прежнему впереди, так близко, так обманчиво близко…

Но бывает и по-другому. Бежишь, привычно спотыкаешься, но не падаешь, а останавливаешься и стоишь очумело, не понимая, почему не гонишься за мечтой-миражом, вон же он в метре от тебя ждет, игриво подмигивает, а то и удивляется, почему это ты на него не реагируешь. А ты стоишь, стоишь, а потом оглядываешься… А там тоже он, твой успех, за твоей спиной, словно тень, грустный, сгорбленный, брошенный. И ты видишь себя его глазами и вздрагиваешь от стыда: сколь ободрана, побита, грязна и… уже не так юна – жалкое зрелище, Баба-Яга, да и только.

И начинаешь хохотать, сначала несмело, а потом все громче и громче хохочешь над собой, над пережитой болью, над разочарованием, над потерями, утратами ради бессмысленного, никчемного, разрушающего, эфемерного того, чего и не существовало никогда. Обманулась. Ради чего?

Да вот беда – повернуть назад нельзя, а идти вперед нет больше ни смысла, ни желания, ни сил. Колени подкашиваются. Это расплата за самообман, за то, что не смогла. Чего? Вовремя разобраться в том, что тебе дается, а что нет. И принять это, избежав бессмысленных поисков и погонь.

Но телек на то и телек, здесь можно то, чего нельзя в других сферах. Вспоминаешь об этом, злишься, но продолжаешь оставаться его частью, потому что знаешь, ты не одна такая, все здесь такие. И это роднит, делает своей среди чужих. Ты можешь быть любой, и на тебя не посмотрят косо. В ссадинах и синяках? Спишут на грим. В рваном платье или грязном спортивном костюме? Да просто вернулась со съемок. В сланцах на морозе? Значит, съемки в павильоне за углом. Все же норм? Да, норм, просто пришло время для новой ставки: на то, сколько протянешь прозревшей пофигисткой, закаленной профессией и огромной коллекцией набитых шишек, если останешься. Уйдешь сама или уйдут тебя – вот в чем вопрос… (Кстати, товарно-денежных отношений, естественно, никто не отменял, но об этом позже.)

А если прямо говорить, то успех на ТВ – понятие расхожее, зыбкое и зачастую надуманное, а вернее, искусственно созданное. В чем-то схоже оно с законом актерской известности: мелькает на экранах – запоминается. Сошел с экранов – забыли!

Но что важнее, телеуспех никак не зависит от творчества, профессиональных умений или навыков. Ибо у него лишь три составляющих: внешность, хитрость и связи. Причем в разной последовательности, в зависимости от того, что преобладает.

А если отбросить наличие связей и морально-физическую беспринципность, то остается либо щедрая удача, либо умение превращать свои минусы в достоинства и продавать их задорого. Ведь только на телеке даже непролазная тупость и узкий кругозор порой оказываются на руку. Умные, выдающиеся, красивые, за которыми не угнаться, уже набили оскомину. А вот недалекие, уродливые, неуклюжие (и т.д., и т.п.) вполне могут привлечь внимание зрителя хотя бы тем, что над ними можно не только посмеяться, но и потешить самолюбие, убеждая себя: а я-то в сравнении еще ничего – и уверовать в свои силы.

Успех лица не имеет, нет границ, нет строгих стандартов (они ж меняются чаще перчаток). Только внимание окружающих определяет степень успешности, а, как известно, уродство в этом плане в разы опережает красоту. Красоте можно только завидовать (спросите: а как же восхищаться? В основе восхищения коренится не что иное как зависть, так что не обманывайтесь. А соответствовать красоте сложно, да и попросту невозможно). Другое дело – уродство. Это ж кладезь чувств и ощущений: у одних – жалость, у других – сочувствие, третьи взращивают свою самооценку. И вот уродство зарабатывает гораздо больше, чем красота, которая так недостижима, требует столько усилий, чтобы только приблизиться, а мы все ленивы…

– Кажется, здесь? – вклинился в поток моих мыслей неуверенный голос инженера-водителя.

Я вздрогнула, кивнула на автомате, выныривая из потока сознания.

За окном простирался спальный район, пятиэтажки сменялись высотками, где-то там должна была быть нужная нам квартира, и женщина, согласившаяся стать героиней моего очередного сюжета.