Читать книгу Физиология брака. Размышления - Оноре де Бальзак - Страница 8
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Размышление VI
Пансионы
ОглавлениеЕсли вы женились на девице, воспитывавшейся в пансионе, ваши шансы пополнить разряд вышеперечисленных мужей, упускающих свое семейное счастье, возрастают не менее, чем в тридцать раз; с таким же успехом вы могли бы сунуть руку в осиное гнездо.
Если вам все-таки выпал этот жребий, тогда тотчас после венчания, не обольщаясь невинной внешностью, прелестным простодушием, целомудренными манерами вашей супруги, обратитесь ко второй части нашего сочинения, вдумайтесь в содержащиеся там аксиомы и последуйте данным там советам. Больше того, примените на практике строгости, о которых говорится в третьей части нашей книги, немедля приступите к неусыпному наблюдению и окружите жену неослабной отеческой заботой; все это необходимо потому, что, можете не сомневаться, наутро после вашей свадьбы, а может быть, и накануне вечером, в доме вашем уже будет неблагополучно.
В самом деле, вспомните те секретные и глубокие познания, которые приобретают о природе вещей – ее пашга гегшп – школьники. Лаперуз, Кук или капитан Парри не так упорно прокладывали себе дорогу к полюсам, как лицеисты отыскивают путь к запретным лагунам океана наслаждения.
Поскольку девочки хитрее, умнее и любопытнее мальчиков, их тайные свидания и беседы, которым не способны воспрепятствовать даже самые строгие наставницы, несомненно обличают гений в тысячу раз более дьявольский, нежели разговоры мальчиков. Кому из мужчин доводилось хоть однажды слышать нравственные рассуждения и лукавые заметы этих девиц? Только им самим известны те игры, которые заранее губят честь, те опыты наслаждения, те проблески сладострастия, те подобия счастья, которые можно сравнить со сладостями, выкраденными юным лакомкой из запертого буфета. Молодая особа может выйти из пансиона девственной, но целомудренной – никогда. После того, как она многократно обсудит на тайных сборищах важнейший вопрос о месте любовника в жизни женщины, разврат, вне всякого сомнения, пустит корни в ее сердце и уме.
Допустим однако, что ваша супруга не принимала участия в этих девичьих шалостях, в этих ранних забавах. Но стала ли она лучше оттого, что не имела совещательного голоса в секретных собраниях старших! Нет. Она наверняка завязала дружбу со своими сверстницами; по самым скромным подсчетам, таких задушевных подруг у нее завелось не меньше трех. Можете ли вы быть уверены, что по выходе из пансиона эти юные особы не будут призваны на совет, дабы попытаться заблаговременно выяснить, хотя бы с помощью аналогий, чем занимаются воркующие голубки? Наконец, подруги выйдут замуж, и вам придется надзирать за четырьмя красавицами вместо одной, разгадывать особенности четырех характеров и ощущать себя игрушкой четырех мужей и дюжины холостяков, чей образ жизни, убеждения и привычки вам совершенно незнакомы, меж тем как размышления наши, надеюсь, уже уверили вас в необходимости внимательно присматриваться ко всем тем людям, которых вы, сами того не подозревая, взяли в приданое за женой. Лишь самому Сатане могла прийти на ум мысль основать пансионы для девочек посреди большого города!.. Госпожа Кампан по крайней мере разместила свое прославленное заведение в Экуане и этой мудрой предосторожностью доказала, что была женщиной незаурядной. За городом взорам девушек не представали дикие уличные картины и начертанные дьявольской рукою непристойные слова. Там их не поражали всякую минуту изъяны человеческой природы, описаниями которых пестрит во Франции любая афишная тумба, там коварные читальни не изрыгали на них свой тайный яд, потчуя их сочинениями поучительными и зажигательными. Понятно, что только в Экуане мудрая наставница могла сохранить своих воспитанниц чистыми и невинными – если это вообще возможно. Впрочем, вы, должно быть, полагаете, что без труда воспретите вашей жене видеться с подругами по пансиону? Безумец! Она будет встречаться с ними на балу, в театре, на прогулке, в свете, а количество услуг, которые могут оказать друг другу две женщины, неисчислимо!.. Впрочем, на эту устрашающую тему мы поговорим подробнее в свое время и в своем месте.
Но и это еще не все: вы ведь не думаете, что теща ваша, помещая дочку в пансион, пеклась прежде всего об интересах этой юной особы? Барышня двенадцати-пятнадцати лет – бдительный страж, и тот факт, что госпожа теща пожелала избавиться от этого стража, наводит меня на мысль, что она бесспорно входит в число самого нестойкого отряда наших порядочных женщин. Следственно, она вечно пребудет для дочери либо гибельным примером, либо опасной советчицей.
Впрочем, довольно… теща достойна отдельного Размышления.
Одним словом, с какой стороны ни посмотри, брачное ложе усеяно шипами.
До революции иные родители-аристократы отдавали дочерей на воспитание в монастыри. Этому примеру следовало множество людей, уверенных, что если их дочери будут воспитываться вместе с дочерями знатных господ, они переймут их тон и манеры. Заблуждение, взращенное гордыней, с самого начала сулило погибель семейному счастью; вдобавок монастырское воспитание имеет все недостатки воспитания пансионского. Праздность в монастыре царит еще большая, чем в пансионе. Решетки и замки распаляют воображение. Одинокие сердца – излюбленная пища дьявола; невозможно представить себе, какое смятение производят самые заурядные жизненные явления в душах юных особ – мечтательных, невежественных и ничем не занятых.
Одни лелеют в воображении химеры и потому попадают в положения более или менее двусмысленные. Другие рисуют себе столь радужные картины семейного счастья, что, выйдя замуж, разочарованно восклицают: «Как! и это все?» В любом случае однобокое образование, которое получают девицы в пансионе или монастыре, грешит всеми пороками невежества и всеми изъянами учености.
Девушка, воспитанная дома матерью или старой тетушкой, добродетельной, набожной, любезной или сварливой, девушка, которая ни разу не выходила за порог без компаньонки, девушка, чье детство прошло в трудах – пусть даже совершенно бесполезных, – наконец, девушка, для которой все, вплоть до представления китайских теней, – новинка, такая девушка – подлинное сокровище, которое изредка отыскивается в свете и которое подобно лесному цветку, взросшему в чаще, вдали от человеческих взоров. Тот, кто, завладев столь чистым и нежным цветком, уступит его кому-нибудь другому, тысячу раз достоин своего несчастья. Такой человек – либо изверг, либо глупец.
Меж тем настало время поговорить о том, существует ли какой-либо способ жениться удачно; не беда, что это сильно отдалит нас от исчисления тех предосторожностей, о которых пойдет речь во второй и третьей частях нашего сочинения; тут вопрос посложнее: ведь можно считать доказанным, что легче читать «Урок женам» в наглухо закрытом духовом шкафу, нежели постичь характер, привычки и склад ума барышни на выданье!
Увы, большинство мужчин относятся к женитьбе ничуть не серьезнее, чем к покупке процентных бумаг.
И если в предыдущих Размышлениях нам удалось доказать, что, вступив в брак, мужчины, как правило, решительно пренебрегают заботами о своем семейном счастье и, по истечении тог, о короткого отрезка времени, который англичане зовут «медовым месяцем» и которому мы не преминем посвятить отдельное Размышление, перестают обращать на жену какое бы то ни было внимание, то вправе ли мы ожидать, что среди этих мужчин найдутся люди столь богатые, умные и наблюдательные, чтобы, по примеру Берчелла из «Вексфильдского священника», потратить год или даже два на изучение нрава тех девиц, которых они намереваются взять в жены?
Тем не менее, тщательно обдумав эту важную материю, мы пришли к выводу, что существует несколько способов выбрать невесту более или менее удачно, даже не затратив на это много времени.
Например, совершенно очевидно, что вы не прогадаете, если:
1) возьмете в жены девицу, чей темперамент сближает ее с женщинами, рожденными в Луизиане или Каролине.
Чтобы получить точные сведения о темпераменте юной особы, следует обратиться к горничным, пустив в ход те средства, о которых говорит Жиль Блас и к которым прибегает государственный муж, желая раскрыть заговор или узнать, как провели ночь министры.
Вам повезет также, если вы:
2) выберете барышню, которая, не будучи уродливой, не может быть отнесена и к разряду хорошеньких.
Мы настаиваем на том, если мужчина желает быть в браке наименее несчастлив, он должен искать в будущей жене два свойства, являющиеся надежным залогом успеха, – великую душевную кротость и умеренную внешнюю непривлекательность.
Но угодно ли вам узнать всю правду? Откройте Руссо, ибо нет такого вопроса общественной морали, о котором он бы не сказал хоть несколько слов. Читайте:
«У народов нравственных девицы покладисты, а замужние женщины неприступны. У народов безнравственных дело обстоит противоположным образом».
Из этой глубокой и правдивой мысли вытекает, что число несчастливых браков уменьшилось бы, если бы мужчины женились на своих любовницах. Но для этого следовало бы воспитывать французских девушек совсем по-иному. До сих пор французские законы и нравы вместо того, чтобы предупреждать преступления, поощряли их, обрушиваясь на проступки. Да что там, оплошность девицы даже и проступком не назовешь в сравнении с грехом замужней женщины. В таком случае, разве нельзя утверждать, что куда безопаснее предоставлять свободу девушкам, нежели давать волю мужним женам? Шалопаи посмеются над предложением подвергать девушек на выданье испытанию, но людей степенных предложение это заставит задуматься. В Германии, Швейцарии, Англии и Соединенных Штатах девушки наделены правами, в которых французы усмотрели бы ниспровержение нравственных устоев общества; тем не менее очевидно, что в этих странах несчастливых браков куда меньше, чем у нас.
«Если женщина всецело предалась любовнику, значит, она хорошо его узнала. Прежде чем вверить ему свое сердце, она наградила его уважением и доверием».
Эти блистательные и правдивые строки, возможно, озарили темницу, где Мирабо их сочинил, и хотя плодотворным наблюдением, в них содержащимся, мы обязаны неистовейшей из его страстей, они суть ключ к той социальной проблеме, что занимает нас теперь. В самом деле, брак, в основании которого лежат благоговейная пристальность – спутница любви, и разочарование – следствие обладания, – такой брак должен быть нерушимейшим из союзов.
В этом случае жене уже не придется упрекать мужа в том, что она принадлежит ему только по закону. Она уже не сможет, соблазненная софизмами собственного сердца, спрашивать себя двадцать раз на дню, отчего, отдавшись против воли мужчине, которого она не любит, она не вправе отдаться по своей охоте мужчине, которого полюбила, не сможет искать основания для измены в том, что ее покорство мужу – вынужденное. Не сможет жена и жаловаться на природные изъяны мужа: ведь она заранее узнает его власть, успеет сжиться с его прихотями.
Многие девицы будут обмануты в своих надеждах: не такой воображали они любовь!.. Но разве не бесконечным благом станет для них возможность не связывать себя узами брака с человеком, которого они были бы вправе презирать?
Иные паникеры воскликнут, что подобная перемена в наших нравах породит ужасную распущенность, что законы или главенствующие над законами обычаи не могут, что ни говори, освящать разврат и порок, что, если даже в мире существуют бедствия неизбежные, не дело общества – их прославлять.
На это легко возразить, объяснив, что предлагаемая система как раз и ставит своею целью предупредить бедствия, до сих пор почитавшиеся неизбежными; как ни приблизительны наши статистические выкладки, они неопровержимо свидетельствуют о вопиющих размерах социальной язвы; выходит, моралисты наши готовы предпочесть большее зло меньшему, разрушение устоев всего общества гадательной вольности девичьих нравов, распутство матери семейства, подтачивающее самые основы общественного воспитания и причиняющее горе по меньшей мере четверым, распутству девицы, которая компрометирует лишь самое себя и, в крайнем случае, своего ребенка. Да погибнет добродетель десяти дев, лишь бы пребыл незапятнанным священный венец матери семейства! В зрелище юной девы, брошенной соблазнителем, есть нечто величественное и трогательное: мы видим попранные клятвы, преданное доверие, невинность, льющую слезы на обломках нестойких добродетелей и сомневающуюся в любви отца к его дитяти, а значит – во всем на свете. Бедняжка еще невинна; она еще может стать верной женой и заботливой матерью, и если прошлое ее омрачено тучами, будущее чисто, как безоблачное небо. Отыщем ли мы эти нежные краски в мрачных картинках беззаконной страсти? В первом случае женщина – жертва, во втором – преступница. На что надеяться жене, изменившей мужу? Пусть даже Господь простит ей ее вину: на этом свете самое безупречное поведение не уничтожит живых плодов ее разврата. Если Яков I – сын Риччио, значит, грех Марии жил столько времени, сколько жила несчастная династия Стюартов, падение которой – не что иное, как справедливая кара небес.
Положа руку на сердце, признайтесь: разве эмансипация девушек чревата таким уж большим числом опасностей?
Нетрудно обвинить юную особу в неумении противиться коварному желанию, побуждающему ее во что бы то ни стало проститься с девичьей невинностью; однако обвинение это имеет силу лишь в наших нынешних обстоятельствах. Нынче юной особе не грозят ни соблазны, ни ловушки; она слушается лишь голоса собственной слабости, причем ее обманчивое воображение, которое, постигая удобные правила светской жизни, повинуется лишь поминутно распаляемым желаниям, служит ей поводырем тем более ненадежным, что юная дева редко кого посвящает в тайну своей первой любви…
Будь она свободна, воспитание, избавленное от предрассудков, научило бы ее не доверять любви первого встречного. Всякому человеку легче сопротивляться опасности известной, нежели такой, о которой он ничего не знает. Вдобавок разве свобода, предоставленная дочери, помешает матери бдительно за нею присматривать? А разве мало значат целомудрие и пугливость, которыми природа щедро одарила душу юной девы, дабы она убереглась от несчастья и не отдавалась мужчине, который ее не любит? Наконец, разве существуют на свете такие нерасчетливые девицы, которые даже не догадываются, что самому развращенному мужчине хочется иметь жену с твердыми нравственными устоями, подобно тому, как хозяевам хочется иметь безупречных слуг, а раз так, значит, добродетель – самый богатый и выгодный товар, какой может предложить жениху невеста?
В конце концов, в чем, собственно, дело? О ком мы толкуем? Всего-навсего о пяти-шести сотнях тысяч девственниц; вооруженные природной брезгливостью и очень высоко ценящие свою невинность, они так же хорошо умеют за себя постоять, как и себя продать. Восемнадцать миллионов существ, которых мы исключили из нашего рассмотрения, почти поголовно вступают в брак, руководствуясь теми правилами, благотворность которых мы стремимся доказать; что же до промежуточных сословий, отделяющих наших бедных двуруких от избранников судьбы, шествующих во главе нации, то, если верить г-ну Бенуатону де Шатонефу, одному из мужественнейших исследователей, посвятивших себя неблагодарным, но полезным статистическим разысканиям, число несчастных подкидышей в этих полуобеспеченных сословиях с тех пор, как Франция перестала воевать, постоянно возрастает. Так вот, приняв во внимание хотя бы обилие незаконнорожденных детей в средних классах, о котором свидетельствует статистика, и множество искалеченных судеб в высшем свете, на которое указывают наши подсчеты, можно оценить глубину той раны, которую вы вызвались залечить! Впрочем, преимущества, которые принесла бы эмансипация девушек, столь многообразны, что исчислить их на этих страницах все до одного было бы затруднительно. Когда мы дойдем до исследования обстоятельств, сопутствующих браку, каким он сложился в нашем обществе, здравомыслящие умы смогут оценить по достоинству систему свободного воспитания, которого мы домогаемся для девиц во имя разума и природы. Требование, чтобы девицы шли к алтарю невинными, – глупейший из всех французских предрассудков. На Востоке мужчины выбирают жен, нимало не заботясь об их прошлом, и запирают в сераль, дабы быть уверенными в их будущем; французы же помещают в некие серали, охраняемые матерями, предрассудками, верованиями, юных девушек, а женам предоставляют полную свободу, выказывая, таким образом, куда большую заботу о прошлом своих спутниц, нежели об их будущем. Следственно, необходимо просто-напросто вывернуть наши нравы наизнанку. Тогда, быть может, нам удастся сообщить супружеской верности ту привлекательность и остроту, какую нынешние женщины находят в супружеских изменах.
Однако мы слишком сильно отклонились бы от главного предмета нашего разговора, если бы принялись обсуждать во всех подробностях это великое усовершенствование нравов, которое непременно произойдет во Франции, но, скорее всего, – не раньше следующего столетия – ведь нравы преображаются так медленно! Разве даже для самой незначительной перемены не требуется, чтобы дерзновеннейшая из идей прошедшего века сделалась банальнейшей из идей века нынешнего? Поэтому можно сказать, что мы затронули этот вопрос из чистого кокетства: может быть, для того чтобы показать, что он не ускользнул от нашего внимания; может быть, для того чтобы оставить в наследство потомкам еще один предмет, достойный исследования. Это – третий пункт нашего завещания; в двух первых дело шло о значении куртизанок и физиологии наслаждения:
Дойдем до десяти, а там поставим крест.
Нынешние наши нравы и наша несовершенная цивилизация ставят перед нами задачу, сегодня неразрешимую и лишающую смысла всякие рассуждения об искусстве выбирать жену; решение этой задачи – как и всех прочих – мы предоставляем философам.
Задача
До сих пор не выяснено, что сильнее толкает женщину на измену: страх, что ей не удастся согрешить в будущем, или сознание, что она вольна сделать это, когда ей заблагорассудится.
Вдобавок положение человека, только что женившегося, который и является теперь предметом нашего внимания, сильно осложняется, если ему попалась женщина, наделенная сангвиническим темпераментом, живым воображением, нервической раздражительностью и непокорным нравом.
Еще большая опасность грозит мужу, если супруга его не пьет ничего, кроме воды (см. Размышление под названием «Супружеская гигиена»); если же она неплохо поет или легко простужается, покой ему заказан, ибо общепризнано, что певицы – особы по меньшей мере столь же страстные, сколь и женщины, подверженные заболеваниям слизистой оболочки.
Наконец, дело совсем безнадежно, если ваша жена моложе семнадцати лет или если лицо у нее бледное, бескровное: такие женщины чаще всего неискренни.
Не станем, однако, перечислять все дурные приметы, которые могут испугать мужа, решившегося исследовать характер своей жены. Мы без того слишком далеко отклонились от разговора о пансионах, где куется столько несчастий, где воспитываются девицы, не способные оценить тяжкие жертвы, ценою которых разбогател порядочный человек, берущий их в жены, девицы, нетерпеливо рвущиеся к роскоши, не знающие ни наших законов, ни наших нравов, жадно хватающиеся за власть, какую дает им их красота, и готовые променять истинное чувство на россказни льстеца.
Пусть же это Размышление навсегда поселит в памяти тех, кто его прочел (даже если они взялись за нашу книгу лишь для виду или от скуки), глубочайшее отвращение к воспитанницам пансионов – уже одним этим сочинение наше окажет обществу величайшую услугу.