Читать книгу История императрицы. Что значит быть женщиной - Орынганым Мустажафовна Танатарова - Страница 4

Они всегда были друзьями. Эти четверо. Роман, Стас, Женя и Толик. Дороги их могли расходиться на какое-то время. Дела вели одного в университет, другого – в редакцию газеты, третьего – в военное училище, четвертого – в бизнес. Но они никогда не забывали о дружбе. Дружбе, зародившейся еще в первом классе.

Когда-то они даже бравировали своим сходством с известными героями Дюма. Серьезный, благородный Роман. Красивый, утонченный Стас. Полноватый и добродушный Женечка. Веселый, энергичный Толя. Их будто списали из «Трех мушкетеров» и перенесли в современную жизнь.

Разумеется, и Новый год друзья встречали вместе. На даче родителей Евгения Брусникина. Под Москвой.

Были в компании и девчата. Роман пригласил двух подруг из университета, Стас – молоденькую коллегу. Толик представил свою «швабру» как модель. И только стеснительный курсант Женя сохранял гордое одиночество. С тех самых пор, как услышал слово «жиртрест» из уст милой одноклассницы-блондинки, по косичкам которой тайно сох. В общем, комплексы были у парня.

– Когда станешь генералом, пообещай не уводить у меня пятую жену, – шутливо подбодрил друга Роман. И осторожно подтолкнул к нему хохотушку Зою с филфака.

– Да ладно тебе! – Буркнул Евгений.

Но на рыженькую студентку взглянул все-таки с интересом. А та, в свою очередь, одарила симпатичного курсанта ласковой полуулыбкой.

– Ты собираешься жениться пять раз? – Продолжил тему Стас, обращаясь к Роману как бы на полном серьезе.

– Придется, – ответил студент-юрист таким тоном, что все рассмеялись.

Даже Толик, которого к тому времени уже порядком «достала» подвыпившая модель.

Как водится, вскоре после боя курантов все напились и заснули. Не спалось только Роману. Он вышел во двор. Морозный воздух обжигал после прокуренного и пропахшего алкоголем дома. Где-то вдали зарождался рассвет нового года. Парень взглянул на еще блестевшие в небе звезды. И испытал необъяснимую тревогу. Ему показалось на мгновение, что звезды вот-вот обрушатся на землю вместе со снежинками, мерно падающими под ноги.

Наваждение прошло очень быстро. Рома помотал головой и решил, что перебрал лишнего. Кстати, так оно и было. Но какое-то странное саднящее и давящее чувство. Оно не исчезло. А спряталось в глубине души.

Днем за девушками приехал Зоин отец. И как и обещал, взялся развезти красавиц по домам. Так как с транспортом 1 января, сами понимаете, не просто. Парни остались одни. С больными головами после вчерашнего праздника.

– Зоя оставила мне записку со своим телефоном, – нашел в себе силы похвастаться Женя.

– Ага, она хорошая девушка, – поддержал друга Толян. И добавил, – Не то, что эта «швабра». Все, ребята, я с моделями завязал. Переключаюсь на актрис.

– Что вы там все о бабах трепитесь? Давайте лучше похмелимся. Я нашел здесь еще один ящик пива, – сказал Станислав Бородинский.

– Это дело! – Потирая руки, произнес Роман Черкашев.

– Эй, Оленин Толя! Захвати с собой еще два стула! – Почти крикнул Евгений, придя первым на зов Стаса и обнаружив, что ему не на что присесть.

– Поумерьте, пожалуйста, командный тон. Здесь вам не казарма, курсант Брусникин! – Возразил Толик. Но стулья все же принес.

Мы ли выбираем наши проблемы, или это они выбирают нас? Вот, казалось бы, четыре друга. Ну что, скажите мне, может с ними произойти?

Роман, этот классический брюнет с правильными чертами лица, среднего роста, обладает и умом и сильной волей. И то, и другое буквально светится в его черных глазах. Понятно, что быть ему большим человеком в прокуратуре. Женится один раз. Будет жить ради своих детей. Станет заводить любовниц. Что же еще?

Никто не прыгнет выше головы, но и ниже не опустится.

Или возьмем, к примеру, Станислава. Красавец с вьющимися волосами. Мягкое и слегка пухлое лицо. Талантливо пишет, разбирается в искусстве. Обожаем женщинами. Немного скрытный. Кем он станет лет через двадцать? Редактором среднего журнала или заведующим художественным отделом в крупном издании. Женится раза три-четыре. Возможно, под старость слегка сопьется. И все.

С Толиком Олениным все еще понятнее. Молоденький живчик. Бизнесмен, начавший с дядиных денег и раскрутившийся благодаря внутреннему чутью. Может сказать, что станут считать классным через три года. И уже подбирает ключи к этому. Женится на девушке с большим приданым. Через десять лет разведется и ударится во все тяжкие. Но о делах никогда не забудет. Потому что для него на первом месте всегда будет бизнес. В общем, сухой и корыстолюбивый получится человек. Но легкий в общении и энергичный.

Кем же станет Евгений Брусникин? Конечно, не генералом. Хотя мог бы. Вскоре после окончания военного училища он разочаруется в армии. Помыкается там и сям. И только перешагнув рубеж тридцати лет, обзаведясь семьей, почувствует, наконец, уверенность в себе. Сможет свернуть горы во имя какой-то благородной цели. Да хоть спасения синих китов. Или ради мира на Марсе. Чудаковатый, но душевный. И очень обаятельный. Поведет поверивших ему на покорение Гималаев или еще чего-нибудь. Где-нибудь свернет не туда, да и навернется. Как говорится, каждому свое.

Но это все – картинки из будущего, которого не случится.

Потому что.

Стоит ли жалеть?

Иногда стоит. Особенно, если знать, что произойдет на самом деле.

В общем, поскучав полдня, ребята решили пойти на речку. Заняться подледным ловом.

Представьте себе: заснеженные берега реки. Уже начинает темнеть. Четверо молодых людей. И тишина. Не каркают вороны, не лают собаки из соседнего села. Никого.

Роман поймал себя на мысли, что давешняя необъяснимая тревога явилась по его душу снова. Он никак не мог отделаться от чувства, что за ними кто-то наблюдает. Но в компании молодых мужчин не принято говорить о своих страхах и опасениях. Поэтому Черкашев промолчал.

А когда он закричал. Когда все они закричали. Было уже поздно.

В мире есть немало потенциальных бед. Можно просто неудачно упасть, можно угодить в тюрьму, можно «поймать» головой кирпич. Да мало ли что может случиться…

Но ребятам сложно не посочувствовать. Всего лишь два слова: инопланетные работорговцы. И волосы шевелятся на затылке, а по спине пробегает нервная дрожь.

А вы не знали? Корабли промышляющих этим бизнесом негодяев время от времени посещают и Землю. Это горькая правда. Они очень опасаются, что их засекут, поэтому часто хватают первое, что попадется в относительно безлюдном месте. И это далеко не добрые друзья, желающие установить контакт с человечеством. Зачастую, это просто бандиты в погоне за легкой наживой. И все.

То был критонианский корабль. Хотя команда состояла не только из уроженцев Критонии. Были здесь и хаджеки, и массийцы. Совсем немного.

Обычный полет за живым товаром. И еще кое-какая контрабанда на борту. Даже скучно. Очередные четверо пленников. В хорошем состоянии, здоровые, молодые. Без видимых дефектов.

Говорят, что свет – это не всегда благо. Чертовски верно! Именно слепящий желтоватый свет резко ударил по глазам друзей. А потом – звук. Гудящий, нервный. Их куда-то понесло, они испугались. Закричали, дергая ногами в воздухе. Словно насекомые, угодившие в сачок. И вскоре потеряли сознание.

Роман открыл глаза первым и подумал, что ослеп. Потому что в отсеке для рабов, куда их второпях запихнули после беглого осмотра, не было освещения. Парень принялся шарить в темноте, пытаясь понять, где он очутился. И нащупал… ногу Евгения, который тоже уже начал приходить в себя.

– Ай! – Вскрикнул Женя, почувствовав чьи-то пальцы на своей ноге.

– Да я это, – прошептал Роман. – Остальные, должно быть, тоже здесь.

– Ага, я слышу чье-то сопение. Это ты, Толик?

– Нет, я – Стас, – раздалось в метре от Евгения. – А Толя, вроде бы, еще без сознания. По крайней мере, кто-то молча лежит справа от меня.

Анатолий очнулся минут через тридцать.

– Где мы? – спросил он у ребят.

– А я почем знаю?! – Воскликнул Роман.

– Есть какие-то мысли?

– А у тебя?

Тоскливо помолчали. И вправду, откуда им было знать, что с момента похищения прошло уже десять часов, а быстроходный критонианский корабль давно покинул околоземное пространство. И шансов вернуться когда-нибудь на родную планету просто нет.

Рабам никто ничего объяснять не стал. Корабль взял курс на АГИ-64, крупную космическую станцию, расположенную на перекрестке торговых путей. Именно туда критонианцы везли свой тайный груз. И заодно хотели продать и новый «улов» с Земли. Логика работорговцев была проста: на этой огромной станции с почти 10-миллиардным населением из нескольких сотен разумных рас почти не было представителей рода человеческого. А любая экзотика вызывает интерес… И стоит денег.

Но путь до АГИ-64 неблизкий, почти шесть земных месяцев. А от четверых пленников исходит такой сладкий запах животного ужаса…

Почему бы не развлечься? Но так, чтобы не испортить товар.

Первый раз оголодавших и еле живых от страха ребят вывели из их клетушки на палубу через три дня после похищения. Отвыкшими от света глазами Роман попытался осмотреться. Он увидел часть пространства технического отсека и странных существ, похожих на огромных кузнечиков. Или, вернее, саранчу. Выглядели они не очень приветливо. Сколько их? Восемь или девять. Ростом чуть повыше людей. В странных комбинезонах.

– Здрасьте, – затравленно промямлил Толя.

Над ним натурально рассмеялись. И смех этот был какой-то враждебный, лающий.

Очевидно, привлеченное шумом, к группе критонианцев подползло существо, сильно смахивающее на гусеницу. Это был хаджек, как потом узнали пленники. Появились и массийцы. Как зеленые человечки из фильмов о пришельцах.

Вскоре началось «веселье». Похитители стали бросать на металлический пол перед людьми какие-то шарики. Стас нагнулся и поднял один из них. Это была еда. Голодные пленники поняли по запаху.

– Ешь, – посоветовал Роман своему другу. – Поднимай с пола и ешь. Нам нужно выжить. Не будем провоцировать их на агрессию. Если они ждут, что мы унизимся, то мы сделаем это. Пусть забавляются.

И Роман тоже поднял с пола и стал энергично жевать что-то розовое, липкое, но питательное. Шут знает, из чего оно было сделано.

Потом их заставляли прыгать за питательными шариками, срывали с них остатки одежды. Черкашев видел как Толя Оленин, предпочитавший коньяк Hennessy другим напиткам, старательно вылизывал нечто наподобие миски с остатками какой-то мутно-зеленой жидкости. Он и сам вел себя не лучше.

Фиолетовая гусеница измазала Женю своей слизью, делая с ним что-то непонятное. Остальным тоже досталось…

Через какое-то время, показавшееся ребятам вечностью, их запихнули снова в отсек для живого товара. Голые, измученные и униженные до предела, но сытые, они просто валялись по разным углам. Им было так паршиво, что хотелось сдохнуть. Или лучше, вообще, не рождаться никогда.

Первым с эмоциями справился Роман.

– Итак, они ясно дали понять, что будут нас кормить лишь в обмен на наше унижение. А мы, в свою очередь, продемонстрировали свою полную покорность, – хладнокровно произнес Черкашев.

– Заткнись! И без тебя тошно! – Возмутился Евгений. – На тебя гусеница не лезла!

– Прости, Жень. Но нам сейчас надо рассуждать и действовать очень осторожно. Вдруг они питаются такими, как мы? Ты об этом не думал? – Спросил Роман.

– Гусеница! – Все не унимался друг. – Какая гадость!

– Тише! Нас могут услышать, – предостерег Стас.

Все замолчали, хотя и сомневались, что похитители могут понять язык своих пленников.

– Я умер и попал в Ад вместе с вами. Так что хуже уже не станет, – озвучил свою версию произошедшего с ними Толя Оленин.

– После смерти есть не хочется, – мрачно опроверг данное предположение Роман.

– Только не надо сейчас о еде! – Вспылил Станислав Бородинский.

Трудно осуждать людей, попавших в безвыходную ситуацию и стремящихся выжить любой ценой. Сколько раз, лежа в полной темноте, Роман Черкашев думал о том, с какой радостью он бы сейчас покончил с собой. Он бы перенес любые страдания ради одной такой прекрасной невесты, как смерть. Перестал бы есть, разбил бы себе голову о металлическую переборку корабля похитителей, нашел бы что-нибудь острое…

Но Рома был не один. С ним были трое друзей, за жизни которых он считал себя ответственным. И он держался. Держался, когда держаться было немыслимо, невозможно, никак нельзя, недопустимо, преступно по отношению к себе, мерзко и невыносимо. Роман держался, нарушив все кодексы чести и собственные представления о том, что можно перенести.

Он проклинал себя за то, что говорил своим друзьям, когда призывал их проявлять благоразумие и покорность. Роман люто возненавидел самого себя.

А Женя все стонал от приставаний все той же фиолетовой гусеницы. Уже три раза он подвергался «наездам» со стороны этого хаджека. И мучился от того, что нет никакой возможности смыть с себя эту гадкую слизь.

Другим ребятам тоже приходилось несладко. Похитители не считали нужным заботиться о гигиене пленников.

– А знаешь что? Ты в следующий раз не так старательно изображай отвращение, когда гусеница опять на тебя полезет, Женя. – Посоветовал Роман.

– Что же ему делать? – Возмутился Толик.

Оленина до белого каления доводили советы Черкашева. Как и Бородинского, который сердито поинтересовался:

– Опять склоняешь нас к проституции? У тебя прямо мания, Рома. Какие чувства может вызывать фиолетовая гусеница? Только отвращение. Жене что, изображать радость? Ты это хочешь сказать?

– Я хотел сказать, что Женя должен дать этой гусенице, которая явно на него «запала» то, что нужно любому живому существу во Вселенной, – спокойно ответил Роман.

– Что еще? Она итак меня имеет по-всякому! Что еще я могу отдать? – Раздраженно отмахнулся от советов Черкашева Евгений Брусникин.

– Душевное тепло. Единственное, что имеет значение во Вселенной.

– Этим существам? Которые бросаются на все, что движется? Да они же – последние, кому не положено никакой души! Им – душевное тепло? Ты в своем уме, Рома? – Прошипел Стас.

– Если бы я болтался всю жизнь в космосе, в железной банке с этими типами. Кто знает, может быть и я начал бы бросаться на все живое без разбора. – Заявил Черкашев.

И задумался, так ли это на самом деле. До чего он мог докатиться, а до чего – нет? Каждый человек рано или поздно задает себе этот вопрос. Ну, не в таких условиях, конечно.

Женя ничего не сказал. Он думал, существует ли, вообще, в природе человек, способный хотя бы взглянуть без отвращения на липкую фиолетовую гусеницу длиною в два метра? И в состоянии ли это почувствовать и различить гусеница? Бр-р-р!

Евгений смог. Он справился с поставленной задачей. И выяснил, что гусеница действительно все понимает.

(Хаджеки способны читать мысли других разумных существ).

Брусникин был в шоке.

А потом гусеница начала тайком приносить в их отсек питательные шарики. И отдавала их только Жене. Он делился с друзьями. И чувствовал себя при этом последней шлюхой.

– Они нас куда-то везут. И скорее всего, собираются продать, – понял Стас примерно через месяц после похищения.

Но к тому времени друзья уже потеряли счет прошедшим дням. И действительно, откуда им было знать, сколько рассветов с того злополучного 1 января минуло на Земле?

– С чего ты взял, что нас хотят продать? – Спросил Толик.

– Это бандиты. И они бы уже давно нас растерзали и покалечили, если бы могли. Но они сохраняют нас живыми и относительно здоровыми. Хотят продать.

– Куда угодно, лишь бы прочь с этого корабля! – Оживился Оленин.

– Рано радуетесь. Вы думаете, кому нас продадут? Чокнутым исследователям, которые разрежут новую животинку, чтобы посмотреть, что у нас внутри? Или – для чьих-то забав. Что еще мы из себя представляем? С их точки зрения, ребята, мы – необычные твари. И все. Хорошенько это запомните. И свободы нам уже не видать никогда. И мы полностью от них зависим, – с горечью произнес Роман. И добавил. – Никто нас не спасет.

На этом разговор прекратился. Каждый из пленников погрузился в свои собственные мрачные переживания. Но мысли у всех были схожие. Они думали о родных, которые уже с ног сбились, разыскивая своих ребят. О матерях, что начали отчаиваться увидеть их когда-нибудь живыми. О земных девушках, которых больше уже никогда не увидеть. Как жаль.

Время в пути тянулось томительно медленно. Оно то замирало в ожидании, то начинало скакать от одной «потехи» до другой. Роман чувствовал себя полностью опустошенным. А впереди – пугающая перспектива стать то ли экспонатом в зоопарке, то ли чьим-то экзотическим обедом. Лишь бы не шлюхой. Черкашев молил Бога только об одном: «Пусть я не окажусь в борделе!» Ради всех святых. Или всех чертей, если помогут. Но с некоторых пор небо обрело нехорошую привычку не слушать его мольбы.

«Я буду держаться! Я буду держаться до последнего! Назло всем! И еще, я присмотрю за ними, моими друзьями и товарищами по несчастью. Я постараюсь. Я справлюсь!» – пообещал самому себе Роман. Он был одним из тех людей, которым просто необходима ясная и четкая цель впереди. Найдя и сформулировав для себя новую цель, Черкашев удивительно быстро успокоился. И почти перестал бояться.