Читать книгу Время открыться. Биография - Орз Катачорик - Страница 4

Я – Астахов Петр Николаевич. Мне тридцать четыре года. За исключением первых семи лет своей жизни, все остальные годы я жил не так, как все вокруг.

У меня была семья. Мы жили, как все обычные семьи. Я очень любил своих родителей и свою младшую сестру. Я все помню. Я очень ясно помню, как они выглядели. Хотя у меня даже их фотографий не осталось. Родители были на нескольких фотографиях у тети, но там они были совсем другие. Родители очень хорошо заботились о нас.

Я никогда не рассказывал об этом никому. Но сегодня меня уговорили написать обо всем.

Моего отца звали Астахов Николай Владимирович, маму – Астахова Марина Федоровна, а сестренку – Мария. Не хочу называть ее по фамилии и отчеству. Папа всегда называл маму Любой, а я так и не успел узнать, почему. Но я помню, что маме нравилось. Я даже помню, как папа мне говорил, обняв маму: «Это и моя Люба, и твоя Люба». Когда я стал постарше, я начал предполагать, что это от слова «Любовь».

Очень трудно обо всем этом говорить, и поэтому я никогда не рассказывал.

Машка очень любила петь песни. Иногда было непонятно, о чем она поет, и какие песни. Мама была очень красивой и доброй. Она была учительницей начальных классов. Я учился в ее классе первые четыре месяца. Еще будучи ребенком, я понимал, что она – очень хороший человек. Иногда ко мне домой приходили мои друзья, и она очень хорошо к ним относилась, я был этому очень рад. Однажды, мой друг уронил у нас дома вазу. Он сразу начал собирать осколки, мама тут же зашла и сказала: «Замрите!». В то время мы играли в эту игру. Мы замерли, она осторожно забрала осколки из рук моего друга, отвела в комнату и, попросив играть пока в ней, закрыла дверь. Прошло около трех минут, она снова открыла дверь и сказала, что мы можем выйти. Мы очень тихо себя вели это время. Когда мы вышли, мы не обнаружили следы разбитой вазы. Нам стало интересно, куда делись осколки, но мы не обнаружили их даже в мусорном ведре. Мы спросили у мамы, куда она их дела, на что она ответила, что отдала их хорошим мастерам, которые починят ее, соберут и вернут нам. Мы боялись, что она расскажет это маме моего друга, и та отругает его. Я спросил у мамы, расскажет ли она тете Вале, мама спросила: «Зачем? Да, Сашка?», – и поглядела на моего друга. Она, спросив наше согласие, сказала, что это будет наш маленький секрет. Так и было, больше никто об этом не узнал.

Через несколько дней ваза появилась целой. Я пригласил Сашку к нам, мы очень долго рассматривали и трогали ее.

Только через много лет я понял, какая она у меня была. Она поиграла с нами, заставила не двигаться, чтобы мы не наступили на осколки, не поранились, оставила нас в безопасном месте в игре и убрала осколки. Говорила нам, что вазу соберут и вернут, чтобы мы не чувствовали себя виноватыми. Я бы не удивился, если бы когда-нибудь узнал, что она собрала вазу сама, но пока я думаю, что она купила такую же. Я за свои тридцать четыре года больше не встречал такого человека.

Я и папу любил. Он тоже был очень хорошим. Тоже никогда не ругался на нас, чтобы мы не делали. Всегда играл с нами. Часто дарил нам подарки. Работал он на заводе.

Вспоминая сейчас свою семью, могу сказать, что она была идеальна.

Но это все равно произошло.

В тот день мы с мамой после школы шли в детский сад, чтобы забрать Машку. Мы поднялись на второй этаж, где находилась их группа, Машка нас быстро заметила и побежала к нам. Обняла маму, поцеловала, затем и меня. Я всё помню.

К нам подошла ее воспитательница, поздоровалась с мамой, со мной. Мама переодевала Машку. Воспитательница со словами – «чуть не забыла» – убежала, затем вернулась с картинкой, которую Машка рисовала в течение двух дней, и показала ее маме. Там была изображена наша семья. Оказывается, Машка просила не показывать картину, так как она была еще не докрашена до конца. Машка спросила у мамы, нравится ли ей. Мама поцеловала ее и ответила, что, конечно, нравится, что она красивая, и мы изображены на ней очень похоже. Машка сказала, что специально нарисовала маму самой красивой. Я посмотрел на картину, мне показалось, что она действительно очень красиво нарисована. Меня она почему-то изобразила со шляпой, хотя я носил кепку. Машка сказала, что шляпа мне пойдет больше и сказала: «Мам, можно мы Петьке купим шляпу самую красивую, как на картинке?». Мама, конечно, согласилась. Машка уже была переодета и побежала прощаться со своей группой. Мама собрала ее вещи, закрыла шкафчик, попрощалась с воспитательницей и мы вышли из детского сада.

Если бы я знал, что это все происходит в последний раз…

И школа, и детский сад были у нас рядом с домом. Мы зашли в магазин, мама купила продукты и конфеты нам с Машкой. Мама рассчитывалась на кассе, а Машка спросила у кассира:

– Дядя, а у вас есть шляпа для моего брата?

Кассир узнал у мамы имя девочки и ответил:

– Машенька, у нас только печенья и конфеты… еще жвачки.

Достал откуда-то и дал нам с Машкой по одной. Мама собиралась оплатить их, но он сказал, что это просто подарочек маленьким посетителям. Мы собирались уходить, и Машка спросила у кассира:

– А откуда вы знаете мое имя?

Он улыбнулся и ответил:

– Я знаю всех красивых детей, которые хорошо себя ведут и слушаются родителей.

Мы вышли из магазина, пришли домой. Мама не успела достать ключ от квартиры, как папа уже открыл нам дверь изнутри. Папа поцеловал нас всех по очереди, взял на руки Машку. Он был слегка нетрезв. Я пошел в нашу комнату, папа просил не заходить на кухню. Мама спросила, почему, он ответил, что нужно что-то доделать. Потом принес ко мне Машку и пошел на кухню. Мама пошла следом за ним с продуктами и закрыла дверь. Мы не знали, что там тогда происходило. Я лежал на кровати. Машка предложила мне конфеты, которые нам купила мама, я согласился, и она пошла за ними.