Читать книгу Деды в индиго - О'Шадри - Страница 9

Глава 8

Оглавление

9.45

В девять сорок пять у Бодуненца было важное мероприятие. Показательная ежегодная лекция по начертательной геометрии для подтверждения своего статуса преподавателя лицея.

Проводила аттестацию представительная методическая комиссия. Она разместилась рядом с кафедрой.

Возглавлял методкомиссию старый матерый преп Кофейня Иван Поликарпович, махровый зубрище, патриарх. Наверное, еще заводчиков Демидовых лично знал. Во всяком случае у них начинал. На царя полжизни ишачил. Восьмидесяти, а то и всех ста восьмидесяти лет от роду. Слегка (да где уж там слегка – совсем) глуховат и слеповат. Но то, что Данилу-мастера из «Хозяйки медной горы» Бажов с него списывал, не подлежит всякому сомнению.

Рядом с Кофейней сидела Аделаида Викторовна, старший методист – вместо переводчика. И еще человек семь разных сотрудников лицея.

Кофейня то и дело наклонял к методисту красное мохнато-седое ухо. И периодически ковырял в нем большим пальцем, как будто выковыривал застрявшие там слова и предложения. Затем записывал что-то в тетрадь и делал пометки в своем неизменном блокноте.

– Сегодня, ребята, – бодро начал Бодуненц, – тема нашего урока: «Метод Монжа».

– А? Что? Говорите громче! – раздался рядом с Бодуненцом голос Кофейни. – Уж, если мне не слышно, что говорить об лицеистах на последних партах!!

– Метод Монжа! Тема!

– Вместо моржа? В темя?

Пришлось Савелию наклониться к волосатому уху Кофейни и рявкнуть что есть сил.

– Да слышу я, слышу всё прекрасно, – прогнусавил мэтр и обвел испытующим взглядом аудиторию: «Ну и кто этому не верит?» Затем он достал морской бинокль (похоже, с крейсера «Очаков») и уставился на доску.

Бодуненц возобновил лекцию.

– Преобразование ортогональных конструкций…

– Каких-каких инструкций? – от возмущения у Кофейни перехватило дыхание.

Пришлось Аделаиде Викторовне долго и доходчиво объяснять Ивану Поликарповичу смысл сказанного.

Между тем Бодуненц увлеченно рассказывал, уже не замечая возгласов старпрепа:

– Здесь никаких проекций не может быть…

– Каких-каких эрекций? – переспросил Кофейня.

Стало быть, опять что-то не то почудилось.

– …биссектриса.

– Актриса на бис? Это Истомина? Или?.. Бисек?.. Ну не слышно! – опять загундосил мэтр. – Мямлит и мямлит себе под нос! Я сижу рядом – большую половину слов не разбираю. Представляю, каково ребятам усваивать новый материал.

– Угол раздела, говорю! – раскатом грома прогремел Бодуненц, так что задребезжали фужеры на фуршетном столике Их Величества этажом выше.

– Как меня угораздило? К главарю?

– Не обращайте внимания, продолжайте, – проартикулировала Савелию губами Аделаида Викторовна.

– Тангенс угла наклона.

– Танки с углем на склонах? При чем тут военная тематика?!

– Как видно, гипотенуза…

– Ноги потеют? В Санузел?

– …можно вполне на катет.

– А то на этой волне он мне накатит?

– …это же восемь градусов.

– Живой и радуйся? Снова мне?

– Многоугольник…

– Ногой в свекольник?

– …Полноте, ребята, вы должны знать. Быстрее. Как называется?.. Вспомним? Трапеция!

– Полный трупец я?!

– …ромб и овал содержат…

– Не фига себе!! Чтобы тромб оторвался прежде?!

В конце лекции в класс ввалились Проктер энд Гембл.

– Пардоньте. Немного задержались.

Лицо Кофейни становилось всё багровее и багровее.

– Всё! Баста! Хватит! – рявкнул он громогласно. – Пора и честь знать!

После чего звучно просморкался и прокашлялся.

– Перейдем к анализу урока, – зычно объявил Кофейня. – Разбор полетов…

– «Моржовый метод» – это хорошо, – начал издали старпреп, имея в виду метод Монжа. – Это мне нравится. Но ваши некорректные замечания в мой адрес, как председателя методической комиссии, особенно про то, чтобы я «ногой в свекольник» или чтоб у меня поскорее «тромб оторвался», и что «полный трупец я», и, главное, «никаких эрекций» не выдерживает цензурных слов. Это уж, знаете, слишком. Мое мнение негативное. Так и передам Александру Леонхардовичу.

* * *

Перед тем как заснуть окончательно, сознание Левы прокрутило поминутно вчерашнюю смену. В деталях.

«Не помню только, как домой с работы добрался. Пешком? На троллейбусе? Автобусе?.. Такси? Такси! Точно! Еще песню "Чайфа" по "Авторадио" крутили».

– А ну, включи погромче (таксисту). Правильная песня, жизненная – больным много не наиграешь.

– К чему это вы?

– А поют про матч аргентинской сборной с ямайской.

– Ну и че?

– Че, че? У них трещина в заднем проходе – вот че.

– У кого «у них»?

– У футболистов энтих, потому и проиграли с разгромным счетом Аргентине. Об этом и поют. А их женщины печальны. Знают диагноз.

– Что поют? Ах, это:

«Какая боль, какая боль – Аргентина-Ямайка 5:0»


– Не какая, а кáкая: «Кáкая – боль! Кáкая – боль!», – это я вам авторитетно заявляю. Как врач-проктолог.

* * *

Первой парой спецкурс доцента Моповой. Инессы Мефодьевны. Пересчитала всех. Всего три человека из пятнадцати. Болезненный удар по самолюбию.

– Где Кисельков?

– Здесь, – просвистел мимо пулей Кисельков. – Один свидригай рыбой запачкал. В трамвае. Пришлось костюм чистить.

– Итак, всего четыре, – продолжила доцент Мопова. – Где Жихина? Где Андрюков? Где Вермилина? Спят?! Ничего, на экзамене у меня отоспятся, вернее, отсопятся, вернее, теперь уже я отосплюсь на них по полной программе… Запишем уравнение насероводораживания стали в щелочной среде Гольдштейна-Дрюкина, – Инесса Мефодьевна перевернула несколько страниц конспекта. Промычала: – Где же оно кончается? Наверное, в других тетрадях… Его студентам надо знать наизусть в интерпретации Фурье-Лагранжа в виде тройных интегралов с кубичной матрицей. Над этим уравнением Гольдштейн трудился всю свою жизнь, но так и не дописал (чернил, знамо, не хватило). Потом академик Дрюкин – еле закончил в возрасте девяноста лет. Так что его целиком еще никто мне не написал и даже не списал за время подготовки к ответу во время сессии, – злорадно усмехнулась она. – А тем, кто был сегодня – полный зачет и оценка «отл». Можете так и записать вместо оного уравнения в своих тетрадях. Кстати, дополнительная информация для всех остальных: пусть и не думают приносить мне на экзамен мои любимые конфеты «Рафаэлло» и коньяк «Хеннесси».

…В самом конце занятия появляется наконец-то Боря Андрюков.

– Живу на Липовой горе, – отчеканил он. – Далеко за городом. Потому и опоздал.

– Врешь ты всё, Андрюков! Горе ты липовое. И отмазка у тебя липовая… И гора у тебя тоже… липовая, – пожевав губами, буркнула доцент Мопова.

* * *

Во двор Бодуненца въехал «меркуцио» и тонированный джип. Саша Квартет нарисовался собственной персоной. У него тут дядя-инвалид жил, большую половину жизни провел в тайге – потомственный «лесоруб».

Квартет махнул рукой водителю и охране – отпускаю, дескать, всех по барам.

– К дяделу что ли? – взметнул брови Люлипупенко с теннисного стола.

– Эге. Надо гостинцы передать. С неволи. Помнят козырного туза. Не забыли!

Деды в индиго

Подняться наверх